– спросил старик.
– Признаться... – пролепетал Лекок.
– Ты неправильно начинаешь! Надо сразу все отрицать, – строго проговорил полковник.
– Ваша болезнь, которую все называли смертельной... – забормотал Тулонец.
– Ах, эта простуда! – грустно вздохнул старик. – Она и впрямь доставляет мне массу неприятностей. Надо бы съездить на воды... Будешь сопровождать меня?
– Конечно, – ответил Лекок, который понемногу начинал приходить в себя. – Но все-таки я не понимаю... где же остальные?
– Какие остальные? – вскинул брови полковник.
– Те, кто был в вашей спальне, – пояснил Лекок.
– Сейчас не самое подходящее время для прогулок по саду, – задумчиво проговорил старик, – однако мне кажется, что там мы увидим немало интересного. Фаншетте еще рано возвращаться, так что у нас с тобой есть минут пять... Бери свечу. Дай-ка мне руку...
Полковник уцепился за локоть Лекока, и мужчины вышли из комнаты графини.
– Эти проказники обязаны мне всем, – произнес полковник, оглянувшись. – А знаешь, что обычно губит людей? Неблагодарность... Ты же умный парень, Тулонец! Ты должен понимать, что весь этот заговор – сплошная глупость. В комнате Фаншетты нет никаких сокровищ! Золотце мое, мы очень богаты, так богаты, что в это трудно поверить, и наши сокровища надежно спрятаны.
Старик остановился и в упор посмотрел на Лекока.
– То же самое касается и нашей тайны, – заявил полковник, понизив голос, – тайны Обители Спасения. Эта тайна существует, и она глубока, как море. Находятся любопытные людишки вроде тебя, которым хотелось бы проникнуть в эту тайну, но у них ничего не получается. Они думают, что разгадали ее, но на самом деле старый полковник посмеялся над ними. Он знает много языков, и на всех этих языках он говорит слишком любопытным лишь одно слово: «ничто»... Он не хочет делиться ни своими «сокровищами», ни своим секретом...
Полковник удовлетворенно посмотрел на свою постель, потом перевел взгляд на алтарь.
– Скажи, Тулонец, – внезапно спросил старик, – ты читал трагедии господина Дюси? Наверное, нет: ты не очень-то жалуешь литературу. Так вот, в своих пьесах этот драматург давал три-четыре развязки сразу. Знаешь, мне кажется, этот человек чем-то похож на меня...
Сначала я придумал первую развязку: устроить свадьбу, пригласить на нее тех, кто слишком много знает, и с помощью Куатье прикончить их всех. Да, всех до одного, без исключения. Однако из-за ваших интриг мне пришлось использовать вторую развязку... – вздохнул полковник. – Открой-ка окно, только тихо, чтобы нас не услышали, – распорядился он.
В это время старик и Лекок уже очутились в той комнате, где прятался Куатье.
Окно этой комнаты выходило в сад. Лекок распахнул створки и выглянул наружу.
– Они там! – воскликнул он и отпрянул от окна.
– Тише! – шикнул старик. – Не надо шуметь. Ты прав, они там. И все живы, не правда ли? Эта странная малышка... Любовь куда зорче, чем королевский прокурор. Валентина ни на секунду не поверила в виновность своего лейтенанта... Хорошая девушка, а, Тулонец?
Полковник задул свечу и выглянул в окно. Прямо под ним расположилась группа знакомых нам людей, окруживших маркизу, которая лишилась чувств.
Голова госпожи д'Орнан покоилась на коленях Жерме-на, сидевшего прямо на снегу. Рядом на корточках замерла мамаша Лео. В обеих руках она сжимала по пистолету.
– Где Куатье? – шепотом спросил Лекок.
– Готовит карету, – ответил старик.
– Значит, все должно произойти в дороге? – уточнил Тулонец.
Полковник вздохнул.
– Трое наших друзей, которых мы сегодня оплакиваем, спасли всех этих людишек, – проговорил он. – Признаться, мне немножко жаль, что пришлось отказаться от первой развязки.
– Но ведь мадемуазель д'Аркс знает, что ее брат... – попытался было возразить Лекок.
– Смотри! – перебил его старик. – Госпожа маркиза пришла в себя. Ты ведь знаешь, что, в сущности, я терпеть не могу насилия. Не во всех случаях надо обращаться к Куатье. Нашей первой задачей было избежать встречи с правосудием, а второй – обеспечить себе спокойную жизнь. Морис Паже удрал из тюрьмы, и теперь во всем этом не будет разбираться суд присяжных, в составе которого могли оказаться более проницательные люди, чем господин Перрен-Шампен... Теперь лейтенанту Паже быстренько вынесут заочный приговор, и это навсегда отобьет у господина Мориса Паже охоту возвращаться во Францию.
– Значит, вы их отпускаете? – не мог скрыть своего удивления Лекок.
– Более того, я их выгоняю, – уточнил полковник. – Я отправляю наших голубков в Южную Америку.
– Это рискованно! – воскликнул его собеседник. – Ведь мадемуазель д'Аркс поклялась отомстить за отца и брата!
– Месть уже свершилась, – ответил старик. – Именно это и определило мое решение.
Лекок остолбенел. Он изумленно уставился на полковника, спрашивая себя, не спятил ли тот.
– Странная малышка! – в очередной раз повторил полковник, усмехнувшись. – Я знаю ее лучше, чем ты. Она обожает своего Мориса, но рисковала его жизнью, чтобы отомстить людям, погубившим ее родных. Настоящая корсиканка! Она очаровала даже Куатье! Он работал и на меня, и на нее. Я сумел добиться от него лишь одного: он согласился обмануть ее, несколько завысив количество трупов. Теперь для этой девушки Черных Мантий не существует. Она, как и ты, сосчитала предсмертные хрипы и уверена, что все мы погибли. Выгляни в окно!
В саду же происходило вот что.
Помогая маркизе подняться, мамаша Лео говорила:
– Тут и обсуждать нечего! Я им только помешаю. Это вы их настоящая мать, поэтому именно вы и должны сопровождать их.
В этот момент откуда-то появился Куатье. Он указал на дверь, через которую собирались бежать заговорщики, и произнес:
– Карета подана. Пора отправляться.
Валентина бросилась Морису на шею, и он нежно прижал жену к своей груди.
– Только теперь, когда мои отец и брат отомщены, я смогу принадлежать тебе безраздельно! – прошептала девушка. – Мы никогда больше не увидим Францию, для властей которой ты навеки останешься преступником. Но наши дети будут французами, и когда они вырастут, ты укажешь им путь на родину!
– Ты понял, Тулонец? – спросил полковник с лукавой улыбкой на бледном лице. – До тех пор, пока сюда не вернутся их дети мы можем спать спокойно.
Вскоре послышался шум удаляющейся кареты.
Сад опустел.
Полковник по-прежнему стоял у окна. Падавший на господина Боццо лунный свет придавал его лицу странное выражение.
Лекок смотрел на старика и в глазах Тулонца отражался суеверный ужас.
Наконец все стихло. Тогда Хозяин Черных Мантий, казалось, очнулся от своих размышлений.
– Моя маленькая Фаншетта должна сегодня спать в своей постели, – произнес он. – За дело, Тулонец! Трое наших собратьев ждут тебя.
Лекок вытер холодный пот, выступивший у него на лбу. Потрепав помощника по щеке, полковник осведомился:
– Ты не знаешь кого-нибудь, кем можно было бы заменить нашего Людовика Семнадцатого? Я тут задумал одно дело. Оно будет последним, если только...
Старик тихонько рассмеялся.
– Знаешь, вчера мне приснился очень странный сон,– произнес он с улыбкой на тонких губах. – Я разговаривал с человеком, у. которого была седая борода, хотя его отец еще не родился. И я сказал ему: «Бессмертны только две вещи: Бог, который является Добром, и я, который олицетворяет собой Зло».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Признаться... – пролепетал Лекок.
– Ты неправильно начинаешь! Надо сразу все отрицать, – строго проговорил полковник.
– Ваша болезнь, которую все называли смертельной... – забормотал Тулонец.
– Ах, эта простуда! – грустно вздохнул старик. – Она и впрямь доставляет мне массу неприятностей. Надо бы съездить на воды... Будешь сопровождать меня?
– Конечно, – ответил Лекок, который понемногу начинал приходить в себя. – Но все-таки я не понимаю... где же остальные?
– Какие остальные? – вскинул брови полковник.
– Те, кто был в вашей спальне, – пояснил Лекок.
– Сейчас не самое подходящее время для прогулок по саду, – задумчиво проговорил старик, – однако мне кажется, что там мы увидим немало интересного. Фаншетте еще рано возвращаться, так что у нас с тобой есть минут пять... Бери свечу. Дай-ка мне руку...
Полковник уцепился за локоть Лекока, и мужчины вышли из комнаты графини.
– Эти проказники обязаны мне всем, – произнес полковник, оглянувшись. – А знаешь, что обычно губит людей? Неблагодарность... Ты же умный парень, Тулонец! Ты должен понимать, что весь этот заговор – сплошная глупость. В комнате Фаншетты нет никаких сокровищ! Золотце мое, мы очень богаты, так богаты, что в это трудно поверить, и наши сокровища надежно спрятаны.
Старик остановился и в упор посмотрел на Лекока.
– То же самое касается и нашей тайны, – заявил полковник, понизив голос, – тайны Обители Спасения. Эта тайна существует, и она глубока, как море. Находятся любопытные людишки вроде тебя, которым хотелось бы проникнуть в эту тайну, но у них ничего не получается. Они думают, что разгадали ее, но на самом деле старый полковник посмеялся над ними. Он знает много языков, и на всех этих языках он говорит слишком любопытным лишь одно слово: «ничто»... Он не хочет делиться ни своими «сокровищами», ни своим секретом...
Полковник удовлетворенно посмотрел на свою постель, потом перевел взгляд на алтарь.
– Скажи, Тулонец, – внезапно спросил старик, – ты читал трагедии господина Дюси? Наверное, нет: ты не очень-то жалуешь литературу. Так вот, в своих пьесах этот драматург давал три-четыре развязки сразу. Знаешь, мне кажется, этот человек чем-то похож на меня...
Сначала я придумал первую развязку: устроить свадьбу, пригласить на нее тех, кто слишком много знает, и с помощью Куатье прикончить их всех. Да, всех до одного, без исключения. Однако из-за ваших интриг мне пришлось использовать вторую развязку... – вздохнул полковник. – Открой-ка окно, только тихо, чтобы нас не услышали, – распорядился он.
В это время старик и Лекок уже очутились в той комнате, где прятался Куатье.
Окно этой комнаты выходило в сад. Лекок распахнул створки и выглянул наружу.
– Они там! – воскликнул он и отпрянул от окна.
– Тише! – шикнул старик. – Не надо шуметь. Ты прав, они там. И все живы, не правда ли? Эта странная малышка... Любовь куда зорче, чем королевский прокурор. Валентина ни на секунду не поверила в виновность своего лейтенанта... Хорошая девушка, а, Тулонец?
Полковник задул свечу и выглянул в окно. Прямо под ним расположилась группа знакомых нам людей, окруживших маркизу, которая лишилась чувств.
Голова госпожи д'Орнан покоилась на коленях Жерме-на, сидевшего прямо на снегу. Рядом на корточках замерла мамаша Лео. В обеих руках она сжимала по пистолету.
– Где Куатье? – шепотом спросил Лекок.
– Готовит карету, – ответил старик.
– Значит, все должно произойти в дороге? – уточнил Тулонец.
Полковник вздохнул.
– Трое наших друзей, которых мы сегодня оплакиваем, спасли всех этих людишек, – проговорил он. – Признаться, мне немножко жаль, что пришлось отказаться от первой развязки.
– Но ведь мадемуазель д'Аркс знает, что ее брат... – попытался было возразить Лекок.
– Смотри! – перебил его старик. – Госпожа маркиза пришла в себя. Ты ведь знаешь, что, в сущности, я терпеть не могу насилия. Не во всех случаях надо обращаться к Куатье. Нашей первой задачей было избежать встречи с правосудием, а второй – обеспечить себе спокойную жизнь. Морис Паже удрал из тюрьмы, и теперь во всем этом не будет разбираться суд присяжных, в составе которого могли оказаться более проницательные люди, чем господин Перрен-Шампен... Теперь лейтенанту Паже быстренько вынесут заочный приговор, и это навсегда отобьет у господина Мориса Паже охоту возвращаться во Францию.
– Значит, вы их отпускаете? – не мог скрыть своего удивления Лекок.
– Более того, я их выгоняю, – уточнил полковник. – Я отправляю наших голубков в Южную Америку.
– Это рискованно! – воскликнул его собеседник. – Ведь мадемуазель д'Аркс поклялась отомстить за отца и брата!
– Месть уже свершилась, – ответил старик. – Именно это и определило мое решение.
Лекок остолбенел. Он изумленно уставился на полковника, спрашивая себя, не спятил ли тот.
– Странная малышка! – в очередной раз повторил полковник, усмехнувшись. – Я знаю ее лучше, чем ты. Она обожает своего Мориса, но рисковала его жизнью, чтобы отомстить людям, погубившим ее родных. Настоящая корсиканка! Она очаровала даже Куатье! Он работал и на меня, и на нее. Я сумел добиться от него лишь одного: он согласился обмануть ее, несколько завысив количество трупов. Теперь для этой девушки Черных Мантий не существует. Она, как и ты, сосчитала предсмертные хрипы и уверена, что все мы погибли. Выгляни в окно!
В саду же происходило вот что.
Помогая маркизе подняться, мамаша Лео говорила:
– Тут и обсуждать нечего! Я им только помешаю. Это вы их настоящая мать, поэтому именно вы и должны сопровождать их.
В этот момент откуда-то появился Куатье. Он указал на дверь, через которую собирались бежать заговорщики, и произнес:
– Карета подана. Пора отправляться.
Валентина бросилась Морису на шею, и он нежно прижал жену к своей груди.
– Только теперь, когда мои отец и брат отомщены, я смогу принадлежать тебе безраздельно! – прошептала девушка. – Мы никогда больше не увидим Францию, для властей которой ты навеки останешься преступником. Но наши дети будут французами, и когда они вырастут, ты укажешь им путь на родину!
– Ты понял, Тулонец? – спросил полковник с лукавой улыбкой на бледном лице. – До тех пор, пока сюда не вернутся их дети мы можем спать спокойно.
Вскоре послышался шум удаляющейся кареты.
Сад опустел.
Полковник по-прежнему стоял у окна. Падавший на господина Боццо лунный свет придавал его лицу странное выражение.
Лекок смотрел на старика и в глазах Тулонца отражался суеверный ужас.
Наконец все стихло. Тогда Хозяин Черных Мантий, казалось, очнулся от своих размышлений.
– Моя маленькая Фаншетта должна сегодня спать в своей постели, – произнес он. – За дело, Тулонец! Трое наших собратьев ждут тебя.
Лекок вытер холодный пот, выступивший у него на лбу. Потрепав помощника по щеке, полковник осведомился:
– Ты не знаешь кого-нибудь, кем можно было бы заменить нашего Людовика Семнадцатого? Я тут задумал одно дело. Оно будет последним, если только...
Старик тихонько рассмеялся.
– Знаешь, вчера мне приснился очень странный сон,– произнес он с улыбкой на тонких губах. – Я разговаривал с человеком, у. которого была седая борода, хотя его отец еще не родился. И я сказал ему: «Бессмертны только две вещи: Бог, который является Добром, и я, который олицетворяет собой Зло».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53