Но если всерьез, зачем тратить на шпиона такой шар? Не проще ли было стрелять в упор из пистолета с глушителем? Выстрел, затем контрольный, обыск трупа и концы в воду. А тут столько техники, что голова кругом идет. Вот, например, термометр, показывающий температуру воды за бортом и воздуха в шаре, – может, и не такое сложное приспособление, но циферблат электронный, на лампах сделанный. Последнее утешение покойника? Сомнительно.
Иллюминатора в шаре, естественно, не оказалось, но и без этого Островский понимал, что спускается каждой секундой все ниже и ниже. Где-то среди десятка имеющихся в его распоряжении верньеров должен быть тот, что сбрасывает балласт и возвращает шар на поверхность. Надо думать, что последнее испытание состоит именно в том, воспользуется ли он этим средством или нет.
Алексей повернул голову, затекший от неудобной позы шейный позвонок хрустнул, и этот звук прозвучал так беззащитно, так неуместно среди окружающей машинерии, что следом за ним по спине побежали мурашки. Ставкой была жизнь, только сейчас Островский начал понимать, в какую сложную ситуацию попал.
Что должен делать механик, попавший под воду внутри набитого техникой шара, чтобы соответствовать требованиям капитана Немо? Ждать и верить в благоприятный исход? Но точно так же будет действовать и отчаявшийся шпион, растерявшийся и боящийся повернуть не ту ручку. Сбросить балласт и всплыть на поверхность? Но если внутри шара сохраняющий самообладание шпион, ничего не знающий об испытании, то и он отцепит балласт, всплывет и постарается выжить на поверхности океана.
Интуиция, обострившаяся в экстремальном положении до неестественного, близкого к психотехническому состояния, подсказывала, что есть еще какой-то параметр: нетривиальный, о котором испытуемый не должен догадываться, даже если будет долго думать.
Большая часть переключателей не снабжена никакими пояснительными надписями, остальные украшали странные зубодробительные сокращения латиницей. Например, единственной расшифровкой буквосочетания QED, пришедшей в голову Островскому, оказалось Декартово «Quod erat demonstrandum» – «мыслю, следовательно, существую». Есть ли в этих сокращениях какой-то подтекст, априори неизвестный шпионам? Непонятно. Вынесем мысли об этих переключателях за скобки – что остается? Неизвестность в чистом виде. Маловероятно, что ответ следует искать наобум. Да и специфика подводной жизни просто обязана располагать к предельной осторожности. Одно неверное движение – и ты покойник. Должно быть, эти соображения тоже лежали в основе испытания. Отбрасываем необозначенные переключатели – живущий под водой не имеет права идти на риск.
Островский бросил взгляд на часы и понял, что сидит в шаре уже сорок минут. Если проверялась быстрота реакции, можно было расписываться в непригодности. Лучше непригодность к проживанию на субмарине, чем обвинение в шпионаже. Особенно когда сторонникам Немо не хватает механиков. С любой наземной базы можно сбежать, а с подводной лодки куда денешься?
Путем логических заключений Алексей свел задачу к одному из четырех вариантов. На это ушло два с половиной часа. Регенератор воздуха опасно нагрелся и грозил выйти из строя – одна из вывернутых до упора ручек регулировала его работу. Уменьшать мощность регенератора Островский, просидевший три часа с такими настройками и не задохнувшийся, не стал.
Четыре переключателя – разгадка таилась в них. Что выбрать, когда все варианты одинаково непонятны? Исходя из подводной логики, ни один трогать не следовало – только вот существовал этот загадочный параметр, позволяющий полностью соответствующему условиям механику не ошибиться.
Алексей беззвучно пробормотал слова молитвы и осторожно повернул первый из сомнительных переключателей.
Давление воздуха чуть изменилось. Не тот вариант. Вернув все в прежнее положение, Островский задумчиво осмотрел оставшиеся переключатели. Если давление регулирует этот переключатель, то расположенные рядом, согласно общепринятым представлениям об универсальности, должны тоже относиться к внутренней обстановке. Памятуя о том, что Немо, суля увиденным на гидроплане приборам, поклонник универсальности, Алексей отбросил еще один вариант.
Теперь уже или-или, ошибка недопустима. Регенератор перегревается, следовательно, времени на дальнейшие размышления уже не остается. А эти переключатели, как назло, расположены рядом друг с другом – существенных выводов из их расположения не сделаешь. Разве что догадаешься, что какая-то связь между ними существует.
Левый или правый? И имеет ли он вообще право что-то менять в настройках аппарата? Алексей прищурился. Обоими переключателями пользовались с одинаковой частотой, но это ни о чем не говорило. Оба имеют только два рабочих положения, расположены они рядом, но с точки зрения психологии разумнее было бы выбрать левый. Но если подвох заключается именно в этом? Ведь по идее, в психологии шпион должен разбираться лучше, чем обыкновенный механик. В чем же подвох?
В работу механизмов вкрался посторонний звук. Успевший привыкнуть к монотонному гудению Алексей сразу определил, что выходит из строя регенератор воздуха. Еще десять минут – и дышать в шаре станет невозможно.
Ощущение надвигающейся смерти побудило подсознание к действию. Ответ пришел сам собой, в форме озарения.
Да, жизнь подводника состоит из непрерывных или-или. Выжил или умер, ты или тебя – но нельзя забывать и о том, что помимо этого «или» существует «и». Ведь никто не зачитывал условия задачи вслух, никто не запрещал делать несколько действий одновременно. Психология шпиона тоже опирается на «или», а потому найти правильное решение шпиону намного труднее. Привычка соизмерять каждый шаг оборачивается против своего носителя, и об этом подводнику тоже следует помнить.
Оба переключателя Алексей поворачивал с нервной усмешкой. Перед глазами стояли лица оставшихся в Сан-Франциско товарищей. Их тоже было двое, каждый из них понимал, в чем сила союза «и», за счет чего перед ним отступают любые «или». Не будь в жизни Островского этих людей, он никогда не нашел бы правильного ответа.
Сотый день дежурства на «Мнимой единице» Артур отметил с музыкой. В его распоряжении имелся электрический патефон, не требующий вращения ручки и поддерживающий движение пластинки с постоянной скоростью неограниченное количество времени. Пластинок тоже было много – целый шкаф. Слушай – не хочу. Обычно Артур ограничивался одной, максимум двумя пластинками, но на сотый день требовалось что-то особенное, совершенно иной репертуар.
Инженер долго выбирал, что слушать – симфонический оркестр Поля Мориарти, ностальгические романсы Курта Кобейна или записи Клуба одиноких сердец сержанта Пеппера, так и не разобрался в своих предпочтениях и доверился генератору случайных чисел номиналом в два пенса.
За этим занятием его и застал звонок Мерлина.
– Если ты осмотришь фонотеку внимательнее, – с ходу порекомендовал Мерлин, – найдешь немало редких записей. Например, песни сэра Престли, записанные еще до того, как его назначили вице-королем Вест-Индии.
– Ты позвонил сюда, чтобы поделиться своим знанием моей фонотеки? – Артур не выдержал и улыбнулся. – Зная о твоей занятости, усомнюсь.
– И правильно сделаешь, – подтвердил Мерлин. – Дело есть. Оно снова касается проекта «Посейдон». Российские комиссары вышли на след людей, поставляющих на субмарину боеприпасы и продовольствие. Тебе следует знать, что я отдал распоряжение произвести ликвидацию всех посвященных в тайну государственной принадлежности субмарины. Триста рабочих на секретной верфи, шестьсот семьдесят человек обслуживающего персонала.
Артур поморщился, когда Мерлин упомянул о «Посейдоне», но после такого заявления пришел в ужас. Уничтожить почти тысячу человек только потому, что на горизонте забрезжила призрачная угроза нарушения секретности! Это было просто бесчеловечно.
– Никаких расстрелов в научном комплексе «Авалон» не предвидится, – поспешил заверить его Мерлин. – Более того, успехи «Посейдона» вдохновили премьер-министра на увеличение финансирования всему электрическому отделу. Если Тесла почти в одиночку способен создать нашим противникам столько проблем, то на что будет способна субмарина, подчиняющаяся тому же Риковеру. Он, кстати, что-то подозревает – мне пришлось выделить агента на отведение подозрений в сторону. Так что если получишь от него докладную с рекомендациями начать разработку такой же лодки – не удивляйся.
– Спасибо за предупреждение, – машинально ответил Артур, еще не придя в себя после сообщения о казни тысячи человек. Двухпенсовик, зажатый в кулаке, впивался в кожу, но так было даже легче. – Что-нибудь еще?
– Российские комиссары, – мягко выдохнул Мерлин. – Их тоже придется устранить, причем желательно чужими руками, чтобы ниточки потом пришлось искать годами. Приказ уже отдан, мой заместитель в Вест-Индии самостоятельно проследит за его выполнением. Они в состоянии обратить успех Теслы в ничто.
– Смерть комиссаров будет расследована той же Комиссией, – напомнил Артур. – Вряд ли удастся спрятать все следы…
– Все учтено! – расхохотался Мерлин. – Расследование выведет на местных республиканцев, которые станут существенной помехой Британии, когда протекторат падет и Калифорния присоединится к списку наших колоний. Таким образом будет убито сразу два зайца.
Шутка про зайцев вышла неплохой. Артур читал доклады своих агентов о размахе республиканской деятельности в японском протекторате, а потому был вынужден признать правоту Мерлина. Время от времени англичане тайно помогали революционерам, но даже без этой помощи республиканцы представляли заметную силу в регионе. Перебежав на их сторону, Тесла обрел верных союзников, а также надежный источник материально-технического снабжения. Будет справедливо, если республиканцы пострадают из-за Теслы, – иногда верность идеям следует оплачивать собственной кровью, и это как раз тот случай.
– Действуй, – выдавил из себя инженер. – Только под твою ответственность. Я и знать не знаю ни о каких нападениях на комиссаров. С премьер-министром будешь разбираться сам.
– Не вопрос, – быстро ответил Мерлин. – Лучше поинтересуйся у своего ящика, что нам известно про начальника калифорнийского отдела по борьбе с организованной преступностью. Ключевое слово «Катани» – это его фамилия.
Катани… Артур отодвинул в сторону стопку пластинок и положил руки на столешницу. Отстучать запрос автомату было делом нескольких секунд – ждать же ответа пришлось целую минуту.
– Механизмы, – воспользовавшись паузой, психотехник решил поговорить о наболевшем. – В последние двадцать лет они появились везде. От механических слуг, сложных игрушек с сотней пружин и тысячей шестеренок, до твоего оракула. Прав был старина Чапек, когда предупреждал о восстании машин. Только обыкновенное восстание уж слишком по-человечески. Машинный разум будет действовать иначе.
– Машинный разум? – с иронией переспросил Артур. – Но машинного разума не существует. Это та же логика, что движет людьми, только очищенная от эмоционального сора.
Тысяча человек, напомнил ему внутренний голос, слегка поубавив уверенности в инженере. Тоже логика без тени эмоций, прагматичность и рационализм.
– И как же, по-твоему, машины будут завоевывать для себя мир? – на всякий случай Артур решил передать слово Мерлину. Пусть говорит, не жалко.
– Незаметно, – с готовностью ответил психотехник. – Сначала они станут полезными, затем дешевыми, распространятся повсюду и постепенно станут из причуды и роскоши необходимостью. Когда машины станут использоваться повсеместно, возникнет конфликт стилей мышления, человеческого и машинного. Но обучить машину чувствовать намного сложнее, чем самому приспособиться к ее холодной железной логике. Человек же по природе ленив и не любит сложных решений. Если мы выпустим джинна из бутылки и машины, подобные твоему аппарату, перестанут быть секретом, наши внуки и правнуки будут мало чем отличаться от этих механических слуг. Тьюринг говорил о тесте, благодаря которому можно опознать разум в машине. Наблюдатель при помощи записок общается на вольную тему с двумя собеседниками – человеком и машинной имитацией. Когда этот наблюдатель перестает понимать, где перед ним обманка, возникает машинный разум. Только вот задача эта имеет два решения, ведь сведение человека к машинному состоянию тоже делает его неотличимым от твоего автомата. Поэтому не слишком усердствуй на своем посту, Артур. Прогресс прогрессом, но всегда должны оставаться люди, которые сумеют воспользоваться его плодами. Люди, а не машины – вот что важно.
Аппарат за спиной инженера вздрогнул – Артур рефлекторно напрягся – и выдал на экран досье на Катани.
За капитаном калифорнийской полиции числилось столько подвигов, что список уходил за пределы монитора. За время работы на посту Катани изрядно навредил как якудзе, как и американской мафии. Чего стоил только арест мафиозного лидера Пьюзо, более известного под псевдонимами Супер-Марио и Слепой Пью. Газеты Нового Света целую неделю писали о перестрелке, сопровождавшей взятие мафиози в плен. А разгром наркопритона китайца Бо вообще стал сюжетом для синематографа.
– Храбрый человек, – признал Мерлин, когда Артур зачитал ему избранные места из досье. – Жалко, что слишком уж хороший. Такие долго не живут.
– И его в расход? – не поверил инженер. – Но как же так можно…
Взгляд Артура пробежал по дальней стене, где были развешаны портреты его предшественников, рыцарей Круглого стола. Неужели им тоже приходилось руководствоваться этой дьявольской логикой и обрекать на смерть тысячи людей?
– Пойми, Артур, – попробовал объяснить психотехник, догадываясь по голосу инженера о его душевном беспокойстве. – Наша работа такова, что человеческое приходится оставлять за порогом. Мы не люди, Артур, – мы винтики в огромной государственной машине. Поэтому срок дежурства каждого инженера составляет два года – большего срока не выдерживает психика. Ты отмечаешь сегодня сотый день, а человеческое уже требует выхода. Успокой его. Послушай пластинки, посмотри фотографии, почитай мемуары полководцев, им ведь тоже приходилось посылать людей на смерть. Помни слова на перстне царя Соломона: «Все проходит». И это тоже пройдет, не переживай. Только постарайся отделаться от мук совести малой кровью, а то на оставшиеся шестьсот тридцать дней может не хватить.
– Мудрый совет, – вздохнул Артур, когда психотехник повесил трубку.
Оставалось только воспользоваться тем способом, который испокон веков применяли многие люди чести, не имеющие возможности покаяться или покончить жизнь самоубийством. Шотландский виски действительно на какое-то время помог. Но, увы, только на какое-то время.
– Молодец!
Алексей посмотрел на улыбающегося Джонса, оглянулся назад, в шлюз к покинутому шару, снова окинул взглядом бледнокожего.
– Отныне ты зачислен младшим механиком в штат подводной лодки «Авраам Линкольн», – торжественно провозгласил Джонс и хлопнул в ладони. Из боковых отверстий тут же показались другие люди, такие же бледные, в темно-синей униформе, больше напоминавшей комбинезоны авиаторов. – Итак, Алекс… как там твоя фамилия?
Островский уже называл свою фамилию в домике смотрителя, но, видно, Джонс забыл об этой детали, а может, это было необходимо для какого-то местного ритуала.
– Айлендер.
– Итак, Алекс Айлендер, позволь представить тебе твоих коллег. На лодке работает шестеро механиков, трое из них сейчас перед тобой, двое спят после вахты и один ремонтирует третью компрессорную установку. Знакомься, Джон Голд, он старший механик и твой непосредственный начальник.
Вперед вышел долговязый человек с седыми, завязанными в аккуратный хвостик волосами. Островский успел заметить, что Голд слегка прихрамывает и бережет левую руку. Что на солнечном свету Джон не бывал дольше всех собравшихся, но, похоже, на поверхность и не стремится.
– Мастер на все руки, зоркий и остроумный Финн Макалистер, – продолжил представление мэтр Джонс.
Присутствие Финна, должно быть, замечалось всеми без особого труда – ирландец был широк в плечах, что при его низкорослости создавало комичный эффект.
– Пол Браун, наш сварщик-универсал.
Браун, самый мускулистый из троицы, был полностью лысым. У него отсутствовали даже брови с ресницами. Смотреть на него было неловко. Пол знал об этом и, очевидно, был готов почесать кулаки о любого, кто скажет про него хоть что-то обидное. На всякий случай Алексей поостерегся даже приветливо улыбнуться этому здоровяку.
– Сегодня, Алекс, тебя введут в курс дела, – проинформировал Джонс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Иллюминатора в шаре, естественно, не оказалось, но и без этого Островский понимал, что спускается каждой секундой все ниже и ниже. Где-то среди десятка имеющихся в его распоряжении верньеров должен быть тот, что сбрасывает балласт и возвращает шар на поверхность. Надо думать, что последнее испытание состоит именно в том, воспользуется ли он этим средством или нет.
Алексей повернул голову, затекший от неудобной позы шейный позвонок хрустнул, и этот звук прозвучал так беззащитно, так неуместно среди окружающей машинерии, что следом за ним по спине побежали мурашки. Ставкой была жизнь, только сейчас Островский начал понимать, в какую сложную ситуацию попал.
Что должен делать механик, попавший под воду внутри набитого техникой шара, чтобы соответствовать требованиям капитана Немо? Ждать и верить в благоприятный исход? Но точно так же будет действовать и отчаявшийся шпион, растерявшийся и боящийся повернуть не ту ручку. Сбросить балласт и всплыть на поверхность? Но если внутри шара сохраняющий самообладание шпион, ничего не знающий об испытании, то и он отцепит балласт, всплывет и постарается выжить на поверхности океана.
Интуиция, обострившаяся в экстремальном положении до неестественного, близкого к психотехническому состояния, подсказывала, что есть еще какой-то параметр: нетривиальный, о котором испытуемый не должен догадываться, даже если будет долго думать.
Большая часть переключателей не снабжена никакими пояснительными надписями, остальные украшали странные зубодробительные сокращения латиницей. Например, единственной расшифровкой буквосочетания QED, пришедшей в голову Островскому, оказалось Декартово «Quod erat demonstrandum» – «мыслю, следовательно, существую». Есть ли в этих сокращениях какой-то подтекст, априори неизвестный шпионам? Непонятно. Вынесем мысли об этих переключателях за скобки – что остается? Неизвестность в чистом виде. Маловероятно, что ответ следует искать наобум. Да и специфика подводной жизни просто обязана располагать к предельной осторожности. Одно неверное движение – и ты покойник. Должно быть, эти соображения тоже лежали в основе испытания. Отбрасываем необозначенные переключатели – живущий под водой не имеет права идти на риск.
Островский бросил взгляд на часы и понял, что сидит в шаре уже сорок минут. Если проверялась быстрота реакции, можно было расписываться в непригодности. Лучше непригодность к проживанию на субмарине, чем обвинение в шпионаже. Особенно когда сторонникам Немо не хватает механиков. С любой наземной базы можно сбежать, а с подводной лодки куда денешься?
Путем логических заключений Алексей свел задачу к одному из четырех вариантов. На это ушло два с половиной часа. Регенератор воздуха опасно нагрелся и грозил выйти из строя – одна из вывернутых до упора ручек регулировала его работу. Уменьшать мощность регенератора Островский, просидевший три часа с такими настройками и не задохнувшийся, не стал.
Четыре переключателя – разгадка таилась в них. Что выбрать, когда все варианты одинаково непонятны? Исходя из подводной логики, ни один трогать не следовало – только вот существовал этот загадочный параметр, позволяющий полностью соответствующему условиям механику не ошибиться.
Алексей беззвучно пробормотал слова молитвы и осторожно повернул первый из сомнительных переключателей.
Давление воздуха чуть изменилось. Не тот вариант. Вернув все в прежнее положение, Островский задумчиво осмотрел оставшиеся переключатели. Если давление регулирует этот переключатель, то расположенные рядом, согласно общепринятым представлениям об универсальности, должны тоже относиться к внутренней обстановке. Памятуя о том, что Немо, суля увиденным на гидроплане приборам, поклонник универсальности, Алексей отбросил еще один вариант.
Теперь уже или-или, ошибка недопустима. Регенератор перегревается, следовательно, времени на дальнейшие размышления уже не остается. А эти переключатели, как назло, расположены рядом друг с другом – существенных выводов из их расположения не сделаешь. Разве что догадаешься, что какая-то связь между ними существует.
Левый или правый? И имеет ли он вообще право что-то менять в настройках аппарата? Алексей прищурился. Обоими переключателями пользовались с одинаковой частотой, но это ни о чем не говорило. Оба имеют только два рабочих положения, расположены они рядом, но с точки зрения психологии разумнее было бы выбрать левый. Но если подвох заключается именно в этом? Ведь по идее, в психологии шпион должен разбираться лучше, чем обыкновенный механик. В чем же подвох?
В работу механизмов вкрался посторонний звук. Успевший привыкнуть к монотонному гудению Алексей сразу определил, что выходит из строя регенератор воздуха. Еще десять минут – и дышать в шаре станет невозможно.
Ощущение надвигающейся смерти побудило подсознание к действию. Ответ пришел сам собой, в форме озарения.
Да, жизнь подводника состоит из непрерывных или-или. Выжил или умер, ты или тебя – но нельзя забывать и о том, что помимо этого «или» существует «и». Ведь никто не зачитывал условия задачи вслух, никто не запрещал делать несколько действий одновременно. Психология шпиона тоже опирается на «или», а потому найти правильное решение шпиону намного труднее. Привычка соизмерять каждый шаг оборачивается против своего носителя, и об этом подводнику тоже следует помнить.
Оба переключателя Алексей поворачивал с нервной усмешкой. Перед глазами стояли лица оставшихся в Сан-Франциско товарищей. Их тоже было двое, каждый из них понимал, в чем сила союза «и», за счет чего перед ним отступают любые «или». Не будь в жизни Островского этих людей, он никогда не нашел бы правильного ответа.
Сотый день дежурства на «Мнимой единице» Артур отметил с музыкой. В его распоряжении имелся электрический патефон, не требующий вращения ручки и поддерживающий движение пластинки с постоянной скоростью неограниченное количество времени. Пластинок тоже было много – целый шкаф. Слушай – не хочу. Обычно Артур ограничивался одной, максимум двумя пластинками, но на сотый день требовалось что-то особенное, совершенно иной репертуар.
Инженер долго выбирал, что слушать – симфонический оркестр Поля Мориарти, ностальгические романсы Курта Кобейна или записи Клуба одиноких сердец сержанта Пеппера, так и не разобрался в своих предпочтениях и доверился генератору случайных чисел номиналом в два пенса.
За этим занятием его и застал звонок Мерлина.
– Если ты осмотришь фонотеку внимательнее, – с ходу порекомендовал Мерлин, – найдешь немало редких записей. Например, песни сэра Престли, записанные еще до того, как его назначили вице-королем Вест-Индии.
– Ты позвонил сюда, чтобы поделиться своим знанием моей фонотеки? – Артур не выдержал и улыбнулся. – Зная о твоей занятости, усомнюсь.
– И правильно сделаешь, – подтвердил Мерлин. – Дело есть. Оно снова касается проекта «Посейдон». Российские комиссары вышли на след людей, поставляющих на субмарину боеприпасы и продовольствие. Тебе следует знать, что я отдал распоряжение произвести ликвидацию всех посвященных в тайну государственной принадлежности субмарины. Триста рабочих на секретной верфи, шестьсот семьдесят человек обслуживающего персонала.
Артур поморщился, когда Мерлин упомянул о «Посейдоне», но после такого заявления пришел в ужас. Уничтожить почти тысячу человек только потому, что на горизонте забрезжила призрачная угроза нарушения секретности! Это было просто бесчеловечно.
– Никаких расстрелов в научном комплексе «Авалон» не предвидится, – поспешил заверить его Мерлин. – Более того, успехи «Посейдона» вдохновили премьер-министра на увеличение финансирования всему электрическому отделу. Если Тесла почти в одиночку способен создать нашим противникам столько проблем, то на что будет способна субмарина, подчиняющаяся тому же Риковеру. Он, кстати, что-то подозревает – мне пришлось выделить агента на отведение подозрений в сторону. Так что если получишь от него докладную с рекомендациями начать разработку такой же лодки – не удивляйся.
– Спасибо за предупреждение, – машинально ответил Артур, еще не придя в себя после сообщения о казни тысячи человек. Двухпенсовик, зажатый в кулаке, впивался в кожу, но так было даже легче. – Что-нибудь еще?
– Российские комиссары, – мягко выдохнул Мерлин. – Их тоже придется устранить, причем желательно чужими руками, чтобы ниточки потом пришлось искать годами. Приказ уже отдан, мой заместитель в Вест-Индии самостоятельно проследит за его выполнением. Они в состоянии обратить успех Теслы в ничто.
– Смерть комиссаров будет расследована той же Комиссией, – напомнил Артур. – Вряд ли удастся спрятать все следы…
– Все учтено! – расхохотался Мерлин. – Расследование выведет на местных республиканцев, которые станут существенной помехой Британии, когда протекторат падет и Калифорния присоединится к списку наших колоний. Таким образом будет убито сразу два зайца.
Шутка про зайцев вышла неплохой. Артур читал доклады своих агентов о размахе республиканской деятельности в японском протекторате, а потому был вынужден признать правоту Мерлина. Время от времени англичане тайно помогали революционерам, но даже без этой помощи республиканцы представляли заметную силу в регионе. Перебежав на их сторону, Тесла обрел верных союзников, а также надежный источник материально-технического снабжения. Будет справедливо, если республиканцы пострадают из-за Теслы, – иногда верность идеям следует оплачивать собственной кровью, и это как раз тот случай.
– Действуй, – выдавил из себя инженер. – Только под твою ответственность. Я и знать не знаю ни о каких нападениях на комиссаров. С премьер-министром будешь разбираться сам.
– Не вопрос, – быстро ответил Мерлин. – Лучше поинтересуйся у своего ящика, что нам известно про начальника калифорнийского отдела по борьбе с организованной преступностью. Ключевое слово «Катани» – это его фамилия.
Катани… Артур отодвинул в сторону стопку пластинок и положил руки на столешницу. Отстучать запрос автомату было делом нескольких секунд – ждать же ответа пришлось целую минуту.
– Механизмы, – воспользовавшись паузой, психотехник решил поговорить о наболевшем. – В последние двадцать лет они появились везде. От механических слуг, сложных игрушек с сотней пружин и тысячей шестеренок, до твоего оракула. Прав был старина Чапек, когда предупреждал о восстании машин. Только обыкновенное восстание уж слишком по-человечески. Машинный разум будет действовать иначе.
– Машинный разум? – с иронией переспросил Артур. – Но машинного разума не существует. Это та же логика, что движет людьми, только очищенная от эмоционального сора.
Тысяча человек, напомнил ему внутренний голос, слегка поубавив уверенности в инженере. Тоже логика без тени эмоций, прагматичность и рационализм.
– И как же, по-твоему, машины будут завоевывать для себя мир? – на всякий случай Артур решил передать слово Мерлину. Пусть говорит, не жалко.
– Незаметно, – с готовностью ответил психотехник. – Сначала они станут полезными, затем дешевыми, распространятся повсюду и постепенно станут из причуды и роскоши необходимостью. Когда машины станут использоваться повсеместно, возникнет конфликт стилей мышления, человеческого и машинного. Но обучить машину чувствовать намного сложнее, чем самому приспособиться к ее холодной железной логике. Человек же по природе ленив и не любит сложных решений. Если мы выпустим джинна из бутылки и машины, подобные твоему аппарату, перестанут быть секретом, наши внуки и правнуки будут мало чем отличаться от этих механических слуг. Тьюринг говорил о тесте, благодаря которому можно опознать разум в машине. Наблюдатель при помощи записок общается на вольную тему с двумя собеседниками – человеком и машинной имитацией. Когда этот наблюдатель перестает понимать, где перед ним обманка, возникает машинный разум. Только вот задача эта имеет два решения, ведь сведение человека к машинному состоянию тоже делает его неотличимым от твоего автомата. Поэтому не слишком усердствуй на своем посту, Артур. Прогресс прогрессом, но всегда должны оставаться люди, которые сумеют воспользоваться его плодами. Люди, а не машины – вот что важно.
Аппарат за спиной инженера вздрогнул – Артур рефлекторно напрягся – и выдал на экран досье на Катани.
За капитаном калифорнийской полиции числилось столько подвигов, что список уходил за пределы монитора. За время работы на посту Катани изрядно навредил как якудзе, как и американской мафии. Чего стоил только арест мафиозного лидера Пьюзо, более известного под псевдонимами Супер-Марио и Слепой Пью. Газеты Нового Света целую неделю писали о перестрелке, сопровождавшей взятие мафиози в плен. А разгром наркопритона китайца Бо вообще стал сюжетом для синематографа.
– Храбрый человек, – признал Мерлин, когда Артур зачитал ему избранные места из досье. – Жалко, что слишком уж хороший. Такие долго не живут.
– И его в расход? – не поверил инженер. – Но как же так можно…
Взгляд Артура пробежал по дальней стене, где были развешаны портреты его предшественников, рыцарей Круглого стола. Неужели им тоже приходилось руководствоваться этой дьявольской логикой и обрекать на смерть тысячи людей?
– Пойми, Артур, – попробовал объяснить психотехник, догадываясь по голосу инженера о его душевном беспокойстве. – Наша работа такова, что человеческое приходится оставлять за порогом. Мы не люди, Артур, – мы винтики в огромной государственной машине. Поэтому срок дежурства каждого инженера составляет два года – большего срока не выдерживает психика. Ты отмечаешь сегодня сотый день, а человеческое уже требует выхода. Успокой его. Послушай пластинки, посмотри фотографии, почитай мемуары полководцев, им ведь тоже приходилось посылать людей на смерть. Помни слова на перстне царя Соломона: «Все проходит». И это тоже пройдет, не переживай. Только постарайся отделаться от мук совести малой кровью, а то на оставшиеся шестьсот тридцать дней может не хватить.
– Мудрый совет, – вздохнул Артур, когда психотехник повесил трубку.
Оставалось только воспользоваться тем способом, который испокон веков применяли многие люди чести, не имеющие возможности покаяться или покончить жизнь самоубийством. Шотландский виски действительно на какое-то время помог. Но, увы, только на какое-то время.
– Молодец!
Алексей посмотрел на улыбающегося Джонса, оглянулся назад, в шлюз к покинутому шару, снова окинул взглядом бледнокожего.
– Отныне ты зачислен младшим механиком в штат подводной лодки «Авраам Линкольн», – торжественно провозгласил Джонс и хлопнул в ладони. Из боковых отверстий тут же показались другие люди, такие же бледные, в темно-синей униформе, больше напоминавшей комбинезоны авиаторов. – Итак, Алекс… как там твоя фамилия?
Островский уже называл свою фамилию в домике смотрителя, но, видно, Джонс забыл об этой детали, а может, это было необходимо для какого-то местного ритуала.
– Айлендер.
– Итак, Алекс Айлендер, позволь представить тебе твоих коллег. На лодке работает шестеро механиков, трое из них сейчас перед тобой, двое спят после вахты и один ремонтирует третью компрессорную установку. Знакомься, Джон Голд, он старший механик и твой непосредственный начальник.
Вперед вышел долговязый человек с седыми, завязанными в аккуратный хвостик волосами. Островский успел заметить, что Голд слегка прихрамывает и бережет левую руку. Что на солнечном свету Джон не бывал дольше всех собравшихся, но, похоже, на поверхность и не стремится.
– Мастер на все руки, зоркий и остроумный Финн Макалистер, – продолжил представление мэтр Джонс.
Присутствие Финна, должно быть, замечалось всеми без особого труда – ирландец был широк в плечах, что при его низкорослости создавало комичный эффект.
– Пол Браун, наш сварщик-универсал.
Браун, самый мускулистый из троицы, был полностью лысым. У него отсутствовали даже брови с ресницами. Смотреть на него было неловко. Пол знал об этом и, очевидно, был готов почесать кулаки о любого, кто скажет про него хоть что-то обидное. На всякий случай Алексей поостерегся даже приветливо улыбнуться этому здоровяку.
– Сегодня, Алекс, тебя введут в курс дела, – проинформировал Джонс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46