Анатолий поднял ее и переключил на прием.
— Эй, что там у вас случилось? Какая машина? Что за стрельба? Отзовитесь! Вы слышите нас?
Это было плохо. Это было очень плохо, что рация была включена. До последнего мгновения она транслировала все, что происходило в машине. Теперь там, в лагере, наверняка догадались, что случилось худшее. Что посланные в помощь бандиты попали в засаду. Теперь они будут настороже, и вряд ли удастся проскочить за ворота безнаказанно. Эффект неожиданности утрачен.
Анатолий выключил радиостанцию и вернулся к иномарке.
Семен, лежа на заднем сиденье, скрипел зубами. Шок начинал проходить. Взамен него приходила боль.
— На что жалуется больной? — попробовал пошутить Толя, но, увидев густо сочащуюся по плечу и ноге товарища кровь, замолк. — Ладно, закатывай штанину, будем смотреть.
— Погоди штанину. Скажи, как там в машине?
— Хреново в машине. Эти все трупы. Но рация работала на передачу.
— Вот так-так. Получается, они обо всем узнали, что называется, из первых уст?
— Получается так. Если не еще хуже, — ответил Анатолий, осторожно ощупывая раны.
— Ох! — не сдержавшись, вскрикнул Семен.
— Больно?
— Приятно. Ты лучше скажи, кость задета или нет?
— Нет, кажется, повезло. Только мышцы. Если потерпишь, скажу точнее.
— Давай злодействуй, — кивнул Семен, стискивая челюсти.
И Анатолий, и Семен много на своем веку видели ран. Огнестрельных в том числе. Опытом наблюдения растерзанной плоти они обладали ничуть не меньшим, чем квалифицированные хирурги. И диагнозы ставили не хуже.
— Ну?
— Нормально. Считай, в кальсонах родился.
— Почему в кальсонах?
— Потому что в ногу попало. А плечо так — царапина. Через пару деньков заживет. Теперь еще немного потерпи. Бинтовать буду.
— Погоди бинтовать. Не до медицины сейчас. В лагерь тебе надо. Немедленно. Там наши наверняка на исходные вытянулись, если мы… — Семен осекся. — Если ты не прибудешь к назначенному сроку, их могут прищучить. Тогда им никакие бинты не помогут. Время на секунды пошло.
— Ты же кровью истечешь.
— Не истеку. Сам перебинтуюсь как-нибудь. Мужиков спасать надо. Ты, если хочешь мне помочь, дело быстрее доделай. Если они по моей вине погибнут, моя жизнь спасенная мне же поперек горла встанет. Действуй.
— Как же я тебя оставлю? Одного. Здесь.
— Как раньше оставляли. Когда на задание шли. Дело важнее. Ты же меня не насовсем оставляешь. Управишься — на обратном пути подберешь. Не первый раз.
— Ладно. Тогда я по-быстрому отстреляюсь и обратно. Где-нибудь через часик. Дотерпишь?
— Дотерплю. Делов-то — две сквозных дырки.
— Ну, тогда держись!
Анатолий осторожно вытянул раненого товарища из машины и волоком оттащил до ближайших деревьев. Прислонил головой к стволу.
— Все. Не тяни время. Оставляй меня здесь. Мне здесь нравится. Пейзаж здесь хороший.
— Вот бинты. Вот вата. Если не хватит — рви исподнее. Ну я пошел?
— Погоди. Оружие притащи. Автомат мой. И гранату.
— Зачем тебе оружие? Ты на бюлютне.
— Без оружия я не могу. Без оружия я оставаться не согласен. Мало ли как у вас там сложится…
Анатолий сбегал к машине, принес все лишнее оружие.
— Вот теперь хорошо, — сказал удовлетворенно Семен, поглаживая свой автомат. — Теперь иди.
Анатолий развернулся и резко шагнул прочь. Словно какую-то черту переступил.
— Толя! — крикнул вдогонку Семен.
— Что?
— Вы поосторожней там. С внучкой. И сами тоже.
— Ладна. Не дрейфь, не впервой! Прорвемся! — ответил Анатолий, отворачиваясь.
Прошел шагов десять и снова обернулся. Семен, чуть приподняв корпус и стараясь не застонать от боли, запихивал под себя гранату. Как на фронте. Не желает живым в руки врага попадать. А граната-то — противотанковая. Как раз по его нынешним габаритам.
Смешно.
И страшно.
В машине за баранкой Анатолий успокоился. И постарался забыть о Семене. Теперь, когда решение было принято, оглядываться назад было нельзя. Семен сам взял на себя заботу о себе. Анатолию надо было думать о будущем. Об очень скором будущем.
Он остался один. Старый план — лихого подъезда к гаражам — теперь исключался. Доехать до них ему не дадут. Расстреляют на дальних подступах. Единственно, что он мог реально сделать, — это заблокировать ворота. Закрыть единственный путь преступникам к отступлению. И держать его до тех пор, пока зашедшие с тыла товарищи не довершат дело. Или пока не довершат дело бандиты. Без альтернатив.
Держаться сколько возможно.
Держаться до конца!
Ворота Анатолий проскочил с ходу. Но проезжать далеко не стал. Свернул на обочину и задним ходом сдал к воротам, поставив машину поперек дороги. Быстро выскочив в открытую в сторону леса дверцу, он вытащил оружие и, пригибаясь и прячась за машиной, неуклюже прыгнул к забору. Дальше он продвигался ползком, скрываясь за кочками и нагромождениями мусора, стараясь выбирать маршрут через ямы и другие понижения рельефа. Было очень важно, чтобы противник раньше времени не распознал его огневой рубеж.
От гаражей доносились чужие крики. Потом ударил первый выстрел.
Нервничают. Наугад лупят. Это хорошо, что наугад. И что нервничают. Нервный противник безопасней выдержанного. Эмоции упреждать легче, чем трезвый расчет.
До начала по-настоящему активных действий Анатолий успел оборудовать три примерно равноценных позиции. Одна — за густо поросшим травой и кустарником бугорком. Другая — в глубокой, напоминающей воронку ложбинке. Третья — за навалом бетонных плит. Если их использовать попеременно, то возможно создать иллюзию присутствия нескольких бойцов. Что может на некоторое время остудить пыл наступающих.
Главное, быстро и незаметно перемещаться из одного убежища в другое. Насчет незаметно Анатолий не сомневался — предполагаемый путь он на скорую руку замаскировал с помощью случайных веток, мусора и травы. А вот что касается быстро — это вряд ли.
На каждой позиции вспомнивший уроки фронта разведчик оставил какое-нибудь оружие и запасные патроны. Справа — винтовку, слева трофейный «АКМ». В центре, до упора расставив сошки, поставил пулемет. Не зря Семен набивал патронами диск. Как в воду смотрел!
С собой Анатолий таскал только «ППШ» и револьвер. Личное оружие должно быть лично с ним!
От гаража постреливали все более часто.
«Ничего. Четверть часа продержусь точно. А там наши подоспеют, — подумал Анатолий. — А если не подоспеют?»
Тогда его обойдут с флангов и тыла и пристрелят, несмотря на три стрелковые ячейки. Следить за всеми четырьмя направлениями он не в состоянии. Нет у него соседей справа, соседей слева и стратегического резерва в ближнем тылу. Один он. Как тот воин в поле.
Но об этом лучше не думать. И вообще лучше не думать о том, «что если вдруг». Бой покажет. Есть доверенная тебе позиция — за нее и держись. Хоть руками, хоть ногами, хоть еще чем. Назад — ни шагу! Вцепись — и не отпускай. Пока не последует другой команды. А что там делают соседи справа и слева — не твоего рядового ума дело. Ты отвечаешь за то — за что отвечаешь!
Только так можно удержать свою стрелковую ячейку, свой окоп, свой фронт. Только так можно выиграть войну!
Когда первая пуля ткнулась позади позиций в бетонную стену забора и спустя мгновение, в метре от нее, еще одна, разведчик понял, что хаотичная, с целью успокоить собственные расшалившиеся нервы, стрельба закончилась. Началась разведка боем.
Теперь они, нащупывая не видимое им пока укрытие, будут равномерно обстреливать площади. Будут провоцировать его на ответный выстрел. Примитивная, действующая только на сопливых новобранцев тактика. Его такой не взять.
Пуганые! От отдельных, просвистывающих мимо головы пулек в обморок не падаем.
Но осадная тактика длилась недолго. Видно, кому-то она не понравилась. Стрельба стихла и тут же, минуты не прошло, набрала обороты. Похоже, готовилась атака.
Разведчик, слегка высунувшись из укрытия, осмотрелся. Две группы по два человека, пригибаясь к земле, перебегали от укрытия к укрытию. Еще двое, не жалея патронов, поливали местность в направлении их наступления. На этот раз бандиты действовали довольно умело. Поди, в армии научились. Вспомнили с перепугу преподанные им на срочной службе науки.
Теперь молчать было бессмысленно. Помолчишь так пяток-другой минут, позволишь им дойти до забора и уже навек замолкнешь. С пулей в сердце.
Разведчик передернул затвор «Дегтярева» и, выцелив идущего дальше всех, нажал на курок, отсекая короткую очередь. Пулемет вздрогнул, выплюнув три патрона. Бандит упал. Остальные ответили истерически длинными очередями.
Первая жертва далась легко. Другие такого подарка уже не преподнесут. Другие будут бояться. Враг выказал свой характер и свое логово. Теперь можно было не стесняться. Разведчик передвинул пулемет и тремя короткими очередями пробил колеса у застрявшей в воротах машины. Для лучшего сцепления с грунтом.
И еще одним выстрелом — бензобак. На всякий случай. На случай, если кто-то захочет прорваться через ворота. Машина загорелась черным чадящим пламенем.
Потом дал длинную очередь в сторону наступавших и переполз на другую позицию.
Контрольное время давно минуло. А подмоги все не было. Подмога запаздывала.
Пока силы наступающего противника молотили грунт вблизи первого укрытия, разведчик выцеливал их из другого. Выцеливал с помощью винтовки. Старого образца. Он любил эту безотказную, хотя и неуклюжую винтовку. Она позволяла попадать туда, куда хотелось. И попадать издалека. «ППШ» — лупил по площадям. Наудачу. Вдруг из десятка выпущенных пуль одна попадет в цель. Он был годен только для ближнего боя. Где важно в единицу времени выпустить как можно больше зарядов.
Бандиты все более увлекались стрельбой. Все чаще высовывались из укрытий. То одна, то другая макушка показывалась из-за камней и кочек. Но быстро скрывалась назад. Разведчик не спешил. Он хотел бить наверняка. Пустой выстрел только напугал бы наступавших, загнал бы их обратно за препятствия. Вытащить их оттуда повторно было бы затруднительно.
Может, тот, что слева?
Нет, слишком быстро заныривает обратно.
Справа?
Очень неудобно лежит.
Центральный?
Пожалуй, он. Самый беспокойный. Самый невнимательный. А может быть, самый отчаянный. Отчаянные всегда первыми попадают на мушку. Снова приподнялся. Завис на секунду. Опустился. Опять поднялся. Закрутил во все стороны головой, разыскивая соседей. Кажется, даже что-то закричал.
Командует? То есть он командир? Пусть даже неформальный. Тогда все как надо. В командира первый выстрел. Старый закон войны. Командир идет за трех рядовых бойцов. Смерть командира дезорганизует вверенное ему подразделение.
Тогда только он. Центральный. Разведчик перевел планку прицела на двести метров, тщательно прицелился в кочку, за которой скрывалась облюбованная голова, и задержал дыхание. Когда голова поднялась над поверхностью земли, оставалось только нажать на курок. Выстрел!
И голова вначале сильно дернулась назад, а потом безвольно ткнулась в землю.
На мгновение стрельба прекратилась. Единственный винтовочный выстрел перекрыл стрекотню автоматов. Перекрыл результативностью.
Не тратя ни мгновения, разведчик переполз на третью, пока еще не раскрытую позицию. С нее он стрелял наугад. Для пущей острастки. Попасть в спрятавшегося в укрытии противника из малознакомого, не пристрелянного автомата с такого расстояния можно было только сдуру.
За десять минут боя он положил двух противников. Отличный, учитывая его возраст, результат. Сможет ли он подстрелить других, было сомнительно. Если вообще возможно. Только разве при их наглом, в полный рост наступлении.
Или уже возле самых позиций, где они неизбежно достанут и его.
Первые мгновения боя, когда противники еще не знают друг друга, не знают, кто на что способен, он использовал на сто процентов. Теперь его тактика, его возможности им известны. Теперь их голыми руками не возьмешь. Убив двух врагов, он научил остальных методам борьбы против себя. Тем уменьшив свои шансы на спасение. Он обучил тех, кто хотел его убить. Такова диалектика боя. Тот, кто побеждает, исподволь, своей победой, готовит себе поражение.
Еще пять, еще десять минут — и поражение и его смерть станут неизбежны. Единственное, что он может, что постарается сделать, это прихватить с собой на тот свет еще хотя бы одного врага.
Спасти бой, спасти его может только помощь со стороны. Но если ее до сих пор нет, значит, ее скорее всего и не будет. Значит, придется биться и умирать в одиночку.
Глава 27
До истечения назначенного времени оставалось лишь несколько секунд. Эти последние секунды были самыми трудными. Потому что возле ворот завязался бой. Самый настоящий, с автоматными и пулеметными очередями. Ветераны не были новичками и умели отличать на слух «ППШ» и «Дегтярева».
Что-то у их товарищей не связалось. Вместо того, чтобы прорываться к гаражам, они поставили машину поперек ворот, заткнув единственный выезд из лагеря, как бутылку пробкой. Не выбив ее, из «бутылки» выбраться было невозможно.
О том, что заставило их поступить таким образом, догадаться было невозможно. Можно было только принять изменившуюся обстановку как данность. И уже исходя из нее намечать дальнейший план действий.
Но какие бы изменения ни претерпели дальнейшие действия, начинать было надо все с того же часового на крыше. Он единственным своим автоматом мог свести на нет любой самый хитроумный план. Его позиция была идеальна во всех отношениях.
Секундная стрелка добежала до нужной цифры. Время!
Пространство перед зданием пустынно. Все отвлечены боем. Есть шанс проскочить. По крайней мере очень хочется надеяться.
Борис сложил ладони лодочкой перед лицом и, напрягая голосовые связки, промяукал котом. Очень натурально промяукал. Так, что если бы здесь поблизости находился настоящий кот, он непременно откликнулся бы.
Он и откликнулся. С другой стороны здания. И в то же мгновение часовой на крыше напрягся. Он что-то услышал. Нет, не мяуканье, что-то другое. Скорее всего стук камешка, упавшего на кровлю. Его бросил Михась. Один. Потом другой.
Часовой передернул затвор автомата и тихо, прячась за редкими вентиляционными трубами, пошел на звук.
Теперь все решали секунды.
Борис выскочил из укрытия и в полный рост, не скрываясь, побежал через открытое пространство асфальтовой площадки к лестнице. Он бежал медленно и трудно. Но все же гораздо быстрее, чем думал. Он должен был успеть подняться на крышу до того, как его заметят со стороны. И успеть добраться до часового до того, как он повернется.
А это только секунды. И доли секунд.
Лестница.
И нестерпимая тошнота в горле. Не хватало еще, чтобы его вырвало на подходах к объекту.
Первая ступенька.
Вторая.
Третья.
Колет под лопаткой. Отдает куда-то в руку. Сердце? Если сердце, то дело дрянь. Так можно и концы отдать на этой бесконечной лесенке.
Десятая ступенька.
Одиннадцатая.
Нет, надо остановиться и принять валидол. Дурацкая картинка. Более дурацкой придумать нельзя: диверсант в портупее, маскхалате, с автоматом наперевес жрет таблетки валидола! Где и кто мог такое представить?
Глубоко вздохнуть. Еще раз. Шаг.
Пятнадцатая ступень.
Двадцатая.
Сороковая.
Вот она, крыша. Не высовываться. Не вставать на последних ступеньках в рост, чтобы не нарваться на встречный выстрел в лицо. Посмотреть в предусмотрительно захваченное, приподнятое над головой зеркальце.
Где часовой? Как стоит?
Все нормально. Далеко стоит. И спиной.
Теперь снять ботинки, чтобы случайно ими не громыхнуть. Аккуратно выглянуть. Осмотреться. Вползти на плоскую поверхность крыши. И быстро-быстро, но тихо-тихо, босиком, на цыпочках, пробежать к первому замеченному укрытию.
И снова из-за него оглядеться. И снова бесшумно, как порхающий мотылек, переместиться к следующему укрытию. Внимание! Опасность!
Так и не нашедший источника шума часовой заскучал, перестал шарить глазами по крыше и окрестностям и, похоже, решил вернуться на свое место. Если он повернется, он обязательно увидит спрятавшегося за случайным выступом, крадущегося к нему диверсанта. Увидит — и выстрелит.
Может, выстрелить первому? Но тогда подход с тыла окажется бессмысленной во всех отношениях операцией. Будет утрачено главное преимущество — эффект неожиданности. А дальше все по армейской арифметике. Тройной перевес сил при прочих равных условиях. Никаких шансов. Даже на ничью.
Все-таки возраст сделал свое грязное дело. В молодости и даже в недавней зрелости это расстояние можно было бы преодолеть втрое быстрее. И довершить дело. А так — кончено. Сколько можно удерживать внимание часового бросанием камешков.
Дело проиграно. Еще пол-оборота — и придется стрелять. Или получать пулю. Даже спуститься за срез крыши уже не удастся. Наихудшие условия для подходов — полпути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
— Эй, что там у вас случилось? Какая машина? Что за стрельба? Отзовитесь! Вы слышите нас?
Это было плохо. Это было очень плохо, что рация была включена. До последнего мгновения она транслировала все, что происходило в машине. Теперь там, в лагере, наверняка догадались, что случилось худшее. Что посланные в помощь бандиты попали в засаду. Теперь они будут настороже, и вряд ли удастся проскочить за ворота безнаказанно. Эффект неожиданности утрачен.
Анатолий выключил радиостанцию и вернулся к иномарке.
Семен, лежа на заднем сиденье, скрипел зубами. Шок начинал проходить. Взамен него приходила боль.
— На что жалуется больной? — попробовал пошутить Толя, но, увидев густо сочащуюся по плечу и ноге товарища кровь, замолк. — Ладно, закатывай штанину, будем смотреть.
— Погоди штанину. Скажи, как там в машине?
— Хреново в машине. Эти все трупы. Но рация работала на передачу.
— Вот так-так. Получается, они обо всем узнали, что называется, из первых уст?
— Получается так. Если не еще хуже, — ответил Анатолий, осторожно ощупывая раны.
— Ох! — не сдержавшись, вскрикнул Семен.
— Больно?
— Приятно. Ты лучше скажи, кость задета или нет?
— Нет, кажется, повезло. Только мышцы. Если потерпишь, скажу точнее.
— Давай злодействуй, — кивнул Семен, стискивая челюсти.
И Анатолий, и Семен много на своем веку видели ран. Огнестрельных в том числе. Опытом наблюдения растерзанной плоти они обладали ничуть не меньшим, чем квалифицированные хирурги. И диагнозы ставили не хуже.
— Ну?
— Нормально. Считай, в кальсонах родился.
— Почему в кальсонах?
— Потому что в ногу попало. А плечо так — царапина. Через пару деньков заживет. Теперь еще немного потерпи. Бинтовать буду.
— Погоди бинтовать. Не до медицины сейчас. В лагерь тебе надо. Немедленно. Там наши наверняка на исходные вытянулись, если мы… — Семен осекся. — Если ты не прибудешь к назначенному сроку, их могут прищучить. Тогда им никакие бинты не помогут. Время на секунды пошло.
— Ты же кровью истечешь.
— Не истеку. Сам перебинтуюсь как-нибудь. Мужиков спасать надо. Ты, если хочешь мне помочь, дело быстрее доделай. Если они по моей вине погибнут, моя жизнь спасенная мне же поперек горла встанет. Действуй.
— Как же я тебя оставлю? Одного. Здесь.
— Как раньше оставляли. Когда на задание шли. Дело важнее. Ты же меня не насовсем оставляешь. Управишься — на обратном пути подберешь. Не первый раз.
— Ладно. Тогда я по-быстрому отстреляюсь и обратно. Где-нибудь через часик. Дотерпишь?
— Дотерплю. Делов-то — две сквозных дырки.
— Ну, тогда держись!
Анатолий осторожно вытянул раненого товарища из машины и волоком оттащил до ближайших деревьев. Прислонил головой к стволу.
— Все. Не тяни время. Оставляй меня здесь. Мне здесь нравится. Пейзаж здесь хороший.
— Вот бинты. Вот вата. Если не хватит — рви исподнее. Ну я пошел?
— Погоди. Оружие притащи. Автомат мой. И гранату.
— Зачем тебе оружие? Ты на бюлютне.
— Без оружия я не могу. Без оружия я оставаться не согласен. Мало ли как у вас там сложится…
Анатолий сбегал к машине, принес все лишнее оружие.
— Вот теперь хорошо, — сказал удовлетворенно Семен, поглаживая свой автомат. — Теперь иди.
Анатолий развернулся и резко шагнул прочь. Словно какую-то черту переступил.
— Толя! — крикнул вдогонку Семен.
— Что?
— Вы поосторожней там. С внучкой. И сами тоже.
— Ладна. Не дрейфь, не впервой! Прорвемся! — ответил Анатолий, отворачиваясь.
Прошел шагов десять и снова обернулся. Семен, чуть приподняв корпус и стараясь не застонать от боли, запихивал под себя гранату. Как на фронте. Не желает живым в руки врага попадать. А граната-то — противотанковая. Как раз по его нынешним габаритам.
Смешно.
И страшно.
В машине за баранкой Анатолий успокоился. И постарался забыть о Семене. Теперь, когда решение было принято, оглядываться назад было нельзя. Семен сам взял на себя заботу о себе. Анатолию надо было думать о будущем. Об очень скором будущем.
Он остался один. Старый план — лихого подъезда к гаражам — теперь исключался. Доехать до них ему не дадут. Расстреляют на дальних подступах. Единственно, что он мог реально сделать, — это заблокировать ворота. Закрыть единственный путь преступникам к отступлению. И держать его до тех пор, пока зашедшие с тыла товарищи не довершат дело. Или пока не довершат дело бандиты. Без альтернатив.
Держаться сколько возможно.
Держаться до конца!
Ворота Анатолий проскочил с ходу. Но проезжать далеко не стал. Свернул на обочину и задним ходом сдал к воротам, поставив машину поперек дороги. Быстро выскочив в открытую в сторону леса дверцу, он вытащил оружие и, пригибаясь и прячась за машиной, неуклюже прыгнул к забору. Дальше он продвигался ползком, скрываясь за кочками и нагромождениями мусора, стараясь выбирать маршрут через ямы и другие понижения рельефа. Было очень важно, чтобы противник раньше времени не распознал его огневой рубеж.
От гаражей доносились чужие крики. Потом ударил первый выстрел.
Нервничают. Наугад лупят. Это хорошо, что наугад. И что нервничают. Нервный противник безопасней выдержанного. Эмоции упреждать легче, чем трезвый расчет.
До начала по-настоящему активных действий Анатолий успел оборудовать три примерно равноценных позиции. Одна — за густо поросшим травой и кустарником бугорком. Другая — в глубокой, напоминающей воронку ложбинке. Третья — за навалом бетонных плит. Если их использовать попеременно, то возможно создать иллюзию присутствия нескольких бойцов. Что может на некоторое время остудить пыл наступающих.
Главное, быстро и незаметно перемещаться из одного убежища в другое. Насчет незаметно Анатолий не сомневался — предполагаемый путь он на скорую руку замаскировал с помощью случайных веток, мусора и травы. А вот что касается быстро — это вряд ли.
На каждой позиции вспомнивший уроки фронта разведчик оставил какое-нибудь оружие и запасные патроны. Справа — винтовку, слева трофейный «АКМ». В центре, до упора расставив сошки, поставил пулемет. Не зря Семен набивал патронами диск. Как в воду смотрел!
С собой Анатолий таскал только «ППШ» и револьвер. Личное оружие должно быть лично с ним!
От гаража постреливали все более часто.
«Ничего. Четверть часа продержусь точно. А там наши подоспеют, — подумал Анатолий. — А если не подоспеют?»
Тогда его обойдут с флангов и тыла и пристрелят, несмотря на три стрелковые ячейки. Следить за всеми четырьмя направлениями он не в состоянии. Нет у него соседей справа, соседей слева и стратегического резерва в ближнем тылу. Один он. Как тот воин в поле.
Но об этом лучше не думать. И вообще лучше не думать о том, «что если вдруг». Бой покажет. Есть доверенная тебе позиция — за нее и держись. Хоть руками, хоть ногами, хоть еще чем. Назад — ни шагу! Вцепись — и не отпускай. Пока не последует другой команды. А что там делают соседи справа и слева — не твоего рядового ума дело. Ты отвечаешь за то — за что отвечаешь!
Только так можно удержать свою стрелковую ячейку, свой окоп, свой фронт. Только так можно выиграть войну!
Когда первая пуля ткнулась позади позиций в бетонную стену забора и спустя мгновение, в метре от нее, еще одна, разведчик понял, что хаотичная, с целью успокоить собственные расшалившиеся нервы, стрельба закончилась. Началась разведка боем.
Теперь они, нащупывая не видимое им пока укрытие, будут равномерно обстреливать площади. Будут провоцировать его на ответный выстрел. Примитивная, действующая только на сопливых новобранцев тактика. Его такой не взять.
Пуганые! От отдельных, просвистывающих мимо головы пулек в обморок не падаем.
Но осадная тактика длилась недолго. Видно, кому-то она не понравилась. Стрельба стихла и тут же, минуты не прошло, набрала обороты. Похоже, готовилась атака.
Разведчик, слегка высунувшись из укрытия, осмотрелся. Две группы по два человека, пригибаясь к земле, перебегали от укрытия к укрытию. Еще двое, не жалея патронов, поливали местность в направлении их наступления. На этот раз бандиты действовали довольно умело. Поди, в армии научились. Вспомнили с перепугу преподанные им на срочной службе науки.
Теперь молчать было бессмысленно. Помолчишь так пяток-другой минут, позволишь им дойти до забора и уже навек замолкнешь. С пулей в сердце.
Разведчик передернул затвор «Дегтярева» и, выцелив идущего дальше всех, нажал на курок, отсекая короткую очередь. Пулемет вздрогнул, выплюнув три патрона. Бандит упал. Остальные ответили истерически длинными очередями.
Первая жертва далась легко. Другие такого подарка уже не преподнесут. Другие будут бояться. Враг выказал свой характер и свое логово. Теперь можно было не стесняться. Разведчик передвинул пулемет и тремя короткими очередями пробил колеса у застрявшей в воротах машины. Для лучшего сцепления с грунтом.
И еще одним выстрелом — бензобак. На всякий случай. На случай, если кто-то захочет прорваться через ворота. Машина загорелась черным чадящим пламенем.
Потом дал длинную очередь в сторону наступавших и переполз на другую позицию.
Контрольное время давно минуло. А подмоги все не было. Подмога запаздывала.
Пока силы наступающего противника молотили грунт вблизи первого укрытия, разведчик выцеливал их из другого. Выцеливал с помощью винтовки. Старого образца. Он любил эту безотказную, хотя и неуклюжую винтовку. Она позволяла попадать туда, куда хотелось. И попадать издалека. «ППШ» — лупил по площадям. Наудачу. Вдруг из десятка выпущенных пуль одна попадет в цель. Он был годен только для ближнего боя. Где важно в единицу времени выпустить как можно больше зарядов.
Бандиты все более увлекались стрельбой. Все чаще высовывались из укрытий. То одна, то другая макушка показывалась из-за камней и кочек. Но быстро скрывалась назад. Разведчик не спешил. Он хотел бить наверняка. Пустой выстрел только напугал бы наступавших, загнал бы их обратно за препятствия. Вытащить их оттуда повторно было бы затруднительно.
Может, тот, что слева?
Нет, слишком быстро заныривает обратно.
Справа?
Очень неудобно лежит.
Центральный?
Пожалуй, он. Самый беспокойный. Самый невнимательный. А может быть, самый отчаянный. Отчаянные всегда первыми попадают на мушку. Снова приподнялся. Завис на секунду. Опустился. Опять поднялся. Закрутил во все стороны головой, разыскивая соседей. Кажется, даже что-то закричал.
Командует? То есть он командир? Пусть даже неформальный. Тогда все как надо. В командира первый выстрел. Старый закон войны. Командир идет за трех рядовых бойцов. Смерть командира дезорганизует вверенное ему подразделение.
Тогда только он. Центральный. Разведчик перевел планку прицела на двести метров, тщательно прицелился в кочку, за которой скрывалась облюбованная голова, и задержал дыхание. Когда голова поднялась над поверхностью земли, оставалось только нажать на курок. Выстрел!
И голова вначале сильно дернулась назад, а потом безвольно ткнулась в землю.
На мгновение стрельба прекратилась. Единственный винтовочный выстрел перекрыл стрекотню автоматов. Перекрыл результативностью.
Не тратя ни мгновения, разведчик переполз на третью, пока еще не раскрытую позицию. С нее он стрелял наугад. Для пущей острастки. Попасть в спрятавшегося в укрытии противника из малознакомого, не пристрелянного автомата с такого расстояния можно было только сдуру.
За десять минут боя он положил двух противников. Отличный, учитывая его возраст, результат. Сможет ли он подстрелить других, было сомнительно. Если вообще возможно. Только разве при их наглом, в полный рост наступлении.
Или уже возле самых позиций, где они неизбежно достанут и его.
Первые мгновения боя, когда противники еще не знают друг друга, не знают, кто на что способен, он использовал на сто процентов. Теперь его тактика, его возможности им известны. Теперь их голыми руками не возьмешь. Убив двух врагов, он научил остальных методам борьбы против себя. Тем уменьшив свои шансы на спасение. Он обучил тех, кто хотел его убить. Такова диалектика боя. Тот, кто побеждает, исподволь, своей победой, готовит себе поражение.
Еще пять, еще десять минут — и поражение и его смерть станут неизбежны. Единственное, что он может, что постарается сделать, это прихватить с собой на тот свет еще хотя бы одного врага.
Спасти бой, спасти его может только помощь со стороны. Но если ее до сих пор нет, значит, ее скорее всего и не будет. Значит, придется биться и умирать в одиночку.
Глава 27
До истечения назначенного времени оставалось лишь несколько секунд. Эти последние секунды были самыми трудными. Потому что возле ворот завязался бой. Самый настоящий, с автоматными и пулеметными очередями. Ветераны не были новичками и умели отличать на слух «ППШ» и «Дегтярева».
Что-то у их товарищей не связалось. Вместо того, чтобы прорываться к гаражам, они поставили машину поперек ворот, заткнув единственный выезд из лагеря, как бутылку пробкой. Не выбив ее, из «бутылки» выбраться было невозможно.
О том, что заставило их поступить таким образом, догадаться было невозможно. Можно было только принять изменившуюся обстановку как данность. И уже исходя из нее намечать дальнейший план действий.
Но какие бы изменения ни претерпели дальнейшие действия, начинать было надо все с того же часового на крыше. Он единственным своим автоматом мог свести на нет любой самый хитроумный план. Его позиция была идеальна во всех отношениях.
Секундная стрелка добежала до нужной цифры. Время!
Пространство перед зданием пустынно. Все отвлечены боем. Есть шанс проскочить. По крайней мере очень хочется надеяться.
Борис сложил ладони лодочкой перед лицом и, напрягая голосовые связки, промяукал котом. Очень натурально промяукал. Так, что если бы здесь поблизости находился настоящий кот, он непременно откликнулся бы.
Он и откликнулся. С другой стороны здания. И в то же мгновение часовой на крыше напрягся. Он что-то услышал. Нет, не мяуканье, что-то другое. Скорее всего стук камешка, упавшего на кровлю. Его бросил Михась. Один. Потом другой.
Часовой передернул затвор автомата и тихо, прячась за редкими вентиляционными трубами, пошел на звук.
Теперь все решали секунды.
Борис выскочил из укрытия и в полный рост, не скрываясь, побежал через открытое пространство асфальтовой площадки к лестнице. Он бежал медленно и трудно. Но все же гораздо быстрее, чем думал. Он должен был успеть подняться на крышу до того, как его заметят со стороны. И успеть добраться до часового до того, как он повернется.
А это только секунды. И доли секунд.
Лестница.
И нестерпимая тошнота в горле. Не хватало еще, чтобы его вырвало на подходах к объекту.
Первая ступенька.
Вторая.
Третья.
Колет под лопаткой. Отдает куда-то в руку. Сердце? Если сердце, то дело дрянь. Так можно и концы отдать на этой бесконечной лесенке.
Десятая ступенька.
Одиннадцатая.
Нет, надо остановиться и принять валидол. Дурацкая картинка. Более дурацкой придумать нельзя: диверсант в портупее, маскхалате, с автоматом наперевес жрет таблетки валидола! Где и кто мог такое представить?
Глубоко вздохнуть. Еще раз. Шаг.
Пятнадцатая ступень.
Двадцатая.
Сороковая.
Вот она, крыша. Не высовываться. Не вставать на последних ступеньках в рост, чтобы не нарваться на встречный выстрел в лицо. Посмотреть в предусмотрительно захваченное, приподнятое над головой зеркальце.
Где часовой? Как стоит?
Все нормально. Далеко стоит. И спиной.
Теперь снять ботинки, чтобы случайно ими не громыхнуть. Аккуратно выглянуть. Осмотреться. Вползти на плоскую поверхность крыши. И быстро-быстро, но тихо-тихо, босиком, на цыпочках, пробежать к первому замеченному укрытию.
И снова из-за него оглядеться. И снова бесшумно, как порхающий мотылек, переместиться к следующему укрытию. Внимание! Опасность!
Так и не нашедший источника шума часовой заскучал, перестал шарить глазами по крыше и окрестностям и, похоже, решил вернуться на свое место. Если он повернется, он обязательно увидит спрятавшегося за случайным выступом, крадущегося к нему диверсанта. Увидит — и выстрелит.
Может, выстрелить первому? Но тогда подход с тыла окажется бессмысленной во всех отношениях операцией. Будет утрачено главное преимущество — эффект неожиданности. А дальше все по армейской арифметике. Тройной перевес сил при прочих равных условиях. Никаких шансов. Даже на ничью.
Все-таки возраст сделал свое грязное дело. В молодости и даже в недавней зрелости это расстояние можно было бы преодолеть втрое быстрее. И довершить дело. А так — кончено. Сколько можно удерживать внимание часового бросанием камешков.
Дело проиграно. Еще пол-оборота — и придется стрелять. Или получать пулю. Даже спуститься за срез крыши уже не удастся. Наихудшие условия для подходов — полпути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30