А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Она и ваш ум не должна занимать, — не унимался Рандолф. — По-моему, человеку, ведущему двойную жизнь, ни к чему усложнять ситуацию. Кой черт вас попутал?
— Это не имеет значения.
— Нет? А мне сдается, имеет. — Широкая грудь Талли затряслась от смеха. — Поскольку мы ведем эту легкую беседу не в гуще британской разведки.
— Талли… — предупреждающе начал он.
— Да, ваша светлость? — с деланной невинностью переспросил тот.
— Ты установил контакты, отослал донесение? — Глубоко вздохнув, Себастьян перешел к истинной цели своего появления а этом районе. — Все сделано.
— Тогда наша миссия здесь завершится к назначенному времени.
— Моя уж точно. — Талли взглянул через плечо на своего давнего хозяина и ближайшего друга. — По мне, так нужно непременно поговорить с леди, чтобы оправдаться в ее глазах. Ведь речь идет не о проститутке, понимаете? Если в вас вдруг взыграло ретивое, вы бы только сказали, и я все бы устроил.
— Обещаю все уладить с Иден Пембрук, как только представится подходящий случай.
— Так это была Иден Пембрук? Та, которую называют Ангелом повстанцев? — воскликнул Талли. — Помилуй Боже, что за дьявол в вас вселился? — присвистнул слуга, направляя коня к хижине у края болота.
Себастьян плотно сжал губы. До нынешнего дня он целиком отдавался своему делу, играя в опасные мужские игры и ни на что другое не отвлекаясь. Целых пять лет он учился выполнять заданий безупречно, докапываясь до самого «труднодоступного. И вдруг появилась эта непонятная девушка с тайной в глазах, и Себастьян обнаружил, что ведет себя как последняя скотина. Он знал все нюансы этикета, но в присутствии Иден забывал о том, что он джентльмен. Его воспитание было безупречным, и он чувствовал себя непринужденно в таких местах, о которых колониальная аристократия могла только мечтать. Но требовалось совсем иное, чем при дворе английского короля, и одно неверное слово или движение могло окончиться для него катастрофой.
Попозже он, несомненно, объяснится с Иден и попросит у нее прощения за свое поведение. Сейчас же следовало думать о другом. Весь этот день выглядел досадным недоразумением, а уж ночь… Он отказывался вспоминать случившееся на дороге. Как он мог настолько пренебречь здравым смыслом, который воспитывал в себе тридцать два года? Если Иден Пембрук и вправду возненавидит его, он не вправе се упрекать. Он опозорил себя, и виной тому уязвленное мужское самолюбие.
Глава 3
К тому времени как Иден добралась до своих конюшен, она снова обрела спокойствие, но прощать обидчика не собиралась — никогда! Он разбудил в ней нечто такое, о чем она не желала знать. Неожиданный пыл, проявленный ею, означал потерю самообладания и подчинение, темным инстинктам, а не велению разума. Перспектива оказаться во власти неуправляемых желаний пугала Иден. Лучше бы она никогда не встречала Себастьяна Сейбера. Этот человек, совершенно выбивший ее из колеи, разглядел то, что скрывалось за ее всегдашней улыбкой, и потребовал больше, чем она готова была отдать.
Отчего все-таки Сейбер так настойчиво старался вывести ее из себя? Зачем ему это? Как он догадался, что у нее есть тайна? Чем она могла себя выдать, если многие годы — семнадцать лет, если быть точной, — она хранила свой секрет за семью печатями, не доверяя его никому на свете?
Расседлав жеребца, она оставила его в стойле жевать сено и, решительно расправив плечи, стремительно направилась к дому. Если удастся проскользнуть мимо всевидящего ока Мэгги, она укроется в своей импровизированной спальне и избежит расспросов о покрасневших глазах и следах слез. К счастью, Мэгги уже ушла спать, и Иден торопливо побежала наверх раздеваться.
Ее нынешняя спальня располагалась в нише, раньше служившей кладовой — единственном незанятом помещении с широким окном. Ей было не по себе в полутемных комнатах, отделенных от мира толстыми стенами. Со своей боязнью замкнутого пространства Иден ничего не могла поделать. Она превратила свой дом в лазарет и прежнюю просторную спальню освободила для размещения раненых солдат, потому что городской госпиталь Уильямсберга уже не вмешал всех нуждающихся в медицинской помощи повстанцев. Доктор Кертис научил ее основам ухода за выздоравливающими, а она, в свою очередь, передала навыки Элизабет и Мэгги, которые помогали ей ухаживать за ранеными.
Уютно устроившись под стеганым одеялом. Иден задумалась над тем, как много еще жизней будет загублено в этой бесконечной войне и сколько раненых солдат пройдет через ее дом, прежде чем повстанцы одержат победу. Но сколько бы их ни было, ни один из патриотов не будет обойден ее вниманием, щедростью и заботой. Каждый должен знать, что его заслуги оценены и он по праву может считать себя героем. Когда у выздоравливающих наберется достаточно сил, чтобы добраться до дома, Иден каждого проводит и одарит ободряющей улыбкой. Да, улыбкой! И какое дело Себастьяну Сейберу до того, что она улыбается, скрывая слезы разочарования?
Будь проклят этот чертов грубиян! Почему он не записался в территориальную армию Виргинии и не занялся изгнанием британцев из колонии? Вероятно, не желает марать руки таким грязным делом, как война. Разумеется, лучше с гордым видом разъезжать по ярмаркам, торгуя любовным пылом жеребца, и набрасываться на женщин с оскорбительными предложениями. Себастьян Сейбер просто прощелыга, лишенный совести и чувства патриотизма. Похоже, он охотно пользовался гостеприимством Майка Банкрофта, пока тот не напросился к какому-то еще добросердечному южанину. Однако на плантации Пембрук нахлебники не нужны, пусть убирается вместе со своим жеребцом. Иден подыщет другого арабского скакуна для улучшения породы. Возможно, ей не удастся найти экземпляр, равный статью этому вороному, зато и не придется платить цену, которую запросил Сейбер.
Постепенно Иден уснула, но сон ее был беспокойным. Ей снились светящиеся любовью серебристо-серые глаза Себастьяна, она чувствовала его нежные ласки, разжигавшие в ней неумолимое желание, ощущала жар его губ… Внезапно она проснулась и почувствовала, что ее тело, вспомнив пережитое, вновь затрепетало, и она прокляла человека, способного творить с ней такое. Себастьян опасен, он пробил ее с таким трудом возведенные крепостные стены, и она поклялась, что отныне будет любой ценой избегать его общества.
Под покровом полуночной темноты три всадника подъехали к прятавшемуся среди сосен домику Тедиеса Сейбера. Пока ночные гости смывали с себя дорожную пыль, Тедиес, крепко сложенный мужчина лет семидесяти, не спеша поставил на плиту кофейник, а на стол — поднос с хлебом и сыром.
— Что слышно о наших войсках на юге? — спросил у него Джерард Локвуд, беря бутерброд.
— Началось движение на север. Обе Каролины взяты британцами и отданы оккупационной армии. Сопротивление мятежников почти полностью подавлено, только Болотный Лис со своим партизанским отрядом все еще шебуршится. К счастью, его силы не столь велики, чтобы вести войну против целой армии короля Георга. Ему не справиться с Тарлтоном и кучкой местных тори, выступающих против отделения американских колоний от Англии. Даже они не по зубам этому хитрому бунтарю.
— Бог с ним, с Болотным Лисом, — Джерард со смаком откусил сыр. — Если генерал Лафайет направляется на юг, похоже, континентальная армия раскрыла наши планы взять Виргинию. Но мятежникам не поздоровится, когда прибудет лорд Корнуоллис — перед ним Виргиния не устоит.
— Вашингтон ничем не может помочь Виргинии, пока он занят единоборством с сэром Клинтоном на севере, — заметил Тедиес, поставив на стол дымящийся кофе и заняв свое место.
— Верно. — Откинувшись назад, Джерард Локвуд отхлебнул ароматный напиток. — К концу года эта заваруха закончится, и я вместо рядового офицера стану сановником, управляющим своими глупыми соседями-колонистами. Есть новые донесения для Корнуоллиса? — Джерард вопросительно взглянул на старика.
Тяжело поднявшись, Тедиес поплелся к шкафу, достал оттуда кожаную сумку и снова сел на свое место.
— От двух агентов я получил сообщения, что людей у Лафайетта мало. Лорд Корнуоллис со своим мощным войском без труда утихомирит маркиза и отправит его обратно, в родную Францию.
— Корнуоллис ни о чем не мечтает так, как о том, чтобы раздавить Лафайетта, как маленького рыжего клопа. — Джерард плотоядно усмехнулся. — Его поражение сломит дух мятежников. Как же — герой, пришедший избавить их от британского ига! Но никакие «клопы» не помешают королю подавить восстание и подчинить непокорных своей власти.
— Наши захватили курьера, направлявшегося на юг, к Ричмонду, с распоряжениями самого главнокомандующего. — Тедиес достал из сумки донесения. — Мятежники разоблачили нескольких шпионов тори, действовавших в окрестностях Нью-Йорка, и призвали всех усилить бдительность. Британская разведка получает информацию о действиях «Сынов свободы». — Тедиес поднял от текста глаза и усмехнулся. — Генерал Вашингтон объявил, что британские войска могут сжечь его дом, и послал предупреждение на свою плантацию, чтобы там были готовы к такому повороту событий. Кроме того, генерал обратился к личному дантисту с просьбой прислать плоскогубцы для своих гниющих зубов.
При этой последней новости трое военных громко загоготали.
— После окончания войны у Вашингтона, вероятно, не останется ничего, кроме плохо подогнанных протезов, — усмехнулся Джерард, — зато мою грудь украсят ордена.
— А я получу пенсию за передачу сообщений между королевской армией и войсками тори. Сейчас тяжелые времена. — Тедиес вздохнул. — Приходится целиком полагаться на внучатого племянника, который меня содержит. — Он кивнул на жестяные кружки. — За этот кофе вы должны благодарить его. Мой доход для этого слишком скуден.
— Скоро у Себастьяна Сейбера появятся гораздо более важные обязанности, — уверенно заявил Джерард. — Я представил Тарлтону и Корнуоллису план, подсказанный мне Бенедиктом Арнольдом.
— Арнольд едва избежал смерти, после того как передал сведения из штаба мятежников британским офицерам, — хмуро напомнил Тедиес. — Если вы не забыли, его эмиссару не так повезло, «Сыны свободы» повесили майора Андре за измену. Бенедикт тоже болтался бы на виселице, если бы не укрылся на британском фрегате.
— Авось обойдется, — отмахнулся Локвуд от увещеваний старика. — Благодаря тому, что Арнольд указал слабое место в обороне Вест-Пойнта, британцы смогли взять крепость, и, я уверен, то же самое произойдет в Виргинии.
— И как, по-вашему, будут развиваться события? — поинтересовался Тедиес.
— В свое время ты обо всем узнаешь, — хитро усмехнулся Джерард. — Завтра прибудут донесения от Корнуоллиса, и скоро Уильямсберг станет центром военных действий. Если все пойдет по моему плану, мятежники, преданные собственными офицерами, будут вынуждены сложить оружие и капитулировать. — Джерард бросил на стол кошелек за услуги и вышел в сопровождении помощников.
Вытряхнув содержимое, Тедиес брезгливо поморщился: среди американских денег попадались и английские монеты. Тедиес полагал, что Джерард Локвуд совмещал военную деятельность с воровством и не только обследовал местность, но и промышлял мародерством, чему немало способствовало его положение — главы группы тори, помогавшей британцам.
Собрав пустые кружки, Тедиес убрал старую кожаную сумку обратно в шкаф. Вероятно, в ближайшее время его уединенное жилище станет часто посещаемым местом. Здесь уже встречались тори и британские курьеры, перевозившие донесения через расположение вражеских войск. Тедиес напомнил себе, что нужно попросить дополнительные средства и продовольствие для будущих посетителей. Он не сомневался, что вскоре по ночам ему придется принимать многочисленных гостей.
Обойдя раненых солдат и собрав оставшиеся после завтрака пустые подносы, Иден пошла взглянуть на арабского жеребца, весело бегавшего по лугу. Утром, после появления на плантации красавца вороного се забросали вопросами, и она объяснила, что одолжила скакуна на время — для улучшения поголовья — и недорого заплатила за такое удовольствие. Себастьян до сих пор не пожаловал за своей собственностью, и Иден в полной мере воспользовалась этим. Уже больше недели Араб бегал вместе с кобылами Пембруков и, похоже, такая жизнь его устраивала. Жеребец деловито, с высоко поднятой головой и задранным вверх хвостом обегал кобылиц и становился на дыбы, совершая ритуал спаривания. Иден стояла у изгороди и, посмеиваясь, наблюдала, как он останавливался у каждой кобылы, посмотревшей в его сторону.
Араб куснул чалую, свою новую избранницу, та лягнула его и протестующе заржала. Должно быть, подумала Иден, таков природный инстинкт самки — сопротивляться или, во всяком случае, поначалу изображать сопротивление. Стыдясь своего любопытства, она все же, не отводя взгляда, смотрела, как жеребец, встав на задние ноги, no-срыл кобылу. Считалось, что наблюдать подобное дамам неприлично, но зрелище, надо признать, было весьма возбуждающим…
— Вижу, Араб старается вовсю.
Иден вздрогнула при звуке баритона, раздавшегося совсем близко позади нее. Она была так увлечена, что не заметила появления незваного гостя. Когда жеребец овладел кобылой, почти поставив се на колени, Иден покраснела и не смогла заставить себя взглянуть на подошедшего.
— Забирайте лошадь и уходите, — твердо сказала она. — За эту неделю Араб уже обработал несколько кобыл. Я должна вам компенсацию… — Иден прикусила язык и ужаснулась тому, как быстро теряет самообладание в присутствии Себастьяна Сейбера. Как язычок пламени, он грозил ее еще не использованному пороху взрывом. Она переставала понимать, что говорит и делает, — непростительная оплошность!
— И не хотите подсластить мне пилюлю? — Подойдя к изгороди, Себастьян тоже положил локти на перекладину. — Что ж, обойдусь и без вашей дежурной улыбки. — Его плечо коснулось плеча Иден, и она сделала шаг в сторону, чтобы сохранить между ними подобающую дистанцию. — Я пришел извиниться. — Искоса взглянув на негостеприимную хозяйку, он заметил выступившие у нее на щеках красные пятна. — Никто ничего не узнает, — проговорил он, — и то, что произошло на прошлой неделе, больше не повторится.
— Что касается последнего, то в этом я уверена, — Иден вздернула подбородок, все еще отказываясь проявить вежливость и повернуться лицом к собеседнику, — повторения я не допущу.
Смотреть на Себастьяна было все равно что смотреть на жеребца, с величайшим энтузиазмом выполнявшего свою обязанность, и Иден предпочла лучшее из двух зол, хотя и густо покраснела, когда Араб в очередной раз оседлал кобылу.
— Даже железная сила воли не может помешать неотвратному, — возразил Себастьян и, приподняв указательным пальцем подбородок Иден, повернул к себе ее лицо. Как она ни старалась сдержать эмоции, ее голубые глаза вспыхнули огнем, и, надо сказать, ей чрезвычайно шла произошедшая в ней перемена. — Например, вот этому — продолжил он, привлекая ее к себе.
— Отпустите меня! — зашипела она.
— Не раньше, чем вы примете мои извинения.
— Не надейтесь, — упрямо замотала головой Иден. — Мне доставляет удовольствие ненавидеть вас.
— Именно таким образом вы начинаете чувствовать себя женщиной, — хмыкнул он.
— Нет, я чувствую себя собранной, как дикий зверь перед прыжком. Мужчины, к сожалению, частенько полагаются на свою силу, видимо, из-за недостатка природного ума.
Выпад достиг цели, Себастьян моргнул, но рук не разжал. Почему, черт возьми, она его так привлекает? Почему он не может угомониться и оставить се в покое? Себастьян поймал себя на том, что невольно склоняется к ней. Неужели его тело опять прореагирует так же? Нет, он не успокоится, пока не разрушит все ее бастионы и не ощутит ее в своих руках — мягкой и податливой, такой, какой она была в ту ночь неделю назад. Тогда он открыл для себя настоящую Иден Пембрук — жаркую, страстную, отзывающуюся на каждое его движение. Тогда в его объятиях она по-настоящему пробудилась к жизни, выпустив на волю то, что старательно скрывала от него и от всего остального мира.
Иден не могла сказать, кого она сейчас ненавидела больше — этого дьявол а-искусителя или саму себя. В то мгновение, когда их тела соприкоснулись, она снова ощутила необъяснимую, непреодолимую тягу. И когда его чувственные губы приникли к ее рту, снова утратила способность к сопротивлению. Тайные желания мгновенно овладели ею, словно с тех пор, как Себастьян целовал ее, прошло лишь несколько минут. Он вновь лишил ее самообладания, заставив устремиться к тому, чего она поклялась и в мыслях не касаться; он поглотил ее волю, заставил предать себя. Здравый смысл как будто ветром сдуло, и се, словно мотылька, неудержимо потянуло на этот опасный огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32