– Ну как? – спросила Кэндис.– Вы выяснили, в чем там дело?
– Вирус, как я и думал.– Мастер покачал головой.– Боюсь, он вам перепортил все, что мог.
– А нельзя ли его как-нибудь поймать? – с тревогой спросила Кэндис.
– Он давно уже перебрался куда-нибудь в другой компьютер. Эти современные вирусы – продувные бестии, они проникают в систему, портят программы и файлы и исчезают прежде, чем успеваешь поймать их за хвост. Все, что я могу в данном случае сделать, это попытаться спасти хотя бы часть документов. Что же касается программ, то их придется инсталлировать заново.– Компьютерщик с неодобрением покачал головой.– А на будущее, мисс Брюин, могу посоветовать лучше защищать свою систему от посторонних программ.

Мэгги сидела возле кухонного стола, готовая расплакаться от унижения, а ее свекровь колдовала возле плиты. Сняв с огня чайник, она заварила свежий чай, потом обернулась и посмотрела на плетеную колыбельку возле окна.
– Как крепко она спит,– заметила Пэдди. – Бедняжка, наверное, накричалась и устала.
Это был почти неприкрытый упрек, и Мэгги вспыхнула, но посмотреть свекрови в глаза не посмела, боясь снова встретить все тот же суровый, осуждающий взгляд. «Сама попробуй! – хотелось ей крикнуть прямо в лицо Пэдди.– Попробуй – и посмотрим, надолго ли тебя хватит, особенно если не давать тебе спать по ночам». Но вместо этого Мэгги продолжала молча смотреть в стол, покрытый веселенькой цветастой клеенкой. «Надо терпеть,– твердила она себе, крепче стискивая зубы.– Господи, дай мне силы не наорать и на нее тоже!»
После того как Пэдди застала ее на месте преступления, Мэгги удалось наконец покормить Люси. Сидя в детской, она чувствовала себя точь-в-точь как ребенок, которого наказали за какую-то серьезную провинность. Потом, держа девочку на руках, Мэгги спустилась вниз и обнаружила, что свекровь успела прибраться в кухне, сложить посуду в посудомоечную машину и даже вымыть пол. Она знала, что должна испытывать благодарность, но поселившееся где-то в глубине ее души мстительное существо продолжало нашептывать ей, что и это сделано для того, чтобы побольнее ее уязвить. Пэдди, несомненно, считала, что хорошая мать никогда бы не довела свою кухню до такого состояния. Хорошая мать должна успевать все, в том числе протирать дверцы шкафов, рабочие столы и плафоны установленных над ними светильников. О том, что бы могла сказать Пэдди, обнаружь она на кухне таракана или – страшно сказать! – мышь, Мэгги старалась не думать.
– Ну вот,– сказала Пэдди, ставя перед ней чашку со свежезаваренным чаем.– Сахар положить?
– Нет, спасибо,– отозвалась Мэгги, продолжая рассматривать цветы на клеенке.– Я стараюсь следить за своим весом.
– В самом деле? – Пэдди на мгновение замерла с заварочным чайником в руке.– А вот я, когда кормила грудью, ела чуть не вдвое больше обычного, иначе мои мальчики могли остаться голодными.
Она негромко фыркнула, и Мэгги почувствовала приступ самой настоящей ненависти к свекрови. Что, собственно, Пэдди хочет этим сказать? Что из-за собственного эгоистического желания не разжиреть, словно бочка, она недокармливает Люси? Или что ее грудное молоко недостаточно питательно?
Почувствовав комок в горле, Мэгги судорожно сглотнула.
– Ну а как вообще дела? – поинтересовалась Пэдди.
При этом она всем своим видом давала понять, что спрашивает исключительно из вежливости, потому что и слепому ясно: дела – хуже некуда.
– Хорошо,– коротко ответила Мэгги и отпила глоток чая.
– Наша малышка привыкает к режиму?
«Наша? Как бы не так! Это мой ребенок!» – хотелось крикнуть Мэгги, но она сдержалась. К тому же ни о каком режиме не могло быть и речи: она давно выбилась из больничного распорядка, установленного с помощью Джоан, а наладить новый у нее никак не получалось. Поэтому Мэгги сказала мстительно:
– Распорядок, режим – это все вчерашний день. В наше время врачи не рекомендуют приучать детей к кормлению по часам.– Она наконец-то подняла голову и посмотрела на Пэдди в упор.– Современная педиатрия придерживается мнения, что ребенка необходимо кормить, когда он этого захочет, и столько, сколько он захочет.
– Понятно,– кивнула Пэдди и снова усмехнулась: – Да, многое изменилось с тех пор, когда я была молода.
Мэгги не ответила. Отпив еще глоток чая, она отвернулась и стала смотреть в окно.
– Жаль, что твои родители не могли погостить подольше,– сказала за ее спиной Пэдди.
От этих слов Мэгги невольно вздрогнула, как от боли. «Неужели Пэдди непременно надо было наступить еще и на эту мозоль?» – подумала она. Родители Мэгги приехали всего на два дня, пока она лежала в больнице, и им не удалось даже поговорить толком. Но ведь ее родители еще работали, да и путь из Дербишира в Гемпшир был не близким.
И все же их отъезд Мэгги пережила очень тяжело, хотя и старалась улыбаться как можно беззаботнее. До сих пор у нее слезы наворачивались на глаза, стоило ей только представить лицо матери. А тут еще Пэдди пользовалась каждой возможностью, чтобы напомнить Мэгги о том, что родители фактически бросили ее одну без всякой поддержки.
– Они действительно не могли,– коротко ответила она.– Мои папа и мама много работают.
– Да уж,– заметила Пэдди и потянулась за печеньем.– Кстати, Мэгги…
Мэгги неохотно повернулась.
– Что?
– Ты не думала о том, что тебе нужна помощь? Может быть, стоит нанять няню?
Мэгги уставилась на нее так, словно ее ударили по лицу. Значит, Пэдди действительно считает ее никуда не годной матерью, не способной справиться с ребенком!
– Нет,– сказала она, из последних сил сдерживая слезы.– А почему ты решила, что это необходимо?
– Решать тебе,– пожала плечами Пэдди, не ответив на вопрос.– Хотя, с другой стороны…
– Я предпочитаю сама заботиться о своем ребенке,– сказала Мэгги дрожащим голосом.– Быть может, я делаю это не безупречно, и все же…
– О Мэгги! – воскликнула Пэдди.– Я вовсе не имела в виду, что ты…
Она смущенно замолчала, и Мэгги отвела взгляд. На несколько секунд в кухне повисла тишина, нарушаемая только сонным сопением Люси.
– Пожалуй, мне пора,– сказала наконец Пэдди.– Не хочу тебе мешать.
Мэгги пожала плечами.
– Ты мне вовсе не мешаешь.
Но Пэдди быстро собрала вещи, потом бросила на Мэгги острый взгляд.
– В крайнем случае ты знаешь, где меня найти,– промолвила она.– До свидания, дорогуша. Поцелуй от меня девочку, когда она проснется.
– До свидания,– равнодушно ответила Мэгги.
Она терпеливо ждала, пока Пэдди шла по дорожке; крепилась, пока свекровь заводила машину и выезжала за ворота. И только когда шум мотора затих вдали, Мэгги закрыла лицо ладонями и горько заплакала.

Глава 12

Втянув голову в плечи и делая вид, что читает газету, Роксана сидела на деревянной парковой скамье, неотрывно глядя на противоположную сторону улицы, где стоял лондонский дом Ральфа Оллсопа. Дом был старинный. Его узкий фасад с коричневой дверью и небольшим палисадником хмуро смотрел на тихую Кенсингтон-сквер, где в этот час было пустынно. Перед этим домом Роксана просидела, наверное, тысячу часов, этот дом она бессчетное число раз проклинала, но ни разу – ни разу! – не посмела она переступить его порога.
Когда-то давно, много лет назад, Роксана частенько приходила сюда, садилась на эту самую скамью и часами сидела неподвижно, глядя на дом, за фасадом которого Ральф жил со своей семьей. Взгляд ее скользил по стене, словно стараясь рассмотреть, запомнить каждый кирпич, каждую щербинку, каждый камень на дорожке; она ждала: вдруг сейчас отворится дверь и можно будет хотя бы мельком увидеть его, или его жену, или кого-нибудь из детей…
В те времена Синтия Оллсоп проводила много времени в Лондоне, и Роксана видела ее достаточно часто. Одна или с Себастьяном, она поднималась по этим потемневшим от времени дубовым ступенькам (их было ровно пять), всегда прямая, всегда безупречно одетая, всегда спокойная. Это спокойствие действовало на Роксану особенно сильно, поэтому каждый раз, завидев Синтию, она спешила укрыться за книгой или газетой, которую брала с собой для маскировки. Ах, если бы так же легко она могла спрятаться от собственной совести, которая продолжала нещадно обличать ее! Особенно страдала Роксана, когда Синтия выходила не одна, а с Себастьяном – невинным маленьким Себастьяном, одетым в голубую матросскую курточку и подстриженным под Кристофера Робина.
Но и из-за газеты Роксана продолжала наблюдать за Синтией, жадно впитывая каждую деталь ее гардероба, каждый жест, каждую особенность прически или макияжа. Ведь эта элегантная, как манекен, и такая же бездушная женщина была его женой, а она, Роксана, только любовницей.
Всего-навсего любовницей…
В первое время Роксана чувствовала волнение и азарт от этой слежки, которая давала ей ощущение превосходства, почти что власти над Синтией. Однако скоро эти чувства сменились растерянностью, депрессией, ощущением безнадежности и безысходности. Роксана словно уперлась в тупик, но не приходить к этому дому она уже не могла. Эта коричневая входная дверь тянула ее к себе, словно магнит, словно свеча, которая приманивает из мрака тысячи крохотных мотыльков, чтобы спалить им крылья, обжечь их тела.
Ее игра в шпионов продолжалась довольно долго – до того дня, когда Ральф, сойдя с крыльца с коробкой книг под мышкой, вдруг бросил взгляд в сторону сквера и заметил ее. Чувствуя, как отчаянно стучит в груди сердце, Роксана опустила голову как можно ниже, молясь про себя, чтобы он не выдал ее ни жестом, ни взглядом.
Ральф оправдал ее надежды. Он отвернулся и не спеша двинулся вдоль тротуара, прижимая к себе коробку. Он вел себя так, словно ничего не случилось, но зато вечером, когда они разговаривали по телефону, он метал громы и молнии, да такие, что Роксана не на шутку испугалась. Сначала она спорила с ним, потом умоляла, потом – просила прощения и наконец пообещала никогда больше не приходить в сквер к его дому.
Она сдержала слово и только теперь нарушила данное когда-то обещание. Теперь Роксане было наплевать, кто может ее увидеть. Она хотела, чтобы ее увидели! Роксана готова была сидеть здесь голой, но с горечью сознавала, что теперь это не имело никакого значения. В окнах дома напротив не было света, шторы были плотно задернуты, ставни на первом этаже закрыты. Дом был пуст. Синтия уже давно не жила здесь – года два назад она переехала в загородную усадьбу и наведывалась в Лондон, только когда в «Харродзе» бывала распродажа. Разумеется, Себастьян тоже жил за городом – катался на своем пони по окрестным полям и лесам и был глубоко и безмятежно счастлив, как могут быть счастливы только дети.
А теперь и Ральф тоже уехал туда, к ним, променяв Роксану на прелести деревенской жизни с семьей, состоявшей на данный момент из нелюбимой жены, любимого сына и полудюжины кошек, которых он благодушно терпел…
Достав сигареты и зажигалку, Роксана закурила и тут же закашлялась, поперхнувшись дымом. На глазах у нее выступили слезы, но она не плакала. Роксана поклялась себе, что больше не будет плакать из-за него. Хватит с нее погубленной косметики, хватит покрасневших глаз и опухших век!
Но это обещание она дала себе только вчера. До этого Роксана две недели сидела дома, пила водку, глядела в окно – и плакала. Иногда она садилась рядом с автоответчиком, нажимала на кнопку и слушала голоса людей, которые были ей неинтересны и безразличны. Сообщения накапливались на кассете, как дохлые мухи между рамами – скучные, бесполезные, пустые,– и только одно из них заставило Роксану вздрогнуть от боли. Звонил Джастин, чтобы пригласить Роксану на прощальную вечеринку, посвященную проводам Ральфа. «Он и в самом деле уходит,– подумала она, не замечая хлынувших из глаз слез.– Уходит от всех и от меня!»
Много раз звонили Мэгги и Кэндис, и Роксана не раз порывалась перезвонить им. Из всех людей только с ними она могла бы говорить сейчас. Как-то Роксана даже сняла трубку и начала набирать номер Кэндис, но передумала, потому что не ручалась за себя. Что, если выдержка изменит ей и, задыхаясь от рыданий, она начнет выпаливать одну свою тайну за другой? Нет, гораздо проще не звонить – и ничего не говорить. Никому. Даром, что ли, она молчала целых шесть лет?
Подруги наверняка решили, что она снова уехала в командировку. «Или, может быть, ты сейчас блаженствуешь где-нибудь в роскошном отеле со своим Мистером Женатиком? – спрашивала ее Мэгги в одном из записанных сообщений, и Роксана едва не разрыдалась.– Но ведь к первому числу ты вернешься? Мы будем ждать тебя в "Манхэттене". Только попробуй не прийти!»
Поеживаясь от вечерней прохлады, Роксана посмотрела на часы. Было как раз первое число; через полчаса Мэгги и Кэндис будут в баре. И Роксане неожиданно захотелось увидеть их – двух самых дорогих, самых близких людей. Кроме них, на данный момент у нее не было никого в целом мире.
Затушив сигарету, Роксана встала и, уже не скрываясь, окинула дом Ральфа Оллсопа презрительным взглядом.
– Ну и черт с тобой! – сказала она вслух.– Можешь убираться на все четыре стороны!
Потом Роксана повернулась и зашагала по тротуару прочь, вызывающе громко стуча каблучками по мокрому асфальту.

Откинувшись на спинку кресла, Ральф повернулся к окну. Оно было зашторено, но между портьерами оставалась достаточно широкая щель, сквозь которую виднелась часть сквера перед фасадом. Начинало темнеть, и в сквере вспыхнули фонари. Ральф потянулся к кисточке торшера и тоже включил свет.
– Вы что-то хотите сказать? – спросил Нейл Купер, на минуту оторвавшись от бумаг, с которыми работал в дальнем углу библиотеки.
– Нет, ничего,– ответил Ральф.– Просто что-то послышалось. Не обращай внимания.– Он улыбнулся.– Продолжай…
– Хорошо,– кивнул Купер – коротко подстриженный молодой человек с умным, нервным лицом и подвижными, тонкими руками.– Собственно, я уже все объяснил. В данном случае проще всего сделать дополнительное распоряжение к завещанию.
– Я понял.
Ральф помолчал, глядя на серый лондонский дождь за окном. «Завещание чем-то похоже на семейную жизнь,– думал он.– Сначала оно совсем простое и умещается на одном листе, но с годами становится все более сложным и объемистым». Жена, дети, внуки, любовницы, имущество, недвижимость, деньги… Его собственное завещание было уже похоже на небольшой гроссбух, в котором мог разобраться только специалист. Но какого специалиста пригласить, чтобы разобрался в его семейной жизни?
– Нет таких! – сказал он вполголоса, и Купер снова поднял голову.
– Простите, что?
– Нет, ничего,– ответил Ральф.– Значит, ты говоришь – дополнительное распоряжение? Очень хорошо. Замечательно. Это можно сделать сейчас?
– Разумеется,– кивнул адвокат и щелкнул автоматической ручкой.– Продиктуйте, я запишу, но сначала мне нужно знать имя и фамилию наследника.
Последовала непродолжительная пауза. Ральф крепко зажмурился, потом открыл глаза и с силой выдохнул воздух.
– Ее зовут Роксана,– проговорил он, с силой сжимая руками подлокотники кресла.– Мисс Роксана Миллер…

Мэгги сидела за столиком в кафе вокзала «Ватерлоо» и пила дрянной чай из треснувшей чашки. Ее поезд прибыл в Лондон больше часа назад. Сначала она собиралась потратить это время на поход по магазинам, но передумала: сама мысль о магазинах и толпах людей пугала ее. Поэтому Мэгги зашла в это кафе, заказала чайник чая, свое любимое миндальное печенье и устроилась в самом дальнем уголке.
Она была потрясена тем, каких усилий потребовало от нее это путешествие. Ей не верилось, что когда-то она каждый день ездила в Лондон и обратно.
В задумчивости Мэгги раскрыла купленный в киоске глянцевый журнал, но читать не смогла. От усталости у нее кружилась голова, а все окружающее казалось каким-то нереальным. Всю предыдущую ночь Люси не спала – очевидно, ее мучили колики, так как никакой другой причины Мэгги придумать не могла. Несколько часов она расхаживала из угла в угол с девочкой на руках: стоило ей остановиться, как Люси снова начинала кричать, а Мэгги очень боялась побеспокоить Джайлса. Под утро она едва не заснула на ходу; спас ее только бой старинных часов наверху, под который всегда просыпался Джайлс. Заслышав гулкие медные удары, Мэгги сразу встрепенулась и поспешила в их общую спальню, в которой она не спала уже довольно давно.
К тому моменту, когда Джайлс уехал на работу, Люси совершенно успокоилась и даже соизволила заснуть, но Мэгги отдохнуть так и не удалось. Все свободное время, какое у нее оставалось, ей пришлось потратить на подготовку к этой поездке в Лондон.
«А ведь когда-то,– с горечью подумала Мэгги,– мне не требовалось вообще никакой подготовки. Я просто садилась в поезд и ехала, куда мне было нужно. Господи, как же все изменилось!»
Для начала Мэгги решила вымыть голову, надеясь, что это поможет ей взбодриться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38