Это новая порода диких — во
всеоружии науки и культуры, это мошенники — во имя честности и правды, это звери
ради гуманности, это разбойники прогресса, это демоны проповедующие о рае...
Какое зрелище представляет нам современность? Свобода обращается в тиранию,
равенство в попрание святейших прав человеческой личности, справедливость в злую
неправду, знание — в невежество, ум — в глупость..."
"Во всех речах ораторов прошлого революционного эпоса и во всех новейших
революционных, социалистических и иных разглагольствованиях, как бы страстны они
ни были, не слыхать ни души, ни сердца — ни одной ноты любви: они продукт
головной, сухой, отвлеченной рассудочности. Это... органический недостаток,
присущий, во-первых, самим учениям, полагающим в основу... глубокое насилие .
Во-вторых, он органически присущ и самой культуре, самому просвещению Запада, по
крайней мере в его настоящем фазисе. Ибо в основании, в глубине современных
учений Запада, не только революционных, но и философских вообще его "последнего
слова" ЛЕЖИТ ОТВЕРЖЕНИЕ БОГА, следовательно отвержение всего, что святит
человека и с ним всю природу... обездушение человека и порабощение его плоти,
поклонение обездушенной материи, обезбоженному, обездушенному человеку, как
Богу".
Аксаков давал следующую оценку приверженцам социализма вроде В.
Белинского, надеявшимся создать на земле рай земной с помощью насилия: "не в
науке, конечно, зло и не в цивилизации, а в той их вере в себя, которая отметает
веру в Бога и в Божественный нравственный закон... ибо... цивилизация и знание
сами по себе не застраховывают человечество от одичания и зверства". Беда в том,
что "духовно зависимого, служебного отношения цивилизации к высшему,
нравственному, религиозному христианскому идеалу не хотят признавать теперь
многие, едва ли не большинство "передовых мыслителей". А "цивилизация без
христианского религиозного просвещения, а тем более отрицая таковое — неспособна
сама по себе создать для человечества высший, лучший, нравственный строй бытия,
а логически венчается анархизмом и динамитом". Основная мысль Аксакова такова:
"цивилизация, сама по себе, вне нравственного идеала, не ею порожденного и от
нее независимого, бессильна дать общественному бытию ту основу, без которой
немыслимо самое ее существование".
А. Ю. Самарин в сборнике "Революционный консерватизм" дает следующее
глубокое определение революции, исходит ли она сверху, как революция Петра I,
или снизу, "из подземелий": "По моим понятиям, революция есть не что иное, как
рационализм в действии, иначе: формально правильный силлогизм, обращенный в
стенобитное орудие против свободы живого быта. Первою посылкою служит всегда
АБСОЛЮТНАЯ ДОГМА, выведенная априорным путем из общих начал, или полученная
обратным путем — обобщением исторических явлений известного рода. Вторая посылка
заключает в себе подведение под эту догму данной. действительности и приговор
над последнею, изрекаемый исключительно с точки зрения первой — действительность
не сходится с догмой и осуждается на смерть.
Заключение облекается в форму повеления, высочайшего или нижайшего,
исходящего из бель-этажных. покоев или из подземелий общества и, в случае
сопротивления, приводится в исполнение посредством винтовок и пушек, или вил и
топоров — это не изменяет сущности операции, предпринимаемой над обществом".

VI

Вместе с Гоголем Хомяков был одним из первых представителей образованного
общества Николаевской эпохи, который вернулся к православному мировоззрению. И в
творениях св. Отцов Православной Церкви он нашел глубокие ответы на все вопросы,
которые другие представители образованного общества искали обычно только у
масонов, масонских мистиков. и учениях европейских философов, выросших зачастую
под прямым воздействием вольтерьянства и масонства..
Изучая творения св. Отцов Хомяков пришел к мысли, что поскольку
Православие содержит особое понимание христианства, оно может стать основой для
нового похода к культурному и социальному творчеству. Так же как и Гоголь и
другие славянофилы Хомяков видел всю глубину русского своеобразия, и основу
этого своеобразия видел в Православии.
Большим знатоком св. Отцов был другой выдающийся представитель
славянофильства Иван Киреевский. Путь Киреевского к Православию напоминает путь
Пушкина. Отец Киреевского, как и отец Пушкина, был близок к масонам
Екатерининской эпохи. Крестным отцом его был никто иной, как виднейший масон И.
В. Лопухин. В юности Киреевский был деятельным членом кружка любомудров, а один
из любомудров А. И. Кошелев писал в своих "Записках" (стр. 7); "Христианское
учение казалось нам пригодным только для народных масс, а не для философов. Мы
особенно ценили Спинозу (средневекового еврейского философа. — Б. Б.) и считали
его творения много выше Евангелия и других священных писаний".
Признанный вождь славянофильства И. Киреевский, как и другие славянофилы
прошел через увлечение немецкой идеалистической философией и еще в 1829 году
издавал журнал "Европеец" В юности и молодости Киреевский был мало религиозен.
Усадьба Киреевских находилась всего в семи верстах от Оптиной пустыни — центра
русского старчества. Но молодой Киреевский, как и большинство образованных людей
его эпохи, мало интересовался оптинскими старцами. Что могли ему поведать
интересного эти старцы по сравнению с Шеллингом, Фихте и другими немецкими
философами? Что?
Случилось так, что Киреевский женился на духовной дочери Серафима
Саровского, умной хорошо образованной девушке. Глубокая религиозность жены не
нравилась Киреевскому и он позволял себе не раз даже кощунствовать в ее
присутствии.
Перелом совершился во время совместного чтения сочинений Шеллинга, когда
выяснилось, что многое из того, что писал Шеллинг, жене известно из творений св.
Отцов Церкви. Это поразило Киреевского, он сам стал читать творения св. Отцов и
завязал, сношения со старцами Оптиной Пустыни.
Основная идея славянофилов — только истинное не искаженное христианство —
Православие может дать человеку духовную цельность. Только возвращение к
Православию устранит ту духовную раздвоенность, которой страдает русское
образованное общество со времен Петровской революции. "Для цельной истины, —
пишет И. Киреевский, — нужна цельность разума. Главный характер верующего
мышления заключается в стремлении собрать все отдельные части души в одну силу,
отыскать то внутреннее средоточие бытия, где разум и воля, и чувство и совесть,
и прекрасное, и истинное, и удивительное, и справедливое, и милосердное, и весь
объем ума сливается В ОДНО ЖИВОЕ ЕДИНСТВО, и таким образом восстанавливается
существенная личность человека в ее первоначальной неделимости".
Спасение России, по мнению И. Киреевского, заключается в освобождении ее
умственной жизни "от искажающих влияний постороннего просвещения". "Глубокое,
живое и чистое любомудрие св. Отцов представляет зародыш высшего философского
начала: простое развитие его, соответственно современному состоянию науки и,
сообразное требованиям и вопросам современного разума, составило бы само собой
новую науку мышления". Киреевский и Хомяков понимали, что русская мысль более
глубоко укорененная в христианстве, чем западная, способна выдвинуть новые
начала в философии и других областях умственной деятельности. Спасение России —
в развитии православного просвещения и православной культуры, а не в подражании
культуре европейской. России необходимо, чтобы "православное просвещение
овладело всем умственным движением современного мира, чтобы, обогатившись
мирской мудростью, истина христианская тем полнее и торжественнее явила свое
господство над относительными истинами человеческого разума".
Хомяков многократно развивает взгляд, что история требует, чтобы Россия
"выразила те всесторонние начала, из которых она выросла". Православие дало
русскому духу то, что давно уже утратила Европа — целостность. Основная идея А.
Хомякова та же, что и Гоголя: ЦЕЛЬНОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПОСТРОЕНО ТОЛЬКО
НА ОСНОВЕ ПРАВОСЛАВИЯ.
Борясь за восстановление цельности души образованного русского человека,
славянофилы только следовали по следам проложенным выдающимся церковным деятелем
Московской Руси, Нилом Сорским, за много веков до нас писавшим: "И самая же
добрая и благолепная деланна с разсуждением подобает творити и во благое
время... Бо и доброе на злобу бывает ради безвременства и безмерия".
Учение славянофилов, как и сами славянофилы не имеют ничего общего с
учением их идейных противников — западников — "людей потревоженного духа".
Учение славянофилов исходит из основной духовной традиции Православия — борьбы с
умственным "безмерием". Славянофилы не только на словах боролись с душевной
раздвоенностью русского образованного человека со времен Петровской революции,
но личным примером доказали, что Православие способно вернуть душе образованного
человека былую целостность.
Виднейшие из славянофилов достигли той же духовной гармонии и
целостности, как и "Непонятый Предвозвеститель — Пушкин". Эту целостность души
они приобрели изучая "духовную философию Восточных Отцов Церкви", которая
осталась почти неизвестной философам XIX столетия, и у которых духовные
воспитатели русского народа Сергий Радонежский и другие русские святые приобрели
целостность духа, которую они и передали русскому народу.
И. Киреевский достиг редчайшей целостности духа. По словам одного из
старцев, он был "весь душа и любовь". По оценке Н. Арсеньева, автора
биографического очерка о Хомякове, жизнь Хомякова — "есть редко встречающееся
проявление необычайного и последовательного посвящения себя и своих сил единой
высшей цели — проповеди И СЛОВОМ, И ДЕЛАМИ, той высшей Правде, которой он служил
всем своим существом".
Хомяков был убежденным противником крепостного права. "Христианин, —
писал он гр. Я. И. Ростовцеву, — может быть рабом, но не должен быть
рабовладельцем". Он был горячим проповедником освобождения крестьян и является
идейным вдохновителем виднейших деятелей эпохи Великих Реформ (Ю. Самарина, кн.
Черкасского, Кошелева и других).
Вся жизнь К. Аксакова "была безусловным протестом против петровской Руси,
против петербургского периода во имя непризнанной, подавленной жизни русского
народа".

VII

Иван Киреевский, Хомяков и другие славянофилы мечтали создать систему
новой русской философии, как и система Григория Сковороды, построенной на
религиозных идеях Православия. Если это им и не удалось, то тем не менее "они
оказались зачинателями, всего оригинального, что дала потом русская философская
мысль. Основная их заслуга остается в том, что они круто и убежденно повернулись
к Православной Церкви, как к единственному источнику Истины и окончательному
судье всех человеческих помыслов и домыслов" (См. К. Зайцев. К познанию
Православия. ч. I, 50. Шанхай. 1948 г.).
"Гоголь, Киреевский, Хомяков, Константин Леонтьев (и конечно,
Достоевский. — Б. Б.) — вот крупнейшие русские строго церковно-православные
мыслители и в то же время яркие религиозные личности, которые глубоко поняли
первенствующее значение Русской Православной Церкви в истории русской духовной
культуры и которые отдали все свои, полученные от Бога, высокие таланты на
служение этой Церкви, — пишет проф. Ив. Андреев в статье "Религиозное лицо
Гоголя" (Прав. Путь за 1952 г.).
Некоторые историки Православия считают, что Хомяков является самым
выдающимся русским православным богословом, что он лучше выразил дух
Православия, чем его современник московский митрополит Филарет, что именно
Хомяков является создателем системы подлинного православного богословия в
России.
В статье "Историческое место А. С. Хомякова" архим. Константин
утверждает, что: "Устами ПЕТРОВСКОЙ России, достигшей зенита культурного
развития и политического успеха и, одновременно, ЦЕРКОВНО-ПРАВОСЛАВНО себя
осознавшей, воспринимает себя Хомяков" ("Прав. Путь" 1954 г. стр. 32). "Это
ошибочное утверждение. Никакими "устами Петровской России" Хомяков не был, он
был устами искалеченной Петром Московской Руси. Устами Петровской России
является митр. Филарет, богословие которого выросло из "Духовного Регламента" и
каковое и опровергает богословие Хомякова. Вот почему богословские произведения
Хомякова были запрещены духовной цензурой, считавшей истинным богословием не
чисто православное богословие Хомякова, а полуправославное богословие митр.
Филарета.
Митр. Антоний указывает, что в направлении Филаретовской эпохи не было
твердой уверенности в ПРАВОТЕ ЦЕРКОВНОЙ ИСТИНЫ, вопреки Символа Веры: "Верую во
единую Святую, Соборную и Апостольскую Церковь" (Еп. Никон. Жизнеоп. Блажен.
Антония, т. I, 116). Митр. Антоний считал, что на мировоззрении Филарета,
бывшего как известно воспитанником семинарии "Дружеского общества", созданного
московскими масонами, "как и на всей эпохе, начиная с Петра Первого, отразилось
схоластическое влияние, образовавшееся из католических и протестантских идей,
возникших на почве римской философии", что митр. Филарет "не был самостоятельным
мыслителем я не проникал в существо философских идей и богословских проблем. Его
преподавание сводилось к тщательному обзору состояния богословской и философской
науки, имевшей тогда рассудочный, оторванный от жизни характер, схоластического
направления. Это направление и положило свой отпечаток и многолетнее влияние на
русскую иерархию". "Митр. Филарет отличался огромным трудолюбием, строгой
церковной дисциплиной и своей личной безупречною жизнью, но был типичным
церковным сановником, в созвучии с его эпохою. В церковно-административной
деятельности для него был непререкаемым авторитетом Духовный Регламент Петра I и
в тех случаях, когда положения регламента были в противоречии с апостольскими
правилами, ПРЕДПОЧТЕНИЕ ОТДАВАЛОСЬ ИМ РЕГЛАМЕНТУ. Так, например, было при
разрешении им вопроса о возможности совершения таинства брака в Православной
Церкви лютеран с раскольниками, при определении возраста для принятия монашества
и в других случаях".
Митр. Филарет был типичным представителем того лже-православного
направления, которое берет свое начало в Духовном Регламенте Петра I. И в силу
этого он никак не может быть ни представителем НОВОГО Направляющего Света, ни
святоотечески выдержанным иерархом. В статье "Минувший век" ("Прав. Путь")
архим. Константин сам же утверждал, что "Период Императорской нашей истории
являет картину ширящегося и углубляющегося процесса отчуждения от Церкви, как
образованного общества, так и народа, к светскому образованию привлекаемого". А
в статье "Профессор-Крестоносец" ("Прав. Путь" за 1951 г.) он не менее
справедливо утверждает, что Петербургский период "наложил свой отпечаток на всю
Церковь сделав из нее высоко официальное учреждение, пышное и холодное".
Митрополит Филарет и был как раз типичным представителем пышной, но холодной
официальной Церкви, не святоотеческим выдержанным представителем Православия, а
наследником западнических соблазнов, как это свидетельствует его богословие.

VIII

Когда Киреевский вместо того, чтобы спасать мир и человечество спас сам
себя, и из русского европейца, поклонника философии Баруха Спинозы, стал по
примеру предков, снова православным русским, Герцен так характеризовал его: "И
этого человека, твердого и чистого, как сталь, разъела ржа страшного времени.
Через десять лет он возвратился из своего отшельничества мистиком и
православным". И дальше Герцен с цинизмом признается, что разделяет его и его
последователей от Киреевского и других славянофилов: "...Между ним и нами была
церковная стена".
Царский путь русской мысли, духовным подвигом Гоголя и славянофилов, от
духовного подражательства шел к сознанию всей огромной ценности Православия и
"если он оказался узкой заросшей тропинкой, виной был политический вывих русской
жизни", как это признает духовный потомок Герцена Г. Федотов в статье "Трагедия
интеллигенции" (сб. "Новый Град").
"Огромная идеологическая работа, проведенная русским мыслителями XIX
века, — отмечает проф. П. Ковалевский в книге "Исторический путь России", прошла
почти целиком вне жизни и является "сокровищем для будущего".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28