Фрэнк Смит рисует исключительно мужчин. Почти всегда обнаженных. Не знаете случайно, доводилось ли ему рисовать обнаженных женщин?
Уитон не колеблясь покачал головой.
– Фрэнк обожает женщин, но только если они одеты.
Кайсер взял Ленца под локоть. Тот протянул было Уитону руку, но пожилой художник лишь вежливо кивнул ему и, повернувшись, направился к стремянке. Я мысленно аплодировала ему.
Мы втроем уже были в дверях, когда Уитон произнес у нас за спиной:
– Талия Лаво пишет женщин. Это важно?
Кайсер и Ленц как по команде обернулись.
– Но как мы слышали, она делает бытовые зарисовки, – удивленно проговорил Кайсер. – Вы имеете в виду, что она пишет картины с домохозяек?
– Нет. Ее документальная серия хороша, ничего не скажешь. Но на аспирантский конкурс она заявляла другие работы.
– Женщин? – тихо спросил Ленц.
– Да, и исключительно обнаженных.
– У вас есть эти картины?
– Нет, но у нее наверняка есть. Вы ведь собираетесь нанести ей визит?
Ленц и Кайсер переглянулись, как рыбаки, которые забросили сеть на карася, а выловили огромную жемчужину.
14
– Залезайте! Живо!
Из фургончика нам махал Бакстер. Кайсер и Ленц вышли из галереи слегка заторможенные, напряженно размышляя над последними словами Уитона, но в голосе Бакстера явно угадывалось нетерпение и они очнулись. Мы все влезли в тесный фургончик, из которого, казалось, выкачали весь воздух.
– Десять минут назад, – сказал Бакстер, – фургон Леона Гейнса был конфискован.
– Черт возьми! – выругался Кайсер. – Кем?
– Банком, которому тот не выплатил кредит. За фургоном приходили еще вчера, но Гейнс их выгнал. А сегодня служащий просто по-тихому открыл гараж, сел за руль и уехал, прежде чем наша доблестная полиция, следившая за домом, успела что-то сделать.
– Где фургон сейчас?
– Один из шерифов округа Джефферсон остановил его на бульваре Ветеранов. Сейчас фургон на шерифской стоянке и ждет наших экспертов. С банком мы уже договорились.
– Гейнс в курсе того, что произошло? – спросил Ленц.
– Да. В настоящий момент он, как водится, колотит свою подругу. Вопли разносятся по всей улице, а наша наружка любуется избиением через окно.
Ленц пораженно покачал головой.
– Он вооружен?
– Точно не известно. Но это Луизиана, – отозвался Кайсер. – Здесь у всех есть стволы. Что мы знаем о его подружке?
– Ее зовут Линда Напп. Двадцать девять лет. Официантка. Они вместе уже год. Время от времени разъезжаются, но потом съезжаются снова. Что будем делать? Пойдем к нему сейчас или обождем?
– Сейчас! – сказал Кайсер. – В таком состоянии он быстро расколется, если есть в чем. Зайдем, угомоним его и запустим Джордан.
Бакстер обернулся и дохнул на меня ароматом крепкого кофе.
– Надеюсь, вы понимаете, что теперь вам предстоит совсем другая встреча? Гейнс был дважды судим и вообще... весьма неприятный тип.
– Мне это известно. Кайсер вооружен, за домом установлено наблюдение. Я готова.
– Уверены?
– Абсолютно.
– Ну и отлично.
Бакстер стукнул кулаком в перегородку, давая шоферу знак двигаться. Взревел мотор. Мы сдали чуть назад и вырулили с университетской аллеи. В полумраке фургона я перехватила взгляд Кайсера. Он взял меня за руку и чуть сжал ее – благодарил за решимость.
* * *
Леон Гейнс обитал в жалкой времянке на Фререт-стрит, почти у самой реки. В этом квартале жило много афроамериканцев. Здесь каждый сам за себя, а наличие судимости у соседа не повод для беспокойства. Старики просиживают дни напролет на покосившихся скамейках, время от времени прикладываясь к чему-то вонючему, запрятанному в бумажный молочный пакет. Судачат между собой о том о сем, провожают ленивыми взглядами каждую машину. Дошколята шляются по дворам и главной улице, не зная, чем себя занять, а их старшие братья и сестры прогуливают занятия и покуривают в подворотнях. Для начала наш шофер устроил нам небольшую экскурсию по микрорайону, а потом припарковался чуть в стороне от дома Гейнса.
Бакстер распахнул заднюю дверцу фургончика.
– Вперед! Запомни, Джон, другого такого шанса с Гейнсом у нас не будет.
Кайсер молча кивнул и быстрым шагом двинулся вдоль тротуара. Доктор Ленц едва поспевал за ним. Через несколько секунд в колонках раздался голос Джона:
– Что бы я ни говорил, что бы ни делал, принимай все как должное.
– В каком смысле? – Это голос Ленца.
– Там поймешь. Все будет хорошо. И напомни мне, пожалуйста, что его надо спросить про Марселя де Бека. Уитона мы не спросили.
– Черт, ты прав.
Бакстер обернулся ко мне.
– Джордан, вы пропустили почти все утреннее совещание. Могу вас просветить. Нам удалось точно установить, что Марсель де Бек и Кристофер Вингейт находились последнее время в большой ссоре. Об этом говорят все, кто их знал. Когда Вингейт продал японцу картины, обещанные де Беку, последний пообещал отомстить и сдержал обещание – расстроил одну крупную сделку, в которую Вингейт вложил свои средства.
– Какую сделку?
– Подробностей мы пока не знаем.
– Я отсюда слышу, как орет Гейнс, – донесся из колонок голос Ленца. Он явно нервничал.
– Подходим, – спокойно сообщил нам с Бакстером Кайсер.
Мы услышали, как их башмаки застучали по ступенькам крыльца. Затем хлопнула дощатая рамка с натянутой на нее противомоскитной сеткой и раздался тяжелый стук в дверь.
– Леон Гейнс! – громко позвал Кайсер. – Открывай! ФБР!
Крики, доносившиеся через колонки и до нас с Бакстером, стихли. Наступила пауза. Потом кто-то приглушенно выругался. Бакстер прерывисто вздохнул и шепнул мне:
– Парень явно на взводе...
В колонках раздался треск. Мы поняли, что резко распахнули дверь. Затем неизвестный с явным нью-йоркским произношением рявкнул:
– Какого черта? Вы кто такие? Банковские клерки? Если так, то я вам тут кое-чего припас!
– Специальный агент Джон Кайсер, ФБР. Я для тебя тоже кое-чего припас, Леон. Ордер на обыск. Прочь с дороги!
– ФБР?.. – Пауза. – Ордер?.. За что?!
– Отойди от двери, Леон.
– О чем вы, ребята? Это мой дом, я тут хозяин!
Мы с Бакстером услышали приглушенный женский голос, донесшийся из недр дома, и тут же Гейнс заорал:
– Заткнись, дура! Исчезни!
– Я в последний раз прошу тебя отойти с дороги, – раздался спокойный голос Джона. – Либо ты отойдешь сам, либо я тебя отодвину.
– Хорошо, хорошо, только сначала ордер покажи!
В колонках что-то заскрипело, зафонило, затем Гейне охнул и сквозь зубы выругался.
– Что это было? – испугалась я.
– Он его отодвинул, – пробормотал Бакстер. – Как и обещал. С уголовниками иначе нельзя. Другого стиля общения они не понимают.
– Итак, Леон, слушай меня внимательно, – вновь раздался в наушниках голос Кайсера. – Мы можем поболтать с тобой, а можем вывернуть всю твою халупу наизнанку. Для начала поболтаем. Если мне понравится то, что я от тебя услышу, мы, возможно, обойдемся без обыска. Если не понравится, произведем обыск, во время которого случайно... – ты меня понимаешь, совершенно случайно – можем наткнуться на припрятанные наркотики или ствол. После этого тебе будет одна дорога – обратно в «Синг-Синг».
– О чем ты хочешь со мной поболтать?
– Об искусстве.
– Чего?!
– Об искусстве, Леон. О твоих шедеврах.
Пауза. Затем снова голос Кайсера:
– За последние полтора года в Новом Орлеане были похищены одиннадцать женщин. Слышал об этом?
– Ну.
– Где слышал?
– По телику говорили.
– Мы обнаружили несколько живописных полотен, на которых изображены эти женщины. Обнаженные и спящие. Или мертвые. Закрытые глаза, бледная кожа и все такое. Понял?
– Ну?
– Ты мне не нукай, а отвечай вежливо, Леон, я тебя пока по-хорошему прошу. Последняя картина ушла с молотка за миллион с лишним.
– Ни хрена себе! И ты хочешь сказать, что я похож на парня, который только что срубил миллион?
– Твои картины дышат агрессией и насилием, – заметил Ленц.
– А это еще что за хрыч?
– Это доктор Артур Ленц, – пояснил Кайсер. – Будь с ним вежлив, иначе я тебе сделаю больно. А потом отправлю прямиком в «Синг-Синг» с чемоданом вазелина за пазухой. Там он тебе пригодится.
Гейнс на это ничего не ответил.
– Художник, создавший эти творения, забыл подписать их. Но на самих холстах мы кое-что обнаружили – собольи щетинки от кисточек, которыми он писал эти картины. Кисточки очень хорошие и очень редкие. Ну, понимаешь теперь, о чем я?
Пауза.
– Так это те кисти, которые Уитон заказывал для нас? – наконец отозвался Гейне.
– Те самые, Леон, те самые.
– Ты хочешь сказать, что эти щетинки привели вас прямиком ко мне?
– Именно это я и говорю, Леон. Если нам понадобится, один-единственный волосок, взятый с лобка портовой шлюхи, приведет нас прямиком к твоему члену. Ты не сомневайся в наших возможностях, Леон, не надо. Сейчас я задам тебе несколько вопросов. Время на размышления по каждому – пять секунд. Не уложишься, пеняй на себя.
Гейнс молчал.
– Где ты был три дня назад после открытия музея?
– Здесь.
– Кто это может подтвердить?
– Линда! – заорал Гейне, да так, что микрофон у Ленца зафонил и мы с Бакстером невольно поморщились.
Затем послышались шаркающие шаги и голос Кайсера:
– Мисс Напп?
– Вы кто? – раздался хриплый женский голос.
– Я из ФБР. Постарайтесь припомнить, где...
– Скажи этим двум, что мы после открытия музея сразу завалились сюда! – перебил его прошедший большую тюремную школу Гейнс. – Они мне не верят!
– Черт, вот сволочь... – тихо выругался Бакстер.
– Так и было! – громко заявила женщина. – Мы вернулись домой. Я там еле высидела, в этом музее. Все эти восторги насчет их художественной мазни не по мне. Мы пришли сюда и были тут всю ночь.
– Кто-нибудь может это подтвердить? – спросил Кайсер.
– Она уже подтвердила, чего тебе еще надо! – крикнул Гейнс. – Мы трахались всю ночь как кролики и свидетелей не звали!
– М-да... – проговорил Кайсер.
Ему было нечем крыть.
– Умница! Давай вали отсюда, – похвалил Гейнс свою подружку за играючи состряпанное алиби.
– Думаешь, ты провел меня, Леон?
– Не понимаю, о чем ты.
– Хорошо, пока это оставим. Расскажи мне о Роджере Уитоне.
– А что тебя интересует?
– Как тебя занесло к нему в аспиранты?
– Роджер – настоящий мужик!
– Не понял.
– Он делает свое дело, и ему плевать, что об этом думают другие. Это его девиз по жизни. Он всегда таким был. Поэтому у него теперь до хрена денег и славы.
– Тебе тоже хочется денег и славы, Леон?
– А что, нельзя?
– Тебе нравится Уитон?
– Он не баба, чтобы нравиться. Пашет как лошадь. Уважаю.
– Уважаешь, говоришь?
– Да, уважаю! – с вызовом ответил Гейне. – Он медленно подыхает от своей болячки, но уперся рогом, пашет и не ноет! Ты видел эту его последнюю вещь? Во весь зал?
– Видел.
– Над такой работой здоровый мужик загнется, а он зубами скрипит, но дело делает. А ты знаешь, что ему уже трудно шевелить ластами? У него там проблема с суставами или еще хрен знает с чем... как это, черт, называется-то...
– Мы поняли, – успокоил его Ленц.
– Ну и отлично. Он лезет на эту свою стремянку каждый божий день! И торчит на ней часами! Неподвижно! Это сдохнуть можно, я тебя уверяю! Куда там Сикстинской капелле! У Микеланджело были нормальные строительные леса, он лежал себе на спине и поплевывал в потолок. А у Уитона стремянка! И пальцы-светофоры! Сначала бледнеют, потом синеют, а потом вообще чернеют! Кровь до них не доходит или что там еще... И когда это происходит, он не может ими пошевелить, вообще ни хрена не может. Сидит себе, как сова на ветке, и пережидает, а потом снова за работу. Вот такой мужик!
– Полагаю, заслужить твое уважение не очень-то легко, – заметил Ленц.
– Тут ты прав, старик. Я слышал, что Роджер много всякого дерьма повидал за свою жизнь. Особенно во Вьетнаме. Он извлек уроки и может передать это все другим. На своем личном примере.
– А Фрэнк Смит? – вдруг спросил Ленц.
Мы с Бакстером переглянулись, услышав в колонках странный звук, и в конце концов пришли к единому мнению: Гейнс смачно сплюнул.
– Я так понимаю, что Смит тебе не по душе.
– Фрэнки богатенький ухоженный мальчик. У него такая походка, это надо видеть, клянусь! Как будто в заднице слоновий член! И когда он открывает рот, я затыкаю уши!
– А его картины?
Гейне презрительно загоготал.
– Эти голозадые пидоры? Ну, кому как! Я лично смотреть на них не могу, блевать охота. Ты-то сам видел хоть одну его картину? Он копирует старых голландцев, чтобы это не выглядело такой уж откровенной порнухой, а потом впаривает за большие бабки богатым пидорам из Нью-Йорка, я-то знаю! Неплохо устроился! Я бы тоже так пожил, но у меня просто рука не поднимется писать такое дерьмо. Я вообще не понимаю этих ребят, которые ловят кайф от того, что им в задницу забивают кол. Хотя, старичок, может, я не прав, а?
– А что ты скажешь о Талии Лаво? – терпеливо продолжал Ленц.
Снова пауза, словно Гейнс собирался с мыслями.
– Аппетитная сучка, – наконец выдал он, – но на любителя. Если тебе нравятся черные, подойдет в самый раз. Мне, кстати, нравятся. Причем, обрати внимание, она сама на черную не похожа, но я тебе клянусь – в ее жилах течет негритянская кровь! Впрочем, я лично не возражаю. Чем темнее ягода, тем слаще сок, правильно говорю?
– А ее картины?
– Да тоже не пойми что, если честно. Рисует всякую шелупонь. Кто это захочет покупать, ты мне скажи? Так... разве что всякие либеральные извращенцы. Лучше бы она опять сиськами трясла у стойки, все больше дохода.
– Она сама говорила тебе, что подрабатывала стриптизершей? – уточнил Ленц.
– Не, одна студентка сказала. Они с Талией время от времени трахаются. Только не говорите мне, ребята, что это вам неизвестно.
– Ты знаешь Марселя де Бека? – спросил Ленц.
– Что за дурацкое имя? Впервые слышу.
– Нам потребуется тут кое-что заснять для истории, – равнодушно заметил Кайсер. – Фотограф куда-то задевался. Обещала быть еще десять минут назад, ну да ладно, подождем. Мы ведь с тобой, Леон, найдем о чем еще поболтать, как думаешь?
Бакстер пихнул меня в коленку.
– Вперед! А если что, сразу на пол лицом вниз. Джон разберется.
Он распахнул передо мной дверцу фургона, и я выбралась наружу. К времянке Гейнса – а здесь весь квартал был застроен такими – тянулась унылая бетонированная дорожка, старая и вся потрескавшаяся. Я приветливо кивнула старикам, сидевшим на лавке. Те проводили меня глазами. Камера на шее выдавала во мне репортера, который выбрался в неблагополучный райончик, чтобы подснять что-нибудь «жареное» – вроде полицейской облавы или убитого в пьяной драке. К таким журналистам здесь привыкли.
Жилище Гейнса производило удручающее впечатление. Зеленая краска со стен облупилась, а противомоскитная сетка перед входной дверью проржавела насквозь. Взявшись за дверную ручку, я испытала секундный приступ страха, но тут же его подавила. В конце концов, там Кайсер и он вооружен. Глубоко вздохнув, я повернула ручку и переступила порог. В нос сразу же ударила тяжелая вонь. К запаху масляной краски, который в галерее Уитона казался приятным, здесь примешивались и другие – плесени, выдохшегося пива, гниющих пищевых отходов, дешевого табака и марихуаны.
Кайсер, Ленц и Гейнс находились в крошечной гостиной – длинной и узкой – и занимали почти все свободное пространство. Я живо припомнила точно такие же лачуги, в которых мне неоднократно доводилось бывать как фотокору местной «Таймс».
– А это еще кто? – буркнул Гейне.
Кайсер ответил не сразу. Как и во время предыдущего допроса, они с Ленцем были слишком поглощены реакцией на мое появление. Я изо всех сил старалась не поднимать на хозяина дома глаза, деловито доставая из кофров оборудование для съемки и бережно складывая его на продавленный и прожженный окурками диван, перед которым на полу был постелен почти голый от старости и весь в пятнах масляной краски коврик. На одной из стен красовался образчик уличного граффити – лицо Элвиса Пресли. А над диваном висела небольшая картина, написанная в абстракционистской манере. Весьма изящная. В углу комнаты стоял огромный мольберт с наброшенной на него грязной тряпкой.
– Это наш фотограф, – наконец отозвался Кайсер. Он проследил за моим взглядом и ткнул пальцем в мольберт: – Твое?
– А чье? – буркнул Гейне.
Я по-прежнему суетилась, опустив голову, и не знала, смотрит он на меня или нет. Наконец, собравшись с духом, подняла на него глаза, с ходу пытаясь определить – узнал? Мы встретились взглядами. У него были темные глаза, выпученные, словно у пациента, которому окулист закапал лекарство для расширения зрачков, и темные мешки под ними. На лоб свисала сальная прядь волос, а дряблые щеки покрывала жесткая щетина. Кожа отливала мертвенной белизной, как брюхо у змеи. Мне почему-то живо представилось, как в детстве он казнил несчастного котенка с помощью газонокосилки.
– Убери эту тряпку, чтобы она могла сфотографировать картину, – потребовал Кайсер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Уитон не колеблясь покачал головой.
– Фрэнк обожает женщин, но только если они одеты.
Кайсер взял Ленца под локоть. Тот протянул было Уитону руку, но пожилой художник лишь вежливо кивнул ему и, повернувшись, направился к стремянке. Я мысленно аплодировала ему.
Мы втроем уже были в дверях, когда Уитон произнес у нас за спиной:
– Талия Лаво пишет женщин. Это важно?
Кайсер и Ленц как по команде обернулись.
– Но как мы слышали, она делает бытовые зарисовки, – удивленно проговорил Кайсер. – Вы имеете в виду, что она пишет картины с домохозяек?
– Нет. Ее документальная серия хороша, ничего не скажешь. Но на аспирантский конкурс она заявляла другие работы.
– Женщин? – тихо спросил Ленц.
– Да, и исключительно обнаженных.
– У вас есть эти картины?
– Нет, но у нее наверняка есть. Вы ведь собираетесь нанести ей визит?
Ленц и Кайсер переглянулись, как рыбаки, которые забросили сеть на карася, а выловили огромную жемчужину.
14
– Залезайте! Живо!
Из фургончика нам махал Бакстер. Кайсер и Ленц вышли из галереи слегка заторможенные, напряженно размышляя над последними словами Уитона, но в голосе Бакстера явно угадывалось нетерпение и они очнулись. Мы все влезли в тесный фургончик, из которого, казалось, выкачали весь воздух.
– Десять минут назад, – сказал Бакстер, – фургон Леона Гейнса был конфискован.
– Черт возьми! – выругался Кайсер. – Кем?
– Банком, которому тот не выплатил кредит. За фургоном приходили еще вчера, но Гейнс их выгнал. А сегодня служащий просто по-тихому открыл гараж, сел за руль и уехал, прежде чем наша доблестная полиция, следившая за домом, успела что-то сделать.
– Где фургон сейчас?
– Один из шерифов округа Джефферсон остановил его на бульваре Ветеранов. Сейчас фургон на шерифской стоянке и ждет наших экспертов. С банком мы уже договорились.
– Гейнс в курсе того, что произошло? – спросил Ленц.
– Да. В настоящий момент он, как водится, колотит свою подругу. Вопли разносятся по всей улице, а наша наружка любуется избиением через окно.
Ленц пораженно покачал головой.
– Он вооружен?
– Точно не известно. Но это Луизиана, – отозвался Кайсер. – Здесь у всех есть стволы. Что мы знаем о его подружке?
– Ее зовут Линда Напп. Двадцать девять лет. Официантка. Они вместе уже год. Время от времени разъезжаются, но потом съезжаются снова. Что будем делать? Пойдем к нему сейчас или обождем?
– Сейчас! – сказал Кайсер. – В таком состоянии он быстро расколется, если есть в чем. Зайдем, угомоним его и запустим Джордан.
Бакстер обернулся и дохнул на меня ароматом крепкого кофе.
– Надеюсь, вы понимаете, что теперь вам предстоит совсем другая встреча? Гейнс был дважды судим и вообще... весьма неприятный тип.
– Мне это известно. Кайсер вооружен, за домом установлено наблюдение. Я готова.
– Уверены?
– Абсолютно.
– Ну и отлично.
Бакстер стукнул кулаком в перегородку, давая шоферу знак двигаться. Взревел мотор. Мы сдали чуть назад и вырулили с университетской аллеи. В полумраке фургона я перехватила взгляд Кайсера. Он взял меня за руку и чуть сжал ее – благодарил за решимость.
* * *
Леон Гейнс обитал в жалкой времянке на Фререт-стрит, почти у самой реки. В этом квартале жило много афроамериканцев. Здесь каждый сам за себя, а наличие судимости у соседа не повод для беспокойства. Старики просиживают дни напролет на покосившихся скамейках, время от времени прикладываясь к чему-то вонючему, запрятанному в бумажный молочный пакет. Судачат между собой о том о сем, провожают ленивыми взглядами каждую машину. Дошколята шляются по дворам и главной улице, не зная, чем себя занять, а их старшие братья и сестры прогуливают занятия и покуривают в подворотнях. Для начала наш шофер устроил нам небольшую экскурсию по микрорайону, а потом припарковался чуть в стороне от дома Гейнса.
Бакстер распахнул заднюю дверцу фургончика.
– Вперед! Запомни, Джон, другого такого шанса с Гейнсом у нас не будет.
Кайсер молча кивнул и быстрым шагом двинулся вдоль тротуара. Доктор Ленц едва поспевал за ним. Через несколько секунд в колонках раздался голос Джона:
– Что бы я ни говорил, что бы ни делал, принимай все как должное.
– В каком смысле? – Это голос Ленца.
– Там поймешь. Все будет хорошо. И напомни мне, пожалуйста, что его надо спросить про Марселя де Бека. Уитона мы не спросили.
– Черт, ты прав.
Бакстер обернулся ко мне.
– Джордан, вы пропустили почти все утреннее совещание. Могу вас просветить. Нам удалось точно установить, что Марсель де Бек и Кристофер Вингейт находились последнее время в большой ссоре. Об этом говорят все, кто их знал. Когда Вингейт продал японцу картины, обещанные де Беку, последний пообещал отомстить и сдержал обещание – расстроил одну крупную сделку, в которую Вингейт вложил свои средства.
– Какую сделку?
– Подробностей мы пока не знаем.
– Я отсюда слышу, как орет Гейнс, – донесся из колонок голос Ленца. Он явно нервничал.
– Подходим, – спокойно сообщил нам с Бакстером Кайсер.
Мы услышали, как их башмаки застучали по ступенькам крыльца. Затем хлопнула дощатая рамка с натянутой на нее противомоскитной сеткой и раздался тяжелый стук в дверь.
– Леон Гейнс! – громко позвал Кайсер. – Открывай! ФБР!
Крики, доносившиеся через колонки и до нас с Бакстером, стихли. Наступила пауза. Потом кто-то приглушенно выругался. Бакстер прерывисто вздохнул и шепнул мне:
– Парень явно на взводе...
В колонках раздался треск. Мы поняли, что резко распахнули дверь. Затем неизвестный с явным нью-йоркским произношением рявкнул:
– Какого черта? Вы кто такие? Банковские клерки? Если так, то я вам тут кое-чего припас!
– Специальный агент Джон Кайсер, ФБР. Я для тебя тоже кое-чего припас, Леон. Ордер на обыск. Прочь с дороги!
– ФБР?.. – Пауза. – Ордер?.. За что?!
– Отойди от двери, Леон.
– О чем вы, ребята? Это мой дом, я тут хозяин!
Мы с Бакстером услышали приглушенный женский голос, донесшийся из недр дома, и тут же Гейнс заорал:
– Заткнись, дура! Исчезни!
– Я в последний раз прошу тебя отойти с дороги, – раздался спокойный голос Джона. – Либо ты отойдешь сам, либо я тебя отодвину.
– Хорошо, хорошо, только сначала ордер покажи!
В колонках что-то заскрипело, зафонило, затем Гейне охнул и сквозь зубы выругался.
– Что это было? – испугалась я.
– Он его отодвинул, – пробормотал Бакстер. – Как и обещал. С уголовниками иначе нельзя. Другого стиля общения они не понимают.
– Итак, Леон, слушай меня внимательно, – вновь раздался в наушниках голос Кайсера. – Мы можем поболтать с тобой, а можем вывернуть всю твою халупу наизнанку. Для начала поболтаем. Если мне понравится то, что я от тебя услышу, мы, возможно, обойдемся без обыска. Если не понравится, произведем обыск, во время которого случайно... – ты меня понимаешь, совершенно случайно – можем наткнуться на припрятанные наркотики или ствол. После этого тебе будет одна дорога – обратно в «Синг-Синг».
– О чем ты хочешь со мной поболтать?
– Об искусстве.
– Чего?!
– Об искусстве, Леон. О твоих шедеврах.
Пауза. Затем снова голос Кайсера:
– За последние полтора года в Новом Орлеане были похищены одиннадцать женщин. Слышал об этом?
– Ну.
– Где слышал?
– По телику говорили.
– Мы обнаружили несколько живописных полотен, на которых изображены эти женщины. Обнаженные и спящие. Или мертвые. Закрытые глаза, бледная кожа и все такое. Понял?
– Ну?
– Ты мне не нукай, а отвечай вежливо, Леон, я тебя пока по-хорошему прошу. Последняя картина ушла с молотка за миллион с лишним.
– Ни хрена себе! И ты хочешь сказать, что я похож на парня, который только что срубил миллион?
– Твои картины дышат агрессией и насилием, – заметил Ленц.
– А это еще что за хрыч?
– Это доктор Артур Ленц, – пояснил Кайсер. – Будь с ним вежлив, иначе я тебе сделаю больно. А потом отправлю прямиком в «Синг-Синг» с чемоданом вазелина за пазухой. Там он тебе пригодится.
Гейнс на это ничего не ответил.
– Художник, создавший эти творения, забыл подписать их. Но на самих холстах мы кое-что обнаружили – собольи щетинки от кисточек, которыми он писал эти картины. Кисточки очень хорошие и очень редкие. Ну, понимаешь теперь, о чем я?
Пауза.
– Так это те кисти, которые Уитон заказывал для нас? – наконец отозвался Гейне.
– Те самые, Леон, те самые.
– Ты хочешь сказать, что эти щетинки привели вас прямиком ко мне?
– Именно это я и говорю, Леон. Если нам понадобится, один-единственный волосок, взятый с лобка портовой шлюхи, приведет нас прямиком к твоему члену. Ты не сомневайся в наших возможностях, Леон, не надо. Сейчас я задам тебе несколько вопросов. Время на размышления по каждому – пять секунд. Не уложишься, пеняй на себя.
Гейнс молчал.
– Где ты был три дня назад после открытия музея?
– Здесь.
– Кто это может подтвердить?
– Линда! – заорал Гейне, да так, что микрофон у Ленца зафонил и мы с Бакстером невольно поморщились.
Затем послышались шаркающие шаги и голос Кайсера:
– Мисс Напп?
– Вы кто? – раздался хриплый женский голос.
– Я из ФБР. Постарайтесь припомнить, где...
– Скажи этим двум, что мы после открытия музея сразу завалились сюда! – перебил его прошедший большую тюремную школу Гейнс. – Они мне не верят!
– Черт, вот сволочь... – тихо выругался Бакстер.
– Так и было! – громко заявила женщина. – Мы вернулись домой. Я там еле высидела, в этом музее. Все эти восторги насчет их художественной мазни не по мне. Мы пришли сюда и были тут всю ночь.
– Кто-нибудь может это подтвердить? – спросил Кайсер.
– Она уже подтвердила, чего тебе еще надо! – крикнул Гейнс. – Мы трахались всю ночь как кролики и свидетелей не звали!
– М-да... – проговорил Кайсер.
Ему было нечем крыть.
– Умница! Давай вали отсюда, – похвалил Гейнс свою подружку за играючи состряпанное алиби.
– Думаешь, ты провел меня, Леон?
– Не понимаю, о чем ты.
– Хорошо, пока это оставим. Расскажи мне о Роджере Уитоне.
– А что тебя интересует?
– Как тебя занесло к нему в аспиранты?
– Роджер – настоящий мужик!
– Не понял.
– Он делает свое дело, и ему плевать, что об этом думают другие. Это его девиз по жизни. Он всегда таким был. Поэтому у него теперь до хрена денег и славы.
– Тебе тоже хочется денег и славы, Леон?
– А что, нельзя?
– Тебе нравится Уитон?
– Он не баба, чтобы нравиться. Пашет как лошадь. Уважаю.
– Уважаешь, говоришь?
– Да, уважаю! – с вызовом ответил Гейне. – Он медленно подыхает от своей болячки, но уперся рогом, пашет и не ноет! Ты видел эту его последнюю вещь? Во весь зал?
– Видел.
– Над такой работой здоровый мужик загнется, а он зубами скрипит, но дело делает. А ты знаешь, что ему уже трудно шевелить ластами? У него там проблема с суставами или еще хрен знает с чем... как это, черт, называется-то...
– Мы поняли, – успокоил его Ленц.
– Ну и отлично. Он лезет на эту свою стремянку каждый божий день! И торчит на ней часами! Неподвижно! Это сдохнуть можно, я тебя уверяю! Куда там Сикстинской капелле! У Микеланджело были нормальные строительные леса, он лежал себе на спине и поплевывал в потолок. А у Уитона стремянка! И пальцы-светофоры! Сначала бледнеют, потом синеют, а потом вообще чернеют! Кровь до них не доходит или что там еще... И когда это происходит, он не может ими пошевелить, вообще ни хрена не может. Сидит себе, как сова на ветке, и пережидает, а потом снова за работу. Вот такой мужик!
– Полагаю, заслужить твое уважение не очень-то легко, – заметил Ленц.
– Тут ты прав, старик. Я слышал, что Роджер много всякого дерьма повидал за свою жизнь. Особенно во Вьетнаме. Он извлек уроки и может передать это все другим. На своем личном примере.
– А Фрэнк Смит? – вдруг спросил Ленц.
Мы с Бакстером переглянулись, услышав в колонках странный звук, и в конце концов пришли к единому мнению: Гейнс смачно сплюнул.
– Я так понимаю, что Смит тебе не по душе.
– Фрэнки богатенький ухоженный мальчик. У него такая походка, это надо видеть, клянусь! Как будто в заднице слоновий член! И когда он открывает рот, я затыкаю уши!
– А его картины?
Гейне презрительно загоготал.
– Эти голозадые пидоры? Ну, кому как! Я лично смотреть на них не могу, блевать охота. Ты-то сам видел хоть одну его картину? Он копирует старых голландцев, чтобы это не выглядело такой уж откровенной порнухой, а потом впаривает за большие бабки богатым пидорам из Нью-Йорка, я-то знаю! Неплохо устроился! Я бы тоже так пожил, но у меня просто рука не поднимется писать такое дерьмо. Я вообще не понимаю этих ребят, которые ловят кайф от того, что им в задницу забивают кол. Хотя, старичок, может, я не прав, а?
– А что ты скажешь о Талии Лаво? – терпеливо продолжал Ленц.
Снова пауза, словно Гейнс собирался с мыслями.
– Аппетитная сучка, – наконец выдал он, – но на любителя. Если тебе нравятся черные, подойдет в самый раз. Мне, кстати, нравятся. Причем, обрати внимание, она сама на черную не похожа, но я тебе клянусь – в ее жилах течет негритянская кровь! Впрочем, я лично не возражаю. Чем темнее ягода, тем слаще сок, правильно говорю?
– А ее картины?
– Да тоже не пойми что, если честно. Рисует всякую шелупонь. Кто это захочет покупать, ты мне скажи? Так... разве что всякие либеральные извращенцы. Лучше бы она опять сиськами трясла у стойки, все больше дохода.
– Она сама говорила тебе, что подрабатывала стриптизершей? – уточнил Ленц.
– Не, одна студентка сказала. Они с Талией время от времени трахаются. Только не говорите мне, ребята, что это вам неизвестно.
– Ты знаешь Марселя де Бека? – спросил Ленц.
– Что за дурацкое имя? Впервые слышу.
– Нам потребуется тут кое-что заснять для истории, – равнодушно заметил Кайсер. – Фотограф куда-то задевался. Обещала быть еще десять минут назад, ну да ладно, подождем. Мы ведь с тобой, Леон, найдем о чем еще поболтать, как думаешь?
Бакстер пихнул меня в коленку.
– Вперед! А если что, сразу на пол лицом вниз. Джон разберется.
Он распахнул передо мной дверцу фургона, и я выбралась наружу. К времянке Гейнса – а здесь весь квартал был застроен такими – тянулась унылая бетонированная дорожка, старая и вся потрескавшаяся. Я приветливо кивнула старикам, сидевшим на лавке. Те проводили меня глазами. Камера на шее выдавала во мне репортера, который выбрался в неблагополучный райончик, чтобы подснять что-нибудь «жареное» – вроде полицейской облавы или убитого в пьяной драке. К таким журналистам здесь привыкли.
Жилище Гейнса производило удручающее впечатление. Зеленая краска со стен облупилась, а противомоскитная сетка перед входной дверью проржавела насквозь. Взявшись за дверную ручку, я испытала секундный приступ страха, но тут же его подавила. В конце концов, там Кайсер и он вооружен. Глубоко вздохнув, я повернула ручку и переступила порог. В нос сразу же ударила тяжелая вонь. К запаху масляной краски, который в галерее Уитона казался приятным, здесь примешивались и другие – плесени, выдохшегося пива, гниющих пищевых отходов, дешевого табака и марихуаны.
Кайсер, Ленц и Гейнс находились в крошечной гостиной – длинной и узкой – и занимали почти все свободное пространство. Я живо припомнила точно такие же лачуги, в которых мне неоднократно доводилось бывать как фотокору местной «Таймс».
– А это еще кто? – буркнул Гейне.
Кайсер ответил не сразу. Как и во время предыдущего допроса, они с Ленцем были слишком поглощены реакцией на мое появление. Я изо всех сил старалась не поднимать на хозяина дома глаза, деловито доставая из кофров оборудование для съемки и бережно складывая его на продавленный и прожженный окурками диван, перед которым на полу был постелен почти голый от старости и весь в пятнах масляной краски коврик. На одной из стен красовался образчик уличного граффити – лицо Элвиса Пресли. А над диваном висела небольшая картина, написанная в абстракционистской манере. Весьма изящная. В углу комнаты стоял огромный мольберт с наброшенной на него грязной тряпкой.
– Это наш фотограф, – наконец отозвался Кайсер. Он проследил за моим взглядом и ткнул пальцем в мольберт: – Твое?
– А чье? – буркнул Гейне.
Я по-прежнему суетилась, опустив голову, и не знала, смотрит он на меня или нет. Наконец, собравшись с духом, подняла на него глаза, с ходу пытаясь определить – узнал? Мы встретились взглядами. У него были темные глаза, выпученные, словно у пациента, которому окулист закапал лекарство для расширения зрачков, и темные мешки под ними. На лоб свисала сальная прядь волос, а дряблые щеки покрывала жесткая щетина. Кожа отливала мертвенной белизной, как брюхо у змеи. Мне почему-то живо представилось, как в детстве он казнил несчастного котенка с помощью газонокосилки.
– Убери эту тряпку, чтобы она могла сфотографировать картину, – потребовал Кайсер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54