Второй раз Карр вошел в палатку, промокший насквозь.
Долго смотрел на термометр.
— Вы тяжело больны, Ирвин.
— Я болен Ирвином.
— Вам уже пора пойти на поправку.
— Согласен с вами.
— Вы сможете выдержать такую высокую температуру лишь в течение определенного времени.
— И сколь долго?
Карр наблюдал за стенкой палатки, прогибающейся под проливным дождем.
— В такую погоду я не могу отвезти вас в больницу в Найроби. В воздух мне не подняться, — он повернулся к Флетчу. — Скорей бы миновал кризис.
— Мои ноги, Карр.
— Что с ними?
— Болят ужасно.
— В каком смысле?
— Словно я сломал их в нескольких местах.
Карр ущипнул каждую ногу.
— Чувствуете?
— Да.
— Это всего лишь лихорадка.
— А ноги словно переломаны.
Вновь бульон, вновь таблетки.
Флетч проснулся, когда Раффлз вновь обтирал его влажной тряпкой. Ему хотелось снова оказаться под одеялами.
Три одеяла промокли насквозь. И давили, словно свинцовые.
Уходя, Раффлз с трудом закрепил полотнище, прикрывающее вход. Дождь и ветер пытались сорвать его.
В следующий раз, очнувшись, Флетч увидел стоящего рядом с койкой Джуму. Блестели намоченные дождем его кожа и волосы.
— Такой отдых не впрок.
— Знаешь что?
— Что?
— Ты должен скинуть тот ящик камней.
Нижнюю часть живота Флетча скрутило узлом.
Джума поддерживал Флетча за плечи, пока того выворачивало наизнанку.
Затем Джума исчез, чтобы появиться вновь, в капельках дождя, со шваброй. Приподняв одной рукой стену палатки, он начал выталкивать наружу грязь и блевотину.
Оставшись в одиночестве, Флетч слушал шум дождя. С интересом наблюдал, как блевотина проползает под стенкой обратно в палатку.
Когда живот отпустило, Флетч перекатился на спину.
— Ox! — Флетч проснулся, как от толчка.
Огромные, в красных сосудах глаза уставились на него с расстояния нескольких сантиметров. Монотонное бормотание глушило все остальные звуки. Что-то теплое давило ему на лоб, сердце, пенис и мошонку. Не зной джунглей или жар лихорадки, другое тепло, сухое, ощутимое, более человеческое.
Оторвав взгляд от огромных глаз, Флетч увидел нос и щеки старческого лица. Разрисованного оранжевыми полосами.
Зловонное дыхание бормочущего старика забивало рот, ноздри Флетча.
Лбом старик прижимался ко лбу Флетча. Левая рука старика лежала на сердце Флетча. Правая охватывала пенис и мошонку.
Дыша Флетчу в лицо, старик бормотал, бормотал, бормотал.
— Господи Иисусе, — вырвалось у Флетча.
Когда он очнулся, старик уже ушел. Или он ему привиделся? Но нет, Флетч все еще ощущал зловонное дыхание, Три тяжелых, пропитанных потом одеяла вновь укрывали его с головы до ног.
После визита старика ему не стало лучше. Но ничего не изменилось и к худшему, если не принимать во внимание запах.
Ящик камней.
Потом Карр, раздетый по пояс, вытряс из флакона несколько таблеток.
Флетч не помнил, как он проглотил эти таблетки. А дождь все барабанил по брезенту палатки, барабанил, барабанил, барабанил…
Внезапно Флетч открыл глаза. По-прежнему горела керосиновая лампа. Правда, теперь, коробка, на которой она стояла, и лежащее рядом полотенце не расплывались у Флетча перед глазами. Отчетливо он видел и швы на крыше палатки.
Дышалось легче, голова не болела, если он ею не дергал.
Руки двигались, как ему того хотелось, выполняя отданные мозгом команды.
Он вырвался из цепких объятий лихорадки.
Сквозь шум дождя он слышал мужские голоса. Два голоса. Они то перекрывали дождь, то пропадали.
В палатке он был один.
Одеяла тяжело давили на него. Он сдвинул их к ногам. Вытянулся, поднял ноги, коснулся коленями груди, выпрямил ноги, опустил на койку.
Свободен.
Пришла пора принимать решение.
Сидя на краешке койки, босиком в жидкой грязи, Флетч думал, каким же будет его решение. Он прислушивался к дождю. Нормальный, абсолютно здоровый человек. Думать было не о чем.
Решение уже было принято.
Правильное. Естественное. Ради здоровья и жизни. Если он хотел жить, существовать, ему не оставалось ничего иного, как признать это решение, действовать в соответствии с ним, потому что решение это базировалось на решениях, принимаемых всеми, везде, давным-давно, в незапамятные времена, и эти решения, однажды принятые, определяли жизнь и здоровье каждого, и если кто-то не желал руководствоваться установленными принципами или шел против них, или принимал иное, отличное от требуемого решение, тогда ноги, которые поддерживают нас, позволяют нам передвигаться, идти вперед, подгибаются, и вскоре мы сидим в пыли, все мы, гниющие, с разбитыми головами, в ожидании шакалов.
С трудом поднялся Флетч с койки, шагнул к выходу из палатки на еще слабых ногах, вдохнул влажный воздух джунглей, пахнущий гниющими корешками и размочаленной дождем листвой, наполненный звуками, издаваемыми животными и птицами. Все они жили в своем мире, следуя решениям, которые определяли, что есть норма, что есть здоровье, что есть сама жизнь.
Право выбора — абсолютная свобода для общества, построенного на законах, обеспечивающих такую свободу. Нежелание видеть, что в определенных ситуациях такого выбора просто нет, полагалось не решением, но запредельной глупостью, ведущей к собственному уничтожению.
Флетч взял влажное полотенце и обмотал его вокруг талии.
Выглянул наружу. Занимался рассвет. Дождь по-прежнему лил как из ведра.
С какой стороны доносилась человеческая речь? Двое мужчин громко говорили по-английски, перекрывая шум дождя. Смеялись стоя в палатке, Флетч не мог разобрать слов.
Неподалеку стояла недавно поставленная палатка. Из-под полотнища, прикрывающего вход, пробивался свет.
Нетвердой походкой, под струями дождя, испытывая слабость, но в то же время посвежевший, с легким головокружением, Флетч прошлепал босиком по лужам к новой палатке.
Должен ли я это сделать? Уверен ли я, что решать и не нужно? Решение принято. Мы существуем внутри системы. Это наше первое наше единственное и последнее решение. Право выбора есть абсолютная свобода. Когда принимаются основополагающие решения, такой свободы нет. Самодисциплина — величайшее проявление свободы.
Флетч откинул полог и вошел.
Питер Карр и Уолтер Флетчер сидели на брезентовых раскладных стульях с деревянными подлокотниками. Каждый со стаканом в руке. На коробке, у керосиновой лампы, стояла почти пустая бутылка виски.
Разговор как обрезало. Они уставились на Флетча.
Флетч обратился к Уолтеру.
— Позвольте поблагодарить вас за то, что вы все-таки встречали нас в аэропорту.
Глава 39
Двое мужчин молча смотрели на Флетча.
— Вы говорите по-португальски? — спросил он мужчину с аккуратно причесанными редеющими волосами и тонкой полоской усов.
— О чем вы? — вопросом на вопрос ответил Уолтер Флетчер.
Флетч так и остался у входа в палатку. За его спиной с прежней силой лил дождь.
— Я вас видел, — продолжил Флетчер. — В аэропорту. В мужском туалете.
— О мой Бог! — Карр наклонился вперед. — Скажи, что это не так.
На коробке рядом с керосиновой лампой и бутылкой виски лежали глиняный черепок и римская монета.
Уолтер Флетчер долго сверлил Флетча взглядом. Затем поставил стакан на коробку. Поерзал на стуле. Глаза его не покидали лица Флетча.
Карр изумленно смотрел на Уолтера Флетчера, словно никак не мог поверить услышанному.
Уолтер коротко глянул на Карра, вновь повернулся к Флетчу.
— Что ж, — Уолтер Флетчер поднялся. Подошвы его ботинок полностью погрузились в грязь. Он похлопал по карманам пиджака. Обеими руками пригладил волосы на висках.
Вскинув подбородок, проследовал к выходу. Мимо Флетча. Вышел в дождь.
— Куда он? — спросил Флетч.
— Идти ему некуда, — Карр остался на стуле. — Ничего себе ящик с камнями. Все это время вы подозревали, что убийцей может оказаться Уолтер Флетчер.
Флетч пожал плечами.
— Убийцей был местный житель, который приехал в аэропорт, чтобы кого-то встретить… и не встретил этого человека.
— Может, вам лучше присесть?
— О Господи, Карр!
— Что теперь?
Флетч слышал треск стартера запускаемого самолетного двигателя. Карр — нет.
Но как только горючее поступило в цилиндры, рев двигателя услышали они оба.
Карр подпрыгнул.
Вместе они стояли у палатки и сквозь пелену дождя смотрели на желтый самолет с зелеными кругами на крыльях. Зажглось освещение кабины. Вспыхнули габаритные фонари на хвосте и крыльях.
Самолет начал разворот на вязкой, напитавшейся влагой земле. Обогнул самолет Карра и вырулил на взлетную полосу-колею.
— Такому легкому самолету в столь сильный дождь не взлететь, — прокричал Флетч. — Или я не прав?
В стакане, что держал в руке Карр, вода поднялась уже на сантиметр.
— Я бы пытаться не стал, — ответил Карр.
Самолет, однако, едва не поднялся в небо. Покачиваясь, разбрызгивая воду, он катился все быстрее и быстрее, Натужно ревущий двигатель перекрывал шум дождя. Колеса оторвались от земли. Самолет начал набирать высоту. Казалось, еще немного, и джунгли останутся внизу.
Левое крыло резко опустилось. Самолет нырнул. Левым крылом ударился о верхушку дерева. Дерево выдержало. Крыло переломилось пополам. Самолет крутануло вокруг дерева. Теперь они видели только его хвост.
Затем раздался глухой удар, вспыхнуло яркое пламя.
Карр сунул стакан Флетчу.
— Я пойду. Вы еще слишком слабы.
Карр побежал сквозь дождь.
— Огонь. Карр…
Флетч отбросил стакан, бросился следом, скользя на мокрой земле.
Упал, пробежав совсем немного. Попытался встать. Голова словно налилась свинцом. Правое плечо пронзила боль. Руки и ноги, ослабевшие за время болезни, бессильно упали в грязь.
Какое-то время он лежал на животе, влипнув правыми щекой и ухом в грязь. Вдыхая через нос, выдыхая через рот.
И наблюдал, как лопаются в грязи воздушные пузырьки.
Глава 40
Промокший насквозь, в грязи с головы до ног, с кровоточащей царапиной на предплечье, Карр вошел в палатку Флетча.
Флетч сидел на краешке койки. Грязь засыхала на его лице, груди, животе, полотенце, обмотанном вокруг талии, стекала по ногам.
Сколько слов сказал мне мой отец? «По виду он давно и тяжело болен, не так ли?» Нет. Тогда он говорил не со мной, а обо мне. Он сказал: «О чем вы?» Он сказал:
«Что ж». Пять слов. Мой отец сказал мне пять слов. В моей жизни. В его жизни. В наших жизнях.
Мне не пришлось принимать решение.
Основополагающее решение, определяющее, как людям вести себя, чтобы выжить рядом с себе подобными, было принято давным-давно.
— Карр, он пытался сбежать. Не так ли?
— Кто знает? — вздохнул Карр. — Да и какая теперь разница?
— Моя мать говорила, что он всегда старался избегать эмоциональных стрессов…
— Как ваше самочувствие?
— Тем более, что последний мог привести к виселице.
В полумраке палатки Карр не сводил глаз с лица Флетча.
— Он все-таки умер в авиакатастрофе. В непогоду. Не в Монтане, так в Африке. Полагается умершим. Суд не ошибся в своем вердикте.
— Похоже, весь этот шум никого не разбудил.
— Дождь…
— Да, дождь заглушил все остальное.
— Каким образом он оказался в вашем лагере? Я ничего не знаю.
— Вы болели.
— С него сняты все обвинения?
— Теперь это шутка. Еще одна веселая история. Аскари не был государственным служащим. Он работал охранником в ювелирном магазинчика, что располагается неподалеку от кафе «Терновник». Уолтера освободили из-под стражи, как только он уплатил штраф, возместил урон, причиненный кафе, оплатил больничные расходы аскари да добавил тому несколько шиллингов, чтобы он не очень переживал из-за сломанной челюсти.
— Я объехал полмира, чтобы выгнать отца в непогоду, чтобы увидеть его смерть в авиакатастрофе. Захватывающий сюжет.
— Ирвин…
— Да, Карр?
— Я понимаю, что настроение у вас не очень…
— «Как я провел медовый месяц?»
— Сегодня у нас вторник. Самолет в Лондон вылетает вечером. Я думаю, вам с Барбарой следует улететь на нем.
— Да?
— Как только погода улучшится, я доставлю вас в Найроби и забронирую вам места.
— Хорошо, — Флетч начал отколупывать грязь с правой щеки. — Как скажете. Вы показали себя настоящим другом, Карр. Спасибо вам.
— Пустяки. Это я должен благодарить вас. Если б не вы, Джума и Барбара, мы бы никогда не нашли эти руины.
— Теперь вы станете знаменитостью, Питер Карр.
— Да. Я хочу сегодня же попасть в Найроби и сообщить о находке. Представить доказательства. Передать все ученым. Иначе скажут, что я занимался тем, что делать не следовало.
— Правильно. Открыть, но не раскапывать. Прикоснуться, но не увязнуть.
— Разумеется, я должен доложить кому следует о смерти Уолтера Флетчера.
— Разумеется.
— И у нас осталась прежняя проблема. Полиция может «повесить» убийство на невиновного.
Их взгляды встретились.
— Мы не собираемся говорить полиции, что убийца — Уолтер Флетчер?
— Только в случае крайней необходимости. С какой стати? Зачем нам марать грязью имя Уолтера Флетчера? Это маленький мир.
— Вы думаете обо мне.
— Если они захотят повесить невиновного, вы не откажетесь выступить в суде?
— Не откажусь.
— Вот тогда у нас будет причина поделиться тем, что нам известно.
— Возможно, это убийство так и останется нераскрытым. Но Дэн Дьюис…
— Вы можете прямо сейчас написать ваши показания, начиная с того, что вы видели в мужском туалете аэропорта, до событий этого утра. Может, я покажу их Дэну Дьюису.
— Хорошо.
— Если полиция кого-либо арестует за это убийство, я передам ваши показания в суд. Возможно, они захотят вызвать вас в качестве свидетеля.
— Похоже, в данной ситуации это наилучший вариант. Для всех.
— Я принесу вам ручку и бумагу. Да и кружка чая вам не повредит.
— Карр? Почему мы с Барбарой улетаем в такой спешке? Почему прямо сегодня? — Карр молча смотрел на Флетча. — Я говорю о похоронах. Мой отец… Удивительное открытие…
— Причины катастрофы будут расследоваться, — ответил Карр. — Сюда прибудет полиция. Ученые из университета. Репортеры. Все они будут здесь этим вечером.
— И что?
Карр шагнул к Флетчу.
— У вас не возникало мысли о том, что ваши паспорта поддельные?
В аэропорту Лос-Анджелеса, взглянув на свою фотографию, Барбара спросила: «Откуда взялась эта фотография?» И фотографию на своем паспорте Флетч ранее никогда не видел.
— Я лишь знаю, что мы сами не просили выдать нам паспорта.
Карр кивнул.
— Я слышала новости, — Барбара вошла в палатку Флетча. С мокрым от дождя лицом, волосами, одеждой.
Сидя на койке, Флетч писал о смерти Луиса Рамона в аэропорту Найроби и Уолтера Флетчера — в прибрежных джунглях.
Прежде чем взяться за перо, он вышел под дождь и смыл с себя грязь.
— Мой отец не умер при родах.
— Не знаю, что я должна при этом чувствовать?
— А что ты чувствуешь?
— Ничего, — она по-прежнему стояла в метре от Флетча.
Флетч, весь в поту, продолжал писать.
— Пора паковать вещи, — он коротко глянул на Барбару. — Вечером мы вылетаем домой.
— А мы их и не распаковывали, — ответила Барбара. — Если что и вынимали, так нижнее белье.
— Наверное, нет нужды брать с собой рваные свитера и обрезанные лыжные штаны.
— Я развешу их на деревьях. Может, их будут носить мартышки. Такая одежда им подойдет.
— Посмотри, может, что-то добавить в рюкзаки.
— Мы не завалены сувенирами.
— Тебе останутся воспоминания. Их хватит надолго.
— Я даже не послала маме почтовую открытку.
— Пошлешь ее из дому. Где Карр?
— В своей палатке. Тоже что-то пишет.
— Излагает свою версию происшедшего.
— Он говорит, что ближе к полудню погода улучшится и мы сможем вылететь в Найроби.
Флетч посмотрел наружу через открытый Барбарой полог.
— В такой дождь взлететь невозможно.
— Это я понимаю, — кивнула Барбара.
Глава 41
— Твой отец был убийцей, — Барбара застегнула ремень безопасности. Они сидели в салоне самолета, вылетающего в полночь из Найроби в Лондон. — Интересно, как отреагирует твоя мать? Она написала столько книг о розыске убийц.
Флетч застегнул ремень раньше Барбары. Вздохнул.
Ничего не ответил.
После того как самолет оторвался от взлетной полосы, погасли таблички «Не курить», стюардесса продемонстрировала, как пользоваться спасательным жилетом, на случай вынужденной посадки на воду, погасли таблички «Пристегните ремни», по системе громкой связи объявили: «Пассажир Флетчер, пожалуйста, отзовитесь. Мистер Ай-эм Флетчер?»
Барбара, уютно устроившись в кресле, похоже, пропустила объявление мимо ушей.
Флетчер глубоко вдохнул и закрыл глаза. У вас не возникало мысли о том, что ваши паспорта поддельные? К чему нарываться на лишние неприятности.
Дождь лил и в полдень. Готовясь к отлету, Карр не один раз пошутил по поводу лыж. Никто не смотрел туда, где лежали обгоревшие обломки самолета. И погибший пилот.
Прощание заняло немало времени, вызвав разнообразные эмоции. Рабочие, включая Раффлза и Уинстона, пожелали каждому доброго пути. Шейла обняла и поцеловала Барбару, Флетча и Джуму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18