По ходу повествования мы с ними не раз встречались: вспомним Салданыо, Пинто, Пепе-Матадора, Джузеппе Фаэнцу, Штаупица, капитана Лоррена, барона фон Баца, Палафо и кастильца Морда.
Впрочем, обходя национальность бретеров молчанием, отзывается о них господин де Суш самым нелицеприятным образом. «Это слово, – говорит он, – хотя и не вполне французское, употреблялось очень часто: так называли людей, сделавших своей профессией умелое владение шпагой; большей частью это были разного рода проходимцы и авантюристы, пускавшие в ход оружие при любом случае».
Можно представить себе, что творилось на улицах тогдашнего Парижа, если принять во внимание, что по оценке Ж. де Брюжа, приведенной в его книге «Искусство фехтования» (опубликована в 1721 году), более десяти тысяч бретеров заполняли ежедневно тренировочные залы, не пренебрегая упражнениями и в других местах.
Город напоминал поле брани. В глухих тупичках и узких переулках резали за плату и из любви к искусству; на центральных улицах и в людных местах, например, на бульварах, происходили более или менее честные поединки, – но везде, как в полдень, так и в полночь, слышался звон шпаг и рапир.
Для парижских зевак это был бесплатный ежедневный спектакль: они с наслаждением следили за схватками, в которых принимали участие двое, трое, четверо, иногда дюжина бретеров, наносящих и отражающих удары по всем правилам фехтовального мастерства, причем поводом для сражений часто служил косой взгляд или неосторожно брошенное слово.
Множество этих бандитов обосновалось в Латинском квартале, наплевав на все ордоннансы, эдикты и указы, в коих, начиная с 1567 года «запрещалось фехтовальщикам и оружейникам селиться в окрестностях Университета».
Городские власти были бессильны: чтобы изгнать бретеров из облюбованного ими места, пришлось бы снести до основания все дома вокруг Сорбонны, что, конечно, было делом нереальным. Столь же нереальной выглядела и задача изгнать их из Парижа. Они, впрочем, умели поддерживать некоторый порядок в своих рядах и сами избавлялись от тех, кто преступал неписаные законы бретерского братства.
Полиция же не смела тревожить покой десяти тысяч отчаянных рубак, которые выхватывали шпагу из ножен по двадцать раз на дню. Стражам порядка и без того нередко доставалось от этих головорезов: единственным утешением было то, что последние неустанно истребляли друг друга; полицейские же радовались, подбирая по утрам трупы.
К несчастью, междоусобные схватки, помогая скоротать время, не приносили дохода – поэтому бретеры не упускали случая продать свои услуги и за хорошую плату убивали без разбора людей любого звания. Именно в этих обстоятельствах полиция обязана была действовать, – но все подобные злодеяния оставались безнаказанными!
Наемные убийцы предпочитали вершить свои темные дела втайне даже от ближайших друзей. Нападения совершались обычно маленькими группами, дабы не делить добычу на всех. Именно поэтому Готье Жандри, нанятый принцем Гонзага, взял в долю лишь троих сообщников. Великие несчастья окутаны безмолвием, говорит пословица, – то же самое можно сказать и о великих преступлениях.
Конечно, для Жандри было весьма соблазнительным присвоить себе почти все золото Гонзага: Грюэль по прозвищу Кит, главный его подручный, был ему многим обязан, а начинающие убийцы Ив де Жюган и Рафаэль Пинто не могли претендовать на равную плату. Этим расчетам нельзя было отказать в остроумии, а единственный их недостаток состоял в том, что Жандри, подобно крестьянину из басни Лафонтена, делил шкуру неубитого медведя.
Бандиту волей-неволей пришлось признаться самому себе, что все его начинания потерпели неудачу: покушение на балу у Сент-Эньяна не удалось; Лагардер исчез, будто растворился в воздухе; Аврора была окружена столь надежной охраной, что нечего было и помышлять о нападении; Кит приобрел нового врага, от которого можно было ожидать всяческих неприятностей; Кокардас с Паспуалем ускользнули живыми и невредимыми из западни, хотя, казалось, все было предусмотрено, чтобы избавиться наконец от этих преданных стражей Лагардера. Таковы были неутешительные итоги.
Гонзага и Пейроль сразу же по приезде в Париж отправились в кабачок «Лопни-Брюхо», где надеялись застать своих четверых наймитов.
– Ну, как наши дела? – нетерпеливо спросил интендант, едва увидев Жандри.
Сконфуженный Готье не стал скрывать, что дело не продвинулось ни на шаг и что он, в довершение всего, не знает даже, где находится Лагардер. Филипп Мантуанский выслушал своего подручного в изумлении, которое тут же сменилось яростью.
– На что же вы потратили время и деньги? – вскричал он.
Жандри оправдывался как мог, ссылаясь на неслыханное невезение и невероятные опасности затеянного предприятия, всячески подчеркивая свою преданность и готовность продолжать борьбу с Лагардером – как только удастся установить местопребывание графа.
Исчезновение Лагардера весьма встревожило принца. Ведь враг их знал, что они покинули Испанию, – что же могло задержать его вдали от невесты?
– Что ты об этом думаешь? – спросил Гонзага Пейроля, понизив голос.
– Возможно, он последовал за нами в Англию, – ответил фактотум еле слышно.
– Этого не может быть! Так или иначе, но мы увидели бы его…
– Он позволяет увидеть себя лишь тогда, когда сам этого хочет и когда обстоятельства этому благоприятствуют. Я не удивлюсь, если он уже успел подготовить для нас какую-нибудь ловушку на свой манер. Мы должны остерегаться его более чем когда-либо.
– Ты предлагаешь затаиться?
– Мы приехали вовремя. Свадьбы еще не было. И главная наша задача – не допустить ее.
– А если сама судьба избавила нас от нашего врага? – прошептал Гонзага, в чьих глазах вспыхнула великая надежда. – И его кости уже белеют на дне какого-нибудь ущелья в Пиренеях?
Пейроль только покачал головой.
– Не будем обольщаться, – произнес он, возвращая принца с небес на землю. – Я поверю в его смерть, когда буду держать в руках его череп. Пока у меня нет надежных свидетельств, я скажу так: он жив… и он следит займами.
Пока Гонзага совещался с Пейролем, приспешники Жандри с некоторым удивлением разглядывали незнакомых голландских торговцев, забредших в такое место, где они легко могли лишиться не только кошелька, но и самой жизни. Но вскоре Пейроль подозвал их к себе и, отведя в дальний угол, стал увещевать и укорять за бездействие – правда, стараясь щадить их самолюбие, дабы не нажить себе врагов. Фактотум прекрасно знал по опыту, как следует обращаться с людьми подобного рода, и перемежал упреки с похвалами их доблести.
– Надо закончить дело как можно скорее, – обратился к ним затем Гонзага. – Соберите десяток молодцов, два десятка, если будет мало… Я готов оплатить армию, лишь бы достичь цели. Вы здесь всех знаете. Нам нужны бесстрашные сердца и искусные шпаги.
Жандри не посмел возражать, поскольку лишился значительной доли своего апломба вследствие неудач. Сделав знак Бланкроше и Добри подойти поближе, он представил их принцу.
– Договорись с ним, – приказал тот Пейролю. – Но всего им не говори, пусть знают лишь то, без чего нельзя обойтись.
Он стал мерить шагами залу, а из соседней комнаты за ним с интересом наблюдали несколько бретеров, коротающих время за кувшином вина.
Бланкроше, опасаясь вспугнуть богатого и щедрого иностранца, решил, что будет лучше избавить его от назойливо-любопытных взглядов.
– Минутку, – сказал он. – Здесь слишком много глаз и ушей.
И, подойдя к столикам, где отдыхали после своих трудов бандиты, произнес властным тоном:
– Господа, прогуляйтесь-ка к Новому мосту. Зима на носу, а многие из вас все еще не обзавелись теплыми плащами.
В те времена на знаменитом мосту собирались толпы зевак, чтобы послушать менестрелей, поглазеть на фокусников и канатоходцев, посмеяться над ужимками комических актеров и купить какое-нибудь из шарлатанских снадобий с лотка бродячего зазывалы. Мошенники же пользовались скоплением народа, срывая с плеч плащи и срезая с поясов кошельки.
Завсегдатаи кабачка «Лопни-Брюхо» отнюдь не гнушались промышлять воровством: ремесло это процветало при регенте Филиппе Орлеанском, как и в благословенные времена Людовика XIII и Людовика XIV.
Итак, по единому слову Бланкроше зала опустела, что было сделано хитроумным бандитом не без умысла: он желал завоевать доверие принца и Пейроля, одновременно продемонстрировав им свою силу и авторитет. Бретер вернулся на место со словами:
– Теперь вы можете говорить как у себя дома: никто вас не подслушает.
Вместо ответа интендант показал глазами на Кабоша и его слуг.
– Хозяин этого кабачка нем по обязанности, – сказал Бланкроше, – а слуги – по природе. Но не будем терять время. Слушаю вас.
Разговор оказался долгим. Пейроль, не будучи в силах отрешиться от манеры изъясняться намеками, никак не мог перейти к делу, чем, наконец, вывел из себя Бланкроше.
– Так мы ни к чему не придем, сударь мой. Уж очень вы красноречивы… только вот понять ничего нельзя! Я люблю, когда со мной говорят прямо… и нет тогда человека преданнее, чем я!
Гонзага, до сих пор не проронивший ни слова, с интересом присматривался к бандиту, в котором угадывал энергию и ум.
– Будь по-твоему, – сказал он. – Но не забудь, что за тайну эту можно поплатиться головой.
Бланкроше высокомерно взглянул на принца.
– Если вы мне не доверяете, – сказал он, – еще есть время разойтись по-хорошему. Только и вы не забудьте, что я здесь полный хозяин. Любого, кто посмеет усомниться в слове Бланкроше, вынесли бы отсюда ногами вперед.
– Полегче, милейший, – прервал его Филипп Мантуанский. – Ты хоть знаешь, с кем говоришь?
– А как же, монсеньор! – ответил бретер с улыбкой. – Я уже давно догадался, что вам не стоит подходить слишком близко к Пале-Роялю! И вы правильно разочли, что такого человека, как я, лучше иметь на своей стороне… Но играть мы должны, открыв все свои карты.
Бывший фаворит регента Франции пристально взглянул на лукавого бретера, а затем кивнул Пейролю, и тот без колебаний назвал имя принца, равно как и свое собственное, а затем объяснил, отчего им приходится скрываться под обличьем голландских торговцев.
Он раскрыл также имена молодых дворян, рассказав, каким образом можно будет их узнать. Было решено, что они станут получать указания не только от Гонзага и Пейроля, но и от Бланкроше с Добри. Наконец сообщники договорились постоянно сноситься между собой, дабы действовать согласованно и не мешать друг другу.
– Дни стоят длинные, – заметил Бланкроше, – и если использовать их с толком, много чего можно сделать. Нам с Жандри придется видеться часто, но это ни у кого не вызовет подозрений. А вот вам и вашим людям не стоит слишком уж мелькать в окрестностях Гранж-Бательер. Мы сами будем извещать вас каждый день о том, что нам удалось совершить. Вы согласны?
– Ты малый, не промах, сразу видно, – сказал фактотум. – Поступай так, как сочтешь нужным.
– Судите о людях по делам, а не по словам, – важно произнес бандит. – Что до оплаты, то это обойдется вам в кругленькую сумму. Цену я назначу сам и себя не обижу, будьте уверены… Но сожалеть вам не придется. Услуги мои стоят дорого, зато и промахов не бывает.
Затем Бланкроше обсудил положение; дел с Готье Жандри, который и рассказал ему о последних событиях. Разговор этот состоялся как раз накануне того дня, когда Кокардас с Паспуалем решили наведаться в кабачок «Лопни-Брюхо». Вот почему бретер, не колеблясь, назначил им встречу у Монмартрских ворот, где сам должен был увидеться с Жандри. Он хорошо помнил слова Пейроля о мастерах фехтования.
– Эти двое нам мешают, – сказал фактотум. – Их не трогали, потому что они могли вывести на след своего хозяина, которому оба преданы, как псы. Прежде чем убить, надо заставить их заговорить, приставив к горлу кинжал.
– Все равно не скажут, – произнес, покачав головой, Жандри. – К тому же я не верю, что они знают, где находится Лагардер.
Гонзага же подумал: «Если он уже в мире ином, то будет делом в высшей степени богоугодным отослать к нему его верных слуг».
Интендант бросил на стол горсть золотых монет со словами:
– Вот вам на первые расходы. Сегодня же вечером я извещу вас, где мы остановились. Принимайтесь за дело немедленно, у нас каждая минута на счету.
Вместе с принцем он вернулся в Париж. На улицах встречные зевами во все глаза разглядывали голландцев в их необычной и богатой одежде. А те шествовали не торопясь, останавливаясь на каждом шагу, словно люди, впервые попавшие в Париж.
Они присмотрели себе жилье на улице Фос-Сен-Жермен, в двух шагах от кафе «Прокоп», куда нередко заглядывали иностранцы. Место было во всех отношениях удобным: здесь собирались в основном литераторы и актеры – иными словами, народ мирный, недокучный и словоохотливый. К чужакам тут не приставали с расспросами, напротив, сами любили обсудить последние новости и посудачить обо всех мало-мальски заметных персонах. Гонзага и Пейроль, таким образом, могли быть в курсе всех событий столичной жизни.
Интендант привел своего господина в скромное заведение, вывеска которого гласила – «У чернильницы». Никому не пришло бы в голову искать в этой дешевой гостинице блистательного Филипп Мантуанского, принца Гонэага, и его преданнейшего слугу, сэра де Пейроля.
К вечеру они уже вполне обустроились в своих трех комнатах и наняли одного-единственного лакея. Теперь оставалось ждать прибытия цыган с медведем, паломников и бродячих фокусников, дабы расселить их в различных кварталах – соответственно нынешнему общественному положению, но с учетом того, где они смогут принести наибольшую пользу общему делу.
Если подвести итоги, то принц и его фактотум располагали целой армией: помимо старых приспешников – шестерых дворян – у них был заключен договор с Бланкроше и Добри, равно как и с Готье Жандри и Грюэлем по прозвищу Кит. У каждого из этих головорезов были свои подручные, так что Лагардеру противостояло теперь около тридцати человек – людей без совести и чести, но одновременно решительных и дерзких рубак. Анри же мог рассчитывать только на Шаверни, Навая, двух мастеров, Антонио Лаго и юнца Берришона.
Правда, сам он был в состоянии справиться в одиночку со всеми своим многочисленными врагами – однако никто не ведал, где его искать, а потому маленький отряд, оставшийся без предводителя, подвергался большой опасности. Друзей Лагардера, не исключая даже и Шаверни, легко было заманить в ловушку и расправиться с ними втихомолку, не привлекая внимания остальных.
Кокардас и Паспуаль вкупе с малышом Берришоном действовали так, словно жаждали исполнить самые заветные желания Гонзага и его присных. У Монмартрских ворот их готовился встретить Жандри со своей бандой – причем наемным убийцам не составляло никакого труда затеять схватку, ибо мастера фехтования сами искали ссоры.
План Бланкроше отличался простотой. В глазах зевак друзья Лагардера неизбежно будут выглядеть зачинщиками, и засада, таким образом, приобретет обличье честной дуэли с небольшим, но законным перевесом на стороне тех, кто подвергся нападению.
Если же Жандри с подручными не удастся одолеть опытных мастеров и молодого петушка, настанет очередь бретера: набросившись на врагов из укрытия, они с Добри и прочими покончат, наконец, с этими сторожевыми псами Лагардера.
Мастера фехтования, разумеется, не ведали о замыслах Бланкроше. Жан-Мари Берришон, идя на первый свой поединок, не подозревал, что схватка войдет в анналы истории: о сражении у Монмартрских ворот поведала в своих «Исторических и галантных письмах» Анна-Маргарита Пти, госпожа Дюнуайе – красивая гугенотка, обращенная в католичество прославленным отцом Котоном и ставшая впоследствии матерью Пемпетты, возлюбленной Вольтера.
Из чего можно заключить, что порой великие дела остаются в памяти потомков лишь благодаря элегантным завитушкам, выведенным рукой женщины.
VII
БИТВА У МОНМАРТРСКИХ ВОРОТ
Госпожа Дюнуайе, невзирая на изящество своей натуры и тонкость чувств, не променяла бы в этот день место у окна на лучшую ложу в Опере. В самом деле, на балет она могла пойти в любой вечер, и все зависело только от ее желания – тогда как великолепное зрелище, представшее перед ней совершенно бесплатно, не каждому выпадает увидеть хотя бы раз в жизни. Она пришла в восхищение от этого спектакля, о чем мы можем судить по ее письму – точнее, по первой странице письма, ибо остальные пали жертвой крыс и времени. К счастью, некий академик, получивший в наследство чемодан с бумагами, отнесся с большим почтением к писаниям своей прабабки. Он благоговейно разобрал рукописи, занеся в реестр и интересующее нас послание. Вот что оно гласило:
«Под окнами нашей спальни произошла ужасная схватка, в ходе которой были убиты Бланкроше и Добри, двое самых знаменитых парижских бретеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Впрочем, обходя национальность бретеров молчанием, отзывается о них господин де Суш самым нелицеприятным образом. «Это слово, – говорит он, – хотя и не вполне французское, употреблялось очень часто: так называли людей, сделавших своей профессией умелое владение шпагой; большей частью это были разного рода проходимцы и авантюристы, пускавшие в ход оружие при любом случае».
Можно представить себе, что творилось на улицах тогдашнего Парижа, если принять во внимание, что по оценке Ж. де Брюжа, приведенной в его книге «Искусство фехтования» (опубликована в 1721 году), более десяти тысяч бретеров заполняли ежедневно тренировочные залы, не пренебрегая упражнениями и в других местах.
Город напоминал поле брани. В глухих тупичках и узких переулках резали за плату и из любви к искусству; на центральных улицах и в людных местах, например, на бульварах, происходили более или менее честные поединки, – но везде, как в полдень, так и в полночь, слышался звон шпаг и рапир.
Для парижских зевак это был бесплатный ежедневный спектакль: они с наслаждением следили за схватками, в которых принимали участие двое, трое, четверо, иногда дюжина бретеров, наносящих и отражающих удары по всем правилам фехтовального мастерства, причем поводом для сражений часто служил косой взгляд или неосторожно брошенное слово.
Множество этих бандитов обосновалось в Латинском квартале, наплевав на все ордоннансы, эдикты и указы, в коих, начиная с 1567 года «запрещалось фехтовальщикам и оружейникам селиться в окрестностях Университета».
Городские власти были бессильны: чтобы изгнать бретеров из облюбованного ими места, пришлось бы снести до основания все дома вокруг Сорбонны, что, конечно, было делом нереальным. Столь же нереальной выглядела и задача изгнать их из Парижа. Они, впрочем, умели поддерживать некоторый порядок в своих рядах и сами избавлялись от тех, кто преступал неписаные законы бретерского братства.
Полиция же не смела тревожить покой десяти тысяч отчаянных рубак, которые выхватывали шпагу из ножен по двадцать раз на дню. Стражам порядка и без того нередко доставалось от этих головорезов: единственным утешением было то, что последние неустанно истребляли друг друга; полицейские же радовались, подбирая по утрам трупы.
К несчастью, междоусобные схватки, помогая скоротать время, не приносили дохода – поэтому бретеры не упускали случая продать свои услуги и за хорошую плату убивали без разбора людей любого звания. Именно в этих обстоятельствах полиция обязана была действовать, – но все подобные злодеяния оставались безнаказанными!
Наемные убийцы предпочитали вершить свои темные дела втайне даже от ближайших друзей. Нападения совершались обычно маленькими группами, дабы не делить добычу на всех. Именно поэтому Готье Жандри, нанятый принцем Гонзага, взял в долю лишь троих сообщников. Великие несчастья окутаны безмолвием, говорит пословица, – то же самое можно сказать и о великих преступлениях.
Конечно, для Жандри было весьма соблазнительным присвоить себе почти все золото Гонзага: Грюэль по прозвищу Кит, главный его подручный, был ему многим обязан, а начинающие убийцы Ив де Жюган и Рафаэль Пинто не могли претендовать на равную плату. Этим расчетам нельзя было отказать в остроумии, а единственный их недостаток состоял в том, что Жандри, подобно крестьянину из басни Лафонтена, делил шкуру неубитого медведя.
Бандиту волей-неволей пришлось признаться самому себе, что все его начинания потерпели неудачу: покушение на балу у Сент-Эньяна не удалось; Лагардер исчез, будто растворился в воздухе; Аврора была окружена столь надежной охраной, что нечего было и помышлять о нападении; Кит приобрел нового врага, от которого можно было ожидать всяческих неприятностей; Кокардас с Паспуалем ускользнули живыми и невредимыми из западни, хотя, казалось, все было предусмотрено, чтобы избавиться наконец от этих преданных стражей Лагардера. Таковы были неутешительные итоги.
Гонзага и Пейроль сразу же по приезде в Париж отправились в кабачок «Лопни-Брюхо», где надеялись застать своих четверых наймитов.
– Ну, как наши дела? – нетерпеливо спросил интендант, едва увидев Жандри.
Сконфуженный Готье не стал скрывать, что дело не продвинулось ни на шаг и что он, в довершение всего, не знает даже, где находится Лагардер. Филипп Мантуанский выслушал своего подручного в изумлении, которое тут же сменилось яростью.
– На что же вы потратили время и деньги? – вскричал он.
Жандри оправдывался как мог, ссылаясь на неслыханное невезение и невероятные опасности затеянного предприятия, всячески подчеркивая свою преданность и готовность продолжать борьбу с Лагардером – как только удастся установить местопребывание графа.
Исчезновение Лагардера весьма встревожило принца. Ведь враг их знал, что они покинули Испанию, – что же могло задержать его вдали от невесты?
– Что ты об этом думаешь? – спросил Гонзага Пейроля, понизив голос.
– Возможно, он последовал за нами в Англию, – ответил фактотум еле слышно.
– Этого не может быть! Так или иначе, но мы увидели бы его…
– Он позволяет увидеть себя лишь тогда, когда сам этого хочет и когда обстоятельства этому благоприятствуют. Я не удивлюсь, если он уже успел подготовить для нас какую-нибудь ловушку на свой манер. Мы должны остерегаться его более чем когда-либо.
– Ты предлагаешь затаиться?
– Мы приехали вовремя. Свадьбы еще не было. И главная наша задача – не допустить ее.
– А если сама судьба избавила нас от нашего врага? – прошептал Гонзага, в чьих глазах вспыхнула великая надежда. – И его кости уже белеют на дне какого-нибудь ущелья в Пиренеях?
Пейроль только покачал головой.
– Не будем обольщаться, – произнес он, возвращая принца с небес на землю. – Я поверю в его смерть, когда буду держать в руках его череп. Пока у меня нет надежных свидетельств, я скажу так: он жив… и он следит займами.
Пока Гонзага совещался с Пейролем, приспешники Жандри с некоторым удивлением разглядывали незнакомых голландских торговцев, забредших в такое место, где они легко могли лишиться не только кошелька, но и самой жизни. Но вскоре Пейроль подозвал их к себе и, отведя в дальний угол, стал увещевать и укорять за бездействие – правда, стараясь щадить их самолюбие, дабы не нажить себе врагов. Фактотум прекрасно знал по опыту, как следует обращаться с людьми подобного рода, и перемежал упреки с похвалами их доблести.
– Надо закончить дело как можно скорее, – обратился к ним затем Гонзага. – Соберите десяток молодцов, два десятка, если будет мало… Я готов оплатить армию, лишь бы достичь цели. Вы здесь всех знаете. Нам нужны бесстрашные сердца и искусные шпаги.
Жандри не посмел возражать, поскольку лишился значительной доли своего апломба вследствие неудач. Сделав знак Бланкроше и Добри подойти поближе, он представил их принцу.
– Договорись с ним, – приказал тот Пейролю. – Но всего им не говори, пусть знают лишь то, без чего нельзя обойтись.
Он стал мерить шагами залу, а из соседней комнаты за ним с интересом наблюдали несколько бретеров, коротающих время за кувшином вина.
Бланкроше, опасаясь вспугнуть богатого и щедрого иностранца, решил, что будет лучше избавить его от назойливо-любопытных взглядов.
– Минутку, – сказал он. – Здесь слишком много глаз и ушей.
И, подойдя к столикам, где отдыхали после своих трудов бандиты, произнес властным тоном:
– Господа, прогуляйтесь-ка к Новому мосту. Зима на носу, а многие из вас все еще не обзавелись теплыми плащами.
В те времена на знаменитом мосту собирались толпы зевак, чтобы послушать менестрелей, поглазеть на фокусников и канатоходцев, посмеяться над ужимками комических актеров и купить какое-нибудь из шарлатанских снадобий с лотка бродячего зазывалы. Мошенники же пользовались скоплением народа, срывая с плеч плащи и срезая с поясов кошельки.
Завсегдатаи кабачка «Лопни-Брюхо» отнюдь не гнушались промышлять воровством: ремесло это процветало при регенте Филиппе Орлеанском, как и в благословенные времена Людовика XIII и Людовика XIV.
Итак, по единому слову Бланкроше зала опустела, что было сделано хитроумным бандитом не без умысла: он желал завоевать доверие принца и Пейроля, одновременно продемонстрировав им свою силу и авторитет. Бретер вернулся на место со словами:
– Теперь вы можете говорить как у себя дома: никто вас не подслушает.
Вместо ответа интендант показал глазами на Кабоша и его слуг.
– Хозяин этого кабачка нем по обязанности, – сказал Бланкроше, – а слуги – по природе. Но не будем терять время. Слушаю вас.
Разговор оказался долгим. Пейроль, не будучи в силах отрешиться от манеры изъясняться намеками, никак не мог перейти к делу, чем, наконец, вывел из себя Бланкроше.
– Так мы ни к чему не придем, сударь мой. Уж очень вы красноречивы… только вот понять ничего нельзя! Я люблю, когда со мной говорят прямо… и нет тогда человека преданнее, чем я!
Гонзага, до сих пор не проронивший ни слова, с интересом присматривался к бандиту, в котором угадывал энергию и ум.
– Будь по-твоему, – сказал он. – Но не забудь, что за тайну эту можно поплатиться головой.
Бланкроше высокомерно взглянул на принца.
– Если вы мне не доверяете, – сказал он, – еще есть время разойтись по-хорошему. Только и вы не забудьте, что я здесь полный хозяин. Любого, кто посмеет усомниться в слове Бланкроше, вынесли бы отсюда ногами вперед.
– Полегче, милейший, – прервал его Филипп Мантуанский. – Ты хоть знаешь, с кем говоришь?
– А как же, монсеньор! – ответил бретер с улыбкой. – Я уже давно догадался, что вам не стоит подходить слишком близко к Пале-Роялю! И вы правильно разочли, что такого человека, как я, лучше иметь на своей стороне… Но играть мы должны, открыв все свои карты.
Бывший фаворит регента Франции пристально взглянул на лукавого бретера, а затем кивнул Пейролю, и тот без колебаний назвал имя принца, равно как и свое собственное, а затем объяснил, отчего им приходится скрываться под обличьем голландских торговцев.
Он раскрыл также имена молодых дворян, рассказав, каким образом можно будет их узнать. Было решено, что они станут получать указания не только от Гонзага и Пейроля, но и от Бланкроше с Добри. Наконец сообщники договорились постоянно сноситься между собой, дабы действовать согласованно и не мешать друг другу.
– Дни стоят длинные, – заметил Бланкроше, – и если использовать их с толком, много чего можно сделать. Нам с Жандри придется видеться часто, но это ни у кого не вызовет подозрений. А вот вам и вашим людям не стоит слишком уж мелькать в окрестностях Гранж-Бательер. Мы сами будем извещать вас каждый день о том, что нам удалось совершить. Вы согласны?
– Ты малый, не промах, сразу видно, – сказал фактотум. – Поступай так, как сочтешь нужным.
– Судите о людях по делам, а не по словам, – важно произнес бандит. – Что до оплаты, то это обойдется вам в кругленькую сумму. Цену я назначу сам и себя не обижу, будьте уверены… Но сожалеть вам не придется. Услуги мои стоят дорого, зато и промахов не бывает.
Затем Бланкроше обсудил положение; дел с Готье Жандри, который и рассказал ему о последних событиях. Разговор этот состоялся как раз накануне того дня, когда Кокардас с Паспуалем решили наведаться в кабачок «Лопни-Брюхо». Вот почему бретер, не колеблясь, назначил им встречу у Монмартрских ворот, где сам должен был увидеться с Жандри. Он хорошо помнил слова Пейроля о мастерах фехтования.
– Эти двое нам мешают, – сказал фактотум. – Их не трогали, потому что они могли вывести на след своего хозяина, которому оба преданы, как псы. Прежде чем убить, надо заставить их заговорить, приставив к горлу кинжал.
– Все равно не скажут, – произнес, покачав головой, Жандри. – К тому же я не верю, что они знают, где находится Лагардер.
Гонзага же подумал: «Если он уже в мире ином, то будет делом в высшей степени богоугодным отослать к нему его верных слуг».
Интендант бросил на стол горсть золотых монет со словами:
– Вот вам на первые расходы. Сегодня же вечером я извещу вас, где мы остановились. Принимайтесь за дело немедленно, у нас каждая минута на счету.
Вместе с принцем он вернулся в Париж. На улицах встречные зевами во все глаза разглядывали голландцев в их необычной и богатой одежде. А те шествовали не торопясь, останавливаясь на каждом шагу, словно люди, впервые попавшие в Париж.
Они присмотрели себе жилье на улице Фос-Сен-Жермен, в двух шагах от кафе «Прокоп», куда нередко заглядывали иностранцы. Место было во всех отношениях удобным: здесь собирались в основном литераторы и актеры – иными словами, народ мирный, недокучный и словоохотливый. К чужакам тут не приставали с расспросами, напротив, сами любили обсудить последние новости и посудачить обо всех мало-мальски заметных персонах. Гонзага и Пейроль, таким образом, могли быть в курсе всех событий столичной жизни.
Интендант привел своего господина в скромное заведение, вывеска которого гласила – «У чернильницы». Никому не пришло бы в голову искать в этой дешевой гостинице блистательного Филипп Мантуанского, принца Гонэага, и его преданнейшего слугу, сэра де Пейроля.
К вечеру они уже вполне обустроились в своих трех комнатах и наняли одного-единственного лакея. Теперь оставалось ждать прибытия цыган с медведем, паломников и бродячих фокусников, дабы расселить их в различных кварталах – соответственно нынешнему общественному положению, но с учетом того, где они смогут принести наибольшую пользу общему делу.
Если подвести итоги, то принц и его фактотум располагали целой армией: помимо старых приспешников – шестерых дворян – у них был заключен договор с Бланкроше и Добри, равно как и с Готье Жандри и Грюэлем по прозвищу Кит. У каждого из этих головорезов были свои подручные, так что Лагардеру противостояло теперь около тридцати человек – людей без совести и чести, но одновременно решительных и дерзких рубак. Анри же мог рассчитывать только на Шаверни, Навая, двух мастеров, Антонио Лаго и юнца Берришона.
Правда, сам он был в состоянии справиться в одиночку со всеми своим многочисленными врагами – однако никто не ведал, где его искать, а потому маленький отряд, оставшийся без предводителя, подвергался большой опасности. Друзей Лагардера, не исключая даже и Шаверни, легко было заманить в ловушку и расправиться с ними втихомолку, не привлекая внимания остальных.
Кокардас и Паспуаль вкупе с малышом Берришоном действовали так, словно жаждали исполнить самые заветные желания Гонзага и его присных. У Монмартрских ворот их готовился встретить Жандри со своей бандой – причем наемным убийцам не составляло никакого труда затеять схватку, ибо мастера фехтования сами искали ссоры.
План Бланкроше отличался простотой. В глазах зевак друзья Лагардера неизбежно будут выглядеть зачинщиками, и засада, таким образом, приобретет обличье честной дуэли с небольшим, но законным перевесом на стороне тех, кто подвергся нападению.
Если же Жандри с подручными не удастся одолеть опытных мастеров и молодого петушка, настанет очередь бретера: набросившись на врагов из укрытия, они с Добри и прочими покончат, наконец, с этими сторожевыми псами Лагардера.
Мастера фехтования, разумеется, не ведали о замыслах Бланкроше. Жан-Мари Берришон, идя на первый свой поединок, не подозревал, что схватка войдет в анналы истории: о сражении у Монмартрских ворот поведала в своих «Исторических и галантных письмах» Анна-Маргарита Пти, госпожа Дюнуайе – красивая гугенотка, обращенная в католичество прославленным отцом Котоном и ставшая впоследствии матерью Пемпетты, возлюбленной Вольтера.
Из чего можно заключить, что порой великие дела остаются в памяти потомков лишь благодаря элегантным завитушкам, выведенным рукой женщины.
VII
БИТВА У МОНМАРТРСКИХ ВОРОТ
Госпожа Дюнуайе, невзирая на изящество своей натуры и тонкость чувств, не променяла бы в этот день место у окна на лучшую ложу в Опере. В самом деле, на балет она могла пойти в любой вечер, и все зависело только от ее желания – тогда как великолепное зрелище, представшее перед ней совершенно бесплатно, не каждому выпадает увидеть хотя бы раз в жизни. Она пришла в восхищение от этого спектакля, о чем мы можем судить по ее письму – точнее, по первой странице письма, ибо остальные пали жертвой крыс и времени. К счастью, некий академик, получивший в наследство чемодан с бумагами, отнесся с большим почтением к писаниям своей прабабки. Он благоговейно разобрал рукописи, занеся в реестр и интересующее нас послание. Вот что оно гласило:
«Под окнами нашей спальни произошла ужасная схватка, в ходе которой были убиты Бланкроше и Добри, двое самых знаменитых парижских бретеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32