– Но он и так охотно помогает следствию и даже не просит, чтобы его отпустили.
– Когда попросит, сразу же сообщите мне, – резко сказал Бэррингтон. Потом взял папку из лотка для входящих и открыл ее, давая понять, что разговор окончен. – Пока все. Действуйте.
Выходя, Слайдер с трудом подавил желание шутовски отсалютовать своему начальнику. Да, общение с Атертоном даром не проходит. Из бара «Бент Билл» агент Биверс вернулся ни с чем.
– Выходит, не помогли ни усы, на круглое лицо, – промычал Атертон. – Признаться, я рассчитывал, что ты им придешься ко двору.
Биверс пожал плечами.
– Ну, мне делали всякие там предложения, но никто из тех, с кем удалось поговорить, не признался, что знает Слотера.
– А бармен? – спросил Слайдер.
– Та же история, шеф. Вообще, когда я доставал фотокарточку Слотера, у людей делался «стеклянный» взгляд. Тем все и кончалось.
– Ну что ж, будут еще другие вечера и другие посетители, – философски заметил Слайдер. – Благо, есть время, чтобы поработать в этом баре: наш Слотер сейчас никуда не может пойти. Значит, кому-то надо наведаться туда сегодня вечером.
– Алек слишком похож на полицейского. Давайте пошлем Норму, – предложил Эндерсон. – Они подумают, что это переодетый парень.
– Я лично не против, – сказала Норма на удивление равнодушным тоном. – И Полька со мной пойдет. Тем, кто постарше, нравятся мальчики.
– Мальчик для услады в виде потрясной девочки, – подхватил Атертон.
– Не будем терять времени, – холодно заметила Полька.
– Ну почему ты не сказала мне это вчера? – пожаловался Атертон.
Слайдер, заметив, как вспыхнула от смущения Полька, поспешил вмешаться:
– Так что же мы имеем после опроса соседей?
– Один из братьев Али Кебаб подтвердил, что рыбный бар закрылся раньше одиннадцати часов, – сказал Эндерсон. – Он подъехал к дому примерно без десяти одиннадцать и, когда вылезал из машины, обратил внимание, что там погашен свет.
– Что ж, не лишнее пока для нас подтверждение. Это все?
– Женщина, которая живет на другой стороне дороги, – миссис Костантиу – видела около часа ночи машину, припаркованную в конце аллеи. Но наутро, когда она проснулась, примерно в шесть часов, машина там уже не стояла. Цвет у нее был не то вишневый, не то синий, но может статься, что коричневый. Марку автомобиля она назвать затрудняется и номер тоже не разобрала.
– Потрясающе! – простонал Атертон.
– У Слотера машины нет, – глубокомысленно заметил Мак-Ларен.
– Это могла быть машина жертвы, – сказала Норма.
– А могла и не быть, – возразил Атертон.
– Попрошу без паники, – сказал Слайдер. – Пригласите миссис к нам, и пусть она полистает каталог автомобилей. Возможно, ей что-то покажется знакомым. Для нас это была бы очень важная информация. Интересно, кто-нибудь из соседей видел, как эта машина приехала или когда уехала? Ты хочешь добавить еще что-то?
– Можно было бы поговорить еще с жильцами домов, расположенных по второй прилегающей улице, – сказал Мак-Кэй. – Ведь аллея проходит как раз вдоль задней стороны их садов. Правда, трудно предположить, чтобы кому-то удалось что-то разглядеть в самое темное время суток.
– Есть еще один момент, шеф, – поколебавшись произнесла Норма. – Я проверяла, кто, кроме Слотера, работал в рыбном баре, но одного из помощников, приходивших вечерами по пятницам и субботам, мне так и не удалось разыскать. – Она заглянула в свой блокнот. – Питер Леман, проживает в небольшом особняке на улице Эктон-Лейн. Я ходила по этому адресу, пыталась ему дозвониться, но все без результата. Допускаю, что мои подозрения покажутся кому-то необоснованными, однако же чувствую...
– Хорошо, кто этим займется?
– Как кто? Норма. Она кожей чувствует, – передразнил Атертон.
– А ты за это пойдешь сегодня в «Бент Билл», – подвел черту Слайдер.
* * *
– А я уже вернулась, – раздался в трубке голос Джоанны.
– Могла и не говорить, это и так чувствуется, – заметил Слайдер.
– Интересно, каким образом?
– Трубка моего телефона вся влажная, а в брюках что-то уж очень тесно.
– Это что, новый способ ухаживания?
– Ты откуда звонишь-то?
– Я пока что в аэропорту, жду свой багаж. Вот и решила тебе позвонить, – сказала она слегка небрежным тоном, но Слайдер на эту хитрость не поддался.
– Как прошли гастроли? – тут же спросил он.
– Ужасно. Трое человек отравились рыбой, которую они съели в одном ресторане в Сан-Франциско, а когда мы были в Вашингтоне, один виолончелист оступился на лестнице и сломал себе руку. Но зато в Нью-Йорке я чувствовала себя, как в раю. Дело в том, что у них на площадке, в Карнеги Холл, не хватило места, чтобы установить все пюпитры первых скрипок, и мы с Чарли получили выходной. Нам посчастливилось провести этот день, как настоящие туристы. А как дела у полицейских ищеек?
– Сейчас расследуем убийство.
– Что, опять?! Шеферд-Буш все больше напоминает мне Чикаго.
– Такого убийства, боюсь, и в Чикаго еще не было. Мы обнаружили в рыбном баре расчлененное тело.
– Бр-р, просто жуть какая-то.
– Вот именно. Когда я смогу увидеть тебя сегодня?
– Вот именно, когда? – сказала Джоанна.
– Боюсь, мне не удастся вырваться до вечера, надо съездить в Саус-Эктон. Но ты, должно быть, здорово измоталась в дороге, – с печалью в голосе сказал Слайдер. – Спать, наверно, захочешь.
– Знаешь, у меня сейчас «самолетная болезнь» в самой тяжелой форме. Как бы я ни хотела, я не должна ложиться сегодня раньше обычного, иначе мне нелегко будет настроить свои биологические часы на местное время. Так что, когда сможешь, тогда и приходи.
– Я ждал этой фразы две недели.
Глава пятая
Кому какая доля
«Белая лошадь» хороша была тем, что туда можно было прийти в любое время дня. Прочих достоинств у этого заведения просто не имелось. Бар размещался во внушительных размеров здании на углу улицы – типичной постройки 30-ых годов. Весьма оригинальная по дизайну решетка отделяла его от какой-то конторы в виде большого зала без перегородок. Зал этот всегда бывал населен некой, еще неизвестной науке, безгласной разновидностью людей в костюмах массового пошива, чье жизненное предназначение оставалось загадкой. У некоторых из этих людей были переносные телефоны, другие не располагали такими телефонами, но не вызывало сомнения, что и те и другие находились на работе, иначе зачем было им бросать украдкой взгляд на дверь, когда она вдруг внезапно отворялась.
Слайдер все недоумевал, как могло случиться, что департамент полиции Шеферд-Буша разместили напротив бара «Уотни»? Это, поведал он Камерону, напоминало ему один забавный эпизод. Автобус с американскими туристами двигался по автомагистрали М4, и, когда они проехали Виндзор, один из пассажиров сказал своему соседу: «Как же их угораздило построить замок так близко к аэропорту?» Рассказав эту историю, Слайдер замолчал и печально посмотрел в свои полпинты «радлза», единственного из напитков, предлагавшихся в «Белой лошади», который по вкусу хоть как-то приближался к настоящему элю.
Фредди Камерон, в отличие от своего собеседника, был таким покладистым человеком, что качество питья его никак не волновало. Он только подвинул свою небольшую мягкую часть поближе к центру высокого сиденья у стойки и обратился к Слайдеру с вопросом:
– Почему это только у вас в лондонских барах есть такие штуки? Более неудачного изобретения я еще не встречал. На севере его бы просто не потерпели.
– Наша нижняя часть существенно отличается от ихней, – сказал Слайдер. Он заглянул в меню. – Хочешь сандвич?
– Нет, спасибо, я тороплюсь. К двум часам нужно успеть добраться в Харлесден, чтобы присутствовать на вскрытии в связи с этим ужасным убийством.
Слайдер, который уже предвкушал удовольствие, которое он получит от подогретого бутерброда с ветчиной, разом потерял аппетит.
– Кстати, что ты можешь сообщить мне о жертве преступления в баре? – спросил он. – Кроме того, конечно, что человека зверским образом разделили на части. Что поделать, каждому своя доля...
– Общение с Атертоном тебе явно не на пользу, – строго заметил Камерон. – Жертва убийства определяется как особа мужского пола; рост около пяти футов семи дюймов; худощавого телосложения – вес примерно десять стоунов; кожный покров желтоватого цвета; брюнет – если судить по волосам на теле, которых, кстати, очень мало; шрамов или каких-то других особых примет обнаружено не было.
– А возраст? – спросил Слайдер.
– Сначала, мне показалось, что ему было лет двадцать–двадцать пять. В пользу такого мнения говорило состояние кожи и мышечный тонус. Но сейчас я думаю, что он был старше. Судя по черепным швам, его возраст приближался к тридцати, но выглядел он, должно быть, моложе своих лет.
– Вы установили, отчего наступила смерть?
– Можно быть почти уверенным, что смертельным оказался удар сзади в область шеи, на уровне второго и третьего позвонков.
– Страшно забитый человек, – прошептал непроизвольно Слайдер. Правда, скорее вслух, чем про себя. Фредди молча перенес это.
– Смерть должна была наступить мгновенно, – уточнил он тем не менее. – Перелом позвоночника и разрыв спинного мозга. Позвонки сместились на три четверти диаметра. Удар профессиональный. Но кто знает, может, и случайно получилось.
– А резать тело стали уже потом?
– Да, и притом очень острым орудием, как я тебе уже говорил, – продолжал Фредди. – Я сделал дактилограмму единственного пальца, которым мы располагаем, и уже отправил ее тебе, хотя не уверен, что это существенно поможет следствию: глубокое прожаривание не улучшает качества образцов.
– Я уже получил ее, спасибо. Но я надеялся получить и фотографию убитого.
– Кто-то основательно поработал над головой, – мрачно отметил Камерон. – Скальп и лицевая часть полностью отделены от черепа, и тех небольших фрагментов, которые удалось обнаружить, явно недостаточно, чтобы восстановить облик потерпевшего. – То есть их нельзя никак соединить в одно целое?
– На кубики все порезано, – сказал Фредди. – Годится разве что как начинка для пастушьего пирога. Приятелю не оставили шансов быть опознанным. Скальп и кисти рук, как ты знаешь, вообще обнаружить не удалось. Глаз тоже нет. Зато нам достался полный комплект зубов. Хочешь получить заключение от Зубного духа?
Зубным духом называли в шутку одонтолога из судебно-медицинской экспертизы.
– Да, если не трудно. Посмотрим, что это нам даст. Но если и таким путем мы не придем к опознанию личности убитого, тогда вся надежда будет на Филипса.
– Художника? – брови Камерона резко взлетели вверх. – А что же ваш проказник? Совсем не хочет колоться?
– Сидит, подложив под себя ладони и плотно сдвинув коленки.
– Где же твоя знаменитая техника ведения допроса?
– Взгляни на дело с его стороны, – предложил Слайдер. – Если скрыть личность убитого стоило таких трудов, просто вопросом нам ничего не добиться; потому что у него есть возможность не отвечать. А пока мы не знаем, кто был найден убитым в баре, нет никакой возможности доказать, что они вообще были знакомы друг с другом и тем более, что Слотер в одиночку кого-то там прихлопнул.
– И на куски разрезал. По-моему, фамилия Слотер сама за себя говорит. Подумать только, забойщик скота! – воскликнул Камерон, потрясая головой.
– По-видимому, в его жестоком обращении с трупом проявилось желание остаться безнаказанным. Но если нам удастся установить личность убитого, Слотер поднимет руки кверху и признается в содеянном. В противном случае, нас ждет долгая и упорная работа.
– Но вы уже предъявили ему обвинение?
– Бэррингтон сейчас носится с этой идеей, но я не знаю, как это можно реально сделать. Да меня это не слишком-то и волнует. Если нам придется его отпустить, а он возьмет, да скроется, то мы получим наглядное подтверждение его вины. И вообще, он обязательно наделает глупостей. Слотера никак не назовешь чересчур интеллектуальным.
Фредди внимательно изучал выражение лица Слайдера:
– Мне кажется, ты чем-то озадачен.
– Скорее всего, да. Есть во всем этом какая-то неувязка.
– Люди не могут вести себя, как автоматы. И кроме того, что особенно хитроумного ты видишь в том, чтобы совершить убийство и не пытаться избежать ареста?
– Сейчас он сидит у нас – и больше ничего! – пожал плечами Слайдер.
– Вот я и говорю, может ли действительно умный человек затевать такую рискованную игру со следствием, когда других подозреваемых нет?
– Похоже, ты прав, – улыбнулся Слайдер. – Как ты меня успокоил, Фредди!
– Ну, мне пора. А ты, если опять будет такая головоломка, потри виски; но еще лучше в подобных случаях два раза по три виски, – посоветовал на прощанье Камерон.
* * *
«Небольшой особняк» в Эктоне был, как оказалось, всего лишь верхним этажом мрачного на вид коттеджа с террасой, построенного на рубеже веков и рассчитанного на проживание только одной семьи. Вся площадка перед домом, предназначенная первоначально для палисадника, была забетонирована. На фоне грязного бетонного покрытия, сквозь трещины в котором кое-где пробивалась чахлая травка, победоносно желтели несколько цветков одуванчика. Калитка вообще отсутствовала, как, впрочем, и большая часть кирпичной стенки, проходившей вдоль тротуара, а на месте изгороди, разделявшей когда-то соседние участки, из земли торчали лишь обрубки металлических столбиков, спиленных, что называется, под корень, – все остальное, вероятно, реквизировали во время Второй мировой войны, когда подобный «сбор металлолома во имя победы» никого не удивлял.
Кирпичи на фасаде почернели от вековой копоти, краска на оконных рамах облупилась и висела лоскутьем, а видавшая виды входная дверь была выкрашена голубым колером такого тона, который ничего не говорил ни уму ни сердцу, и если продолжал до сих сор выпускаться, то только в силу инерции производителей. Пройдя не без страха по бугристой дорожке, Слайдер нажал на кнопку звонка, вызвав приступ истеричного лая где-то внутри дома.
Жильцы нижнего этажа к счастью оказались на месте. Сразу за дверью с улицы была малюсенькая прихожая, не более трех квадратных футов, с двумя дверями. Одна находилась прямо по ходу и открывалась, конечно же, непосредственно на лестничный марш; другая дверь, располагавшаяся с левой стороны, вела в то, что когда-то задумывалось как главная зала. Слайдер был допущен в дом с тем непритворным гостеприимством, которое говорит за то, что жизнь хозяев не изобилует происшествиями. Гостя усадили на продавленную софу, обитую искусственным твидом пестрой расцветки, в которой преобладали коричневый и оранжевый цвета, оттащили от него собаку и предложили чашку чая.
В основательно прокуренной комнате пахло старыми коврами, сыростью и псиной. Кроме софы, в обстановку входили еще два кресла, не менее отталкивающего вида, журнальный столик, украшенный пепельницами с окурками до краев, огромный телевизор и рама для сушки белья, на которой это самое белье и сушилось: голубая, полинявшая футболка и огромное количество исподнего. Чтобы процесс сушки проходил быстрее, в комнате имелся электрический обогреватель с двумя раскаленными стержнями, благодаря которому атмосфера сделалась влажной и душной и особенно остро ощущался целый букет всевозможных запахов. На экране телевизора Майкл Фиш комментировал атмосферные явления, связанные с похолоданием, а из соседней комнаты доносилась развязная болтовня радио-диск-жокея. Пес, ухаживания которого были отвергнуты ногой Слайдера, ходил кругами возле двери, оглашая комнату монотонным лаем.
– Вы, наверно, Питером интересуетесь, который живет тут у нас наверху?
– Вот, пожалуйста, молоко, сахар.
– ... осадки в виде дождя, медленно проходя через зоны, находящиеся в центральной части...
– Нет, спасибо, чая я не хочу.
– Так, может быть, вы курите? Подбрось-ка нам сигарет, Бет, дорогая.
– ... имея ярко выраженную тенденцию к рассеиванию – со временем, конечно...
– Замолчи же, Шейн! О-о-о, ты бы не мог убрать его на кухню, Гарри?
– Вы уж извините, он немного разнервничался. Ну иди же, дурачок!
– ... но гораздо меньше, чем необходимо, как мне кажется, особенно на юго-востоке...
– Тогда я сварю кофе, если вы не против?
Шерсть на спине у пса вдруг встала дыбом и он вонзил свои зубы в зудящее место рядом с хвостом.
– Нет, не стоит беспокоиться, – сказал Слайдер в возникший вдруг звуковой вакуум. – Я как раз выпил чашку, перед тем как идти к вам. Если не трудно, выключите, пожалуйста, телевизор, хотя бы на время нашего разговора.
Они недоуменно переглянулись, так, как если бы левые выступили с очередным невразумительным требованием.
– Я приглушу звук, – предложил после некоторой паузы Гарри, склонившись к разумному компромиссу.
– Да, только сейчас уже скоро «Соседи», – встревожилась Бет.
Пес покончил со своим хвостом, и лай возобновился. Судя по стойке, которую принял Шейн, и по тому, как он уставился в потолок, было понятно – пришло время как следует постараться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42