Бой начался около четырех часов, и все участники его сражались с отчаянной отвагой. Вокруг собралось очень много зрителей, но никто не сделал попытку вмешаться, что меня крайне удивило, ибо в Брюсселе, откуда я приехала, нравы куда мягче, и весь квартал поднимается по тревоге в случае самой невинной ссоры. В Париже народ просто бесчувственный в сравнении с фламандцами: все спокойно смотрят, как дуэлянты убивают друг друга. Вместе со мной за боем наблюдали господа де Любьер, д'Оранж, де Рукуй и мой дядюшка Котон… Нас особенно поразила доблесть одного из бойцов, который один атаковал четверых: именно он и уложил знаменитых бандитов. Едва те упали, как их понесли к хирургу…»
На последующих – увы, утраченных нами! – страницах, несомненно, упоминались имена Кокардаса, Паспуаля, Берришона, равно как и отважного дуэлянта, бесстрашно напавшего на многочисленных врагов, – читателю вскоре станет известно, о ком шла речь в письме прелестной новообращенной из Брюсселя.
Пока же подчеркнем то немаловажное обстоятельство, что сражение наделало много шума и привлекло внимание лиц весьма высокопоставленных. Бедный брат Паспуаль! Он так никогда и не узнал, что за его подвигами следила, затаив дыхание, одна из самых блистательных парижских красавиц, которая была настолько взволнована увиденным, что немедля устремилась к перу и к бумаге. Впрочем, это было к лучшему: если бы пылкого мастера фехтования уведомили, что на него с замиранием сердца смотрят прекрасные дамы, он бы, в свою очередь, не смог оторвать от них глаз и наверняка пропустил бы какой-нибудь коварный удар. Возможно, это изменило бы весь ход нашего повествования.
Итак, заглянем тихонько через плечо госпожи Дюнуайе и постараемся расшифровать написанное ею, ибо, в отличие от нас, она не знает имен действующих лиц и не догадывается о причинах, которые сделали схватку неизбежной.
Около трех часов пополудни четверо мужчин тихо беседовали у Монмартрских ворот, стараясь не привлекать внимания многочисленных прохожих. Судя по злобному выражению их лиц, готовились они к делам отнюдь не богоугодным. То был Жандри со своими подручными. Получив от Бланкроше уведомление, что мастера фехтования в скором времени появятся здесь, бандит давал последние наставления сообщникам:
– Не знаю, чего стоит молокосос, которого они вечно таскают за собой; но полагаю, с ним долго возиться не придется. Как только мы уложим его, я отвлеку Кокардаса с помощью Жюгана, а ты, Кит, займешься Паспуалем. У тебя преимущество: ты выше его и сильнее. Постарайся прикончить нормандца как можно быстрее.
– А что буду делать я? – спросил Рафаэль Пинто.
– Ты станешь нападать на них с фланга, отвлекать от наших лобовых атак. Однако запомни: в спину удар наносить нельзя. Слишком много тут толчется зевак… Если они сочтут, что мы ведем нечестную игру, то могут вмешаться, а среди них, бывает, попадаются неплохие рубаки.
– Мы их заколем, вот и все, – проворчал Кит.
– Ни в коем случае! – возразил Жандри. – Должна быть соблюдена полная видимость честной дуэли, хотя нас и больше. Впрочем, не сомневаюсь, что они будут хорошо защищаться, а потому ни у кого не возникнет подозрений, что их заманили в западню. Обольщаться я никому не советую! Дело будет нелегким. Я давно знаю этих мерзавцев, они рубятся, как сущие дьяволы.
Едва бандит произнес эти слова, как трое наших друзей показались из-за поворота улицы.
– Вот они, – тихо произнес Жандри. – Все поняли, что надо делать?
– Чего тут не понять? – угрюмо отозвался Кит. – За их шкуру я сейчас и гроша ломаного не дам.
Если бы кому-нибудь из банды пришло в голову поинтересоваться на сей счет мнением Кокардаса, то сразу бы выяснилось, что гасконец смотрит на вещи совершенно иначе. Он шествовал навстречу своим врагам с величественным видом, хотя подпрыгивающая походка сразу выдавала в нем бретера, привыкшего чуть приседать перед атакующим выпадом. Кончики его высоко закрученных усов почти касались полей шляпы, рука сжимала эфес шпаги с такой силой, что острие ее поднималось сзади до плеча.
Решительно, Кокардас-младший служил подлинным украшением корпорации рубак! С тех пор как он перестал вынужденно поститься и сменил лохмотья на одежду, подобающую дворянину, женские взоры неотступно следовали за ним, ни на секунду не задерживаясь на бедном Амабле. Вот и сейчас встречные прачки, белошвейки, посудомойки, зеленщицы, горничные и даже их хозяйки останавливались, едва завидев бравого Кокардаса, и если бы гасконец обладал тонким слухом, то всю дорогу слышал бы сладостный для ушей любого мужчины припев: «Матерь Божья! Какой красавец!»
Брат Паспуаль, видя и слыша все, трусил рядом со своим благородным другим в глубокой задумчивости. «Слить бы нас в одного человека! – говорил он самому себе. – Тогда я получил бы внешность Кокардаса или Кокардас обрел бы чувства Паспуаля… Против нас не устояла бы ни одна дама!» Увы! Это были лишь мечты! Как ни старался нормандец подражать выправке гасконца, все попытки оставались безуспешными, и брату Амаблю приходилось утешаться только тем, что явился он сюда не ради обольщения прелестниц.
Между тем Кокардас вскинул голову, как боевой конь, и потянул ноздрями воздух. Он увидел и почуял врага.
– Дьявол меня разрази, лысенький мой! – произнес он тем громоподобным шепотом, от которого дрожали стекла в округе. – Дичь нас уже поджидает, осталось лишь надеть ее на вертел.
Жандри с тремя приспешниками держался в тени ворот, чтобы укрыться от лучей солнца, которое, кстати говоря, уже начинало клониться к западу. Повернувшись спиной к улице, бандиты делали вид, что не замечают подходивших мастеров.
Гасконец, звеня шпорами и рапирой, шел прямо на врагов, однако также притворялся, что не знает, с кем имеет дело.
– Чего уж там! – воскликнул он вдруг. – В теньке-то гораздо лучше! Только вот тесниться я не привык… и полагаю, что на семерых здесь места не хватит.
– Верно сказано! – любезно ответил Жандри. – Вот и идите себе подобру-поздорову.
– Черт возьми! Экий невежливый плут! Пора бы тебе знать, скотина, что благородным дворянам вроде меня и моего маленького помощника перечить не стоит. Вы уже постояли в тени, освежились, теперь наша очередь! И дважды я повторять не буду. Ты понял, мой славный?
С этими словами Кокардас-младший выхватил шпагу и провел острием по земле границу своих предполагаемых владений, включивших в себя всю затененную площадь.
Брат Паспуаль, сохраняя полное спокойствие, наблюдал за действиями своего друга с хитрой улыбкой, по которой сразу можно было узнать нормандца. Берришон положил руку на эфес шпаги: он кипел от нетерпения и готов был броситься в бой без всяких рассуждений. Жюган, между тем искоса оглядывая юнца, говорил себе, что Жандри поторопился сбросить со счетов этого петушка, с которым, вероятно, придется изрядно повозиться.
Огромный Кит, поражавший своим мощным сложением, прислонился к каменной стене и напоминал гранитную статую; казалось, опрокинуть этого колосса было таким же невозможным делом, как пробить ударом кулака массивные Монмартрские ворота.
Вокруг уже начали собираться зеваки, ибо достаточно было взглянуть на всех этих бравых вояк, чтобы понять – предстоит грандиозное сражение.
Очертив вокруг себя круг, торжествующий гасконец упер острие шпаги, выгнувшейся, как тростник на ветру, в землю и взглянул насмешливо на Жандри. В его молодецкой позе было столько удали и презрения, что в толпе послышались крики «браво!».
– Дьявольщина! – воскликнул великолепный Кокардас. – Если вы через три минуты не уберетесь отсюда, вас вынесут ногами вперед!
Готье Жандри только пожал плечами.
– Тебе так нравится это местечко в тени? – спросил он. – В полночь на Монмартре много тени, куда не погляди… особенно в сточном рву…
Глаза гасконца налились кровью.
– В мире ином тоже нет солнца, Жандри! Ты умеешь нападать по ночам исподтишка… а при свете дня, как видно, не любишь! Черт возьми! Посмотри же на голубое небо в последний раз, мой славный! Больше ты его не увидишь…
Собственно, после этих слов уже можно было переходить к делу, однако неуемному гасконцу хотелось побольнее уязвить противника, посмевшего напомнить ему о злополучном купании в сточных водах. Сорвав кончиком шпаги шляпу с головы Жандри, он отбросил ее к ногам зрителей.
– Дьявольщина! Раз уж ты прячешься в тени, солнечный удар тебе не грозит!
В мгновение ока дуэлянты выхватили свои рапиры и выстроились друг против друга – четверо с одной стороны, трое с другой.
Жандри и его приспешники не посмели остаться у стены, опасаясь, что их наколят, как бабочек, поэтому сражение началось в проеме ворот. В этой позиции фланговая атака была невозможной, и Рафаэль Пинто при всем желании не смог бы выполнить приказ Жандри. Толпа, сомкнувшись, закрыла проход, оставив дуэлянтам сравнительно небольшое пространство.
Бой начался. Замысловатые проклятия Кокардаса, отраженные кирпичными сводами ворот, звучали еще громче, чем обычно, а когда он делал выпад, то одним прыжком покрывал почти половину дуэльного поля.
Естественно, против него фехтовал бывший капрал королевской гвардии, тогда как Паспуаль умело парировал бешеные атаки Кита. Берришон же отчаянно сражался с Ивом де Жюганом и Рафаэлем Пинто.
Удары сыпались градом с обеих сторон, но защита была равна нападению. Пока никто из бойцов не получил даже царапины – если не считать ран, нанесенных оскорблениями.
Бандиты намеренно выставили двоих противников против Жана-Мари, неопытного и пылкого новичка, надеясь быстро от него избавиться. Берришон же, как это свойственно всем начинающим, лез напролом, совершенно забыв об осторожности. Мгновенно заметив это, Рафаэль Пинто решил подловить юношу на обманный удар, но в расчетах своих забыл о Кокардасе, который успевал поглядывать на ученика в надежде, что Петронилья не уронит себя и искупит прежнюю вину. Разгадав маневр молодого итальянца, он хлестким движением отбил рапиру Жандри и нанес молниеносный удар Пинто, пронзив тому правое плечо.
– Чего уж там, плутишка! – воскликнул гасконец, смеясь. – С месячишко теперь отдохнешь… Правое ухо будешь чистить левой рукой!
Толпа разразилась аплодисментами, приветствуя остроумную реплику мастера фехтования. Шансы сторон уравнялись, и сражение возобновилось с еще большим ожесточением.
Кит атаковал неудержимо. Казалось, каждый его выпад должен был достичь цели, – но не тут-то было! Гибкий и хитрый Паспуаль играючи ускользал от сокрушительных ударов своего прямолинейного противника. Гигант возвышался над нормандцем, словно башня, что, как выяснилось, не всегда бывает преимуществом. Во всяком случае, брат Амабль, улучив момент, нырнул под руку Грюэлю и погрузил на треть свою рапиру в открывшееся бедро. Кит взвыл от ярости и боли; рана его была настолько серьезной, что продолжать бой он не смог и, хромая, растворился в толпе.
Ситуация становилась угрожающей для Жандри и Ива де Жюгана. Берришон уже дважды задел камзол последнего. Если бы Паспуаль пришел на помощь ученику, то с бретонцем было бы покончено в одно мгновение. Но тщеславный мастер желал посмотреть, как усвоены его уроки. Кокардас не нуждался в помощи и фехтовал с таким спокойствием, словно находился в зале, а потому брат Амабль мог позволить себе понаблюдать за Жаном-Мари.
– Хорошо, малыш, – тихо говорил он, встречая каждый удачный удар одобрительным кивком. – Парируй выпад справа, уклоняйся, уходи и делай выпад… Чуть выше! Одна такая схватка стоит десяти поединков на паркете!
Кокардас продолжал сотрясать воздух проклятиями и время от времени насмешливо подмигивал своему противнику. Жандри был бледен. Он понимал, что мастер фехтования просто играет с ним, как кошка с мышью, и невольно на ум ему приходила горькая мысль, что золото Пейроля поделят другие и что львиную долю заберет себе Бланкроше.
Но где же был Бланкроше?
Углядев, наконец, бретера в толпе, Жандри сделал ему знак. Как и было условлено, в дело должна была вступить вторая банда.
Бланкроше выступил вперед, подняв рапиру.
– Остановитесь! – вскричал он. – Я, знаете ли, не могу видеть, когда дерутся. Это меня так огорчает, что я готов сам разобраться с буянами.
Паспуаль взглянул на него с насмешкой, догадываясь, что он действует по сговору с Жандри.
– Попробуй все-таки выбрать, на чьей ты стороне, – добродушно произнес мастер, – тем более что я давно сижу без дела.
– Я именно об этом и подумал, сьер Паспуаль, – ответил бретер. – Но давайте переберемся на открытое место. Охота вам была рубиться в этой мышеловке, где и развернуться-то толком нельзя. К тому же от криков Кокардаса скоро обрушится свод ворот. Выйдем на площадь, судари мой, надышимся воздухом… Может быть, в последний раз!
Мастера, которым крайне не нравилась площадка, выбранная заранее противником, не стали возражать.
– Дьявол меня разрази! – воскликнул Кокардас. – Вы хотите, чтобы все зрители увидели вашу смерть? Разве мы можем вам в этом отказать?
У Монмартрских ворот уже собралась огромная толпа. Она покорно отступила, следуя указаниям дуэлянтов, которые вновь выстроились друг против друга, – но теперь уже на самой середине площади.
Госпожа Дюнуайе лишь с этого момента стала следить за ходом поединка, не подозревая, что видит продолжение, ибо начало схватки от нее ускользнуло.
– Черт возьми! – произнес гасконец, иронически поклонившись Добри, который встал против него рядом с Жандри. – Спасибо за внимание, мой славный… Ты ведь знаешь, что я люблю порезвиться на свежем воздухе… Пока счет не в нашу пользу, и надо будет вас подровнять с нами!
– Подровняй свой язык, болтун! – бросил Добри презрительно. – Похоже, ты нас просто боишься!
– Дьявол меня разрази! Ты так складно говоришь, что я с тебя и начну!
– Мы теряем время, – кротко заметил Паспуаль. – На нас смотрят прелестные дамы! Не будем заставлять их ждать, они этого не выносят, дивные создания! Вы готовы, господа?
Шпаги скрестились вновь. Началась битва, перед которой все предыдущие поединки казались детской игрой.
Если не считать Берришона и Жюгана, на этой площади сошлись лучшие клинки Парижа. Гул восхищения прокатился по толпе. Здесь были страстные любители боев, которым никогда не приходилось видеть ничего подобного. Не случайно сражение у Монмартрских ворот стало легендарным: очевидцы рассказывали о нем своим детям и внукам.
Звенела сталь, сыпались искры с эфесов. Замершие в безмолвии зрители слышали лишь боевые кличи, проклятия, угрозы, слетавшие с побелевших губ.
Внезапно Добри рухнул на землю: в горло ему вонзилась шпага Кокардаса, который, несмотря на урок, данный ему в кабачке «Адамово яблоко», не слишком хорошо усвоил знаменитый удар Невера и попадал ниже, чем следовало.
– Черт возьми! – воскликнул ликующий гасконец. – Я же тебе говорил, что ты первым отправишься в дальний путь… Ну, чья очередь? Кажется, твоя, Готье Жандри…
Поединок возобновился с прежним ожесточением, однако теперь бандиту приходилось больше думать о защите, нежели о нападении.
Что до мэтра Паспуаля, то он держал оборону. Бланкроше считался одним из лучших фехтовальщиков Парижа. В этой схватке криков не было. Противники рубились молча, и никто не смог бы сказать, кто из них возьмет верх.
Петронилья же попала в хорошие руки. Юный Берришон действовал так ловко, что вскоре Ив де Жюган выплюнул два зуба и замер как вкопанный, глядя на своего противника изумленными глазами. Затем у него хлынула горлом кровь, и он рухнул навзничь, растянувшись во весь рост. Какую прекрасную карьеру наемного убийцы прервал коронный прямой удар, подсмотренный Берришоном у своих учителей!
В это же мгновение рапира Жандри разлетелась на куски.
– Ступай за другой, плут! – крикнул ему гасконец. – Я не убиваю безоружных. А мы пока займемся твоим приятелем.
Бланкроше увидел, что теперь ему придется иметь дело с двумя мастерами, – причем симпатии толпы были не на его стороне, ибо Кокардасу с Паспуалем все время приходилось сражаться с превосходящими силами врагов. Перевес был отыгран в честной борьбе, и никто не собирался защищать бретера, который к тому же сам напросился на дуэль. Бланкроше понял, что его ждет неминуемая гибель. Как человек предусмотрительный, он расставил своих людей в толпе, хотя и не думал, что ему придется прибегнуть к их помощи.
Однако момент этот настал. Бандит пронзительно свистнул, и шестеро наемных убийц вынырнули на площадь из-за спины ошеломленных зевак.
В толпе поднялся было ропот, – но вскоре все стихло. В конце концов, неожиданное появление новых бойцов обещало сделать поединок еще интереснее. Кое-кто из зрителей начал аплодировать. Праздное любопытство всегда жаждет крови.
VIII
ТОТ, КОГО НЕ ЖДАЛИ
– Секундочку, секундочку, господа, – раздался вдруг писклявый голос, и на середину круга заковылял крошечный сморщенный человечек в лохмотьях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
На последующих – увы, утраченных нами! – страницах, несомненно, упоминались имена Кокардаса, Паспуаля, Берришона, равно как и отважного дуэлянта, бесстрашно напавшего на многочисленных врагов, – читателю вскоре станет известно, о ком шла речь в письме прелестной новообращенной из Брюсселя.
Пока же подчеркнем то немаловажное обстоятельство, что сражение наделало много шума и привлекло внимание лиц весьма высокопоставленных. Бедный брат Паспуаль! Он так никогда и не узнал, что за его подвигами следила, затаив дыхание, одна из самых блистательных парижских красавиц, которая была настолько взволнована увиденным, что немедля устремилась к перу и к бумаге. Впрочем, это было к лучшему: если бы пылкого мастера фехтования уведомили, что на него с замиранием сердца смотрят прекрасные дамы, он бы, в свою очередь, не смог оторвать от них глаз и наверняка пропустил бы какой-нибудь коварный удар. Возможно, это изменило бы весь ход нашего повествования.
Итак, заглянем тихонько через плечо госпожи Дюнуайе и постараемся расшифровать написанное ею, ибо, в отличие от нас, она не знает имен действующих лиц и не догадывается о причинах, которые сделали схватку неизбежной.
Около трех часов пополудни четверо мужчин тихо беседовали у Монмартрских ворот, стараясь не привлекать внимания многочисленных прохожих. Судя по злобному выражению их лиц, готовились они к делам отнюдь не богоугодным. То был Жандри со своими подручными. Получив от Бланкроше уведомление, что мастера фехтования в скором времени появятся здесь, бандит давал последние наставления сообщникам:
– Не знаю, чего стоит молокосос, которого они вечно таскают за собой; но полагаю, с ним долго возиться не придется. Как только мы уложим его, я отвлеку Кокардаса с помощью Жюгана, а ты, Кит, займешься Паспуалем. У тебя преимущество: ты выше его и сильнее. Постарайся прикончить нормандца как можно быстрее.
– А что буду делать я? – спросил Рафаэль Пинто.
– Ты станешь нападать на них с фланга, отвлекать от наших лобовых атак. Однако запомни: в спину удар наносить нельзя. Слишком много тут толчется зевак… Если они сочтут, что мы ведем нечестную игру, то могут вмешаться, а среди них, бывает, попадаются неплохие рубаки.
– Мы их заколем, вот и все, – проворчал Кит.
– Ни в коем случае! – возразил Жандри. – Должна быть соблюдена полная видимость честной дуэли, хотя нас и больше. Впрочем, не сомневаюсь, что они будут хорошо защищаться, а потому ни у кого не возникнет подозрений, что их заманили в западню. Обольщаться я никому не советую! Дело будет нелегким. Я давно знаю этих мерзавцев, они рубятся, как сущие дьяволы.
Едва бандит произнес эти слова, как трое наших друзей показались из-за поворота улицы.
– Вот они, – тихо произнес Жандри. – Все поняли, что надо делать?
– Чего тут не понять? – угрюмо отозвался Кит. – За их шкуру я сейчас и гроша ломаного не дам.
Если бы кому-нибудь из банды пришло в голову поинтересоваться на сей счет мнением Кокардаса, то сразу бы выяснилось, что гасконец смотрит на вещи совершенно иначе. Он шествовал навстречу своим врагам с величественным видом, хотя подпрыгивающая походка сразу выдавала в нем бретера, привыкшего чуть приседать перед атакующим выпадом. Кончики его высоко закрученных усов почти касались полей шляпы, рука сжимала эфес шпаги с такой силой, что острие ее поднималось сзади до плеча.
Решительно, Кокардас-младший служил подлинным украшением корпорации рубак! С тех пор как он перестал вынужденно поститься и сменил лохмотья на одежду, подобающую дворянину, женские взоры неотступно следовали за ним, ни на секунду не задерживаясь на бедном Амабле. Вот и сейчас встречные прачки, белошвейки, посудомойки, зеленщицы, горничные и даже их хозяйки останавливались, едва завидев бравого Кокардаса, и если бы гасконец обладал тонким слухом, то всю дорогу слышал бы сладостный для ушей любого мужчины припев: «Матерь Божья! Какой красавец!»
Брат Паспуаль, видя и слыша все, трусил рядом со своим благородным другим в глубокой задумчивости. «Слить бы нас в одного человека! – говорил он самому себе. – Тогда я получил бы внешность Кокардаса или Кокардас обрел бы чувства Паспуаля… Против нас не устояла бы ни одна дама!» Увы! Это были лишь мечты! Как ни старался нормандец подражать выправке гасконца, все попытки оставались безуспешными, и брату Амаблю приходилось утешаться только тем, что явился он сюда не ради обольщения прелестниц.
Между тем Кокардас вскинул голову, как боевой конь, и потянул ноздрями воздух. Он увидел и почуял врага.
– Дьявол меня разрази, лысенький мой! – произнес он тем громоподобным шепотом, от которого дрожали стекла в округе. – Дичь нас уже поджидает, осталось лишь надеть ее на вертел.
Жандри с тремя приспешниками держался в тени ворот, чтобы укрыться от лучей солнца, которое, кстати говоря, уже начинало клониться к западу. Повернувшись спиной к улице, бандиты делали вид, что не замечают подходивших мастеров.
Гасконец, звеня шпорами и рапирой, шел прямо на врагов, однако также притворялся, что не знает, с кем имеет дело.
– Чего уж там! – воскликнул он вдруг. – В теньке-то гораздо лучше! Только вот тесниться я не привык… и полагаю, что на семерых здесь места не хватит.
– Верно сказано! – любезно ответил Жандри. – Вот и идите себе подобру-поздорову.
– Черт возьми! Экий невежливый плут! Пора бы тебе знать, скотина, что благородным дворянам вроде меня и моего маленького помощника перечить не стоит. Вы уже постояли в тени, освежились, теперь наша очередь! И дважды я повторять не буду. Ты понял, мой славный?
С этими словами Кокардас-младший выхватил шпагу и провел острием по земле границу своих предполагаемых владений, включивших в себя всю затененную площадь.
Брат Паспуаль, сохраняя полное спокойствие, наблюдал за действиями своего друга с хитрой улыбкой, по которой сразу можно было узнать нормандца. Берришон положил руку на эфес шпаги: он кипел от нетерпения и готов был броситься в бой без всяких рассуждений. Жюган, между тем искоса оглядывая юнца, говорил себе, что Жандри поторопился сбросить со счетов этого петушка, с которым, вероятно, придется изрядно повозиться.
Огромный Кит, поражавший своим мощным сложением, прислонился к каменной стене и напоминал гранитную статую; казалось, опрокинуть этого колосса было таким же невозможным делом, как пробить ударом кулака массивные Монмартрские ворота.
Вокруг уже начали собираться зеваки, ибо достаточно было взглянуть на всех этих бравых вояк, чтобы понять – предстоит грандиозное сражение.
Очертив вокруг себя круг, торжествующий гасконец упер острие шпаги, выгнувшейся, как тростник на ветру, в землю и взглянул насмешливо на Жандри. В его молодецкой позе было столько удали и презрения, что в толпе послышались крики «браво!».
– Дьявольщина! – воскликнул великолепный Кокардас. – Если вы через три минуты не уберетесь отсюда, вас вынесут ногами вперед!
Готье Жандри только пожал плечами.
– Тебе так нравится это местечко в тени? – спросил он. – В полночь на Монмартре много тени, куда не погляди… особенно в сточном рву…
Глаза гасконца налились кровью.
– В мире ином тоже нет солнца, Жандри! Ты умеешь нападать по ночам исподтишка… а при свете дня, как видно, не любишь! Черт возьми! Посмотри же на голубое небо в последний раз, мой славный! Больше ты его не увидишь…
Собственно, после этих слов уже можно было переходить к делу, однако неуемному гасконцу хотелось побольнее уязвить противника, посмевшего напомнить ему о злополучном купании в сточных водах. Сорвав кончиком шпаги шляпу с головы Жандри, он отбросил ее к ногам зрителей.
– Дьявольщина! Раз уж ты прячешься в тени, солнечный удар тебе не грозит!
В мгновение ока дуэлянты выхватили свои рапиры и выстроились друг против друга – четверо с одной стороны, трое с другой.
Жандри и его приспешники не посмели остаться у стены, опасаясь, что их наколят, как бабочек, поэтому сражение началось в проеме ворот. В этой позиции фланговая атака была невозможной, и Рафаэль Пинто при всем желании не смог бы выполнить приказ Жандри. Толпа, сомкнувшись, закрыла проход, оставив дуэлянтам сравнительно небольшое пространство.
Бой начался. Замысловатые проклятия Кокардаса, отраженные кирпичными сводами ворот, звучали еще громче, чем обычно, а когда он делал выпад, то одним прыжком покрывал почти половину дуэльного поля.
Естественно, против него фехтовал бывший капрал королевской гвардии, тогда как Паспуаль умело парировал бешеные атаки Кита. Берришон же отчаянно сражался с Ивом де Жюганом и Рафаэлем Пинто.
Удары сыпались градом с обеих сторон, но защита была равна нападению. Пока никто из бойцов не получил даже царапины – если не считать ран, нанесенных оскорблениями.
Бандиты намеренно выставили двоих противников против Жана-Мари, неопытного и пылкого новичка, надеясь быстро от него избавиться. Берришон же, как это свойственно всем начинающим, лез напролом, совершенно забыв об осторожности. Мгновенно заметив это, Рафаэль Пинто решил подловить юношу на обманный удар, но в расчетах своих забыл о Кокардасе, который успевал поглядывать на ученика в надежде, что Петронилья не уронит себя и искупит прежнюю вину. Разгадав маневр молодого итальянца, он хлестким движением отбил рапиру Жандри и нанес молниеносный удар Пинто, пронзив тому правое плечо.
– Чего уж там, плутишка! – воскликнул гасконец, смеясь. – С месячишко теперь отдохнешь… Правое ухо будешь чистить левой рукой!
Толпа разразилась аплодисментами, приветствуя остроумную реплику мастера фехтования. Шансы сторон уравнялись, и сражение возобновилось с еще большим ожесточением.
Кит атаковал неудержимо. Казалось, каждый его выпад должен был достичь цели, – но не тут-то было! Гибкий и хитрый Паспуаль играючи ускользал от сокрушительных ударов своего прямолинейного противника. Гигант возвышался над нормандцем, словно башня, что, как выяснилось, не всегда бывает преимуществом. Во всяком случае, брат Амабль, улучив момент, нырнул под руку Грюэлю и погрузил на треть свою рапиру в открывшееся бедро. Кит взвыл от ярости и боли; рана его была настолько серьезной, что продолжать бой он не смог и, хромая, растворился в толпе.
Ситуация становилась угрожающей для Жандри и Ива де Жюгана. Берришон уже дважды задел камзол последнего. Если бы Паспуаль пришел на помощь ученику, то с бретонцем было бы покончено в одно мгновение. Но тщеславный мастер желал посмотреть, как усвоены его уроки. Кокардас не нуждался в помощи и фехтовал с таким спокойствием, словно находился в зале, а потому брат Амабль мог позволить себе понаблюдать за Жаном-Мари.
– Хорошо, малыш, – тихо говорил он, встречая каждый удачный удар одобрительным кивком. – Парируй выпад справа, уклоняйся, уходи и делай выпад… Чуть выше! Одна такая схватка стоит десяти поединков на паркете!
Кокардас продолжал сотрясать воздух проклятиями и время от времени насмешливо подмигивал своему противнику. Жандри был бледен. Он понимал, что мастер фехтования просто играет с ним, как кошка с мышью, и невольно на ум ему приходила горькая мысль, что золото Пейроля поделят другие и что львиную долю заберет себе Бланкроше.
Но где же был Бланкроше?
Углядев, наконец, бретера в толпе, Жандри сделал ему знак. Как и было условлено, в дело должна была вступить вторая банда.
Бланкроше выступил вперед, подняв рапиру.
– Остановитесь! – вскричал он. – Я, знаете ли, не могу видеть, когда дерутся. Это меня так огорчает, что я готов сам разобраться с буянами.
Паспуаль взглянул на него с насмешкой, догадываясь, что он действует по сговору с Жандри.
– Попробуй все-таки выбрать, на чьей ты стороне, – добродушно произнес мастер, – тем более что я давно сижу без дела.
– Я именно об этом и подумал, сьер Паспуаль, – ответил бретер. – Но давайте переберемся на открытое место. Охота вам была рубиться в этой мышеловке, где и развернуться-то толком нельзя. К тому же от криков Кокардаса скоро обрушится свод ворот. Выйдем на площадь, судари мой, надышимся воздухом… Может быть, в последний раз!
Мастера, которым крайне не нравилась площадка, выбранная заранее противником, не стали возражать.
– Дьявол меня разрази! – воскликнул Кокардас. – Вы хотите, чтобы все зрители увидели вашу смерть? Разве мы можем вам в этом отказать?
У Монмартрских ворот уже собралась огромная толпа. Она покорно отступила, следуя указаниям дуэлянтов, которые вновь выстроились друг против друга, – но теперь уже на самой середине площади.
Госпожа Дюнуайе лишь с этого момента стала следить за ходом поединка, не подозревая, что видит продолжение, ибо начало схватки от нее ускользнуло.
– Черт возьми! – произнес гасконец, иронически поклонившись Добри, который встал против него рядом с Жандри. – Спасибо за внимание, мой славный… Ты ведь знаешь, что я люблю порезвиться на свежем воздухе… Пока счет не в нашу пользу, и надо будет вас подровнять с нами!
– Подровняй свой язык, болтун! – бросил Добри презрительно. – Похоже, ты нас просто боишься!
– Дьявол меня разрази! Ты так складно говоришь, что я с тебя и начну!
– Мы теряем время, – кротко заметил Паспуаль. – На нас смотрят прелестные дамы! Не будем заставлять их ждать, они этого не выносят, дивные создания! Вы готовы, господа?
Шпаги скрестились вновь. Началась битва, перед которой все предыдущие поединки казались детской игрой.
Если не считать Берришона и Жюгана, на этой площади сошлись лучшие клинки Парижа. Гул восхищения прокатился по толпе. Здесь были страстные любители боев, которым никогда не приходилось видеть ничего подобного. Не случайно сражение у Монмартрских ворот стало легендарным: очевидцы рассказывали о нем своим детям и внукам.
Звенела сталь, сыпались искры с эфесов. Замершие в безмолвии зрители слышали лишь боевые кличи, проклятия, угрозы, слетавшие с побелевших губ.
Внезапно Добри рухнул на землю: в горло ему вонзилась шпага Кокардаса, который, несмотря на урок, данный ему в кабачке «Адамово яблоко», не слишком хорошо усвоил знаменитый удар Невера и попадал ниже, чем следовало.
– Черт возьми! – воскликнул ликующий гасконец. – Я же тебе говорил, что ты первым отправишься в дальний путь… Ну, чья очередь? Кажется, твоя, Готье Жандри…
Поединок возобновился с прежним ожесточением, однако теперь бандиту приходилось больше думать о защите, нежели о нападении.
Что до мэтра Паспуаля, то он держал оборону. Бланкроше считался одним из лучших фехтовальщиков Парижа. В этой схватке криков не было. Противники рубились молча, и никто не смог бы сказать, кто из них возьмет верх.
Петронилья же попала в хорошие руки. Юный Берришон действовал так ловко, что вскоре Ив де Жюган выплюнул два зуба и замер как вкопанный, глядя на своего противника изумленными глазами. Затем у него хлынула горлом кровь, и он рухнул навзничь, растянувшись во весь рост. Какую прекрасную карьеру наемного убийцы прервал коронный прямой удар, подсмотренный Берришоном у своих учителей!
В это же мгновение рапира Жандри разлетелась на куски.
– Ступай за другой, плут! – крикнул ему гасконец. – Я не убиваю безоружных. А мы пока займемся твоим приятелем.
Бланкроше увидел, что теперь ему придется иметь дело с двумя мастерами, – причем симпатии толпы были не на его стороне, ибо Кокардасу с Паспуалем все время приходилось сражаться с превосходящими силами врагов. Перевес был отыгран в честной борьбе, и никто не собирался защищать бретера, который к тому же сам напросился на дуэль. Бланкроше понял, что его ждет неминуемая гибель. Как человек предусмотрительный, он расставил своих людей в толпе, хотя и не думал, что ему придется прибегнуть к их помощи.
Однако момент этот настал. Бандит пронзительно свистнул, и шестеро наемных убийц вынырнули на площадь из-за спины ошеломленных зевак.
В толпе поднялся было ропот, – но вскоре все стихло. В конце концов, неожиданное появление новых бойцов обещало сделать поединок еще интереснее. Кое-кто из зрителей начал аплодировать. Праздное любопытство всегда жаждет крови.
VIII
ТОТ, КОГО НЕ ЖДАЛИ
– Секундочку, секундочку, господа, – раздался вдруг писклявый голос, и на середину круга заковылял крошечный сморщенный человечек в лохмотьях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32