Вы взяли не тот след.
— А ты разбираешься в этом лучше меня, так? Газета поручила тебе это расследование?
— Только ту его часть, что касается музея.
— Ага, музея. Ты что-нибудь понимаешь, Гомес?
— По-моему, он несет чушь.
— Я думаю, его стоит потерять. — Бифф повернулся к Гомесу.
— Мы его потеряем, — заверил его лейтенант.
— Такое случается, парень. — Теперь Бифф смотрел на Флетча. — Дежурный, бывает, ошибается, заполняя ворох необходимых бумаг.
— Конечно, — улыбнулся Гомес. — Сегодня же отправим его в дурдом. А дней через десять все и прояснится, если о нем кто-то да вспомнит.
— А что вы выгадаете? — удивился Флетч. — Несколько дней. Или вы думаете, что я буду молчать?
— Да кто будет винить нас за бюрократическую ошибку? — удивился Бифф. — Я вообще не появлялся в это утро в участке. Да и ты еще не приходил, не так ли, Гомес?
— Я никогда не прихожу так рано.
— А шустрик-то наш хорош. Его не испугало наше предложение отдохнуть несколько дней в дурдоме. А может, подвесим ему что-нибудь посерьезнее? Чтобы отделаться от него навсегда. Так что у вас делают с шустриками? Я забыл.
— Обычно, Бифф, если уж бьешь человека, надо ударить его так, чтобы он не смог дать сдачи.
— Ясно, — Уилсон не повышал голоса, но Флетч видел, как на его висках пульсируют вены. Да и глаза недобро блестели. — Где-то я уже это слышал. Давай порадуем его таким обвинением, чтобы он не смог дать сдачи. Значит, так. Его арестовали, как Александера Лиддикоута. При обыске в дежурной части у него в кармане нашли кокаин. Ты поделишься своим, Гомес?
— Ради такого дела, конечно, — кивнул лейтенант.
Флетча прошиб пот.
— И все потому, что я покусился на ваше расследование, Бифф?
— Потому что ты шустрик. В журналистике шустрикам не место. Так, Гомес?
— Ты вот всегда был паинькой, — ответил лейтенант.
— Мы играем по правилам, парень, — продолжил Бифф Уилсон. — Ты получишь срок за владение, а может, и за распространение наркотиков, Флетчер, и я сомневаюсь, что Джон Уинтерс или Френк Джефф поручат тебе подметать пол в редакции «Ньюс трибюн». Да и едва ли тебя возьмут в какую-то другую газету.
— Что я должен сказать? — спросил Флетч. — Извиниться и пообещать, что теперь буду хорошим мальчиком?
— Слишком поздно, — отрезал Бифф. — Я решил, что ты шустрик. От тебя надо отделаться.
— А если я пообещаю уйти добровольно?
— Ты и так уйдешь. За казенный счет. Мы об этом позаботимся.
Флетч рассмеялся.
— Неужели вы думаете, что я не вернусь, Бифф?
Бифф посмотрел на Гомеса.
— Может вернешься. Может — нет. Кого это волнует?
— Вас-то должно волновать.
— С чего ты так решил? В тюрьме ты проведешь несколько лет, и я не уверен, что тебе удастся выйти из нее на своих двоих. Это не пустая угроза. Обыденный факт, — Бифф повернулся к Гомесу. — Выясни, о каком он говорил пистолете. Где у тебя кокаин?
— В шкафчике раздевалки спортзала.
— Принеси. Потом поднимемся в твой кабинет и перепишем протокол задержания этого парня.
— У меня есть хороший кофе. Выпьем по чашечке.
— Не откажусь.
— О Боже! — воскликнул Флетч. — Бифф, вы это серьезно?
— А ты решил, что я шучу?
— Энн Макгаррахэн предупреждала, что вы — дерьмо.
— Уж она-то знает. Она допустила большую ошибку, выйдя за меня замуж. Все так говорят.
Гомес рассмеялся.
— Благодаря тебе у нее так и не было детей, Бифф?
— Пришлось приложить руку. Дамочка не любила, когда ее трахали, пропустив перед этим рюмку виски. Запах ей, видите ли, не нравился.
— Господи! — простонал Флетч.
— Полагаю, парень, больше я тебя не увижу. — Бифф направился к двери. — И сожалеть об этом, пожалуй, не буду.
— Бифф…
— В камеру тебя отведут, — добавил Гомес, следуя за криминальным репортером. — Понаслаждайся одиночеством. Когда еще тебе доведется побыть одному.
— Мы напишем такой протокол, что комар носа не подточит. — Бифф держал дверь открытой, пропуская лейтенанта. — Мы с Гомесом в этом деле доки.
Флетч остался один в залитой светом комнате. Хлопнула закрывшаяся дверь. Шаги Биффа и Гомеса затихли в коридоре. Из камер доносились крики.
Ему вспомнилась Луиза Хайбек.
Флетч посмотрел на грязное, забранное решеткой окно. Несмотря на прутья, к стеклу крепился датчик охранной сигнализации.
Голые стены покрывала светлая краска.
Зеленые теннисные туфли, седые волосы и цветастое платье…
Безумный мир. Флетч подошел к двери и повернул ручку. Толкнул дверь.
Она открылась.
Флетч выглянул в коридор. Пусто.
С гулко бьющимся сердцем он миновал коридор, поднялся по лестнице.
У перегородки, разделяющей дежурную часть надвое, никого не было.
Негритянка, плакавшая прошлым вечером, теперь спокойно сидела на скамье. Сержант за столиком читал спортивный раздел «Ньюс трибюн».
В конце концов он оторвался от газеты и посмотрел на Флетча.
— Лейтенант Гомес и Бифф Уилсон пьют кофе в кабинете лейтенанта, — отчеканил Флетч. — Они хотят, чтобы вы послали кого-нибудь за пончиками с сахарной пудрой.
— Понятно, — сержант снял трубку и трижды повернул диск. — Лейтенант хочет пончиков, — сказал он в трубку. — Нет, кофе у него есть. Ты же знаешь Гомеса. Если в чашке жидкость, это не кофе.
— Пончики в сахарной пудре, — напомнил Флетч.
— Посыпь пончики сахарной пудрой, — добавил сержант.
Глава 35
— Информационная служба «Ньюс трибюн». Назовите, пожалуйста, ваш регистрационный номер и фамилию.
— Привет, Пилар. Как поживаешь?
— Доброе утро. Это Мэри.
— Доброе утро, Мэри.
— Регистрационный номер и фамилию, пожалуйста.
С урчащим от голода желудком, прижав к уху трубку радиотелефона, Флетч мчался в своей машине к своему дому.
— Семнадцать девяносто дробь девять. Флетчер. Держа путь к автобусной остановке, Флетч оглядывался по сторонам в надежде найти открытый кафетерий или закусочную, где бы он мог позавтракать. И тут он вспомнил, что у него нет ни цента. Полиция облегчила его карманы, забрав бумажник и ключи. Тут же в голову пришла забавная мысль: ограбь он закусочную, содеянное приписали бы Лиддикоуту.
Его машина осталась на стоянке у пиццерии. Пришлось добираться туда на попутках. Сначала его подвез мужчина средних лет, продающий музыкальные инструменты. Он пытался уговорить Флетча приобрести саксофон. Потом он оказался в микроавтобусе, набитом подростками. Несмотря на ранний час, они передавали друг другу самокрутку с марихуаной и почти докончили бутылку белого вина. Направлялись они на пляж. До своей машины Флетч добрался в начале десятого. Завел мотор, напрямую соединив проводки, ведущие к аккумулятору и стартеру, и поехал домой.
— Вам несколько посланий, — сообщила ему Мэри. — Звонила некая Барбара. Очень взволнованная. Похоже, по личному делу.
— Правда?
— Нас это, кстати, не удивляет.
— Говорите, Мэри, я слушаю. — От голода у него болела голова, от яркого солнечного света — глаза.
— Она просила передать следующее: «Ты съел всю пиццу сам? Считай, ты прощен. Позвони».
При упоминании пиццы его желудок завязался узлом.
— Ну? — спросила Мэри.
— Что, ну?
— Вы съели всю пиццу?
— Мэри, это глубоко личный вопрос. Пожалуйста, не задавайте таких вопросов.
— Значит, съели. Я думаю, вы расправились с пиццей в одиночку. Как это ужасно, кто-то ждет, что ему принесут пиццу, а ее лопают совсем в другом месте.
— Мэри, вы сегодня завтракали?
— Да.
— А я нет.
— Зачем вам завтрак, если вы ночью съели целую пиццу?
— Есть еще что-нибудь для меня?
— Я бы вас не простила. Да. Энн Макгаррахэн хочет, чтобы вы с ней связались. Вам ведено передать следующее: «Флетч, я понимаю, что вы очень заняты, но, пожалуйста, позвоните мне. Остерегайтесь Би-у и других социальных болезней».
— Ясно.
— Что такое Би-у?
— Мэри, это еще один личный вопрос.
— Я никогда не слышала о Би-у.
— Вам повезло.
— Я думала, что знаю все о социальных болезнях. То есть, знаю их все.
— Отлично. Мне нужен адрес Феликса Габо. — Он продиктовал имя и фамилию по буквам. — Он живет в районе Сан-Игнатиас.
— Вы не собираетесь просветить меня насчет Би-у?
— Мэри! Держитесь подальше от Би-у.
— Но я должна знать, как уберечься от этой социальной болезни.
— Не суйте нос в чужие дела, и все будет в порядке.
— О, вот этого мы себе никогда не позволяем. В районе Сан-Игнатиас живет только один человек с фамилией Габо. Звать его Тереза.
— Этот адрес мне и нужен. Феликс живет у сестры.
— 45447, Туиг-стрит. Дом в полуквартале на запад от автомобильного салона, расположенного на углу.
— Благодарю. И еще, мне нужен адрес Стюарта Чайлдерса. — Вновь он продиктовал имя и фамилию по буквам.
— Это отвратительно. Тот, кого интересуют такие сведения, заслуживает Би-у.
— Мэри…
— 120, Китинг-роуд. Район Хэрдон-Эпартмент.
— Отлично.
— Я не должна этого говорить, но недавно звонил мистер Уилсон. Он тоже хотел знать этот адрес.
— Какой адрес?
— В районе Сан-Игнатиас. Терезы Габо.
— Мэри, вы уже подцепили Би-у.
— О, не говорите этого.
— Будьте осторожны, Мэри. Би-у может затаиться надолго и проявиться, когда его не ждешь.
— Вы говорите с автоответчиком. — Флетч снял трубку после третьего звонка. — В данный момент я не могу подойти к телефону, так что…
— Флетч! — прокричала Барбара. — У тебя нет автоответчика!
— Ты, разумеется, права, — вздохнул Флетч. Помимо автоответчика у Флетча не было и многого другого. С кушетки, купленной у старьевщика, он мог лицезреть красочные плакаты, какие обычно висят в туристических агентствах: Канья, жемчужина итальянской Ривьеры, Косумель, в восточной Мексике, Белиз, Найроби, Рио-де-Жанейро. Флетч надеялся, что со временем он заменит плакаты приличными фотографиями. А в глубине души мечтал о том дне, когда переедет в квартиру куда больших размеров и сможет украсить стены копиями картин Эдгара Артура Тарпа-младшего, воспевшего в своих полотнах Дикий Запад.
— С тобой все в порядке?
— Конечно. — На треснувшей тарелке, стоящей на обшарпанном кофейном столике, осталось лишь несколько крошек от плотного завтрака: яичница с ветчиной на четыре яйца плюс пачка вафель. — А почему ты спрашиваешь?
— Ты уехал за пиццей в одиннадцать вечера! И так и не вернулся!
— О, Господи. Не вернулся! Ты уверена?
— Ты даже не позвонил!
— Я не съел пиццу! Ни единого кусочка!
— Ты попал в аварию или случилось что-то еще?
— Что-то еще. А как тебе удалось мне позвонить? Или Сесилия распродала-таки галифе?
— Она послала меня в аптеку. Мы едва не умерли с голоду.
— Ты потеряла лишние восемь фунтов?
— Думаю, что да.
— А что вы с Синди делали?
— Легли спать. Что еще мы могли делать? Мы ждали тебя до часа ночи.
— Синди осталась на ночь?
— Естественно. Мы же пили виски. Она не могла сесть за руль.
— Это точно.
— Я не ожидала от тебя такой безответственности. Ты мог бы и позвонить.
— Думаешь, что мог?
Подвешенная к потолку, поперек комнаты висела его гордость — доска для серфинга.
— Мы переволновались. Я позвонила в пиццерию. Мужской голос ответил, что никакой Флетчер у них не появлялся.
— Мы же заказывали пиццу на фамилию Ролтон.
— О, да. Я забыла. Где ты провел ночь?
— Длинная история. Ты не будешь возражать, если я расскажу ее тебе при встрече?
— Она связана с Хайбеком?
— Полагаю, что да. — Флетч посмотрел на пустую тарелку. Головная боль исчезла.
— Ты прочитал статью Биффа Уилсона в утреннем выпуске?
— Да. — Экземпляр «Ньюс трибюн» лежал на кушетке. В статье не было ни слова о пистолете, из которого, возможно, стреляли в Хайбека и который передали в полицию прошлым вечером.
— Уилсон напирает на то, что Хайбека убила мафия, так как он слишком много знал.
Флетч вздохнул.
— Может, он прав.
— Скажи мне, Флетч, сколько лет он ведет в «Ньюс трибюн» криминальный раздел?
— Много.
— У него, наверное, везде свои люди.
— Наверняка.
— Я хочу сказать, люди, которые делятся с ним информацией: полицейские, бандиты, стукачи. Вероятно, его выводы небезосновательны.
— Возможно.
— Так что напрасно ты бодрствовал всю ночь. Толку от этого чуть. А вот из редакции ты вполне можешь вылететь.
— Слушай, Барбара, мне надо побриться, принять душ и ехать на работу.
— Съешь всю пиццу и хорошенько выспись. И я выйду за тебя замуж.
Флетч скинул газету на пол.
— А я бы на твоем месте крепко подумал.
— Слишком поздно. Решение принято. Ты помнишь, что сегодня мы обедаем с моей мамой?
— Как я мог об этом забыть?
— В шесть вечера в коттедже. Если ты опять подведешь меня, она очень обидится, это я тебе гарантирую.
— Я все понял.
— Ты приедешь?
— Обязательно.
— Отлично. Между прочим, Синди попросила позвонить ей ровно в половине первого по номеру 5552900. Ей есть что тебе сказать.
— Хорошо.
— Флетч, сегодня среда.
— Уже?
— Мы женимся в субботу. Ты обязательно должен приехать к обеду.
— Можешь не волноваться.
— Мне пора на работу.
— Мне тоже.
Глава 36
— Я из «Ньюс трибюн», — представился Флетч женщине, открывшей дверь квартиры на первом этаже дома 45447 по Туиг-стрит. Женщина сидела в инвалидном кресле-коляске. — Вы Тереза Габо?
Черные глаза, серая кожа, немытые, нечесаные волосы.
— Мы не можем позволить себе газету. Да и не люблю я их.
— До меня из «Ньюс трибюн» к вам никто не приезжал?
Тереза покачала головой.
В автосалоне по сниженным ценам продавались шестиместные «седаны». Флетч оставил машину у самого угла и прошагал полквартала, шурша валяющимися на тротуаре газетами и отбрасывая пустые банки из-под пива. Входя в подъезд, он едва не упал, споткнувшись о ноги спящей на полу женщины.
Пока он завтракал, говорил по телефону с Барбарой, брился и принимал душ, дверной звонок молчал. Если б он зазвонил, Флетч намеревался удрать по пожарной лестнице. Поначалу его арестовали, приняв за Александера Лиддикоута, ограбившего более двадцати пиццерий и закусочных. Эта ошибка полиции могла вызвать разве что улыбку. А вот намерения Уилсона и Гомеса обвинить И.М.Флетчера в хранении и распространении наркотиков вселяли нешуточную тревогу. Но полиция не появилась в квартире Флетча. И по пути в Сан-Игнатиас его «датсан» не привлек внимание патрульных машин.
Но Уилсон и Гомес могли предположить, что Флетч заглянет к Габо.
— А кто-нибудь у вас был? Полиция?
Вновь женщина покачала головой. Откатилась в сторону. Флетч подумал, что сейчас она захлопнет дверь, а потому придержал ее рукой.
— Я ищу Феликса Габо.
В ее взгляде мелькнуло удивление.
— Ему тоже не нужна газета.
Флетч переступил порог.
— Мне надо с ним поговорить.
В комнате он увидел кровать, матрац и несколько одеял, сложенных на ящике. Женщина уже не обращала на него ни малейшего внимания, не сводя глаз с телевизора, стоящего на массивной тумбе.
Флетч прошел в другую комнату, вернее, кухню. Холодильник, плита, раковина. Все грязное, на полу мусор. Раковина завалена пустыми консервными банками. Воняло гнилью и мочой. Матрац у стены, без подушек и одеяла. Кресло между матрацем и холодильником. А в кресле человек-гора.
Мужчина пристально разглядывал стену над плитой. В руке он держал недопитую бутылку пива. Рубашку и черный, выданный при выходе из тюрьмы костюм покрывали пятна. Похоже, за столом мистер Габо не пользовался салфеткой.
Флетч присел на краешек матраца.
— Что вы делали, выйдя из тюрьмы?
— Купил это кресло. — Свободная рука Габо поднялась и опустилась на подлокотник. — Купил этот матрац. — Взгляд упал на матрац. — Купил пива. — В углу у холодильника валялось не меньше двадцати пустых пивных бутылок. — Теперь меня насыщает только пиво. — Над воротником рубашки нависали складки жира. — У меня все нормально. Первая неделя на воле.
— Похоже, в тюрьме вас неплохо кормили.
— Да. Но она страдала, — Феликс указал бутылкой на другую комнату. — Никто не заботился о моей сестре одиннадцать, двенадцать лет. Она выклянчивала талоны на питание. Посылала детей купить ей кошачьей еды. Ела кошачью еду, купленную на выклянченные талоны. Владелец дома отнял у нее гостиную и вторую спальню. Только потому, что не мог вышвырнуть ее на улицу. Видите стену, которую он поставил? — Судя по слою наросшей на стену грязи, воздвигли ее одиннадцать лет тому назад. — И вы называете это законом? — Флетч воздержался от комментариев. — Что вы на это скажете? Она не сделала ничего плохого. Почему она страдала?
— А вы сделали что-то плохое?
На глазах Феликса Габо мгновенно навернулись слезы.
— Не следовало сажать меня в тюрьму. Я больной человек. Как вы назовете человека, который пристает к маленьким детям?
— Больной.
— Совершенно верно. Они должны были отправить меня на лечение. Меня же бросили в камеру. Раздавили меня. Разве можно так обращаться с больными?
— На суде вы не просили признать вас невменяемым.
— На суде я не произнес ни слова! — Феликс и не пытался сдержать катящиеся по щекам слезы. — Вы знаете, как чувствует себя обвиняемый в зале суда? — Флетч покачал головой. — Он цепенеет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
— А ты разбираешься в этом лучше меня, так? Газета поручила тебе это расследование?
— Только ту его часть, что касается музея.
— Ага, музея. Ты что-нибудь понимаешь, Гомес?
— По-моему, он несет чушь.
— Я думаю, его стоит потерять. — Бифф повернулся к Гомесу.
— Мы его потеряем, — заверил его лейтенант.
— Такое случается, парень. — Теперь Бифф смотрел на Флетча. — Дежурный, бывает, ошибается, заполняя ворох необходимых бумаг.
— Конечно, — улыбнулся Гомес. — Сегодня же отправим его в дурдом. А дней через десять все и прояснится, если о нем кто-то да вспомнит.
— А что вы выгадаете? — удивился Флетч. — Несколько дней. Или вы думаете, что я буду молчать?
— Да кто будет винить нас за бюрократическую ошибку? — удивился Бифф. — Я вообще не появлялся в это утро в участке. Да и ты еще не приходил, не так ли, Гомес?
— Я никогда не прихожу так рано.
— А шустрик-то наш хорош. Его не испугало наше предложение отдохнуть несколько дней в дурдоме. А может, подвесим ему что-нибудь посерьезнее? Чтобы отделаться от него навсегда. Так что у вас делают с шустриками? Я забыл.
— Обычно, Бифф, если уж бьешь человека, надо ударить его так, чтобы он не смог дать сдачи.
— Ясно, — Уилсон не повышал голоса, но Флетч видел, как на его висках пульсируют вены. Да и глаза недобро блестели. — Где-то я уже это слышал. Давай порадуем его таким обвинением, чтобы он не смог дать сдачи. Значит, так. Его арестовали, как Александера Лиддикоута. При обыске в дежурной части у него в кармане нашли кокаин. Ты поделишься своим, Гомес?
— Ради такого дела, конечно, — кивнул лейтенант.
Флетча прошиб пот.
— И все потому, что я покусился на ваше расследование, Бифф?
— Потому что ты шустрик. В журналистике шустрикам не место. Так, Гомес?
— Ты вот всегда был паинькой, — ответил лейтенант.
— Мы играем по правилам, парень, — продолжил Бифф Уилсон. — Ты получишь срок за владение, а может, и за распространение наркотиков, Флетчер, и я сомневаюсь, что Джон Уинтерс или Френк Джефф поручат тебе подметать пол в редакции «Ньюс трибюн». Да и едва ли тебя возьмут в какую-то другую газету.
— Что я должен сказать? — спросил Флетч. — Извиниться и пообещать, что теперь буду хорошим мальчиком?
— Слишком поздно, — отрезал Бифф. — Я решил, что ты шустрик. От тебя надо отделаться.
— А если я пообещаю уйти добровольно?
— Ты и так уйдешь. За казенный счет. Мы об этом позаботимся.
Флетч рассмеялся.
— Неужели вы думаете, что я не вернусь, Бифф?
Бифф посмотрел на Гомеса.
— Может вернешься. Может — нет. Кого это волнует?
— Вас-то должно волновать.
— С чего ты так решил? В тюрьме ты проведешь несколько лет, и я не уверен, что тебе удастся выйти из нее на своих двоих. Это не пустая угроза. Обыденный факт, — Бифф повернулся к Гомесу. — Выясни, о каком он говорил пистолете. Где у тебя кокаин?
— В шкафчике раздевалки спортзала.
— Принеси. Потом поднимемся в твой кабинет и перепишем протокол задержания этого парня.
— У меня есть хороший кофе. Выпьем по чашечке.
— Не откажусь.
— О Боже! — воскликнул Флетч. — Бифф, вы это серьезно?
— А ты решил, что я шучу?
— Энн Макгаррахэн предупреждала, что вы — дерьмо.
— Уж она-то знает. Она допустила большую ошибку, выйдя за меня замуж. Все так говорят.
Гомес рассмеялся.
— Благодаря тебе у нее так и не было детей, Бифф?
— Пришлось приложить руку. Дамочка не любила, когда ее трахали, пропустив перед этим рюмку виски. Запах ей, видите ли, не нравился.
— Господи! — простонал Флетч.
— Полагаю, парень, больше я тебя не увижу. — Бифф направился к двери. — И сожалеть об этом, пожалуй, не буду.
— Бифф…
— В камеру тебя отведут, — добавил Гомес, следуя за криминальным репортером. — Понаслаждайся одиночеством. Когда еще тебе доведется побыть одному.
— Мы напишем такой протокол, что комар носа не подточит. — Бифф держал дверь открытой, пропуская лейтенанта. — Мы с Гомесом в этом деле доки.
Флетч остался один в залитой светом комнате. Хлопнула закрывшаяся дверь. Шаги Биффа и Гомеса затихли в коридоре. Из камер доносились крики.
Ему вспомнилась Луиза Хайбек.
Флетч посмотрел на грязное, забранное решеткой окно. Несмотря на прутья, к стеклу крепился датчик охранной сигнализации.
Голые стены покрывала светлая краска.
Зеленые теннисные туфли, седые волосы и цветастое платье…
Безумный мир. Флетч подошел к двери и повернул ручку. Толкнул дверь.
Она открылась.
Флетч выглянул в коридор. Пусто.
С гулко бьющимся сердцем он миновал коридор, поднялся по лестнице.
У перегородки, разделяющей дежурную часть надвое, никого не было.
Негритянка, плакавшая прошлым вечером, теперь спокойно сидела на скамье. Сержант за столиком читал спортивный раздел «Ньюс трибюн».
В конце концов он оторвался от газеты и посмотрел на Флетча.
— Лейтенант Гомес и Бифф Уилсон пьют кофе в кабинете лейтенанта, — отчеканил Флетч. — Они хотят, чтобы вы послали кого-нибудь за пончиками с сахарной пудрой.
— Понятно, — сержант снял трубку и трижды повернул диск. — Лейтенант хочет пончиков, — сказал он в трубку. — Нет, кофе у него есть. Ты же знаешь Гомеса. Если в чашке жидкость, это не кофе.
— Пончики в сахарной пудре, — напомнил Флетч.
— Посыпь пончики сахарной пудрой, — добавил сержант.
Глава 35
— Информационная служба «Ньюс трибюн». Назовите, пожалуйста, ваш регистрационный номер и фамилию.
— Привет, Пилар. Как поживаешь?
— Доброе утро. Это Мэри.
— Доброе утро, Мэри.
— Регистрационный номер и фамилию, пожалуйста.
С урчащим от голода желудком, прижав к уху трубку радиотелефона, Флетч мчался в своей машине к своему дому.
— Семнадцать девяносто дробь девять. Флетчер. Держа путь к автобусной остановке, Флетч оглядывался по сторонам в надежде найти открытый кафетерий или закусочную, где бы он мог позавтракать. И тут он вспомнил, что у него нет ни цента. Полиция облегчила его карманы, забрав бумажник и ключи. Тут же в голову пришла забавная мысль: ограбь он закусочную, содеянное приписали бы Лиддикоуту.
Его машина осталась на стоянке у пиццерии. Пришлось добираться туда на попутках. Сначала его подвез мужчина средних лет, продающий музыкальные инструменты. Он пытался уговорить Флетча приобрести саксофон. Потом он оказался в микроавтобусе, набитом подростками. Несмотря на ранний час, они передавали друг другу самокрутку с марихуаной и почти докончили бутылку белого вина. Направлялись они на пляж. До своей машины Флетч добрался в начале десятого. Завел мотор, напрямую соединив проводки, ведущие к аккумулятору и стартеру, и поехал домой.
— Вам несколько посланий, — сообщила ему Мэри. — Звонила некая Барбара. Очень взволнованная. Похоже, по личному делу.
— Правда?
— Нас это, кстати, не удивляет.
— Говорите, Мэри, я слушаю. — От голода у него болела голова, от яркого солнечного света — глаза.
— Она просила передать следующее: «Ты съел всю пиццу сам? Считай, ты прощен. Позвони».
При упоминании пиццы его желудок завязался узлом.
— Ну? — спросила Мэри.
— Что, ну?
— Вы съели всю пиццу?
— Мэри, это глубоко личный вопрос. Пожалуйста, не задавайте таких вопросов.
— Значит, съели. Я думаю, вы расправились с пиццей в одиночку. Как это ужасно, кто-то ждет, что ему принесут пиццу, а ее лопают совсем в другом месте.
— Мэри, вы сегодня завтракали?
— Да.
— А я нет.
— Зачем вам завтрак, если вы ночью съели целую пиццу?
— Есть еще что-нибудь для меня?
— Я бы вас не простила. Да. Энн Макгаррахэн хочет, чтобы вы с ней связались. Вам ведено передать следующее: «Флетч, я понимаю, что вы очень заняты, но, пожалуйста, позвоните мне. Остерегайтесь Би-у и других социальных болезней».
— Ясно.
— Что такое Би-у?
— Мэри, это еще один личный вопрос.
— Я никогда не слышала о Би-у.
— Вам повезло.
— Я думала, что знаю все о социальных болезнях. То есть, знаю их все.
— Отлично. Мне нужен адрес Феликса Габо. — Он продиктовал имя и фамилию по буквам. — Он живет в районе Сан-Игнатиас.
— Вы не собираетесь просветить меня насчет Би-у?
— Мэри! Держитесь подальше от Би-у.
— Но я должна знать, как уберечься от этой социальной болезни.
— Не суйте нос в чужие дела, и все будет в порядке.
— О, вот этого мы себе никогда не позволяем. В районе Сан-Игнатиас живет только один человек с фамилией Габо. Звать его Тереза.
— Этот адрес мне и нужен. Феликс живет у сестры.
— 45447, Туиг-стрит. Дом в полуквартале на запад от автомобильного салона, расположенного на углу.
— Благодарю. И еще, мне нужен адрес Стюарта Чайлдерса. — Вновь он продиктовал имя и фамилию по буквам.
— Это отвратительно. Тот, кого интересуют такие сведения, заслуживает Би-у.
— Мэри…
— 120, Китинг-роуд. Район Хэрдон-Эпартмент.
— Отлично.
— Я не должна этого говорить, но недавно звонил мистер Уилсон. Он тоже хотел знать этот адрес.
— Какой адрес?
— В районе Сан-Игнатиас. Терезы Габо.
— Мэри, вы уже подцепили Би-у.
— О, не говорите этого.
— Будьте осторожны, Мэри. Би-у может затаиться надолго и проявиться, когда его не ждешь.
— Вы говорите с автоответчиком. — Флетч снял трубку после третьего звонка. — В данный момент я не могу подойти к телефону, так что…
— Флетч! — прокричала Барбара. — У тебя нет автоответчика!
— Ты, разумеется, права, — вздохнул Флетч. Помимо автоответчика у Флетча не было и многого другого. С кушетки, купленной у старьевщика, он мог лицезреть красочные плакаты, какие обычно висят в туристических агентствах: Канья, жемчужина итальянской Ривьеры, Косумель, в восточной Мексике, Белиз, Найроби, Рио-де-Жанейро. Флетч надеялся, что со временем он заменит плакаты приличными фотографиями. А в глубине души мечтал о том дне, когда переедет в квартиру куда больших размеров и сможет украсить стены копиями картин Эдгара Артура Тарпа-младшего, воспевшего в своих полотнах Дикий Запад.
— С тобой все в порядке?
— Конечно. — На треснувшей тарелке, стоящей на обшарпанном кофейном столике, осталось лишь несколько крошек от плотного завтрака: яичница с ветчиной на четыре яйца плюс пачка вафель. — А почему ты спрашиваешь?
— Ты уехал за пиццей в одиннадцать вечера! И так и не вернулся!
— О, Господи. Не вернулся! Ты уверена?
— Ты даже не позвонил!
— Я не съел пиццу! Ни единого кусочка!
— Ты попал в аварию или случилось что-то еще?
— Что-то еще. А как тебе удалось мне позвонить? Или Сесилия распродала-таки галифе?
— Она послала меня в аптеку. Мы едва не умерли с голоду.
— Ты потеряла лишние восемь фунтов?
— Думаю, что да.
— А что вы с Синди делали?
— Легли спать. Что еще мы могли делать? Мы ждали тебя до часа ночи.
— Синди осталась на ночь?
— Естественно. Мы же пили виски. Она не могла сесть за руль.
— Это точно.
— Я не ожидала от тебя такой безответственности. Ты мог бы и позвонить.
— Думаешь, что мог?
Подвешенная к потолку, поперек комнаты висела его гордость — доска для серфинга.
— Мы переволновались. Я позвонила в пиццерию. Мужской голос ответил, что никакой Флетчер у них не появлялся.
— Мы же заказывали пиццу на фамилию Ролтон.
— О, да. Я забыла. Где ты провел ночь?
— Длинная история. Ты не будешь возражать, если я расскажу ее тебе при встрече?
— Она связана с Хайбеком?
— Полагаю, что да. — Флетч посмотрел на пустую тарелку. Головная боль исчезла.
— Ты прочитал статью Биффа Уилсона в утреннем выпуске?
— Да. — Экземпляр «Ньюс трибюн» лежал на кушетке. В статье не было ни слова о пистолете, из которого, возможно, стреляли в Хайбека и который передали в полицию прошлым вечером.
— Уилсон напирает на то, что Хайбека убила мафия, так как он слишком много знал.
Флетч вздохнул.
— Может, он прав.
— Скажи мне, Флетч, сколько лет он ведет в «Ньюс трибюн» криминальный раздел?
— Много.
— У него, наверное, везде свои люди.
— Наверняка.
— Я хочу сказать, люди, которые делятся с ним информацией: полицейские, бандиты, стукачи. Вероятно, его выводы небезосновательны.
— Возможно.
— Так что напрасно ты бодрствовал всю ночь. Толку от этого чуть. А вот из редакции ты вполне можешь вылететь.
— Слушай, Барбара, мне надо побриться, принять душ и ехать на работу.
— Съешь всю пиццу и хорошенько выспись. И я выйду за тебя замуж.
Флетч скинул газету на пол.
— А я бы на твоем месте крепко подумал.
— Слишком поздно. Решение принято. Ты помнишь, что сегодня мы обедаем с моей мамой?
— Как я мог об этом забыть?
— В шесть вечера в коттедже. Если ты опять подведешь меня, она очень обидится, это я тебе гарантирую.
— Я все понял.
— Ты приедешь?
— Обязательно.
— Отлично. Между прочим, Синди попросила позвонить ей ровно в половине первого по номеру 5552900. Ей есть что тебе сказать.
— Хорошо.
— Флетч, сегодня среда.
— Уже?
— Мы женимся в субботу. Ты обязательно должен приехать к обеду.
— Можешь не волноваться.
— Мне пора на работу.
— Мне тоже.
Глава 36
— Я из «Ньюс трибюн», — представился Флетч женщине, открывшей дверь квартиры на первом этаже дома 45447 по Туиг-стрит. Женщина сидела в инвалидном кресле-коляске. — Вы Тереза Габо?
Черные глаза, серая кожа, немытые, нечесаные волосы.
— Мы не можем позволить себе газету. Да и не люблю я их.
— До меня из «Ньюс трибюн» к вам никто не приезжал?
Тереза покачала головой.
В автосалоне по сниженным ценам продавались шестиместные «седаны». Флетч оставил машину у самого угла и прошагал полквартала, шурша валяющимися на тротуаре газетами и отбрасывая пустые банки из-под пива. Входя в подъезд, он едва не упал, споткнувшись о ноги спящей на полу женщины.
Пока он завтракал, говорил по телефону с Барбарой, брился и принимал душ, дверной звонок молчал. Если б он зазвонил, Флетч намеревался удрать по пожарной лестнице. Поначалу его арестовали, приняв за Александера Лиддикоута, ограбившего более двадцати пиццерий и закусочных. Эта ошибка полиции могла вызвать разве что улыбку. А вот намерения Уилсона и Гомеса обвинить И.М.Флетчера в хранении и распространении наркотиков вселяли нешуточную тревогу. Но полиция не появилась в квартире Флетча. И по пути в Сан-Игнатиас его «датсан» не привлек внимание патрульных машин.
Но Уилсон и Гомес могли предположить, что Флетч заглянет к Габо.
— А кто-нибудь у вас был? Полиция?
Вновь женщина покачала головой. Откатилась в сторону. Флетч подумал, что сейчас она захлопнет дверь, а потому придержал ее рукой.
— Я ищу Феликса Габо.
В ее взгляде мелькнуло удивление.
— Ему тоже не нужна газета.
Флетч переступил порог.
— Мне надо с ним поговорить.
В комнате он увидел кровать, матрац и несколько одеял, сложенных на ящике. Женщина уже не обращала на него ни малейшего внимания, не сводя глаз с телевизора, стоящего на массивной тумбе.
Флетч прошел в другую комнату, вернее, кухню. Холодильник, плита, раковина. Все грязное, на полу мусор. Раковина завалена пустыми консервными банками. Воняло гнилью и мочой. Матрац у стены, без подушек и одеяла. Кресло между матрацем и холодильником. А в кресле человек-гора.
Мужчина пристально разглядывал стену над плитой. В руке он держал недопитую бутылку пива. Рубашку и черный, выданный при выходе из тюрьмы костюм покрывали пятна. Похоже, за столом мистер Габо не пользовался салфеткой.
Флетч присел на краешек матраца.
— Что вы делали, выйдя из тюрьмы?
— Купил это кресло. — Свободная рука Габо поднялась и опустилась на подлокотник. — Купил этот матрац. — Взгляд упал на матрац. — Купил пива. — В углу у холодильника валялось не меньше двадцати пустых пивных бутылок. — Теперь меня насыщает только пиво. — Над воротником рубашки нависали складки жира. — У меня все нормально. Первая неделя на воле.
— Похоже, в тюрьме вас неплохо кормили.
— Да. Но она страдала, — Феликс указал бутылкой на другую комнату. — Никто не заботился о моей сестре одиннадцать, двенадцать лет. Она выклянчивала талоны на питание. Посылала детей купить ей кошачьей еды. Ела кошачью еду, купленную на выклянченные талоны. Владелец дома отнял у нее гостиную и вторую спальню. Только потому, что не мог вышвырнуть ее на улицу. Видите стену, которую он поставил? — Судя по слою наросшей на стену грязи, воздвигли ее одиннадцать лет тому назад. — И вы называете это законом? — Флетч воздержался от комментариев. — Что вы на это скажете? Она не сделала ничего плохого. Почему она страдала?
— А вы сделали что-то плохое?
На глазах Феликса Габо мгновенно навернулись слезы.
— Не следовало сажать меня в тюрьму. Я больной человек. Как вы назовете человека, который пристает к маленьким детям?
— Больной.
— Совершенно верно. Они должны были отправить меня на лечение. Меня же бросили в камеру. Раздавили меня. Разве можно так обращаться с больными?
— На суде вы не просили признать вас невменяемым.
— На суде я не произнес ни слова! — Феликс и не пытался сдержать катящиеся по щекам слезы. — Вы знаете, как чувствует себя обвиняемый в зале суда? — Флетч покачал головой. — Он цепенеет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21