Звук шагов приблизился почти к самой двери и вдруг оборвался.
– Ну, идите, – прозвучал в коридоре голос Марка. – Все будет хорошо.
Ответом ему была тишина. Я сама боялась вздохнуть и не могла пошевелиться.
– А там для вас подарки! – тоненько пропел Марк.
В проеме показалось личико Лин. Маленькая копия меня и Джейн. Своими большими карими глазами она напоминала олененка, опасливо выглядывающего из-за дерева. Лин увидела меня, и у нее широко открылся рот. В следующее мгновение чуть повыше показалась белобрысая голова Генри. Он моргнул несколько раз своими голубыми глазами и исчез. Лин осталась. Я улыбнулась как можно сердечнее и раскрыла объятия. Лин оглянулась – видимо, на отца, – а затем переступила порог комнаты, сделала пару неуверенных мелких шажков и вдруг... бросилась ко мне.
– Мама, мама... – горячо зашептала она мне в ухо, прижимаясь всем телом и дрожа.
В ту минуту я едва не лишилась чувств. Невероятным усилием воли чуть отстранила ее, мягко заглянула в блестевшие от слез глазенки и проговорила:
– Я Джордан, зайчик мой, тетя Джордан...
– Она знает, – раздался в комнате голос Марка. Он стоял на пороге и держал за плечи не решавшегося подойти ко мне Генри.
– Она назвала меня мамой...
– Лин, ты знаешь, кто сейчас перед тобой?
Лин строго на меня посмотрела и шмыгнула носом.
– Тетя Джордан. Я видела ваши фотографии в альбомах.
– Но ты сказала «мама»...
– Вы очень похожи на мою маму. Мама сейчас на небе у Бога.
Я инстинктивно прикрыла рот ладонью, не зная, что делать и что говорить дальше. Меня выручил Марк, подтолкнувший вперед сына.
– А вот и старина Генри. Ну, подойди, поздоровайся с тетей.
– Привет, Генри, – дружески кивнула ему я.
– Мы заняли первое место по футболу, – вместо приветствия объявил тот.
– Не может быть!
– Хотите, покажу кубок?
– Еще как хочу. Но у меня для тебя есть подарок. Посмотришь на него?
Генри оглянулся на отца за разрешением.
– Я тоже с удовольствием погляжу, – сказал Марк.
Я кивнула в сторону одного из свертков у двери.
– Сумеешь открыть сам, Генри?
– Сумею!
Он атаковал сверток и через минуту достал плоскую коробочку с ярлычком «Панасоник».
– Это DVD-плеер, пап, смотри! Портативный! Для машины! – восхищенно вскричал Генри.
– Для машины? М-м-м, довольно оригинально, – проговорил Марк, подмигнув мне.
– Оригинальность – единственная привилегия незамужних и бездетных, – ответила я.
– Вот-вот...
Лин все стояла около меня, не решаясь спросить, есть ли что-нибудь и для нее.
– Ну а это тебе! – зная наперед, что читаю ее мысли, объявила я и передала девочке сверток поменьше.
– А что это?
– Сама посмотри.
Лин аккуратно развязала бантик и свернула ленту в клубок, прежде чем раскрыть сверток. У меня сжалось сердце. Точно так же бережно относилась к вещам и Джейн, научившись этому – в отличие от меня – у нашей матери. Сестра жила богато, но детские привычки навсегда остались с ней и даже перешли к дочке.
Тем временем Лин взяла в руки небольшую коробочку и принялась рассматривать ее со всех сторон.
– Что это?
– Догадайся. Ты уже умеешь читать? Что тут написано?
– "Ни-кон". «Никон». Девять-девять-ноль.
– Отлично! Давай-ка я тебе помогу. – Я откинула кожаную крышку с аппарата и вновь передала его Лин. – Как ты думаешь, что это такое?
Лин еще с минуту разглядывала подарок, а потом остановила взор на поблескивавшем объективе.
– Это фотокамера?
– Точно!
Она часто-часто заморгала.
– Она игрушечная или настоящая?
– Конечно, настоящая. Очень хорошая и довольно хрупкая. Будь с ней осторожна. Всегда надевай ремешок на шею, чтобы случайно не уронить и не разбить линзу. Впрочем, не стоит сдувать с нее каждую пылинку. В конце концов это всего лишь рабочий инструмент. Главное – это то, что ты видишь своими глазами. А камера всего лишь поможет тебе поделиться увиденным с другими людьми. Понимаешь?
Лин кивнула, в глазах застыло восхищение.
– Папа! – вдруг крикнул Генри. – Тут два подарочных диска! «Железный гигант» и «Эльдорадо»!
– А вы останетесь у нас ночевать? – спросила Лин, требовательно глядя на меня снизу вверх.
– Конечно.
– А вы научите меня, как делать фотографии?
– Обязательно. Все, что ты наснимаешь этой камерой, мы загрузим сначала в компьютер, а потом уже распечатаем на бумаге. У тебя есть компьютер?
– У папы есть.
– Ну что ж, до тех пор пока он не купит тебе свой, мы будем пользоваться его. Правда, папа?
Марк показал мне кулак.
– Эх... Ладно, что ж с вами будешь делать. Так как насчет ужина?
– Ты что, Марк, умеешь готовить?
– Ты смеешься? Аннабель!
Через полминуты на лестнице послышались торопливые шаги и из коридора раздался голос пожилой женщины:
– Что это вы так кричите на ночь глядя, месье Лакур?
– Как там ужин?
– Через пять минут.
Аннабель показалась в дверном проеме. Я почему-то ожидала увидеть толстую неповоротливую матрону, но Аннабель оказалась стройной и весьма подвижной. На лице ее светилась приготовленная заранее приветливая улыбка. Лишь когда ее взгляд упал на меня, лицо вдруг мгновенно вытянулось от испуга.
– Ой...
– Аннабель, это Джордан, – поспешно сказал Марк.
– Господи прости... – пробормотала Аннабель, не сводя с меня завороженного взгляда. – Деточка, да ведь вы вылитая... – Она запнулась, вспомнив о находящихся в комнате детях. Медленно, словно ее кто-то толкал в спину, приблизилась ко мне. Я протянула руку, и она пожала ее с неожиданной силой. – Очень приятно.
Она повернулась, машинально потрепала по головам Генри и Лин и медленно вышла.
– Ты можешь быть свободна, когда приготовишь ужин, – крикнул ей вдогонку Марк. – Спокойной ночи!
– Вот только выну бисквиты из печки, и вы меня сегодня больше не увидите, – ответила Аннабель из коридора.
Когда ее шаги затихли, я проговорила:
– Неужели у вас тут до сих пор делают домашние бисквиты?
– Ты давно не была на Юге, – отозвался Марк. – Аннабель лучшая. Просто лучшая. Мы бы без нее пропали. А здорово ты ее... Она чуть в обморок не грохнулась.
Когда мы перешли в столовую, роскошный ужин был уже на столе. Поросенок в медовой глазури, сырные шарики, домашние бисквиты, разнообразные салаты. Я сама едва не грохнулась на пол без чувств от этих запахов, мгновенно заставивших меня позабыть об экзотике азиатской кухни, к которой мне поневоле пришлось привыкнуть в последний год. Этот стол живо напомнил мне о Джейн. В родительском доме мы сроду не видели с ней ни фарфора, ни столового серебра, потому-то это были едва ли не первые вещи, которыми она обзавелась, выйдя замуж. Я переводила взгляд с сервиза «Ройял Долтон» на хрусталь «Уотерфорд» и серебряные приборы «Рид энд Бартон».
– Красота... – проговорила я, шутливо подтолкнув Генри. – Садись со мной. Лин, а ты с другой стороны.
– А разве вы не сядете на почетное место во главе стола? – наивно удивилась девочка.
– Что мне почетное место, если я хочу сидеть с вами?
Лин счастливо улыбнулась, и за одну эту улыбку я готова была поклясться перед всем миром, что ни один волосок никогда не упадет с ее головы. Дети пододвинули свои стулья поближе, мы все уселись за стол и без долгих предисловий принялись за еду. Я сама удивилась, как ловко и быстро нам удалось найти общий язык. Мгновения неловкости возникали лишь в кратких паузах между веселой болтовней. Дети смотрели на меня не отрываясь. Я понимала, что они ужасно соскучились по домашним вечерам в обществе мамы. В какой-то момент даже глаза Марка мечтательно затуманились...
Тринадцать месяцев назад чья-то злая воля вырвала из их жизни любимую жену и маму. И на том месте в их сердцах, которое безраздельно занимала Джейн, появилась рваная рана. А сейчас она чудесным образом затянулась. Пусть и временно. И все благодаря женщине, родственнице, которая по прихоти природы точь-в-точь походила на Джейн.
– А не пора ли вам, братцы мои, в постель? – поинтересовался Марк.
– Нет! – в один голос закричали дети.
– Может, и правда позволишь им немножко покуролесить сегодня?
Марк нахмурился, всем своим видом показывая, кто здесь хозяин. Но... согласился. Мы перешли в гостиную, где я преподала Лин первый урок фотографии, а Генри тем временем возился со своим новым плеером, вставляя в него диск с «Эльдорадо». Меня поразило, с какой быстротой Лин схватывала все мои советы и указания. Мы отщелкали несколько пробных кадров, и я загрузила их в компьютер Марка. Снимки были очень приличные, о чем я тут же объявила пунцовой от удовольствия Лин. Спустя некоторое время Марк вновь попытался отправить детей спать, но те взбунтовались и кинулись ко мне за поддержкой. Они ее получили, и веселье продолжилось. К счастью, Генри предложил поиграть в салочки и уже через десять минут заклевал носом от усталости, а еще через пять заснул на диване.
Марк сидел в кресле в углу комнаты, сложив ноги на высоком пуфе, и вполглаза смотрел сводку биржевых новостей по Си-эн-би-си. Вымотавшись во время игры с Генри, я тоже отдыхала и не сразу заметила обращенный на меня неподвижный взгляд Лин. А когда встретилась с ней глазами, увидела, что у девочки мелко дрожит подбородок.
– Что с тобой, зайчик? – шепнула я.
Она нахмурилась, смахнула кулачками выступившие слезы, а потом – не в силах совладать с собой – уткнулась мне в грудь и всхлипнула:
– Я скучаю по маме...
На этот раз я тоже не смогла удержать себя в руках и разревелась. Никогда в жизни меня не охватывал столь сходный с материнским инстинкт «защиты детеныша». Даже в юности, когда я фактически в одиночку поднимала Джейн деньгами и советами. Сейчас все было по-другому. В эту минуту я готова была пойти на все – даже на преступление, – только бы защитить Лин и Генри. Но что я могла сделать, как могла исправить то, что с ними случилось? Никак... Оставалось только гладить Лин по волосам и плакать вместе с ней.
– Я знаю, зайчик, – прошептала я, когда снова смогла говорить. – Я тоже скучаю. Но ведь теперь мы вместе и у нас все будет хорошо.
– А вы останетесь с нами?
– Конечно.
– А надолго?
Она шмыгала носом, утирая мокрое личико.
– Надолго. Пока буду вам нужна.
Марк отвлекся от телевизора и глянул в нашу сторону.
– Что там у вас?
– Ничего особенного, – ответила я, пристроив Лин у себя на коленях и потихоньку баюкая ее.
А сама снова и снова вспоминала тот телефонный звонок, раздавшийся у меня дома ночью восемь месяцев назад. «Господи! Господи, сделай так, чтобы это была Джейн! – возносила я про себя неистовую молитву. – Этим детям нужно гораздо больше, чем я смогу им дать».
Через полчаса мы с Марком отнесли спящих малышей в детскую. Со времени исчезновения Джейн они спали в одной комнате, упросив отца переставить их кровати в помещение, смежное с его спальней.
Вернувшись в гостиную, мы откупорили уже вторую за вечер бутылку вина и предались воспоминаниям. Марк не лукавил, когда говорил, что тяжело переживал потерю Джейн. Не раз и не два я ловила в его глазах отблеск слез.
– Я знаю, что ты про меня думаешь... Что я гад распоследний, потому что объявил им о смерти Джейн. Но ты пойми, постарайся понять. Им было очень тяжело, невероятно... А я просто всеми способами пытаюсь сделать так, чтобы им стало чуть легче. Да, то, что я сказал, мучительно принять. Но потом все равно становится легче. Потому что это определенность.
Я подняла на него усталые глаза.
– Теперь, увидев их, я по крайней мере смогла тебя понять. Может, ты и прав. Но... вот что ты будешь делать, если это не так?
Он фыркнул:
– В каком смысле? Уж не думаешь ли ты всерьез, что все те женщины живы?
– Я? Не знаю. Я сама себя в какой-то момент убедила, что Джейн погибла. Это было давно. Но теперь обстоятельства изменились! И я не поверю в это до тех пор, пока своими глазами не увижу ее тело.
– А я не удивляюсь. Зная, как ты относишься к истории с твоим отцом, я совершенно не удивляюсь, – пробормотал Марк. – Ты никогда не сдаешься.
– Я бы хотела, чтобы и ты не сдавался. По крайней мере в душе.
– В душе? – Он резко прижал бокал с остатками вина к груди и случайно плеснул себе на рубашку. – Тринадцать месяцев назад моя жизнь превратилась в ад, а душа – в кровоточащую рану. Знаешь, если бы не дети, мы с тобой, возможно, и не пили бы сейчас...
– Марк, что ты говоришь?!
– Я знаю, что ты подумала. Решила, что я сопляк, слизняк...
– Нет, не придумывай.
Но он уже не слушал меня – уронил голову на грудь и беззвучно рыдал. Алкоголь не лучший помощник человеку, страдающему от депрессии. Испытывая неловкость, я поднялась, подошла к нему и тронула за плечо.
– Я знаю, как тебе тяжело. Мне тоже нелегко.
Он замотан головой, выпрямился и утер слезы.
– Извини, Джо, извини. Что-то я совсем расклеился... Прости.
Я присела на его оттоманку и положила руки ему на плечи.
– Эй... Мало кто способен пережить такое и потом еще растить двух детей. Ты держишься молодцом, Марк. Правда.
Он поднял на меня пьяные глаза.
– Не лги, Джордан, не лги, прошу тебя. Какой там, к черту, молодец...
– Тебе просто нужно отвлечься. Ты был в отпуске?
– Нет. Работа помогала мне не думать, не вспоминать...
– Мне кажется, ты переоценил свою работу. Тебе нужно куда-нибудь съездить, поваляться на пляже.
Он хмыкнул, словно давая понять, что не нуждается в услугах доморощенного психотерапевта. Мужчины его положения всегда, в любой ситуации, стараются показать, что стоят чуть выше окружающих.
– Я ужасно рад, что ты приехала, – сказал он. – Немного боялся за детей, но они так тепло тебя приняли...
– Я сама боялась, а потом – в столовой – вдруг ощутила, будто они мои собственные.
– Да, я видел. – Улыбка на его лице погасла. – Я ужасно рад, ужасно...
Он наклонился и обнял меня. Признаюсь, еще минуту назад мне трудно было бы поверить, что плачущий Марк способен меня утешить. Но это ему удалось. За все последние месяцы тоска впервые почти отступила. Почти...
Но вдруг я спохватилась. Что-то было не так. Я почувствовала влажное прикосновение к своей шее. Господи, да ведь он целует меня, и это совсем не родственный поцелуй!
Я будто окаменела, сдерживаясь, и только тихо проговорила:
– Марк, ты что?..
Он оторвался от меня, но не успела я перевести дух, как он впился поцелуем уже в мои губы. На этот раз я не сдержалась и оттолкнула его. В его покрасневших глазах застыла мольба.
– Ты не знаешь, не можешь себе представить, каково мне тут пришлось без нее. Ты не понимаешь, вы сестры. А я... Я был бы и рад отвлечься на другую женщину, но не мог. Я никого вокруг себя не видел, только ее. Но сегодня... В столовой... Я смотрел на вас, и мне казалось, что ты – это она. Правда!
– Я не она.
– Я знаю, но если не зацикливаться на мелочах, а просто смотреть... то возникает полная иллюзия! Полная! Черт, я не знаю, как объяснить... – Он схватил меня за руки. – У тебя такие же пальцы, глаза, грудь, все – понимаешь, буквально все! – Он не спускал с меня исступленного взгляда. – Ты не представляешь, что для меня будет значить одна ночь... всего одна ночь. Это как если бы Джейн вдруг вернулась. Это...
– Замолчи! – прошипела я, боясь потревожить детей. – Ты понимаешь, что несешь? Я не Джейн и не смогу притвориться Джейн! Во имя каких бы то ни было высоких целей! Ни ради твоего утешения, ни даже ради детей. Одна ночь... Да ты с ума сошел! О Боже...
Он долго смотрел в пол, затем вновь поднял на меня глаза, провел рукой по волосам, словно приводя их в порядок, как-то гаденько подмигнул мне и вдруг шепнул:
– А ведь это был бы не первый случай, когда ты сыграла бы ее роль, а?
Эти слова электрическим разрядом прошили все мое тело. Я лишилась дара речи и даже не могла вздохнуть. И лишь когда он снова сжал мои ладони, очнулась и выдернула их.
– Что ты сказал?
Он опять подмигнул и улыбнулся:
– Ты знаешь.
В следующую секунду я уже стояла перед ним, а отброшенный ногой пуф валялся метрах в трех.
– Я ухожу. Переночую в отеле. Передай детям, что вернусь днем.
Он моргнул раз, второй, по лицу промелькнула тень растерянности. Он словно наконец очнулся от наваждения или сделал вид, что очнулся.
– Подожди, не делай этого. Я не хотел тебя обидеть. Просто ты очень красивая, и на меня нашло затмение.
Он попытался подняться с кресла, но покачнулся и вновь сел. На мгновение мне захотелось помочь ему, подать руку, но я удержалась. Противно было до него дотрагиваться.
– Я пойду наверх за вещами. А ты сиди здесь.
– Перестань ломать комедию, ты прекрасно знаешь, что спокойно можешь заночевать здесь и ничего с тобой не случится.
– Я все сказала, Марк.
Я быстро вышла из гостиной, поднялась в выделенную мне комнату и перекинула через плечо дорожную сумку. Слава Богу, я не успела днем разложить вещи. Спустившись вниз, я обнаружила, что Марк стоит на пороге и загораживает выход.
– А что я скажу детям? – обиженно воскликнул он.
– Не смей! Не смей давить на меня, прикрываясь детьми! Скажи им, что меня срочно вызвали. По работе. Что я вернусь днем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– Ну, идите, – прозвучал в коридоре голос Марка. – Все будет хорошо.
Ответом ему была тишина. Я сама боялась вздохнуть и не могла пошевелиться.
– А там для вас подарки! – тоненько пропел Марк.
В проеме показалось личико Лин. Маленькая копия меня и Джейн. Своими большими карими глазами она напоминала олененка, опасливо выглядывающего из-за дерева. Лин увидела меня, и у нее широко открылся рот. В следующее мгновение чуть повыше показалась белобрысая голова Генри. Он моргнул несколько раз своими голубыми глазами и исчез. Лин осталась. Я улыбнулась как можно сердечнее и раскрыла объятия. Лин оглянулась – видимо, на отца, – а затем переступила порог комнаты, сделала пару неуверенных мелких шажков и вдруг... бросилась ко мне.
– Мама, мама... – горячо зашептала она мне в ухо, прижимаясь всем телом и дрожа.
В ту минуту я едва не лишилась чувств. Невероятным усилием воли чуть отстранила ее, мягко заглянула в блестевшие от слез глазенки и проговорила:
– Я Джордан, зайчик мой, тетя Джордан...
– Она знает, – раздался в комнате голос Марка. Он стоял на пороге и держал за плечи не решавшегося подойти ко мне Генри.
– Она назвала меня мамой...
– Лин, ты знаешь, кто сейчас перед тобой?
Лин строго на меня посмотрела и шмыгнула носом.
– Тетя Джордан. Я видела ваши фотографии в альбомах.
– Но ты сказала «мама»...
– Вы очень похожи на мою маму. Мама сейчас на небе у Бога.
Я инстинктивно прикрыла рот ладонью, не зная, что делать и что говорить дальше. Меня выручил Марк, подтолкнувший вперед сына.
– А вот и старина Генри. Ну, подойди, поздоровайся с тетей.
– Привет, Генри, – дружески кивнула ему я.
– Мы заняли первое место по футболу, – вместо приветствия объявил тот.
– Не может быть!
– Хотите, покажу кубок?
– Еще как хочу. Но у меня для тебя есть подарок. Посмотришь на него?
Генри оглянулся на отца за разрешением.
– Я тоже с удовольствием погляжу, – сказал Марк.
Я кивнула в сторону одного из свертков у двери.
– Сумеешь открыть сам, Генри?
– Сумею!
Он атаковал сверток и через минуту достал плоскую коробочку с ярлычком «Панасоник».
– Это DVD-плеер, пап, смотри! Портативный! Для машины! – восхищенно вскричал Генри.
– Для машины? М-м-м, довольно оригинально, – проговорил Марк, подмигнув мне.
– Оригинальность – единственная привилегия незамужних и бездетных, – ответила я.
– Вот-вот...
Лин все стояла около меня, не решаясь спросить, есть ли что-нибудь и для нее.
– Ну а это тебе! – зная наперед, что читаю ее мысли, объявила я и передала девочке сверток поменьше.
– А что это?
– Сама посмотри.
Лин аккуратно развязала бантик и свернула ленту в клубок, прежде чем раскрыть сверток. У меня сжалось сердце. Точно так же бережно относилась к вещам и Джейн, научившись этому – в отличие от меня – у нашей матери. Сестра жила богато, но детские привычки навсегда остались с ней и даже перешли к дочке.
Тем временем Лин взяла в руки небольшую коробочку и принялась рассматривать ее со всех сторон.
– Что это?
– Догадайся. Ты уже умеешь читать? Что тут написано?
– "Ни-кон". «Никон». Девять-девять-ноль.
– Отлично! Давай-ка я тебе помогу. – Я откинула кожаную крышку с аппарата и вновь передала его Лин. – Как ты думаешь, что это такое?
Лин еще с минуту разглядывала подарок, а потом остановила взор на поблескивавшем объективе.
– Это фотокамера?
– Точно!
Она часто-часто заморгала.
– Она игрушечная или настоящая?
– Конечно, настоящая. Очень хорошая и довольно хрупкая. Будь с ней осторожна. Всегда надевай ремешок на шею, чтобы случайно не уронить и не разбить линзу. Впрочем, не стоит сдувать с нее каждую пылинку. В конце концов это всего лишь рабочий инструмент. Главное – это то, что ты видишь своими глазами. А камера всего лишь поможет тебе поделиться увиденным с другими людьми. Понимаешь?
Лин кивнула, в глазах застыло восхищение.
– Папа! – вдруг крикнул Генри. – Тут два подарочных диска! «Железный гигант» и «Эльдорадо»!
– А вы останетесь у нас ночевать? – спросила Лин, требовательно глядя на меня снизу вверх.
– Конечно.
– А вы научите меня, как делать фотографии?
– Обязательно. Все, что ты наснимаешь этой камерой, мы загрузим сначала в компьютер, а потом уже распечатаем на бумаге. У тебя есть компьютер?
– У папы есть.
– Ну что ж, до тех пор пока он не купит тебе свой, мы будем пользоваться его. Правда, папа?
Марк показал мне кулак.
– Эх... Ладно, что ж с вами будешь делать. Так как насчет ужина?
– Ты что, Марк, умеешь готовить?
– Ты смеешься? Аннабель!
Через полминуты на лестнице послышались торопливые шаги и из коридора раздался голос пожилой женщины:
– Что это вы так кричите на ночь глядя, месье Лакур?
– Как там ужин?
– Через пять минут.
Аннабель показалась в дверном проеме. Я почему-то ожидала увидеть толстую неповоротливую матрону, но Аннабель оказалась стройной и весьма подвижной. На лице ее светилась приготовленная заранее приветливая улыбка. Лишь когда ее взгляд упал на меня, лицо вдруг мгновенно вытянулось от испуга.
– Ой...
– Аннабель, это Джордан, – поспешно сказал Марк.
– Господи прости... – пробормотала Аннабель, не сводя с меня завороженного взгляда. – Деточка, да ведь вы вылитая... – Она запнулась, вспомнив о находящихся в комнате детях. Медленно, словно ее кто-то толкал в спину, приблизилась ко мне. Я протянула руку, и она пожала ее с неожиданной силой. – Очень приятно.
Она повернулась, машинально потрепала по головам Генри и Лин и медленно вышла.
– Ты можешь быть свободна, когда приготовишь ужин, – крикнул ей вдогонку Марк. – Спокойной ночи!
– Вот только выну бисквиты из печки, и вы меня сегодня больше не увидите, – ответила Аннабель из коридора.
Когда ее шаги затихли, я проговорила:
– Неужели у вас тут до сих пор делают домашние бисквиты?
– Ты давно не была на Юге, – отозвался Марк. – Аннабель лучшая. Просто лучшая. Мы бы без нее пропали. А здорово ты ее... Она чуть в обморок не грохнулась.
Когда мы перешли в столовую, роскошный ужин был уже на столе. Поросенок в медовой глазури, сырные шарики, домашние бисквиты, разнообразные салаты. Я сама едва не грохнулась на пол без чувств от этих запахов, мгновенно заставивших меня позабыть об экзотике азиатской кухни, к которой мне поневоле пришлось привыкнуть в последний год. Этот стол живо напомнил мне о Джейн. В родительском доме мы сроду не видели с ней ни фарфора, ни столового серебра, потому-то это были едва ли не первые вещи, которыми она обзавелась, выйдя замуж. Я переводила взгляд с сервиза «Ройял Долтон» на хрусталь «Уотерфорд» и серебряные приборы «Рид энд Бартон».
– Красота... – проговорила я, шутливо подтолкнув Генри. – Садись со мной. Лин, а ты с другой стороны.
– А разве вы не сядете на почетное место во главе стола? – наивно удивилась девочка.
– Что мне почетное место, если я хочу сидеть с вами?
Лин счастливо улыбнулась, и за одну эту улыбку я готова была поклясться перед всем миром, что ни один волосок никогда не упадет с ее головы. Дети пододвинули свои стулья поближе, мы все уселись за стол и без долгих предисловий принялись за еду. Я сама удивилась, как ловко и быстро нам удалось найти общий язык. Мгновения неловкости возникали лишь в кратких паузах между веселой болтовней. Дети смотрели на меня не отрываясь. Я понимала, что они ужасно соскучились по домашним вечерам в обществе мамы. В какой-то момент даже глаза Марка мечтательно затуманились...
Тринадцать месяцев назад чья-то злая воля вырвала из их жизни любимую жену и маму. И на том месте в их сердцах, которое безраздельно занимала Джейн, появилась рваная рана. А сейчас она чудесным образом затянулась. Пусть и временно. И все благодаря женщине, родственнице, которая по прихоти природы точь-в-точь походила на Джейн.
– А не пора ли вам, братцы мои, в постель? – поинтересовался Марк.
– Нет! – в один голос закричали дети.
– Может, и правда позволишь им немножко покуролесить сегодня?
Марк нахмурился, всем своим видом показывая, кто здесь хозяин. Но... согласился. Мы перешли в гостиную, где я преподала Лин первый урок фотографии, а Генри тем временем возился со своим новым плеером, вставляя в него диск с «Эльдорадо». Меня поразило, с какой быстротой Лин схватывала все мои советы и указания. Мы отщелкали несколько пробных кадров, и я загрузила их в компьютер Марка. Снимки были очень приличные, о чем я тут же объявила пунцовой от удовольствия Лин. Спустя некоторое время Марк вновь попытался отправить детей спать, но те взбунтовались и кинулись ко мне за поддержкой. Они ее получили, и веселье продолжилось. К счастью, Генри предложил поиграть в салочки и уже через десять минут заклевал носом от усталости, а еще через пять заснул на диване.
Марк сидел в кресле в углу комнаты, сложив ноги на высоком пуфе, и вполглаза смотрел сводку биржевых новостей по Си-эн-би-си. Вымотавшись во время игры с Генри, я тоже отдыхала и не сразу заметила обращенный на меня неподвижный взгляд Лин. А когда встретилась с ней глазами, увидела, что у девочки мелко дрожит подбородок.
– Что с тобой, зайчик? – шепнула я.
Она нахмурилась, смахнула кулачками выступившие слезы, а потом – не в силах совладать с собой – уткнулась мне в грудь и всхлипнула:
– Я скучаю по маме...
На этот раз я тоже не смогла удержать себя в руках и разревелась. Никогда в жизни меня не охватывал столь сходный с материнским инстинкт «защиты детеныша». Даже в юности, когда я фактически в одиночку поднимала Джейн деньгами и советами. Сейчас все было по-другому. В эту минуту я готова была пойти на все – даже на преступление, – только бы защитить Лин и Генри. Но что я могла сделать, как могла исправить то, что с ними случилось? Никак... Оставалось только гладить Лин по волосам и плакать вместе с ней.
– Я знаю, зайчик, – прошептала я, когда снова смогла говорить. – Я тоже скучаю. Но ведь теперь мы вместе и у нас все будет хорошо.
– А вы останетесь с нами?
– Конечно.
– А надолго?
Она шмыгала носом, утирая мокрое личико.
– Надолго. Пока буду вам нужна.
Марк отвлекся от телевизора и глянул в нашу сторону.
– Что там у вас?
– Ничего особенного, – ответила я, пристроив Лин у себя на коленях и потихоньку баюкая ее.
А сама снова и снова вспоминала тот телефонный звонок, раздавшийся у меня дома ночью восемь месяцев назад. «Господи! Господи, сделай так, чтобы это была Джейн! – возносила я про себя неистовую молитву. – Этим детям нужно гораздо больше, чем я смогу им дать».
Через полчаса мы с Марком отнесли спящих малышей в детскую. Со времени исчезновения Джейн они спали в одной комнате, упросив отца переставить их кровати в помещение, смежное с его спальней.
Вернувшись в гостиную, мы откупорили уже вторую за вечер бутылку вина и предались воспоминаниям. Марк не лукавил, когда говорил, что тяжело переживал потерю Джейн. Не раз и не два я ловила в его глазах отблеск слез.
– Я знаю, что ты про меня думаешь... Что я гад распоследний, потому что объявил им о смерти Джейн. Но ты пойми, постарайся понять. Им было очень тяжело, невероятно... А я просто всеми способами пытаюсь сделать так, чтобы им стало чуть легче. Да, то, что я сказал, мучительно принять. Но потом все равно становится легче. Потому что это определенность.
Я подняла на него усталые глаза.
– Теперь, увидев их, я по крайней мере смогла тебя понять. Может, ты и прав. Но... вот что ты будешь делать, если это не так?
Он фыркнул:
– В каком смысле? Уж не думаешь ли ты всерьез, что все те женщины живы?
– Я? Не знаю. Я сама себя в какой-то момент убедила, что Джейн погибла. Это было давно. Но теперь обстоятельства изменились! И я не поверю в это до тех пор, пока своими глазами не увижу ее тело.
– А я не удивляюсь. Зная, как ты относишься к истории с твоим отцом, я совершенно не удивляюсь, – пробормотал Марк. – Ты никогда не сдаешься.
– Я бы хотела, чтобы и ты не сдавался. По крайней мере в душе.
– В душе? – Он резко прижал бокал с остатками вина к груди и случайно плеснул себе на рубашку. – Тринадцать месяцев назад моя жизнь превратилась в ад, а душа – в кровоточащую рану. Знаешь, если бы не дети, мы с тобой, возможно, и не пили бы сейчас...
– Марк, что ты говоришь?!
– Я знаю, что ты подумала. Решила, что я сопляк, слизняк...
– Нет, не придумывай.
Но он уже не слушал меня – уронил голову на грудь и беззвучно рыдал. Алкоголь не лучший помощник человеку, страдающему от депрессии. Испытывая неловкость, я поднялась, подошла к нему и тронула за плечо.
– Я знаю, как тебе тяжело. Мне тоже нелегко.
Он замотан головой, выпрямился и утер слезы.
– Извини, Джо, извини. Что-то я совсем расклеился... Прости.
Я присела на его оттоманку и положила руки ему на плечи.
– Эй... Мало кто способен пережить такое и потом еще растить двух детей. Ты держишься молодцом, Марк. Правда.
Он поднял на меня пьяные глаза.
– Не лги, Джордан, не лги, прошу тебя. Какой там, к черту, молодец...
– Тебе просто нужно отвлечься. Ты был в отпуске?
– Нет. Работа помогала мне не думать, не вспоминать...
– Мне кажется, ты переоценил свою работу. Тебе нужно куда-нибудь съездить, поваляться на пляже.
Он хмыкнул, словно давая понять, что не нуждается в услугах доморощенного психотерапевта. Мужчины его положения всегда, в любой ситуации, стараются показать, что стоят чуть выше окружающих.
– Я ужасно рад, что ты приехала, – сказал он. – Немного боялся за детей, но они так тепло тебя приняли...
– Я сама боялась, а потом – в столовой – вдруг ощутила, будто они мои собственные.
– Да, я видел. – Улыбка на его лице погасла. – Я ужасно рад, ужасно...
Он наклонился и обнял меня. Признаюсь, еще минуту назад мне трудно было бы поверить, что плачущий Марк способен меня утешить. Но это ему удалось. За все последние месяцы тоска впервые почти отступила. Почти...
Но вдруг я спохватилась. Что-то было не так. Я почувствовала влажное прикосновение к своей шее. Господи, да ведь он целует меня, и это совсем не родственный поцелуй!
Я будто окаменела, сдерживаясь, и только тихо проговорила:
– Марк, ты что?..
Он оторвался от меня, но не успела я перевести дух, как он впился поцелуем уже в мои губы. На этот раз я не сдержалась и оттолкнула его. В его покрасневших глазах застыла мольба.
– Ты не знаешь, не можешь себе представить, каково мне тут пришлось без нее. Ты не понимаешь, вы сестры. А я... Я был бы и рад отвлечься на другую женщину, но не мог. Я никого вокруг себя не видел, только ее. Но сегодня... В столовой... Я смотрел на вас, и мне казалось, что ты – это она. Правда!
– Я не она.
– Я знаю, но если не зацикливаться на мелочах, а просто смотреть... то возникает полная иллюзия! Полная! Черт, я не знаю, как объяснить... – Он схватил меня за руки. – У тебя такие же пальцы, глаза, грудь, все – понимаешь, буквально все! – Он не спускал с меня исступленного взгляда. – Ты не представляешь, что для меня будет значить одна ночь... всего одна ночь. Это как если бы Джейн вдруг вернулась. Это...
– Замолчи! – прошипела я, боясь потревожить детей. – Ты понимаешь, что несешь? Я не Джейн и не смогу притвориться Джейн! Во имя каких бы то ни было высоких целей! Ни ради твоего утешения, ни даже ради детей. Одна ночь... Да ты с ума сошел! О Боже...
Он долго смотрел в пол, затем вновь поднял на меня глаза, провел рукой по волосам, словно приводя их в порядок, как-то гаденько подмигнул мне и вдруг шепнул:
– А ведь это был бы не первый случай, когда ты сыграла бы ее роль, а?
Эти слова электрическим разрядом прошили все мое тело. Я лишилась дара речи и даже не могла вздохнуть. И лишь когда он снова сжал мои ладони, очнулась и выдернула их.
– Что ты сказал?
Он опять подмигнул и улыбнулся:
– Ты знаешь.
В следующую секунду я уже стояла перед ним, а отброшенный ногой пуф валялся метрах в трех.
– Я ухожу. Переночую в отеле. Передай детям, что вернусь днем.
Он моргнул раз, второй, по лицу промелькнула тень растерянности. Он словно наконец очнулся от наваждения или сделал вид, что очнулся.
– Подожди, не делай этого. Я не хотел тебя обидеть. Просто ты очень красивая, и на меня нашло затмение.
Он попытался подняться с кресла, но покачнулся и вновь сел. На мгновение мне захотелось помочь ему, подать руку, но я удержалась. Противно было до него дотрагиваться.
– Я пойду наверх за вещами. А ты сиди здесь.
– Перестань ломать комедию, ты прекрасно знаешь, что спокойно можешь заночевать здесь и ничего с тобой не случится.
– Я все сказала, Марк.
Я быстро вышла из гостиной, поднялась в выделенную мне комнату и перекинула через плечо дорожную сумку. Слава Богу, я не успела днем разложить вещи. Спустившись вниз, я обнаружила, что Марк стоит на пороге и загораживает выход.
– А что я скажу детям? – обиженно воскликнул он.
– Не смей! Не смей давить на меня, прикрываясь детьми! Скажи им, что меня срочно вызвали. По работе. Что я вернусь днем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54