Поэтому мы никогда не берем выражение во
всей его полноте при абстрактном мышлении. (104-105)
Вот и ответ: конкретная правда события сказуема, принципиально выразима,
проясняется ответственно в этой выраженности, а познавательная абстракция в ее
чисто логической отвлеченности темна в своей несказанности. Вообще весь этот
абзац - очень и очень существенный шаг в проработке риторического изобретения.
Правда данного обстояния: когда ясен и действительный и должный смысл
взаимоотношений между мной и этими людьми и предметами - рождает событие, единый
и единственный поступок как мой ход в со-бытии. Только от такой жизненной
конкретики можно изобретать, только в такой живой становящейся среде изобретение
слова как поступка может стать необходимым. Остальное - важные, значимые, но уже
технические (в классическом, аристотелевском смысле этого слова) подробности,
вне ключевого отношения к реальным жизненным
88
обстоятельствам (несколькими годами позже Бахтин назовет их ситуацией общения)
едва ли стоящие внимания.
Язык исторически вырастал в услужении участного мышления и поступка, и
абстрактному мышлению он начинает служить лишь в сегодняшний день своей истории.
Для выражения поступка изнутри" и единственного бытия-события, в котором
свершается поступок, нужна вся полнота слова: и его содержательно-смысловая
сторона (слово-понятие), и наглядно-выразительная (слово-образ), и
эмоционально-волевая (интонация слова) в их единстве. И во всех этих моментах
единое полное слово может быть ответственно-значимым - правдой, а не
субъективно-случайным. Не следует, конечно, преувеличивать силу языка: единое и
единственное бытие-событие и поступок, ему причастный, принципиально выразимы,
но фактически это очень трудная задача, и полная адекватность недостижима, но
всегда задана. (105)
Еще один принципиальный шаг риторики поступка: шаг к ответственной
деспонтанизации жизни. Хоть жизнь постоянно течет и становится и пусть события
принципиально выразимы в слове, но язык сам по себе не говорит за нас, мы должны
приложить немалые усилия, фактически это очень трудная задача ответственно
выразить бытие-событие. Поэтому-то и нужна специальная учеба, тренинг,
нацеленная внутренняя подготовка не в школярском смысле, но в смысле школы
ответственного изобретения. Старая риторика потеряла компонент ответственности в
расколе поступка: безответственные речи и бессмысленные, спонтанные,
неизобретенные действия - вот результат
__________
29 Тут в цитируемом источнике явно неотмеченный пропуск. Скорее всего пропущено
одно слово - "единого".
89
вырождения старой традиции вместо произрождения30 из нее новой.
Отсюда ясно, что первая философия, пытающаяся вскрыть бытие-событие, как его
знает ответственный поступок, не мир, создаваемый поступком, а тот, в котором он
ответственно себя осознает и свершается, не может строить общих понятий,
положений и законов об этом мире (теоретически-абстрактная чистота поступка), но
может быть только описанием, феноменологией этого мира поступка. Событие может
быть только участно описано. Но этот мир-событие не есть мир бытия только,
данности, ни один предмет, ни одно отношение не дано здесь как просто данное,
просто сплошь наличное, но всегда дана связанная с ним заданность: должно,
желательно. Предмет, абсолютно индифферентный, сплошь готовый, не может
действительно осознаваться, переживаться: переживая предмет, я тем самым что-то
выполняю по отношению к нему, он вступает в отношение с заданностью, растет в
ней в моем отношении к нему. Переживать чистую данность нельзя. Поскольку я
действительно переживаю предмет, хотя бы переживаю-мыслю, он становится
меняющимся моментом свершающегося события переживания-мышления его, т.е.
обретает заданность, точнее, дан в некотором событийном единстве, где
неразделимы моменты заданности и данности, бытия и долженствования, бытия и
ценности. Все эти отвлеченные категории являются здесь моментами некоего живого,
конкретного, наглядного единственного целого - события. Так и живое слово,
полное слово не знает сплошь данного предмета, уже тем, что
___________
30 Термин К-П.Зеленецкого. См. В.М-Барановская. Рыцарь риторики // Риторика. ј3.
- С.96.
90
я заговорил о нем, я стал к нему в некоторое неиндифферентное, а
заинтересованно-действенное отношение, поэтому-то слово не только обозначает
предмет как некоторую наличность, но своей интонацией (действительно
произнесенное слово не может не интонироваться, интонация вытекает из самого
факта его произнесения) выражает и мое ценностное отношение к предмету,
желательное и нежелательное в нем и этим приводит его в движение по направлению
заданности его, делает моментом живой событийности. Все действительно
переживаемое переживается как данность-заданность, интонируется, имеет
эмоционально-волевой тон, вступает в действенное отношение ко мне в единстве
объемлющей нас событийности. Эмоционально-волевой тон - неотъемлемый момент
поступка, даже самой абстрактной мысли, поскольку я ее действительно мыслю, т.е.
поскольку она действительно осуществляется в бытии, приобщается к событию. Все,
с чем я имею дело, дано мне в эмоционально-волевом тоне, ибо все дано мне как
момент события, в котором я участен. Поскольку я помыслил предмет, я вступил с
ним в событийное отношение. Предмет неотделим от своей функции в событии в его
соотнесении со мной. Но эта функция предмета в единстве нас объемлющего
действительного события - есть его действительная, утверждающая ценность, т.е.
эмоционально-волевой тон его. (105-106)
И это тоже очевидное отталкивание от риторической традиции, но столь же
очевидное продолжение ее. Центральный пункт изобретения: данность предмета речи
в старой риторике, по крайней мере в общедидактическом-общеметодологическом
изводе ее. Школярство и догматизм риторической культуры в Целом именно в этом и
заключается: предмет речи всегда дан, творчество состоит в умении наиболее
91
гармонично выбрать из другой данности - общих мест, приложимых к каждому
предмету. Эта идея выбора из готовых структурных элементов, дожила до XX века,
когда уже вне риторической этики, сдерживающей возможную бессмысленность этого
структурного перебора, проявила себя во всей оторванной от гуманитарной традиции
красе. Бахтин называет это разнузданной игрой чистых смыслов и роковым
теоретизмом и здесь предлагает выход в радикальном переосмыслении творческого
процесса. Изобретается прежде всего предмет сам по себе в его новом качестве
отношения ко мне и к текущему бытию-событию, и до этого изобретения нечего
делать ни с логическим понятием, ни с эстетическим завершением, не о чем
говорить. Поступок может быть только тогда, когда есть о чем говорить, он
рождается вместе с рождением предмета речи.
Поскольку мы абстрактно отделяем содержание переживания от его действительного
переживаемого, содержание представляется нам абсолютно индифферентным к ценности
как действительной и утвержденной, даже мысль о ценности можно отделить от
действительной оценки (отношение к ценности у Риккерта). Но ведь только в себе
значимое содержание возможного переживания-мысли, чтобы стать действительно
осуществленным и приобщенным этим к историческому бытию действительного
познания, должно вступить в существенную связь с действительной оценкой, только
как действительная ценность оно переживается мною, мыслится, т.е. действительно
активно мыслимо в эмоционально-волевом тоне. Ведь оно не падает в мою голову
случайно, как метеор из другого мира, оставаясь там замкнутым и непроницаемым
[1нрзб], не вплетенным в единую ткань моего эмоционально-волевого
действенно-живого мышления-переживания как его существенный момент. Ни одно
содержание не было бы реализовано, ни одна мысль не была бы
92
действительно помыслена, если бы не устанавливалась существенная связь между
содержанием и эмоционально-волевым тоном его, т.е. действительно утвержденной
его ценностью для мыслящего. Активно переживать переживание, мыслить мысль -
значит не быть к нему абсолютно индифферентным, эмоционально-волевым образом
утверждать его. Действительное поступающее мышление есть эмоционально-волевое
мышление, интонирующее мышление, и эта интонация существенно проникает во все
содержательные моменты мысли. Эмоционально-волевой тон обтекает все смысловое
содержание мысли в поступке и относит его к единственному бытию-событию. "Именно
эмоционально-волевой тон ориентирует в единственном бытии, ориентирует в нем и
действительно утверждает смысловое содержание. (106-107)
Этот эмоционально-волевой тон, рождающийся из правды наших взаимоотношений в
бытие-событие, открывая предмет речи, утверждает ее смысловое содержание, т.е.
смысл изобретения не понятен еще, а эмоционально проинтонирован. Из активного
волевого отношения рождается предмет речи, точнее говоря ее логос-голос, ибо
этот предмет речи отнюдь не вещь даже как слово в понимании формалистов, и тем
более не предмет как объект-данность, это задание, требующее поступательного
развития в речи, в событии речевого взаимодействия. Вообще изобретение интонации
в качестве существенного составляющего момента всего процесса изобретения
поступка - нюанс принципиальный в доктрине Бахтина.
Но можно пытаться утверждать несущественность, случайность связи между
значимостью смыслового содержания и его эмоционально-волевым тоном для активно
мыслящего. Разве не может быть движущей эмоционально-волевой силой моего
активного
93
мышления славолюбие или [1нрзб] жадность [?], а содержанием этих мыслей -
отвлеченно-гносеологические построения? Разве не носит одна и та же мысль
совершенно разные эмоционально-волевые окраски в различных действительных
сознаниях мыслящих эту мысль людей? Мысль может быть вплетена в ткань моего
живого действительного эмоционально-волевого сознания по соображениям совершенно
посторонним и не находящемся ни в каком необходимом отношении к
содержательно-смысловой стороне данной мысли. Что подобные факты возможны и
действительно имеют место, не подлежит сомнению. Но можно ли отсюда делать вывод
о принципиальной несущественности и случайности этой связи? Это значило бы
признать принципиальной случайностью всю историю культуры по отношению к ею
созданному миру объективно-значимого содержания. (Риккерт и его отнесение [?]
ценности к [1нрзб]). Такую принципиальную случайность действительно
осуществленного смысла едва ли кто-нибудь стал бы утверждать до конца. В
современной философии культуры совершается попытка установить существенную
связь, но изнутри мира культуры. Культурные ценности суть самоценности, и живому
сознанию должно приспособиться к ним, утвердить их для себя, потому что в
конечном счете создание [?] и есть познание. Поскольку я творю эстетически и тем
самым ответственно признаю ценность эстетического и должен только эксплицитно,
действительно признать его, и этим восстановляется единство мотива и цели,
действительного свершения и его содержательного смысла. Этим путем живое
сознание становится культурным, а культурное воплощается в живом. Человек
однажды действительно утвердил все культурные ценности и теперь
94
является связанным ими. Так власть народа, по Гоббсу, осуществляется лишь
однажды, в акте отказа от себя и передачи себя государю, а затем народ
становится рабом своего свободного решения. Практически этот акт свободного
решения, утверждения ценности, конечно, лежит за границей каждого живого
сознания, всякое живое сознание уже преднаходит культурные ценности как данные
ему, вся его активность сводится к признанию их для себя. Признав раз ценность
научной истины во всех [1нрзб] научного мышления, я уже подчинен ее имманентному
закону: сказавший a, должен сказать и b, и с, и так весь алфавит. Кто сказал
раз, должен сказать два, имманентная необходимость ряда его влечет (закон ряда).
Это значит: переживание переживания, эмоционально-волевой тон могут обрести свое
единство только в единстве культуры, вне его они случайны; действительное
сознание, чтобы быть единым, должно отразить в себе систематическое единство
культуры с соответствующим эмоционально-волевым [1нрзб], который по отношению к
каждой данной области может быть просто вынесен за скобку. (107-108)
Главный объект критики здесь тезис, что создание есть познание. Творческое
изобретение есть познание отнюдь не в первую очередь, индивидуально-волевая
оценка предшествует всякой гносеологии. Между строк замечу, что устаревшая форма
восстановляется, присутствующая в этом отрывке, типична для всей Тетралогии.
Подобные воззрения в корне несостоятельны по уже приведенным нами соображениям
по поводу долженствования. Эмоционально-волевой тон, действительная оценка вовсе
не относятся к содержанию как таковому в его изоляции, а к нему в его
95
соотнесении со мной в объемлющем нас единственном событии бытия.
Эмоционально-волевое утверждение обретает свой тон не в контексте культуры, вся
культура в целом интегрируется в едином и единственном контексте жизни, которой
я причастен. Интегрируется и культура в целом, и каждая отдельная мысль, каждый
отдельный продукт живого поступка в единственном индивидуальном контексте
действительного событийного мышления. Эмоционально-волевой тон размыкает
замкнутость и себе довление возможного содержания мысли, приобщает его единому и
единственному бытию-событию. Всякая общезначимая ценность становится
действительно значимой только в индивидуальном контексте. (108-109)
Это значит, что следующим моментом изобретения будет приобщение
эмоционально-волевому тону события культурных ценностей, возможности должны
реализоваться в едином и единственном мире поступка, но для того, чтобы
ответственно реализоваться, они сначала должны быть в качестве общезначимой
ценности. Т.е. топика включается в изобретение довольно быстро, хотя в живом
свершении все-таки после интонационной эмоционально-волевой оценки, если можно
употреблять темпоральные категории по отношению к в целом все-таки симультанному
процессу (тем более трудно говорить об этом в причинно-следственных категориях).
Эмоционально-волевой тон относится именно ко всему конкретному единственному
единству в его целом, выражает всю полноту состояния-события в данный момент в
его данности-заданности из меня как его должного участника. Поэтому он не может
быть изолирован, выделен из единого и единственного контекста живого сознания
как
96
относящийся к отдельному предмету как к таковому, это не есть общая оценка
предмета независимо от того единственного контекста, в котором он мне в данный
момент дан, но выражает всю правду положения в его целом как единственного и
неповторимого момента событийности. (108-109)
Это не есть общая оценка предмета, это - частное, индивидуальное изобретение
его.
Эмоционально-волевой тон, объемлющий и проникающий единственное бытие-событие,
не есть пассивная психическая реакция, а некая должная установка сознания,
нравственно значимая и ответственно активная. Это ответственно осознанное
движение сознания, превращающее возможность в действительность осуществленного
поступка, поступка-мысли, чувства, желания и пр. Эмоционально-волевым тоном мы
обозначаем именно момент моей активности в переживании, переживание переживания
как моего: я мыслю - поступаю мыслью. Этот термин, употребляемый в эстетике,
имеет там более пассивное значение. Для нас важно отнести данное переживание ко
мне, как его активно переживающему. Это отнесение ко мне как активному имеет
чувственно-оценивающий и волевой - свершаемый - характер и в то же время
ответственно рационально. Все эти момента даны здесь в некотором единстве,
прекрасно знакомом каждому, переживавшему мысль свою, чувство свое как свой
ответственный поступок, т.е. активно переживавшему. Термин психологии, которая
роковым для нее образом ориентирована на пассивно переживающего субъекта, не
должен здесь вводить в заблуждение. Момент свершения мысли, чувства, слова, дела
есть активно-ответственная установка моя - эмоцио-
97
нально-волевая по отношению к обстоянию в его целом, в контексте действительной
единой и единственной жизни. (109)
Психология конца XIX - начала XX века, отпочковавшаяся от риторики, переняла от
последней все навыки пассивно-догматического изобретения, правда, вне
исторического контекста ценностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
всей его полноте при абстрактном мышлении. (104-105)
Вот и ответ: конкретная правда события сказуема, принципиально выразима,
проясняется ответственно в этой выраженности, а познавательная абстракция в ее
чисто логической отвлеченности темна в своей несказанности. Вообще весь этот
абзац - очень и очень существенный шаг в проработке риторического изобретения.
Правда данного обстояния: когда ясен и действительный и должный смысл
взаимоотношений между мной и этими людьми и предметами - рождает событие, единый
и единственный поступок как мой ход в со-бытии. Только от такой жизненной
конкретики можно изобретать, только в такой живой становящейся среде изобретение
слова как поступка может стать необходимым. Остальное - важные, значимые, но уже
технические (в классическом, аристотелевском смысле этого слова) подробности,
вне ключевого отношения к реальным жизненным
88
обстоятельствам (несколькими годами позже Бахтин назовет их ситуацией общения)
едва ли стоящие внимания.
Язык исторически вырастал в услужении участного мышления и поступка, и
абстрактному мышлению он начинает служить лишь в сегодняшний день своей истории.
Для выражения поступка изнутри" и единственного бытия-события, в котором
свершается поступок, нужна вся полнота слова: и его содержательно-смысловая
сторона (слово-понятие), и наглядно-выразительная (слово-образ), и
эмоционально-волевая (интонация слова) в их единстве. И во всех этих моментах
единое полное слово может быть ответственно-значимым - правдой, а не
субъективно-случайным. Не следует, конечно, преувеличивать силу языка: единое и
единственное бытие-событие и поступок, ему причастный, принципиально выразимы,
но фактически это очень трудная задача, и полная адекватность недостижима, но
всегда задана. (105)
Еще один принципиальный шаг риторики поступка: шаг к ответственной
деспонтанизации жизни. Хоть жизнь постоянно течет и становится и пусть события
принципиально выразимы в слове, но язык сам по себе не говорит за нас, мы должны
приложить немалые усилия, фактически это очень трудная задача ответственно
выразить бытие-событие. Поэтому-то и нужна специальная учеба, тренинг,
нацеленная внутренняя подготовка не в школярском смысле, но в смысле школы
ответственного изобретения. Старая риторика потеряла компонент ответственности в
расколе поступка: безответственные речи и бессмысленные, спонтанные,
неизобретенные действия - вот результат
__________
29 Тут в цитируемом источнике явно неотмеченный пропуск. Скорее всего пропущено
одно слово - "единого".
89
вырождения старой традиции вместо произрождения30 из нее новой.
Отсюда ясно, что первая философия, пытающаяся вскрыть бытие-событие, как его
знает ответственный поступок, не мир, создаваемый поступком, а тот, в котором он
ответственно себя осознает и свершается, не может строить общих понятий,
положений и законов об этом мире (теоретически-абстрактная чистота поступка), но
может быть только описанием, феноменологией этого мира поступка. Событие может
быть только участно описано. Но этот мир-событие не есть мир бытия только,
данности, ни один предмет, ни одно отношение не дано здесь как просто данное,
просто сплошь наличное, но всегда дана связанная с ним заданность: должно,
желательно. Предмет, абсолютно индифферентный, сплошь готовый, не может
действительно осознаваться, переживаться: переживая предмет, я тем самым что-то
выполняю по отношению к нему, он вступает в отношение с заданностью, растет в
ней в моем отношении к нему. Переживать чистую данность нельзя. Поскольку я
действительно переживаю предмет, хотя бы переживаю-мыслю, он становится
меняющимся моментом свершающегося события переживания-мышления его, т.е.
обретает заданность, точнее, дан в некотором событийном единстве, где
неразделимы моменты заданности и данности, бытия и долженствования, бытия и
ценности. Все эти отвлеченные категории являются здесь моментами некоего живого,
конкретного, наглядного единственного целого - события. Так и живое слово,
полное слово не знает сплошь данного предмета, уже тем, что
___________
30 Термин К-П.Зеленецкого. См. В.М-Барановская. Рыцарь риторики // Риторика. ј3.
- С.96.
90
я заговорил о нем, я стал к нему в некоторое неиндифферентное, а
заинтересованно-действенное отношение, поэтому-то слово не только обозначает
предмет как некоторую наличность, но своей интонацией (действительно
произнесенное слово не может не интонироваться, интонация вытекает из самого
факта его произнесения) выражает и мое ценностное отношение к предмету,
желательное и нежелательное в нем и этим приводит его в движение по направлению
заданности его, делает моментом живой событийности. Все действительно
переживаемое переживается как данность-заданность, интонируется, имеет
эмоционально-волевой тон, вступает в действенное отношение ко мне в единстве
объемлющей нас событийности. Эмоционально-волевой тон - неотъемлемый момент
поступка, даже самой абстрактной мысли, поскольку я ее действительно мыслю, т.е.
поскольку она действительно осуществляется в бытии, приобщается к событию. Все,
с чем я имею дело, дано мне в эмоционально-волевом тоне, ибо все дано мне как
момент события, в котором я участен. Поскольку я помыслил предмет, я вступил с
ним в событийное отношение. Предмет неотделим от своей функции в событии в его
соотнесении со мной. Но эта функция предмета в единстве нас объемлющего
действительного события - есть его действительная, утверждающая ценность, т.е.
эмоционально-волевой тон его. (105-106)
И это тоже очевидное отталкивание от риторической традиции, но столь же
очевидное продолжение ее. Центральный пункт изобретения: данность предмета речи
в старой риторике, по крайней мере в общедидактическом-общеметодологическом
изводе ее. Школярство и догматизм риторической культуры в Целом именно в этом и
заключается: предмет речи всегда дан, творчество состоит в умении наиболее
91
гармонично выбрать из другой данности - общих мест, приложимых к каждому
предмету. Эта идея выбора из готовых структурных элементов, дожила до XX века,
когда уже вне риторической этики, сдерживающей возможную бессмысленность этого
структурного перебора, проявила себя во всей оторванной от гуманитарной традиции
красе. Бахтин называет это разнузданной игрой чистых смыслов и роковым
теоретизмом и здесь предлагает выход в радикальном переосмыслении творческого
процесса. Изобретается прежде всего предмет сам по себе в его новом качестве
отношения ко мне и к текущему бытию-событию, и до этого изобретения нечего
делать ни с логическим понятием, ни с эстетическим завершением, не о чем
говорить. Поступок может быть только тогда, когда есть о чем говорить, он
рождается вместе с рождением предмета речи.
Поскольку мы абстрактно отделяем содержание переживания от его действительного
переживаемого, содержание представляется нам абсолютно индифферентным к ценности
как действительной и утвержденной, даже мысль о ценности можно отделить от
действительной оценки (отношение к ценности у Риккерта). Но ведь только в себе
значимое содержание возможного переживания-мысли, чтобы стать действительно
осуществленным и приобщенным этим к историческому бытию действительного
познания, должно вступить в существенную связь с действительной оценкой, только
как действительная ценность оно переживается мною, мыслится, т.е. действительно
активно мыслимо в эмоционально-волевом тоне. Ведь оно не падает в мою голову
случайно, как метеор из другого мира, оставаясь там замкнутым и непроницаемым
[1нрзб], не вплетенным в единую ткань моего эмоционально-волевого
действенно-живого мышления-переживания как его существенный момент. Ни одно
содержание не было бы реализовано, ни одна мысль не была бы
92
действительно помыслена, если бы не устанавливалась существенная связь между
содержанием и эмоционально-волевым тоном его, т.е. действительно утвержденной
его ценностью для мыслящего. Активно переживать переживание, мыслить мысль -
значит не быть к нему абсолютно индифферентным, эмоционально-волевым образом
утверждать его. Действительное поступающее мышление есть эмоционально-волевое
мышление, интонирующее мышление, и эта интонация существенно проникает во все
содержательные моменты мысли. Эмоционально-волевой тон обтекает все смысловое
содержание мысли в поступке и относит его к единственному бытию-событию. "Именно
эмоционально-волевой тон ориентирует в единственном бытии, ориентирует в нем и
действительно утверждает смысловое содержание. (106-107)
Этот эмоционально-волевой тон, рождающийся из правды наших взаимоотношений в
бытие-событие, открывая предмет речи, утверждает ее смысловое содержание, т.е.
смысл изобретения не понятен еще, а эмоционально проинтонирован. Из активного
волевого отношения рождается предмет речи, точнее говоря ее логос-голос, ибо
этот предмет речи отнюдь не вещь даже как слово в понимании формалистов, и тем
более не предмет как объект-данность, это задание, требующее поступательного
развития в речи, в событии речевого взаимодействия. Вообще изобретение интонации
в качестве существенного составляющего момента всего процесса изобретения
поступка - нюанс принципиальный в доктрине Бахтина.
Но можно пытаться утверждать несущественность, случайность связи между
значимостью смыслового содержания и его эмоционально-волевым тоном для активно
мыслящего. Разве не может быть движущей эмоционально-волевой силой моего
активного
93
мышления славолюбие или [1нрзб] жадность [?], а содержанием этих мыслей -
отвлеченно-гносеологические построения? Разве не носит одна и та же мысль
совершенно разные эмоционально-волевые окраски в различных действительных
сознаниях мыслящих эту мысль людей? Мысль может быть вплетена в ткань моего
живого действительного эмоционально-волевого сознания по соображениям совершенно
посторонним и не находящемся ни в каком необходимом отношении к
содержательно-смысловой стороне данной мысли. Что подобные факты возможны и
действительно имеют место, не подлежит сомнению. Но можно ли отсюда делать вывод
о принципиальной несущественности и случайности этой связи? Это значило бы
признать принципиальной случайностью всю историю культуры по отношению к ею
созданному миру объективно-значимого содержания. (Риккерт и его отнесение [?]
ценности к [1нрзб]). Такую принципиальную случайность действительно
осуществленного смысла едва ли кто-нибудь стал бы утверждать до конца. В
современной философии культуры совершается попытка установить существенную
связь, но изнутри мира культуры. Культурные ценности суть самоценности, и живому
сознанию должно приспособиться к ним, утвердить их для себя, потому что в
конечном счете создание [?] и есть познание. Поскольку я творю эстетически и тем
самым ответственно признаю ценность эстетического и должен только эксплицитно,
действительно признать его, и этим восстановляется единство мотива и цели,
действительного свершения и его содержательного смысла. Этим путем живое
сознание становится культурным, а культурное воплощается в живом. Человек
однажды действительно утвердил все культурные ценности и теперь
94
является связанным ими. Так власть народа, по Гоббсу, осуществляется лишь
однажды, в акте отказа от себя и передачи себя государю, а затем народ
становится рабом своего свободного решения. Практически этот акт свободного
решения, утверждения ценности, конечно, лежит за границей каждого живого
сознания, всякое живое сознание уже преднаходит культурные ценности как данные
ему, вся его активность сводится к признанию их для себя. Признав раз ценность
научной истины во всех [1нрзб] научного мышления, я уже подчинен ее имманентному
закону: сказавший a, должен сказать и b, и с, и так весь алфавит. Кто сказал
раз, должен сказать два, имманентная необходимость ряда его влечет (закон ряда).
Это значит: переживание переживания, эмоционально-волевой тон могут обрести свое
единство только в единстве культуры, вне его они случайны; действительное
сознание, чтобы быть единым, должно отразить в себе систематическое единство
культуры с соответствующим эмоционально-волевым [1нрзб], который по отношению к
каждой данной области может быть просто вынесен за скобку. (107-108)
Главный объект критики здесь тезис, что создание есть познание. Творческое
изобретение есть познание отнюдь не в первую очередь, индивидуально-волевая
оценка предшествует всякой гносеологии. Между строк замечу, что устаревшая форма
восстановляется, присутствующая в этом отрывке, типична для всей Тетралогии.
Подобные воззрения в корне несостоятельны по уже приведенным нами соображениям
по поводу долженствования. Эмоционально-волевой тон, действительная оценка вовсе
не относятся к содержанию как таковому в его изоляции, а к нему в его
95
соотнесении со мной в объемлющем нас единственном событии бытия.
Эмоционально-волевое утверждение обретает свой тон не в контексте культуры, вся
культура в целом интегрируется в едином и единственном контексте жизни, которой
я причастен. Интегрируется и культура в целом, и каждая отдельная мысль, каждый
отдельный продукт живого поступка в единственном индивидуальном контексте
действительного событийного мышления. Эмоционально-волевой тон размыкает
замкнутость и себе довление возможного содержания мысли, приобщает его единому и
единственному бытию-событию. Всякая общезначимая ценность становится
действительно значимой только в индивидуальном контексте. (108-109)
Это значит, что следующим моментом изобретения будет приобщение
эмоционально-волевому тону события культурных ценностей, возможности должны
реализоваться в едином и единственном мире поступка, но для того, чтобы
ответственно реализоваться, они сначала должны быть в качестве общезначимой
ценности. Т.е. топика включается в изобретение довольно быстро, хотя в живом
свершении все-таки после интонационной эмоционально-волевой оценки, если можно
употреблять темпоральные категории по отношению к в целом все-таки симультанному
процессу (тем более трудно говорить об этом в причинно-следственных категориях).
Эмоционально-волевой тон относится именно ко всему конкретному единственному
единству в его целом, выражает всю полноту состояния-события в данный момент в
его данности-заданности из меня как его должного участника. Поэтому он не может
быть изолирован, выделен из единого и единственного контекста живого сознания
как
96
относящийся к отдельному предмету как к таковому, это не есть общая оценка
предмета независимо от того единственного контекста, в котором он мне в данный
момент дан, но выражает всю правду положения в его целом как единственного и
неповторимого момента событийности. (108-109)
Это не есть общая оценка предмета, это - частное, индивидуальное изобретение
его.
Эмоционально-волевой тон, объемлющий и проникающий единственное бытие-событие,
не есть пассивная психическая реакция, а некая должная установка сознания,
нравственно значимая и ответственно активная. Это ответственно осознанное
движение сознания, превращающее возможность в действительность осуществленного
поступка, поступка-мысли, чувства, желания и пр. Эмоционально-волевым тоном мы
обозначаем именно момент моей активности в переживании, переживание переживания
как моего: я мыслю - поступаю мыслью. Этот термин, употребляемый в эстетике,
имеет там более пассивное значение. Для нас важно отнести данное переживание ко
мне, как его активно переживающему. Это отнесение ко мне как активному имеет
чувственно-оценивающий и волевой - свершаемый - характер и в то же время
ответственно рационально. Все эти момента даны здесь в некотором единстве,
прекрасно знакомом каждому, переживавшему мысль свою, чувство свое как свой
ответственный поступок, т.е. активно переживавшему. Термин психологии, которая
роковым для нее образом ориентирована на пассивно переживающего субъекта, не
должен здесь вводить в заблуждение. Момент свершения мысли, чувства, слова, дела
есть активно-ответственная установка моя - эмоцио-
97
нально-волевая по отношению к обстоянию в его целом, в контексте действительной
единой и единственной жизни. (109)
Психология конца XIX - начала XX века, отпочковавшаяся от риторики, переняла от
последней все навыки пассивно-догматического изобретения, правда, вне
исторического контекста ценностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18