Она достала записку из нагрудного кармана пиджака и показала ее мне. Там было две короткие строки – тоже из «Баллады Рэдингской тюрьмы»:
И меч вины, калеча сны,Касается лица.
Мы переглянулись.– Все это как-то странно – сказала я. Каролина пожала плечами.– Но все-таки интересно…– Вряд ли это шутка.– Да, на шутку не похоже…Вот и все, что мы успели сказать. Перед нами была дверь в комнату Амалии.Мы вошли и увидели, что Амалия снова склонилась в молитве, но она почти тотчас поднялась и села на скамью в нише. Мы подошли к ней, чтобы, как и в прошлый раз, встать лицом к свету, но она поманила нас к себе.– Теперь я все поняла, и я довольна тем, что увидела, – сказала она, намекая на то, как мы отреагировали на ее рассказ.Таким образом Амалия сообщала о том, что мы заслужили ее расположение. Она по-прежнему сомневалась, правильно ли поступила, позвав нас к себе. Однако теперь пути к отступлению не было.– Вы, разумеется, ждете продолжения этой истории…Амалия вздохнула и замолчала. Конечно же, ей тягостно было снова обращаться к этим воспоминаниям. Несколько раз она собиралась заговорить, но вместо этого только вздыхала.Каролина взяла меня за руку.– Мне ее жалко, – прошептала она.Амалия с дрожью перевела дух, казалось, она хотела рассказать нам что-то, о чем ей было трудно говорить.– Я считаю, что никогда в жизни не была легкомысленной. И всегда пыталась помешать событиям, которые могли бы привести к чему-то плохому. По крайней мере если я могла понять и предугадать, чем все это закончится. Но такого несчастья я предвидеть не смогла.Она сделала несколько крошечных глотков из стакана с водой.– Я ни о чем не подозревала, была совершенно не готова к тому, что случилось, и буду упрекать себя за это всю оставшуюся жизнь. Поэтому мне так мучительно больно говорить об этих событиях, ведь я должна была этому помешать, теперь же последствия будут преследовать меня до самой смерти. Расскажу обо всем как можно короче.Повысив голос, она принялась рассказывать историю, начиная с того места, на котором прервалась.Максимилиам уехал из дома рассерженный. Он чувствовал себя глубоко и несправедливо оскорбленным. Он хотел, чтобы дети видели в нем радостного и жизнелюбивого отца. И они действительно в этом нуждались, он был словно противовесом матери, всегда пребывавшей в печали. Кроме того, уезжая, он не знал наверняка, вернется ли обратно. В любой момент он мог погибнуть на поле брани. Поэтому для Максимилиама было важно, чтобы дети сохранили яркие и добрые воспоминания о своем отце. Но как только он смог завоевать их доверие, его сразу же низвели до уровня грешника. Его шутки и всю манеру выражаться сочли совершенно недопустимыми! Поэтому он и был так рассержен.Все происшедшее Максимилиам воспринял как проявление мелочности и ревности со стороны Лидии. Никогда он не думал, что она способна на такую подлость. Он был настолько обижен и разочарован, что решил никогда больше не обременять Лидию своим присутствием. Такой уж у него характер, Максимилиам не станет колебаться и церемониться. Он уехал, поклявшись, что больше никогда не вернется.– Разумеется, он и не подозревал о том, что детям будет его не хватать. Об этом никто не подумал, Лидии это даже в голову не приходило. Но дети не забывали отца, утешить их было невозможно. По-своему они пытались отыграться за это на матери.Амалия всплеснула руками и закачалась всем телом из стороны в сторону, заново переживая боль утраты.– Малышка Розильда, милое дитя, стала совсем непослушной. Она убегала и пряталась, кричала и даже дралась, завидев Лидию. Она и знать не хотела свою несчастную мать.Но и это еще не все. Она нарочно стала то и дело говорить бранные слова – к месту и не к месту. Она упрямо придерживалась того языка, на котором разговаривал отец, и даже ухитрилась сделать его еще более непотребным. Хоть она и была совсем маленькой, но совершенно отбилась от рук.С Арильдом дела обстояли иначе, все свои мысли и чувства он хранил в себе и внешне казался абсолютно невозмутимым, но выражал протест по-своему. Мальчик всегда был одинаково вежливым, но холодным. Он больше не допускал мать в свою внутреннюю жизнь. Раньше он так нежно ее любил, и теперь, несомненно, страдал от собственного поведения, но внешне оставался таким же равнодушным. Он умело ее избегал.Разумеется, Лидия была совершенно подавлена. Ничего не помогало, дети от нее отвернулись. Они недвусмысленно показали, что предпочитают отца. Амалия посоветовала ей написать Максимилиаму и попросить его вернуться домой. Лидия согласилась, но почему-то так и не написала. Может быть, боялась потерять детей окончательно.Для нее это был заколдованный круг. Она пренебрегала детьми ради розового сада – об этом Лидия и сама знала, – но, с другой стороны, ставила себе в вину, что уделяла саду недостаточно внимания, потому что надо было заниматься детьми. Она все время металась от одного к другому, не видела никакого выхода и постоянно мучила себя упреками. Наверно, ей снились кошмары, хотя об этом она не рассказывала.– Иногда мне казалось, что ее покойная мать снова стала являться ей по ночам и продолжает сводить ее с ума.Амалия еще раз напомнила Лидии о том, что надо написать Максимилиаму, но она все откладывала и откладывала, сначала она хотела снова завоевать расположение детей. Это было непродуманное решение, дети только еще больше от нее отдалялись.Лидия стала целыми днями бродить по розовому саду, он был ее единственным прибежищем, и Амалия серьезно опасалась за ее душевное здоровье, но поделать ничего не могла.Она разговаривала с ее врачом, который посоветовал Лидии на время съездить в Австрию на курорт. Лидия, разумеется, всячески этому сопротивлялась, потому что не хотела покидать детей.Доктор сказал, что она должна это сделать именно ради детей, и в конце концов Лидия согласилась. Она уехала, несколько недель ее не было, но, не выдержав, она вернулась домой раньше, чем ее ожидали. По всему было видно, что ее душевное состояние только ухудшилось. Амалия замолчала, погрузившись в свои мысли, минуту она сидела неподвижно, но вскоре выпрямилась и продолжила.– Нет, у меня все равно ничего бы не вышло, не могла я помочь моей любимой Лидии, я даже не понимала до конца, что происходит.Однажды утром случилось непоправимое.Лидии не спалось, она подошла к окну и увидела, что Арильд с Розильдой ходят по розовому саду. В руках у них были ножницы, они быстро срезали розы, одну за другой. Дети подбадривали друг друга криками, а в конце концов, как одержимые, стали кидать розы на землю и топтать их, пока под их маленькими ножками цветы не превращались в месиво.Амалия ни о чем не знала, она лежала в постели, ведь было еще совсем рано. Конечно же, она думала, что дети спокойно спят у себя в детской.После этого Лидия стала сама не своя. Она заперлась у себя в комнате, а через несколько дней разыгралась трагедия.Стояла ясная звездная ночь. В припадке безумия Лидия незаметно вышла из замка и спустилась к реке, где «соединилась с кувшинками и затонувшими звездами» – так когда-то написала она под одной из своих акварелей, на которой изобразила мертвую Офелию в ее водяной могиле. Другими словами, Лидия утопилась.– И с того самого дня Розильда не произнесла ни слова. Ее детские губы сомкнулись, и она онемела, – прошептала Амалия.– Но ведь не навсегда? – с ужасом проговорила Каролина. – Теперь она может говорить?Амалия вздрогнула, а потом безнадежно махнула рукой.– Нет, Розильда молчит до сих пор. Она все слышит и понимает, но сама ничего не говорит.Голос Амалии стал таким тихим, что нам пришлось прислушиваться изо всех сил, чтобы разобрать ее слова. Затем она замолчала, и мы подумали, что история закончена, но Амалия продолжала.В первое время после смерти Лидии всем было очень не по себе. Каждое утро Амалия приходила в детскую и видела детей, которые свернулись в клубочки и прижались к стенкам, лежа в своих больших кроватях. Они лежали, сжав кулачки и неподвижно глядя перед собой. Когда она дотрагивалась до них, мускулы их напрягались и становились твердыми, как камень. Каждая попытка утешить и приласкать их была напрасной. В какой-то момент Амалия стала бояться, что дети тоже сойдут с ума.Но наконец оцепенение прошло, и они сами пришли к ней, как маленькие измученные зверьки. – Они ведь тоже хотели жить, бедняжки, – как и все мы. Жизнь не стоит на месте…В комнате воцарилось молчание. Амалия закончила. Мы с Каролиной, захваченные рассказом, молча стояли, взявшись за руки.Солнце пряталось за горизонт.Амалия медленно подняла голову, сухожилия на ее шее напряглись, как у старой птицы. Вечерний свет за окном у нее за спиной окрасился красным и желтым, и теперь Амалия напоминала русскую икону, почерневшую от времени. Она сидела неподвижно. Мы собрались уходить, было уже поздно.Но Амалия нас остановила.В замке есть еще один человек из семьи Фальк оф Стеншерна – бабушка Максимилиама. Впрочем, вряд ли мы когда-нибудь с ней столкнемся. Она живет своей обособленной, замкнутой жизнью. Единственный, кого она принимает, – управляющий замком Аксель Торсон. Она почти никогда не покидает своих апартаментов. Иногда она выезжает на прогулку в своем экипаже, всегда одна.У нее своя кухня и свои слуги, ее комнаты расположены на самом верху, в левом флигеле.У старухи обо всем есть свое устоявшееся мнение. Ее зовут Сигрид, а Максимилиам прозвал ее Сигрид Вещая. Он считает, что она слишком часто вмешивалась в его жизнь, но все же он ее уважает.– Надо сказать, что Сигрид заслуживает уважения, – сказала Амалия. – Старая баронесса – на редкость необычный человек.Несмотря на свой преклонный возраст, она до сих пор держит в своих руках бразды правления. Вместе с Акселем Торсоном. Максимилиам оставил замок на них. Самого его никогда не бывает дома.Когда случилось несчастье, он, конечно, приехал и присутствовал на похоронах Лидии. Но детей он совсем не узнал: так они изменились. Теперь, когда мать умерла, они уже не тянулись к нему. И вскоре он снова уехал из замка.Забота о детях легла на плечи Амалии. Старая баронесса не умела обращаться с маленькими детьми. К тому же она всегда была против женитьбы Максимилиама на Лидии – она считала, что Лидия во всех отношениях ему не пара.– И они действительно совсем друг другу не подходили, в этом Сигрид была права, – вздохнула Амалия.Детей она считала в первую очередь детьми Лидии и особого внимания им не уделяла.Самым большим делом ее жизни было искусство. Раньше она рисовала. Но с тех пор как ослепла, посвятила себя лепке скульптур.Да ведь все в семье Стеншерна обладают художественным талантом.Лидия тоже рисовала, но Сигрид ее картины не нравились. Рисунки Розильды, напротив, должны были бы ей понравиться, если бы она могла видеть. Они похожи на ее собственные, сделанные еще до того, как баронесса ослепла, – по большей части это пейзажи.Амалия замолчала, погрузившись в свои воспоминания. Затем произнесла:– Здесь, в Замке Роз, все решает Сигрид, вам надо об этом знать. И, как я уже говорила, именно она предложила найти юношу с девушкой, которые могли бы стать компаньонами Арильда и Розильды. Наверное, надо предупредить вас о том, что они на несколько лет старше, чем вы. Каждому из них двадцать один год. Но мы решили, что, поскольку они жили так замкнуто и могли разговаривать только друг с другом, им будет легче с теми, кто младше их и пока еще окончательно не сформировался. Вполне вероятно, что их ровесники нашли бы их слишком ребячливыми. Ведь Арильд с Розильдой и вправду довольно своеобразные.Амалия выпрямилась и взмахнула рукой. Я подумала, что нам пора уходить.Свет, лившийся из небольшого оконца у нее за спиной, стал пурпурным. Через несколько минут солнце и вовсе исчезнет, тогда во всем замке воцарится темнота.– Может быть, есть еще что-нибудь важное, что нам следовало бы узнать? – спросила я.Прямая, как свеча, Амалия сидела в своей нише, всем своим обликом напоминая фигурку, высеченную из дерева. Теперь ее голос зазвучал громче и суровее.– Милые дети, сейчас вы услышали гораздо больше того, чем вам положено было узнать. О замке и о том, что здесь происходит, ходит множество слухов в поселке, да и повсюду. Не стоит верить всему, что вы слышите. Помните это!Амалия сказала все, что хотела сказать. Ведь слухи все равно до нас дошли бы независимо от нее, но если мы захотим услышать ее точку зрения обо всех этих сплетнях, Амалия к нашим услугам.– Я расскажу вам об этом без лишних наговоров и прикрас, но насколько позволит мне совесть. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Мне не спалось. Как только я опускала голову на подушку, мне казалось, что внутри меня сейчас все взорвется от беспокойно метавшихся мыслей, поэтому я непрерывно ворочалась с боку на бок.В воздухе витала какая-то тревога.А может быть, все из-за этого бешеного ветра? Что со мной происходит?Закатное солнце было красным, значит, завтра подует ветер, я уже слышала, как он набирает силу за окном.В это время года ночи короткие, темно бывает всего несколько часов, ближе к полуночи, а потом начинает светлеть. Здесь, за толстыми стенами замка, это было не так уж заметно, но поскольку я знала о том, что на улице почти светло, заснуть было все труднее.Когда я попрощалась с Амалией и Каролиной перед сном и осталась одна, с каждым часом мне становилось все тревожнее и тревожнее. Что будет дальше?Почему нам сразу не сказали о том, что Розильда немая? Разве не должны были они написать об этом уже в самом объявлении? Ведь это совсем меняет дело. Как можно подружиться с человеком, который не может произнести ни единого слова, ну что мы с ней будем делать? Каролина наверняка справилась бы с такой задачей лучше меня.Кстати, почему нам не дали встретиться с Арильдом и Розильдой, как только мы приехали в Замок Роз? Все это тягостное ожидание, беседы и приготовления… Не лучше ли было познакомиться сразу, пока у нас не сложилось о них каких-то определенных представлений? Ну, то что Розильда не может говорить, – об этом, конечно, надо было предупредить, но все остальное! Эта грустная семейная история – неужели обязательно надо было ее рассказывать?Интересно, а что знают о нас Розильда и Арильд? Наверно, не так уж и много. О Каролине и обо мне здесь никому ничего не известно, никто нас и не расспрашивал. Разве это справедливо?Значит, завтра утром мы встретимся с ними, заранее подготовленные, мы ведь уже столько о них наслушались, а они о нас ничего не знают – и не только о нас, но и о том, что нам про них так много известно. Получается, что мы с ними будем не на равных.Надо спросить Каролину, что она обо всем этом думает.Я выпрыгнула из постели и быстро оделась. За окном совсем рассвело, поэтому лампу я с собой не взяла. Надо быть осторожнее на случай, если в замке еще кому-то не спится. При таком ветре ни в чем нельзя быть уверенным наверняка. Замок располагался в открытой местности, и ветер свирепо обдувал его со всех сторон. Он завывал возле каждой башенки, петляя между зубцами крепостных стен, неистово колотил в ставни и оконные стекла, посвистывал в трубах и дымоходах.Мысль о том, что мне придется посреди ночи идти через весь замок, совсем не радовала, и, покидая комнату, особого мужества я в себе не ощущала. Но я должна была поговорить с Каролиной.Я шла очень быстро, двигаясь вдоль стен и глядя по сторонам. В коридорах было не так страшно, хотя там и стояла кромешная тьма, но в комнатах, где то и дело двигались тени, наводившие на мысли о привидениях, мне становилось совсем не по себе.Все звуки утопали в завывании ветра, если бы кто-нибудь шел рядом, я не услышала бы. Но с другой стороны, меня бы тоже никто не услышал, так что здесь были свои преимущества.Наконец я подошла к двери в комнату Каролины и тихонько постучала. Дверь открылась почти в то же мгновенье, как будто меня ждали. Каролина стояла передо мной в мужской ночной сорочке. Не думала, что она будет разыгрывать эту роль круглые сутки – даже ночью, когда она совершенно одна, хотя так, конечно же, было надежнее. Если в замке что-нибудь вдруг случится, ей не придется показываться в женской ночной рубашке.Увидев меня, Каролина совсем не удивилась и тотчас закрыла за мной дверь. И все-таки меня не покидало чувство, что она хочет побыть одна. Свернувшись калачиком на кровати, она попросила меня присесть к ней.– Ну и ветрище… – сказала я.– Ага.И тут я поняла, что в голове у меня совершенно пусто: и что я здесь делаю? Каролина, казалось, была целиком погружена в свои мысли, я почувствовала себя еще более неуверенно. А может, она надеялась, что в дверь стучится кто-то другой?– Ты хотела о чем-то спросить? – поинтересовалась Каролина.– Да-а, я тут лежала и думала о том, что…Но я осеклась: по-моему, Каролина меня не слушала.– Ты хочешь побыть одна?– Да нет, просто странно, что ты пришла именно сейчас.– Так поздно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
И меч вины, калеча сны,Касается лица.
Мы переглянулись.– Все это как-то странно – сказала я. Каролина пожала плечами.– Но все-таки интересно…– Вряд ли это шутка.– Да, на шутку не похоже…Вот и все, что мы успели сказать. Перед нами была дверь в комнату Амалии.Мы вошли и увидели, что Амалия снова склонилась в молитве, но она почти тотчас поднялась и села на скамью в нише. Мы подошли к ней, чтобы, как и в прошлый раз, встать лицом к свету, но она поманила нас к себе.– Теперь я все поняла, и я довольна тем, что увидела, – сказала она, намекая на то, как мы отреагировали на ее рассказ.Таким образом Амалия сообщала о том, что мы заслужили ее расположение. Она по-прежнему сомневалась, правильно ли поступила, позвав нас к себе. Однако теперь пути к отступлению не было.– Вы, разумеется, ждете продолжения этой истории…Амалия вздохнула и замолчала. Конечно же, ей тягостно было снова обращаться к этим воспоминаниям. Несколько раз она собиралась заговорить, но вместо этого только вздыхала.Каролина взяла меня за руку.– Мне ее жалко, – прошептала она.Амалия с дрожью перевела дух, казалось, она хотела рассказать нам что-то, о чем ей было трудно говорить.– Я считаю, что никогда в жизни не была легкомысленной. И всегда пыталась помешать событиям, которые могли бы привести к чему-то плохому. По крайней мере если я могла понять и предугадать, чем все это закончится. Но такого несчастья я предвидеть не смогла.Она сделала несколько крошечных глотков из стакана с водой.– Я ни о чем не подозревала, была совершенно не готова к тому, что случилось, и буду упрекать себя за это всю оставшуюся жизнь. Поэтому мне так мучительно больно говорить об этих событиях, ведь я должна была этому помешать, теперь же последствия будут преследовать меня до самой смерти. Расскажу обо всем как можно короче.Повысив голос, она принялась рассказывать историю, начиная с того места, на котором прервалась.Максимилиам уехал из дома рассерженный. Он чувствовал себя глубоко и несправедливо оскорбленным. Он хотел, чтобы дети видели в нем радостного и жизнелюбивого отца. И они действительно в этом нуждались, он был словно противовесом матери, всегда пребывавшей в печали. Кроме того, уезжая, он не знал наверняка, вернется ли обратно. В любой момент он мог погибнуть на поле брани. Поэтому для Максимилиама было важно, чтобы дети сохранили яркие и добрые воспоминания о своем отце. Но как только он смог завоевать их доверие, его сразу же низвели до уровня грешника. Его шутки и всю манеру выражаться сочли совершенно недопустимыми! Поэтому он и был так рассержен.Все происшедшее Максимилиам воспринял как проявление мелочности и ревности со стороны Лидии. Никогда он не думал, что она способна на такую подлость. Он был настолько обижен и разочарован, что решил никогда больше не обременять Лидию своим присутствием. Такой уж у него характер, Максимилиам не станет колебаться и церемониться. Он уехал, поклявшись, что больше никогда не вернется.– Разумеется, он и не подозревал о том, что детям будет его не хватать. Об этом никто не подумал, Лидии это даже в голову не приходило. Но дети не забывали отца, утешить их было невозможно. По-своему они пытались отыграться за это на матери.Амалия всплеснула руками и закачалась всем телом из стороны в сторону, заново переживая боль утраты.– Малышка Розильда, милое дитя, стала совсем непослушной. Она убегала и пряталась, кричала и даже дралась, завидев Лидию. Она и знать не хотела свою несчастную мать.Но и это еще не все. Она нарочно стала то и дело говорить бранные слова – к месту и не к месту. Она упрямо придерживалась того языка, на котором разговаривал отец, и даже ухитрилась сделать его еще более непотребным. Хоть она и была совсем маленькой, но совершенно отбилась от рук.С Арильдом дела обстояли иначе, все свои мысли и чувства он хранил в себе и внешне казался абсолютно невозмутимым, но выражал протест по-своему. Мальчик всегда был одинаково вежливым, но холодным. Он больше не допускал мать в свою внутреннюю жизнь. Раньше он так нежно ее любил, и теперь, несомненно, страдал от собственного поведения, но внешне оставался таким же равнодушным. Он умело ее избегал.Разумеется, Лидия была совершенно подавлена. Ничего не помогало, дети от нее отвернулись. Они недвусмысленно показали, что предпочитают отца. Амалия посоветовала ей написать Максимилиаму и попросить его вернуться домой. Лидия согласилась, но почему-то так и не написала. Может быть, боялась потерять детей окончательно.Для нее это был заколдованный круг. Она пренебрегала детьми ради розового сада – об этом Лидия и сама знала, – но, с другой стороны, ставила себе в вину, что уделяла саду недостаточно внимания, потому что надо было заниматься детьми. Она все время металась от одного к другому, не видела никакого выхода и постоянно мучила себя упреками. Наверно, ей снились кошмары, хотя об этом она не рассказывала.– Иногда мне казалось, что ее покойная мать снова стала являться ей по ночам и продолжает сводить ее с ума.Амалия еще раз напомнила Лидии о том, что надо написать Максимилиаму, но она все откладывала и откладывала, сначала она хотела снова завоевать расположение детей. Это было непродуманное решение, дети только еще больше от нее отдалялись.Лидия стала целыми днями бродить по розовому саду, он был ее единственным прибежищем, и Амалия серьезно опасалась за ее душевное здоровье, но поделать ничего не могла.Она разговаривала с ее врачом, который посоветовал Лидии на время съездить в Австрию на курорт. Лидия, разумеется, всячески этому сопротивлялась, потому что не хотела покидать детей.Доктор сказал, что она должна это сделать именно ради детей, и в конце концов Лидия согласилась. Она уехала, несколько недель ее не было, но, не выдержав, она вернулась домой раньше, чем ее ожидали. По всему было видно, что ее душевное состояние только ухудшилось. Амалия замолчала, погрузившись в свои мысли, минуту она сидела неподвижно, но вскоре выпрямилась и продолжила.– Нет, у меня все равно ничего бы не вышло, не могла я помочь моей любимой Лидии, я даже не понимала до конца, что происходит.Однажды утром случилось непоправимое.Лидии не спалось, она подошла к окну и увидела, что Арильд с Розильдой ходят по розовому саду. В руках у них были ножницы, они быстро срезали розы, одну за другой. Дети подбадривали друг друга криками, а в конце концов, как одержимые, стали кидать розы на землю и топтать их, пока под их маленькими ножками цветы не превращались в месиво.Амалия ни о чем не знала, она лежала в постели, ведь было еще совсем рано. Конечно же, она думала, что дети спокойно спят у себя в детской.После этого Лидия стала сама не своя. Она заперлась у себя в комнате, а через несколько дней разыгралась трагедия.Стояла ясная звездная ночь. В припадке безумия Лидия незаметно вышла из замка и спустилась к реке, где «соединилась с кувшинками и затонувшими звездами» – так когда-то написала она под одной из своих акварелей, на которой изобразила мертвую Офелию в ее водяной могиле. Другими словами, Лидия утопилась.– И с того самого дня Розильда не произнесла ни слова. Ее детские губы сомкнулись, и она онемела, – прошептала Амалия.– Но ведь не навсегда? – с ужасом проговорила Каролина. – Теперь она может говорить?Амалия вздрогнула, а потом безнадежно махнула рукой.– Нет, Розильда молчит до сих пор. Она все слышит и понимает, но сама ничего не говорит.Голос Амалии стал таким тихим, что нам пришлось прислушиваться изо всех сил, чтобы разобрать ее слова. Затем она замолчала, и мы подумали, что история закончена, но Амалия продолжала.В первое время после смерти Лидии всем было очень не по себе. Каждое утро Амалия приходила в детскую и видела детей, которые свернулись в клубочки и прижались к стенкам, лежа в своих больших кроватях. Они лежали, сжав кулачки и неподвижно глядя перед собой. Когда она дотрагивалась до них, мускулы их напрягались и становились твердыми, как камень. Каждая попытка утешить и приласкать их была напрасной. В какой-то момент Амалия стала бояться, что дети тоже сойдут с ума.Но наконец оцепенение прошло, и они сами пришли к ней, как маленькие измученные зверьки. – Они ведь тоже хотели жить, бедняжки, – как и все мы. Жизнь не стоит на месте…В комнате воцарилось молчание. Амалия закончила. Мы с Каролиной, захваченные рассказом, молча стояли, взявшись за руки.Солнце пряталось за горизонт.Амалия медленно подняла голову, сухожилия на ее шее напряглись, как у старой птицы. Вечерний свет за окном у нее за спиной окрасился красным и желтым, и теперь Амалия напоминала русскую икону, почерневшую от времени. Она сидела неподвижно. Мы собрались уходить, было уже поздно.Но Амалия нас остановила.В замке есть еще один человек из семьи Фальк оф Стеншерна – бабушка Максимилиама. Впрочем, вряд ли мы когда-нибудь с ней столкнемся. Она живет своей обособленной, замкнутой жизнью. Единственный, кого она принимает, – управляющий замком Аксель Торсон. Она почти никогда не покидает своих апартаментов. Иногда она выезжает на прогулку в своем экипаже, всегда одна.У нее своя кухня и свои слуги, ее комнаты расположены на самом верху, в левом флигеле.У старухи обо всем есть свое устоявшееся мнение. Ее зовут Сигрид, а Максимилиам прозвал ее Сигрид Вещая. Он считает, что она слишком часто вмешивалась в его жизнь, но все же он ее уважает.– Надо сказать, что Сигрид заслуживает уважения, – сказала Амалия. – Старая баронесса – на редкость необычный человек.Несмотря на свой преклонный возраст, она до сих пор держит в своих руках бразды правления. Вместе с Акселем Торсоном. Максимилиам оставил замок на них. Самого его никогда не бывает дома.Когда случилось несчастье, он, конечно, приехал и присутствовал на похоронах Лидии. Но детей он совсем не узнал: так они изменились. Теперь, когда мать умерла, они уже не тянулись к нему. И вскоре он снова уехал из замка.Забота о детях легла на плечи Амалии. Старая баронесса не умела обращаться с маленькими детьми. К тому же она всегда была против женитьбы Максимилиама на Лидии – она считала, что Лидия во всех отношениях ему не пара.– И они действительно совсем друг другу не подходили, в этом Сигрид была права, – вздохнула Амалия.Детей она считала в первую очередь детьми Лидии и особого внимания им не уделяла.Самым большим делом ее жизни было искусство. Раньше она рисовала. Но с тех пор как ослепла, посвятила себя лепке скульптур.Да ведь все в семье Стеншерна обладают художественным талантом.Лидия тоже рисовала, но Сигрид ее картины не нравились. Рисунки Розильды, напротив, должны были бы ей понравиться, если бы она могла видеть. Они похожи на ее собственные, сделанные еще до того, как баронесса ослепла, – по большей части это пейзажи.Амалия замолчала, погрузившись в свои воспоминания. Затем произнесла:– Здесь, в Замке Роз, все решает Сигрид, вам надо об этом знать. И, как я уже говорила, именно она предложила найти юношу с девушкой, которые могли бы стать компаньонами Арильда и Розильды. Наверное, надо предупредить вас о том, что они на несколько лет старше, чем вы. Каждому из них двадцать один год. Но мы решили, что, поскольку они жили так замкнуто и могли разговаривать только друг с другом, им будет легче с теми, кто младше их и пока еще окончательно не сформировался. Вполне вероятно, что их ровесники нашли бы их слишком ребячливыми. Ведь Арильд с Розильдой и вправду довольно своеобразные.Амалия выпрямилась и взмахнула рукой. Я подумала, что нам пора уходить.Свет, лившийся из небольшого оконца у нее за спиной, стал пурпурным. Через несколько минут солнце и вовсе исчезнет, тогда во всем замке воцарится темнота.– Может быть, есть еще что-нибудь важное, что нам следовало бы узнать? – спросила я.Прямая, как свеча, Амалия сидела в своей нише, всем своим обликом напоминая фигурку, высеченную из дерева. Теперь ее голос зазвучал громче и суровее.– Милые дети, сейчас вы услышали гораздо больше того, чем вам положено было узнать. О замке и о том, что здесь происходит, ходит множество слухов в поселке, да и повсюду. Не стоит верить всему, что вы слышите. Помните это!Амалия сказала все, что хотела сказать. Ведь слухи все равно до нас дошли бы независимо от нее, но если мы захотим услышать ее точку зрения обо всех этих сплетнях, Амалия к нашим услугам.– Я расскажу вам об этом без лишних наговоров и прикрас, но насколько позволит мне совесть. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Мне не спалось. Как только я опускала голову на подушку, мне казалось, что внутри меня сейчас все взорвется от беспокойно метавшихся мыслей, поэтому я непрерывно ворочалась с боку на бок.В воздухе витала какая-то тревога.А может быть, все из-за этого бешеного ветра? Что со мной происходит?Закатное солнце было красным, значит, завтра подует ветер, я уже слышала, как он набирает силу за окном.В это время года ночи короткие, темно бывает всего несколько часов, ближе к полуночи, а потом начинает светлеть. Здесь, за толстыми стенами замка, это было не так уж заметно, но поскольку я знала о том, что на улице почти светло, заснуть было все труднее.Когда я попрощалась с Амалией и Каролиной перед сном и осталась одна, с каждым часом мне становилось все тревожнее и тревожнее. Что будет дальше?Почему нам сразу не сказали о том, что Розильда немая? Разве не должны были они написать об этом уже в самом объявлении? Ведь это совсем меняет дело. Как можно подружиться с человеком, который не может произнести ни единого слова, ну что мы с ней будем делать? Каролина наверняка справилась бы с такой задачей лучше меня.Кстати, почему нам не дали встретиться с Арильдом и Розильдой, как только мы приехали в Замок Роз? Все это тягостное ожидание, беседы и приготовления… Не лучше ли было познакомиться сразу, пока у нас не сложилось о них каких-то определенных представлений? Ну, то что Розильда не может говорить, – об этом, конечно, надо было предупредить, но все остальное! Эта грустная семейная история – неужели обязательно надо было ее рассказывать?Интересно, а что знают о нас Розильда и Арильд? Наверно, не так уж и много. О Каролине и обо мне здесь никому ничего не известно, никто нас и не расспрашивал. Разве это справедливо?Значит, завтра утром мы встретимся с ними, заранее подготовленные, мы ведь уже столько о них наслушались, а они о нас ничего не знают – и не только о нас, но и о том, что нам про них так много известно. Получается, что мы с ними будем не на равных.Надо спросить Каролину, что она обо всем этом думает.Я выпрыгнула из постели и быстро оделась. За окном совсем рассвело, поэтому лампу я с собой не взяла. Надо быть осторожнее на случай, если в замке еще кому-то не спится. При таком ветре ни в чем нельзя быть уверенным наверняка. Замок располагался в открытой местности, и ветер свирепо обдувал его со всех сторон. Он завывал возле каждой башенки, петляя между зубцами крепостных стен, неистово колотил в ставни и оконные стекла, посвистывал в трубах и дымоходах.Мысль о том, что мне придется посреди ночи идти через весь замок, совсем не радовала, и, покидая комнату, особого мужества я в себе не ощущала. Но я должна была поговорить с Каролиной.Я шла очень быстро, двигаясь вдоль стен и глядя по сторонам. В коридорах было не так страшно, хотя там и стояла кромешная тьма, но в комнатах, где то и дело двигались тени, наводившие на мысли о привидениях, мне становилось совсем не по себе.Все звуки утопали в завывании ветра, если бы кто-нибудь шел рядом, я не услышала бы. Но с другой стороны, меня бы тоже никто не услышал, так что здесь были свои преимущества.Наконец я подошла к двери в комнату Каролины и тихонько постучала. Дверь открылась почти в то же мгновенье, как будто меня ждали. Каролина стояла передо мной в мужской ночной сорочке. Не думала, что она будет разыгрывать эту роль круглые сутки – даже ночью, когда она совершенно одна, хотя так, конечно же, было надежнее. Если в замке что-нибудь вдруг случится, ей не придется показываться в женской ночной рубашке.Увидев меня, Каролина совсем не удивилась и тотчас закрыла за мной дверь. И все-таки меня не покидало чувство, что она хочет побыть одна. Свернувшись калачиком на кровати, она попросила меня присесть к ней.– Ну и ветрище… – сказала я.– Ага.И тут я поняла, что в голове у меня совершенно пусто: и что я здесь делаю? Каролина, казалось, была целиком погружена в свои мысли, я почувствовала себя еще более неуверенно. А может, она надеялась, что в дверь стучится кто-то другой?– Ты хотела о чем-то спросить? – поинтересовалась Каролина.– Да-а, я тут лежала и думала о том, что…Но я осеклась: по-моему, Каролина меня не слушала.– Ты хочешь побыть одна?– Да нет, просто странно, что ты пришла именно сейчас.– Так поздно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34