До свидания.
Сан Саныч, не опуская трубки, на мгновение задумался и тут же набрал номер.
— Михалыч, по твоему направлению отбой.
— Почему? Что случилось?
— Я потом объясню.
— Но заявление уже пошло в дело.
— Заявление пусть остается. Но больше никаких действий. Никакого дополнительного проталкивания. Пусть все идет в установленном порядке.
— А что я скажу Семену?
— Ничего не говори. Я объяснюсь с ним сам. Следующий звонок пострадавшему.
— Семен, как дела?
— Как сажа. Аж в глазах бело!
— Какие-нибудь новости есть?
— Есть. Звонили. Дали послушать голос внучки.
— Что она сказала?
— Сказала, что их не обижают, но просила как можно скорее их отсюда забрать. Голос Семена задрожал.
— Я все понял. Сейчас выезжаю к вам. Ничего не предпринимайте.
На улице Сан Саныч остановил первую попавшуюся машину. О цене он не торговался. Он берег только время.
Семена Сан Саныч застал на диване с пузырьком валокордина в руке.
— Не дрейфь, старина. Все будет в порядке.
Семен ничего не ответил. Только отвернулся лицом к стенке.
Прав был депутат — не простят Сан Санычу друзья, если по его вине с их близкими случится какая-нибудь беда. Он вообще был во многом прав, этот чертов депутат!
В соседней комнате кто где сидели съехавшиеся на беду старички.
— Все, значит, собрались?
— Все, не все, но собрались. Одного тебя только и ждали. Что ты за хреновину такую заварил на старости лет, что всем нам вместе не расхлебать?
— Хреновина как хреновина. Одни ценную для них вещь потеряли. Другие нашли. А сторговаться не могут.
— Хороша торговля!
— Так и вещь не пустячная.
— Мы так понимаем, что во все подробности ты нас посвящать не желаешь?
— Во все — нет. Для вашего же блага. Здесь в самом прямом смысле — кто меньше знает, тот больше живет.
Ветераны не спорили. И не обижались. Потому что были не просто ветераны, а бывшие спецы. Им своих тайн носить не переносить. Поэтому в чужие они не лезли. Их служба, их образ жизни давно отучили от праздного любопытства. Что положено знать — скажут. А что не положено — лучше не знать.
— Вкратце ситуация такая: я располагаю информации, которая крайне неудобна одним высокопоставленным особам. Начавшиеся было торговые переговоры зашли в тупик. В ход пошли силовые методы. В связи с тем, что меня ухватить не за что, они взялись за вас.
— То есть достают тебя через большой круг. Они давят на нас, мы — на тебя, ты — капитулируешь.
— Совершенно верно.
— Насколько серьезен противник? Может, так, больше пугает?
— Лукавить не буду — серьезный. Очень серьезный. Ради получения требуемой вещи они уже прошли через несколько трупов.
— Один из них Иван?
— Один из них Иван.
— И у нас они искали то, что он спрятал у тебя?
— Да.
— Ладно, давай дальше.
— Они готовы обменять это на жизнь, — Сан Саныч кивнул головой в сторону соседней комнаты. — Баш на баш.
— Врут они. Никакого баш на баш не будет, — покачал головой Толя. — Будет по-другому: ты отдашь свое, а взамен ничего не получишь. Зачем им отпускать живыми заложников, которые их видели? Которые могут указать места, где их прятали. Тем более начато дело по их розыску. Нет, равноценного размена не будет.
— Семен?
— Согласен. Если трупы уже есть, значит, трупов они не боятся. Отсутствие доказательств их вины им важнее сохранения двух жизней. Пусть даже одна из них принадлежит ребенку. Они не будут оставлять свидетелей. В том числе и тебя, Сан Саныч.
— Борис?
— Меня эта ситуация задевает меньше всех. У меня, как и у Саныча, тоже никого нет. Мне трудно советовать другим, когда я почти ничем не рискую.
— Давай без реверансов.
— Тогда считаю, что на уступки шантажистам идти бессмысленно. Судя по всему, жизнь людей для них — дешевка. Они получат свое и избавятся от свидетелей, надежно спрятав трупы. Погибшие зависнут в графе «пропавшие без вести». Сами знаете, нет трупов — нет убийства. Дело будет перекладываться со стола на стол, пока не перекочует в архив.
— Михась?
— Безнадега. Я допускаю, что они согласились бы на обмен, если бы, к примеру, находились в розыске или были голью перекатной. Тогда трупы им ни к чему — схватил куш пожирнее и в бега. Хоть так от правосудия скрываться, что эдак. Хуже не будет.
Этим терять есть что. Они легалы. Они живут нормальной жизнью. Имеют семьи, дома, дачи, машины, положение. Бежать им — значит терять все, чего они достигли на данный момент. Они не побегут. Они предпочтут совсем другой сценарий.
— Значит, торговля невозможна?
— Невозможна.
— Это общее мнение? Все согласно кивнули.
— Тогда что остается делать?
— Например, обратиться в установленном порядке в МВД.
— Это уже сделано.
— Да не просто обратиться, не просто заявление отнести. Нажать на все педали, привлечь лучшие силы и вычислить и уничтожить шантажистов до того, как они смогут причинить вред заложникам. Ну остались же у нас связи в родных пенатах. Неужели нам откажутся помочь? Лично я могу взять на себя прокуратуру.
— В принципе он прав, другого выхода нет.
— Согласны.
— Боюсь, это тоже не выход, — тихо сказал Сан Саныч. — Подобные наши действия они просчитали заранее. Не хочется вас пугать, но на каждый наш шаг, направленный на спасение заложников, они будут отвечать захватом новых жертв. Захватом ваших близких. Вступив на путь шантажа, они не остановятся. Они не захотят оставаться без козырей на руках. А в их возможностях вы могли убедиться сами.
Все замолчали. Потому что вспомнили об обысках, учиненных в их отсутствие в квартирах.
— Но если действовать решительно и быстро? Если действовать на упреждение? Откуда они могут узнать о наших действиях?
— Из сводок и отчетов. Которые каждый день им подают на стол наши бывшие начальники.
— Ого! Неужели все это так серьезно? — присвистнули ветераны.
— Более чем.
— Тогда что предлагаешь ты, Полковник?
— Сейчас ничего конкретно. Мне надо три дня. Если за это время я не, смогу найти выход из создавшейся ситуации, ничего не останется, как идти на поклон к генералам.
— А пока?
— А пока никто ничего не должен знать.
Связь по телефону условными фразами. И никаких подробностей.
— Слушают?
— Слушают! По крайней мере меня — точно. До моего появления — все внимание на родственников. Они сейчас наше самое слабое звено. Не стоит давать в руки шантажистов новые козыри. Нельзя отдавать внуков и детей.
— Это ясно. С этим мы как-нибудь разберемся. Ты лучше скажи — не требуется ли помощь тебе?
— Пока нет. Если не справлюсь — позову вас на помощь. Кстати, Борис, как твоя техника? Сработала?
— Звонок был один. Номер телефона я поймал, адрес постараюсь выяснить. Все прочие переговоры, равно как любые звонки, я буду фиксировать и записывать на пленку. Все, что могу.
— Сможешь ли ты сообщить мне адрес завтра к утру?
— Думаю, что смогу даже сегодня к вечеру.
— Тогда до вечера. Надо нам, как бы случайно, встретиться сегодня, ближе к закрытию, в моем универсаме возле прилавка с морепродуктами.
Борис молча кивнул головой.
Глава 12
Вечером Сан Саныч бродил по универсаму. Перед закрытием он был практически пуст. Организовать близкое наблюдение здесь в это время, чтобы не быть замеченным, было затруднительно. Услышать несколько оброненных на ухо друг другу фраз — невозможно.
Постепенно Сан Саныч придвинулся к рыбному прилавку.
— Ба! — услышал он радостный возглас Бориса. — Какая встреча! Кто бы мог подумать! Какими судьбами! — И тише:
— Что там еще говорят в таких случаях?
— Кончай резвиться.
— Вот решил купить рыбы, чтобы сварить уху, — декламировал Борис, как студент театрального училища, случайно выпущенный на мхатовскую сцену. — Никогда не любил уху. А тут полюбил уху. А в ближних магазинах рыбы нет. А в твоем рыба есть. Вот я пришел. Здравствуй.
— Ты что, решил сорвать аплодисменты?
— Один хрен, если они за нами следят, в случайные встречи не поверят. Пусть лучше примут за идиотов. Как ты насчет ухи? Хочу угостить тебя ухой! Приходи завтра на уху!
— Ну ты клоун!
— Если я клоун, то ты постановщик всей этой клоунады. Между прочим, по твоей вине мне придется сегодня лопать рыбу, от которой у меня изжога. Лучше бы ты назначил встречу в ликероводочном отделе.
— В ликероводочном — не протолкнуться. А здесь пустота, как в океане.
— Но все же приходи на уху. Непременно приходи. К сыну. Я у сына буду. Адрес помнишь? Лесная, двадцать пять, один.
Сына у Бориса не было. Сын Бориса погиб много лет назад при выполнении интернационального долга в одной из дальних командировок. Борис был так же одинок, как Сан Саныч.
— Придешь?
— Непременно. От такой ухи только дурак откажется.
Адрес был установлен.
Дома Сан Саныч развернул карту города. Лесная улица располагалась в парковом массиве и улицей как таковой не являлась — так, горстка вразнобой разбросанных домов.
Как же это они так не убереглись? Вместо того чтобы звонить со случайного автомата, засветили конкретный адрес? Или они настолько уверовали в свою силу, в свою безнаказанность, что считают ниже собственного достоинства соблюдать правила конспирации? Не принимают горстку древних стариков за настоящих противников? Или дал промашку кто-то из нижнего звена исполнителей? Или им в голову не пришло, что кто-то, кроме милиции, которая подконтрольна, может попытаться установить адрес, откуда прозвучал телефонный звонок?
В любом случае за адресок им спасибо.
Большое спасибо!
Ближе к темноте Сан Саныч решил провести рекогносцировку на подступах к интересующему его объекту. Где он находится, как выглядит, что за жильцы в нем обитают? Вот далеко не все вопросы, на которые он хотел ответить. Только дурак или без году неделя новобранец полезет на опорный пункт противника без предварительной разведки. Сан Саныч не был дураком (хотя, может, и был, раз вляпался в такое дело), но уж точно не был новобранцем. Ни по возрасту, ни по опыту.
Не исключая возможности слежки, покинуть квартиру Сан Саныч решил по-тихому. Но прежде чем покидать, он постарался обеспечить соответствующую маскировку. «Уходя — оставайтесь, — любил повторять когда-то его ротный. — Грош цена разведчику, который, отправляясь в поиск, извещает о нем своего противника. Помните, с той стороны за вами наблюдают десятки небезразличных глаз. Всякое изменение привычной обстановки, исчезновение постоянно мелькавших до того бойцов, отсутствие дыма в полевой кухне, любая другая на первый взгляд мелочь могут вызвать у врага подозрения. Если вы не хотите, чтобы вас искали, сделайте вид, что вы никуда не уходили».
Что Сан Саныч и собирался сделать. То, что он слушал эти рекомендации рядовым новобранцем, а теперь собирается им следовать, будучи полковником в отставке, их полезной сути не меняло. Принципы разведки за прошедшие несколько десятков лет не претерпели изменений. Принципы разведки остались такими же, какими были и сто, и триста, и пятьсот лет назад.
Сан Санычу нужно было уйти. И нужно было остаться.
Для того, чтобы уйти, ему нужен был «черный ход». Для того, чтобы остаться, — простой механический будильник.
Он снял с будильника защитное стекло и заклеил четверть циферблата металлической фольгой. К фольге он подключил проводок, идущий к электрическому выключателю. Другой проводок он присоединил к часовой стрелке, таким образом, чтобы часть его свободно свисала вниз. Теперь, двигаясь, стрелка неизбежно замыкала контакты, а протащив проволочный контакт через фольгу — размыкала. Свет должен был включиться в девять и потухнуть в двенадцать. Включиться — когда жильцу квартиры станет темно, и выключиться, когда он ляжет спать.
Надев старую, потемнее цветом одежду, Сан Саныч вышел на лестничную площадку, стараясь не шуметь, закрыл дверь и так же бесшумно поднялся по чердачной лестнице. Висящий на люке замок он открыл с помощью простейшей отмычки.
Чердак был запущенный и пыльный.
— Кис-кис, — позвал Сан Саныч, на всякий случай страхуя себя от случайных свидетелей. — Где ты, Вася? Вася. Васенька…
Вася не отозвался. Под крышей было душно и пусто.
Сан Саныч пролез через слуховое окно и, прячась за вытяжными трубами и держась за антенны, спустился к примыкающему дому. С трудом преодолев полутораметровый порожек, он перебрался на другую крышу. Отдышался, смахивая липкий пот, ощупью пробрался на чердак и долго искал в темноте люк. Слава богу, люк был без замка. А то пришлось бы ломать крышку.
До Лесной улицы Сан Саныч добрался обычным порядком, то есть городским транспортом. В первую очередь он обследовал окрестности. Любой поиск должен начинаться с определения путей подхода и эвакуации. Они определяют успех дела. Какой прок от того, что разведчик добыл важные сведения, если он не смог доставить их своему командованию. Фронтовой опыт показывает, что подавляющее большинство разведгрупп гибло именно при подходе к объекту и при уходе с него. Сама операция — это только малая часть разведывательной работы. И самая малая по затратам времени.
Поиск Сан Саныч вел по широкой спирали, постепенно сужающейся у дома двадцать пять. Он замечал и цепко запоминал все: заросли кустарника, случайные ямы, траншеи, копны сена и развалины, в которых можно было спрятаться, тропинки и дороги, по которым можно было с большей, чем по лесным зарослям, скоростью передвигаться, линии электропередачи, поляны, большие лужи и многое, многое другое, на что другой человек не обратил бы ни малейшего внимания.
Больше всего ему приглянулись остовы нескольких заброшенных, давно развалившихся и заросших крапивой и лопухами деревенских домов. Он исползал их вдоль и поперек, не поленившись наведаться даже в полузасыпанные погреба. Он извозился, промочил ноги, порвал плащ, но остался доволен результатами своих поисков.
Когда окончательно стемнело, Сан Саныч по кустам приблизился к забору, который со всех сторон окружал дом. Забор был бетонный, серый, высотой метра два. Сан Саныч привалился к ближайшему пролету, прикинул, способен ли он, подпрыгнув, зацепиться за его край и, подтянувшись, заглянуть внутрь. Нет, ни подпрыгнуть, ни зацепиться, ни подтянуться. Вернее, что-нибудь одно он еще мог осилить. Но только что-то одно. Например, зацепиться. Но для того чтобы зацепиться, надо было как минимум подпрыгнуть. Метр. И подтянуться. Один раз. На это сил уже явно не останется.
Сан Саныч представил, как он тупо, ни туда, ни сюда, висит на заборе, и сильно расстроился, что не занимался физическими упражнениями, если не считать разбивания яиц о сковородку и переключения телевизионных каналов.
Стыдно. Когда-то призы брал на соревнованиях, а теперь жиром оброс как боров на сельскохозяйственной выставке. Теперь придется унижать свое человеческое достоинство подглядыванием в щели. Как за девками в купальне.
Сан Саныч прошел вдоль забора, внимательно осматривая стыки бетонных плит. Щель, конечно, нашлась. Иначе и быть не могло — заборов без щелей не бывает. Как и щелей без заборов.
Внутри было темно. Полоса света от уличных фонарей лишь высвечивала часть здания и асфальтовую дорожку. Густые кусты и деревья подступали к самому забору. Что было хорошо. Что было на руку.
Сан Саныч осторожно пошел вдоль забора, заглядывая во все встретившиеся на пути дыры. Никаких видимых сигнальных систем, никакой колючей, под электрическим напряжением, проволоки он не обнаружил. Собак не услышал. Похоже, дом не охранялся. По крайней мере, по внешнему кольцу.
Той же дорогой, что пришел, Сан Саныч вышел на остановку, последним автобусом уехал в город и через подъезд соседнего дома, крышу и чердак вернулся домой. Судя по тому, что свет не горел, он уже спал.
День Сан Саныч отлеживался. Вернее, пытался отлеживаться. Он ворочался с боку на бок, чувствуя ломоту во всем теле и даже в тех местах, которые непосредственно в лазаний, ползании и прыжках задействованы не были. Он вздыхал, охал, кряхтел и живо вспомнившимся солдатским жаргоном крыл судьбу-злодейку, заставившую его на старости лет скакать по заборам и крышам. Не в таком возрасте в скаутские забавы пускаться. В таком возрасте прыжок через канаву на полосе пионерских препятствий может закончиться приземлением в деревянный ящик или, если больше повезет, на реанимационную койку. — О-ох. Ой-ей. Ох…
Но когда стрелка часов приблизилась к 17:00, Сан Саныч перестал стонать, слез с койки и занялся делом. В душе он оставался разведчиком. Очень старым, очень больным и очень несчастным, но разведчиком. Образ жизни и образ мысли не сдашь при выходе в отставку, как служебное удостоверение или табельное оружие. Образ жизни остается с разведчиком до конца его дней.
Ты можешь сколько угодно стенать, жаловаться на судьбу, здоровье, погоду, дурное начальство и эту треклятую службу. Можешь крыть все и вся по матери и прочим дальним и ближним родственникам. Можешь грозиться завтра подать рапорт на увольнение и набить морду старшине… Но как только приспеет время X — будь добр, подпоясывай ремешок и в три минуты, в полном десантном облачении являйся на плац или иное, заранее оговоренное, место сбора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Сан Саныч, не опуская трубки, на мгновение задумался и тут же набрал номер.
— Михалыч, по твоему направлению отбой.
— Почему? Что случилось?
— Я потом объясню.
— Но заявление уже пошло в дело.
— Заявление пусть остается. Но больше никаких действий. Никакого дополнительного проталкивания. Пусть все идет в установленном порядке.
— А что я скажу Семену?
— Ничего не говори. Я объяснюсь с ним сам. Следующий звонок пострадавшему.
— Семен, как дела?
— Как сажа. Аж в глазах бело!
— Какие-нибудь новости есть?
— Есть. Звонили. Дали послушать голос внучки.
— Что она сказала?
— Сказала, что их не обижают, но просила как можно скорее их отсюда забрать. Голос Семена задрожал.
— Я все понял. Сейчас выезжаю к вам. Ничего не предпринимайте.
На улице Сан Саныч остановил первую попавшуюся машину. О цене он не торговался. Он берег только время.
Семена Сан Саныч застал на диване с пузырьком валокордина в руке.
— Не дрейфь, старина. Все будет в порядке.
Семен ничего не ответил. Только отвернулся лицом к стенке.
Прав был депутат — не простят Сан Санычу друзья, если по его вине с их близкими случится какая-нибудь беда. Он вообще был во многом прав, этот чертов депутат!
В соседней комнате кто где сидели съехавшиеся на беду старички.
— Все, значит, собрались?
— Все, не все, но собрались. Одного тебя только и ждали. Что ты за хреновину такую заварил на старости лет, что всем нам вместе не расхлебать?
— Хреновина как хреновина. Одни ценную для них вещь потеряли. Другие нашли. А сторговаться не могут.
— Хороша торговля!
— Так и вещь не пустячная.
— Мы так понимаем, что во все подробности ты нас посвящать не желаешь?
— Во все — нет. Для вашего же блага. Здесь в самом прямом смысле — кто меньше знает, тот больше живет.
Ветераны не спорили. И не обижались. Потому что были не просто ветераны, а бывшие спецы. Им своих тайн носить не переносить. Поэтому в чужие они не лезли. Их служба, их образ жизни давно отучили от праздного любопытства. Что положено знать — скажут. А что не положено — лучше не знать.
— Вкратце ситуация такая: я располагаю информации, которая крайне неудобна одним высокопоставленным особам. Начавшиеся было торговые переговоры зашли в тупик. В ход пошли силовые методы. В связи с тем, что меня ухватить не за что, они взялись за вас.
— То есть достают тебя через большой круг. Они давят на нас, мы — на тебя, ты — капитулируешь.
— Совершенно верно.
— Насколько серьезен противник? Может, так, больше пугает?
— Лукавить не буду — серьезный. Очень серьезный. Ради получения требуемой вещи они уже прошли через несколько трупов.
— Один из них Иван?
— Один из них Иван.
— И у нас они искали то, что он спрятал у тебя?
— Да.
— Ладно, давай дальше.
— Они готовы обменять это на жизнь, — Сан Саныч кивнул головой в сторону соседней комнаты. — Баш на баш.
— Врут они. Никакого баш на баш не будет, — покачал головой Толя. — Будет по-другому: ты отдашь свое, а взамен ничего не получишь. Зачем им отпускать живыми заложников, которые их видели? Которые могут указать места, где их прятали. Тем более начато дело по их розыску. Нет, равноценного размена не будет.
— Семен?
— Согласен. Если трупы уже есть, значит, трупов они не боятся. Отсутствие доказательств их вины им важнее сохранения двух жизней. Пусть даже одна из них принадлежит ребенку. Они не будут оставлять свидетелей. В том числе и тебя, Сан Саныч.
— Борис?
— Меня эта ситуация задевает меньше всех. У меня, как и у Саныча, тоже никого нет. Мне трудно советовать другим, когда я почти ничем не рискую.
— Давай без реверансов.
— Тогда считаю, что на уступки шантажистам идти бессмысленно. Судя по всему, жизнь людей для них — дешевка. Они получат свое и избавятся от свидетелей, надежно спрятав трупы. Погибшие зависнут в графе «пропавшие без вести». Сами знаете, нет трупов — нет убийства. Дело будет перекладываться со стола на стол, пока не перекочует в архив.
— Михась?
— Безнадега. Я допускаю, что они согласились бы на обмен, если бы, к примеру, находились в розыске или были голью перекатной. Тогда трупы им ни к чему — схватил куш пожирнее и в бега. Хоть так от правосудия скрываться, что эдак. Хуже не будет.
Этим терять есть что. Они легалы. Они живут нормальной жизнью. Имеют семьи, дома, дачи, машины, положение. Бежать им — значит терять все, чего они достигли на данный момент. Они не побегут. Они предпочтут совсем другой сценарий.
— Значит, торговля невозможна?
— Невозможна.
— Это общее мнение? Все согласно кивнули.
— Тогда что остается делать?
— Например, обратиться в установленном порядке в МВД.
— Это уже сделано.
— Да не просто обратиться, не просто заявление отнести. Нажать на все педали, привлечь лучшие силы и вычислить и уничтожить шантажистов до того, как они смогут причинить вред заложникам. Ну остались же у нас связи в родных пенатах. Неужели нам откажутся помочь? Лично я могу взять на себя прокуратуру.
— В принципе он прав, другого выхода нет.
— Согласны.
— Боюсь, это тоже не выход, — тихо сказал Сан Саныч. — Подобные наши действия они просчитали заранее. Не хочется вас пугать, но на каждый наш шаг, направленный на спасение заложников, они будут отвечать захватом новых жертв. Захватом ваших близких. Вступив на путь шантажа, они не остановятся. Они не захотят оставаться без козырей на руках. А в их возможностях вы могли убедиться сами.
Все замолчали. Потому что вспомнили об обысках, учиненных в их отсутствие в квартирах.
— Но если действовать решительно и быстро? Если действовать на упреждение? Откуда они могут узнать о наших действиях?
— Из сводок и отчетов. Которые каждый день им подают на стол наши бывшие начальники.
— Ого! Неужели все это так серьезно? — присвистнули ветераны.
— Более чем.
— Тогда что предлагаешь ты, Полковник?
— Сейчас ничего конкретно. Мне надо три дня. Если за это время я не, смогу найти выход из создавшейся ситуации, ничего не останется, как идти на поклон к генералам.
— А пока?
— А пока никто ничего не должен знать.
Связь по телефону условными фразами. И никаких подробностей.
— Слушают?
— Слушают! По крайней мере меня — точно. До моего появления — все внимание на родственников. Они сейчас наше самое слабое звено. Не стоит давать в руки шантажистов новые козыри. Нельзя отдавать внуков и детей.
— Это ясно. С этим мы как-нибудь разберемся. Ты лучше скажи — не требуется ли помощь тебе?
— Пока нет. Если не справлюсь — позову вас на помощь. Кстати, Борис, как твоя техника? Сработала?
— Звонок был один. Номер телефона я поймал, адрес постараюсь выяснить. Все прочие переговоры, равно как любые звонки, я буду фиксировать и записывать на пленку. Все, что могу.
— Сможешь ли ты сообщить мне адрес завтра к утру?
— Думаю, что смогу даже сегодня к вечеру.
— Тогда до вечера. Надо нам, как бы случайно, встретиться сегодня, ближе к закрытию, в моем универсаме возле прилавка с морепродуктами.
Борис молча кивнул головой.
Глава 12
Вечером Сан Саныч бродил по универсаму. Перед закрытием он был практически пуст. Организовать близкое наблюдение здесь в это время, чтобы не быть замеченным, было затруднительно. Услышать несколько оброненных на ухо друг другу фраз — невозможно.
Постепенно Сан Саныч придвинулся к рыбному прилавку.
— Ба! — услышал он радостный возглас Бориса. — Какая встреча! Кто бы мог подумать! Какими судьбами! — И тише:
— Что там еще говорят в таких случаях?
— Кончай резвиться.
— Вот решил купить рыбы, чтобы сварить уху, — декламировал Борис, как студент театрального училища, случайно выпущенный на мхатовскую сцену. — Никогда не любил уху. А тут полюбил уху. А в ближних магазинах рыбы нет. А в твоем рыба есть. Вот я пришел. Здравствуй.
— Ты что, решил сорвать аплодисменты?
— Один хрен, если они за нами следят, в случайные встречи не поверят. Пусть лучше примут за идиотов. Как ты насчет ухи? Хочу угостить тебя ухой! Приходи завтра на уху!
— Ну ты клоун!
— Если я клоун, то ты постановщик всей этой клоунады. Между прочим, по твоей вине мне придется сегодня лопать рыбу, от которой у меня изжога. Лучше бы ты назначил встречу в ликероводочном отделе.
— В ликероводочном — не протолкнуться. А здесь пустота, как в океане.
— Но все же приходи на уху. Непременно приходи. К сыну. Я у сына буду. Адрес помнишь? Лесная, двадцать пять, один.
Сына у Бориса не было. Сын Бориса погиб много лет назад при выполнении интернационального долга в одной из дальних командировок. Борис был так же одинок, как Сан Саныч.
— Придешь?
— Непременно. От такой ухи только дурак откажется.
Адрес был установлен.
Дома Сан Саныч развернул карту города. Лесная улица располагалась в парковом массиве и улицей как таковой не являлась — так, горстка вразнобой разбросанных домов.
Как же это они так не убереглись? Вместо того чтобы звонить со случайного автомата, засветили конкретный адрес? Или они настолько уверовали в свою силу, в свою безнаказанность, что считают ниже собственного достоинства соблюдать правила конспирации? Не принимают горстку древних стариков за настоящих противников? Или дал промашку кто-то из нижнего звена исполнителей? Или им в голову не пришло, что кто-то, кроме милиции, которая подконтрольна, может попытаться установить адрес, откуда прозвучал телефонный звонок?
В любом случае за адресок им спасибо.
Большое спасибо!
Ближе к темноте Сан Саныч решил провести рекогносцировку на подступах к интересующему его объекту. Где он находится, как выглядит, что за жильцы в нем обитают? Вот далеко не все вопросы, на которые он хотел ответить. Только дурак или без году неделя новобранец полезет на опорный пункт противника без предварительной разведки. Сан Саныч не был дураком (хотя, может, и был, раз вляпался в такое дело), но уж точно не был новобранцем. Ни по возрасту, ни по опыту.
Не исключая возможности слежки, покинуть квартиру Сан Саныч решил по-тихому. Но прежде чем покидать, он постарался обеспечить соответствующую маскировку. «Уходя — оставайтесь, — любил повторять когда-то его ротный. — Грош цена разведчику, который, отправляясь в поиск, извещает о нем своего противника. Помните, с той стороны за вами наблюдают десятки небезразличных глаз. Всякое изменение привычной обстановки, исчезновение постоянно мелькавших до того бойцов, отсутствие дыма в полевой кухне, любая другая на первый взгляд мелочь могут вызвать у врага подозрения. Если вы не хотите, чтобы вас искали, сделайте вид, что вы никуда не уходили».
Что Сан Саныч и собирался сделать. То, что он слушал эти рекомендации рядовым новобранцем, а теперь собирается им следовать, будучи полковником в отставке, их полезной сути не меняло. Принципы разведки за прошедшие несколько десятков лет не претерпели изменений. Принципы разведки остались такими же, какими были и сто, и триста, и пятьсот лет назад.
Сан Санычу нужно было уйти. И нужно было остаться.
Для того, чтобы уйти, ему нужен был «черный ход». Для того, чтобы остаться, — простой механический будильник.
Он снял с будильника защитное стекло и заклеил четверть циферблата металлической фольгой. К фольге он подключил проводок, идущий к электрическому выключателю. Другой проводок он присоединил к часовой стрелке, таким образом, чтобы часть его свободно свисала вниз. Теперь, двигаясь, стрелка неизбежно замыкала контакты, а протащив проволочный контакт через фольгу — размыкала. Свет должен был включиться в девять и потухнуть в двенадцать. Включиться — когда жильцу квартиры станет темно, и выключиться, когда он ляжет спать.
Надев старую, потемнее цветом одежду, Сан Саныч вышел на лестничную площадку, стараясь не шуметь, закрыл дверь и так же бесшумно поднялся по чердачной лестнице. Висящий на люке замок он открыл с помощью простейшей отмычки.
Чердак был запущенный и пыльный.
— Кис-кис, — позвал Сан Саныч, на всякий случай страхуя себя от случайных свидетелей. — Где ты, Вася? Вася. Васенька…
Вася не отозвался. Под крышей было душно и пусто.
Сан Саныч пролез через слуховое окно и, прячась за вытяжными трубами и держась за антенны, спустился к примыкающему дому. С трудом преодолев полутораметровый порожек, он перебрался на другую крышу. Отдышался, смахивая липкий пот, ощупью пробрался на чердак и долго искал в темноте люк. Слава богу, люк был без замка. А то пришлось бы ломать крышку.
До Лесной улицы Сан Саныч добрался обычным порядком, то есть городским транспортом. В первую очередь он обследовал окрестности. Любой поиск должен начинаться с определения путей подхода и эвакуации. Они определяют успех дела. Какой прок от того, что разведчик добыл важные сведения, если он не смог доставить их своему командованию. Фронтовой опыт показывает, что подавляющее большинство разведгрупп гибло именно при подходе к объекту и при уходе с него. Сама операция — это только малая часть разведывательной работы. И самая малая по затратам времени.
Поиск Сан Саныч вел по широкой спирали, постепенно сужающейся у дома двадцать пять. Он замечал и цепко запоминал все: заросли кустарника, случайные ямы, траншеи, копны сена и развалины, в которых можно было спрятаться, тропинки и дороги, по которым можно было с большей, чем по лесным зарослям, скоростью передвигаться, линии электропередачи, поляны, большие лужи и многое, многое другое, на что другой человек не обратил бы ни малейшего внимания.
Больше всего ему приглянулись остовы нескольких заброшенных, давно развалившихся и заросших крапивой и лопухами деревенских домов. Он исползал их вдоль и поперек, не поленившись наведаться даже в полузасыпанные погреба. Он извозился, промочил ноги, порвал плащ, но остался доволен результатами своих поисков.
Когда окончательно стемнело, Сан Саныч по кустам приблизился к забору, который со всех сторон окружал дом. Забор был бетонный, серый, высотой метра два. Сан Саныч привалился к ближайшему пролету, прикинул, способен ли он, подпрыгнув, зацепиться за его край и, подтянувшись, заглянуть внутрь. Нет, ни подпрыгнуть, ни зацепиться, ни подтянуться. Вернее, что-нибудь одно он еще мог осилить. Но только что-то одно. Например, зацепиться. Но для того чтобы зацепиться, надо было как минимум подпрыгнуть. Метр. И подтянуться. Один раз. На это сил уже явно не останется.
Сан Саныч представил, как он тупо, ни туда, ни сюда, висит на заборе, и сильно расстроился, что не занимался физическими упражнениями, если не считать разбивания яиц о сковородку и переключения телевизионных каналов.
Стыдно. Когда-то призы брал на соревнованиях, а теперь жиром оброс как боров на сельскохозяйственной выставке. Теперь придется унижать свое человеческое достоинство подглядыванием в щели. Как за девками в купальне.
Сан Саныч прошел вдоль забора, внимательно осматривая стыки бетонных плит. Щель, конечно, нашлась. Иначе и быть не могло — заборов без щелей не бывает. Как и щелей без заборов.
Внутри было темно. Полоса света от уличных фонарей лишь высвечивала часть здания и асфальтовую дорожку. Густые кусты и деревья подступали к самому забору. Что было хорошо. Что было на руку.
Сан Саныч осторожно пошел вдоль забора, заглядывая во все встретившиеся на пути дыры. Никаких видимых сигнальных систем, никакой колючей, под электрическим напряжением, проволоки он не обнаружил. Собак не услышал. Похоже, дом не охранялся. По крайней мере, по внешнему кольцу.
Той же дорогой, что пришел, Сан Саныч вышел на остановку, последним автобусом уехал в город и через подъезд соседнего дома, крышу и чердак вернулся домой. Судя по тому, что свет не горел, он уже спал.
День Сан Саныч отлеживался. Вернее, пытался отлеживаться. Он ворочался с боку на бок, чувствуя ломоту во всем теле и даже в тех местах, которые непосредственно в лазаний, ползании и прыжках задействованы не были. Он вздыхал, охал, кряхтел и живо вспомнившимся солдатским жаргоном крыл судьбу-злодейку, заставившую его на старости лет скакать по заборам и крышам. Не в таком возрасте в скаутские забавы пускаться. В таком возрасте прыжок через канаву на полосе пионерских препятствий может закончиться приземлением в деревянный ящик или, если больше повезет, на реанимационную койку. — О-ох. Ой-ей. Ох…
Но когда стрелка часов приблизилась к 17:00, Сан Саныч перестал стонать, слез с койки и занялся делом. В душе он оставался разведчиком. Очень старым, очень больным и очень несчастным, но разведчиком. Образ жизни и образ мысли не сдашь при выходе в отставку, как служебное удостоверение или табельное оружие. Образ жизни остается с разведчиком до конца его дней.
Ты можешь сколько угодно стенать, жаловаться на судьбу, здоровье, погоду, дурное начальство и эту треклятую службу. Можешь крыть все и вся по матери и прочим дальним и ближним родственникам. Можешь грозиться завтра подать рапорт на увольнение и набить морду старшине… Но как только приспеет время X — будь добр, подпоясывай ремешок и в три минуты, в полном десантном облачении являйся на плац или иное, заранее оговоренное, место сбора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30