— Они стреляли красивых птиц, и не потому, что были голодны. Там, на реке, была черная птица с длинными ногами и хохолком белых перьев на голове, и мальчик выстрелил в нее из лука. Когда птица улетела, мальчик сказал слугам: «Я желаю, чтобы вы изловили это существо сетями», — на сложных словах голос мальчика слегка запинался, — «и принесли мне, ибо я не желаю лишиться своей... своей добычи»... Что такое добыча, Руди? — Он открыл глаза.
— Добыча — это то, что ты приносишь домой с охоты.
Руди смотрел на огонь, гадая, сколько времени прошло с той поры, когда черные цапли обитали на болотах близ Гая.
Сто лет? Двести? Эти знания были частью колдовской науки, но сейчас он ничего не мог припомнить. Наверняка Ингольд с ходу выдал бы ему все нужные сведения, заодно мягко пожурив юных магов, которым, чтобы излечиться от забывчивости, нужно делать на руках татуировки... И заодно там же можно записать и свое собственное имя.
— Похоже, это был скверный мальчишка. Что скажешь?
— Да. — Тир вновь закрыл глаза, сосредоточившись на погребенных в памяти воспоминаниях из чужой жизни. — Он был жестоким потому, что всего боялся. Он боялся... боялся... — Тир попытался ухватить ускользающую мысль. — Он думал, что все хотят ему зла, что они сделают королем кого-то другого вместо него. Братьев его папы и их детей. Так сказал ему папа. Его папа тоже был плохим человеком.
Он взглянул на Руди, и тот обнял его за плечи. Даже королевские покои в Убежище Дейра были тесными и обставленными очень скромно, — тем, что удалось разыскать в самом Убежище или на развалинах уничтоженных городов. Дорога на юг через Ренветский перевал была очень нелегкой. В ту пору, когда люди со всех концов королевства пытались добраться до Убежища, они нередко пытались облегчить свои фургоны, выбрасывая из них мебель, которую теперь собирали по обочинам, — но год под дождем и снегом явно не пошел ей на пользу.
— Но почему, если человек все время боится, это делает его злым? — заинтересовался Тир. — Разве если он будет злым, люди не станут обижать его еще сильнее?
— Если то были слуги его отца, они не могли обижать его в ответ, — пояснил Руди, который много нового узнал о дворцовых порядках с тех пор, как покинул Южную Калифорнию. — Может статься, что он меньше боялся, когда плохо себя вел.
Тир кивнул в знак согласия, но, похоже, что-то по-прежнему беспокоило его. Насколько мог судить Руди, сам мальчик был совершенно не способен ко злу.
— А почему братья его папы хотели стать королями вместо него? Ведь быть королем так ужасно.
— Может, они этого не знали.
Похоже, Тира его слова ничуть не убедили. И это можно понять. Тир помнил, каково это — быть королем. Много, много, много раз подряд.
Большая часть его воспоминаний представляла интерес скорее для Джил, чем для Руди. Именно она в передышках между тренировками гвардейцев и прочими своими обязанностями пыталась по кусочкам восстановить историю Дарвета и близлежащих земель, историю взаимоотношений колдунов, церкви Истинного Бога и родовитых семейств с южными империями, удельными княжествами Фелвуда и далекими морскими державами на востоке. Скорее всего, она могла бы точно вычислить, в какого именно короля превратился этот злой мальчишка, стрелявший по птицам, кем был его отец, и какие политические соображения двигали его дядьями, желавшими устроить государственный переворот, — впрочем, похоже, все они там друг друга стоили.
Хотя скорее всего никакого переворота не произошло, ведь если бы этот мальчик не повзрослел и не женился, то не передал бы свои воспоминания потомкам, одним из которых и стал Тир.
И это было бы настоящей трагедией. Как колдун, Руди отмечал про себя все подробности воспоминаний о дворце, опознавал цветы, сады, птиц и животных, мельком замеченных среди деревьев, — теперь он вполне явственно мог представить себе то место, которое наяву видел лишь в развалинах. Но больше всего его увлекала жизнь былых времен, отношения между людьми, то, как жестокость переплеталась с жестокостью, как злость порождала зло на протяжении поколений, как подозрительность и неограниченная власть породили на свет маленького негодяя, который всеми силами стремился отравить жизнь окружающим. Немудрено, что у Тира порой были глаза древнего старца.
— Руди? — после торопливого стука в дверь просунулась взъерошенная светловолосая головка. — Милорд Руди, — тут же поправился мальчуган с широкой улыбкой. — Привет, Тир. Милорд Руди, ее величество просит, чтобы вы подошли к Дверям. Фаргин Гроув совсем ее допек, — добавил он, когда маг встал и потянулся за посохом.
— Замечательно. — Вот уже много лет Руди мечтал о том, чтобы расквасить нос Фаргину Гроуву. — Спасибо, Геппи.
— Руди, а можно мы с Геппи пойдем поиграем?
— Ну, конечно, парень. Насколько я знаю Гроува, быстро он нас не отпустит.
Геппи с Тиром побежали вперед, а Руди двинулся по широкому главному коридору королевского анклава, — только здесь и сохранились в неприкосновенности просторные залы, которые во всех прочих частях убежища давно уже разделили на сотни крохотных комнатушек, — а затем спустился по Королевской Лестнице. Кто-то воспользовался перилами, чтобы растянуть бельевые веревки, так что Руди пришлось пригнуться, чтобы, наконец, добраться к выходу. В штанах из грубой замши, в шерстяной рубахе и ярко раскрашенной куртке из бизоньей шкуры, с темными волосами, свисающими почти до плеч, Руди едва ли являл собой воплощение колдовского достоинства, и лишь деревянный посох, истертый множеством рук и увенчанный металлическим полумесяцем с заостренными концами, выдавал в нем истинного мага.
Своды Придела терялись высоко во тьме, и лишь крохотные точки света намечали мосты, пересекавшие его на четвертом и на пятом уровне. От гладких, как стекло, стен эхом отражались болтовня и смех прачек, трудившихся прямо у небольших каналов, протекающих прямо в каменном полу; многие из них дружески приветствовали проходящего мимо Руди.
Голос Фаргина Гроува грохотал над этой привычной повседневной суетой подобно раскатам грома в летний полдень.
— Если мы их содержим, так пусть они отрабатывают свой хлеб! — Гроув был рослым мужчиной, и его силуэт, выделявшийся на фоне слепящего света, просачивающегося через распахнутые ворота Убежища, Руди опознал сразу же. — Если же они свой хлеб отрабатывать не желают, а я что-то пока этого не вижу, то пусть подыщут себе более полезное занятие или убираются вон! Как и некоторые другие, которые жиреют тут на наших харчах... Все до единого должны выходить в поля и вносить свою лепту в охрану...
— Да, зорко же они станут бдить за порядком на ночном дежурстве после целого дня в полях. — Руди, спустившись по широким ступеням и растерянно моргая от слишком яркого света, присоединился к остальным.
Гроув с сердитым видом обернулся к нему. Это был человек с грубыми чертами лица и светлыми волосами, — большая редкость в Дарвете, — лет на пять постарше Руди. Янус, командир гвардейцев, поспешил скрыть улыбку, — он уже дважды терял своих бойцов из-за бездарных действий сельского ополчения Гроува, — а леди Минальда, последняя королева Дарвета и владычица Убежища, подняла руку, призывая всех к молчанию.
— Руди. — Ее негромкий мелодичный голос не выражал никаких эмоций, словно она и не слышала слов возлюбленного. — Мастер Гроув сегодня приехал из Поселений, чтобы привезти нам овец и из твоих уст услышать, почему до сих пор не удалось уничтожить сланч на полях.
Руди распахнул глаза.
— Что?
За те три года, что сланч появился в лесу и на лугах, как в долине Ренвет, так и близ речных Поселений, он превратился в пагубную заразу, неподвластную никаким силам и воздействиям. Ни сам Руди, ни даже Ингольд не нашли способа борьбы с этой дрянью.
В считанные дни он вырастал вновь на прежнем месте, даже если землю засыпать солью, залить маслом или кислотой, или любыми иными веществами, какие только могли найти маги; точно так же вырастал он, если слой земли на этом месте начисто снять и сжечь: сланч прорастал и в образовавшейся яме, и на горелой земле. Заклятья также были против него бессильны. Он рос и распространялся повсюду, порой медленно, а порой и с пугающей быстротой.
— Почему он не спросит меня о чем попроще — например, избавиться от крыс в Убежище или от пыльцы весной?
— Не умничай тут, мальчишка, — рявкнул Гроув. — Думаешь, если ты сидишь, читаешь свои книжки и пальцем не шевельнешь, чтобы сделать хоть что-то полезное, то можешь грубить человеку, который трудится на земле, но...
Руди уже открыл было рот, чтобы возразить: ведь до прихода дарков Гроув жил припеваючи в Гае, да и сейчас большую часть работ на полях выполняли его жена и сыновья вместе с сотнями колонистов, переселившихся в долину у реки три года назад. Однако Альда не дала ему заговорить, промолвив все тем же дружелюбно-нейтральным тоном:
— Полагаю, Руди хотел сказать, что существуют проблемы, решения которых мы не знаем, и эти проблемы существовали многие тысячи лет... Вполне возможно, что сланч — тоже одна из них. — Едва уловимые порывы ветра с горных кряжей чуть заметно перебирали длинные черные волосы королевы и играли молодой листвой в деревьях, что росли в сотне ярдов от убежища. — Нам сие неведомо.
— Эта дрянь всего три года назад появилась, — заметил Руди, которому Альда неприметно наступила на ногу.
— И за эти три года, — возразил Гроув, — сланч уже начал уничтожать поля, которые мы засевали с таким трудом, портить зерно и убивать деревья, — все, от чего зависят наши жизни и жизни наших детей. — Взмахнув рукой, он указал на дома, стоящие ниже по склону, и на поля, усеянные точно болезненными язвами, белесыми пятнами сланча. Вокруг каждого из этих пятен, виднелись бурые круги мертвой гниющей пшеницы.
Гроув решительно поджал губы. Выцветшие глаза, как стеклянные бусинки, недовольно взирали на стройную черноволосую женщину, на молодого мага в раскрашенной куртке и на широкоплечего командира гвардейцев, как будто он подозревал всех троих в каком-то тайном сговоре с целью лишить его средств к существованию.
— Эта дрянь губит посевы! И уж коли речные Поселения каждый год посылают в Убежище зерно, молоко и мясо, то мы имеем право хоть что-то получить в уплату за наши труды.
— Помимо того, что мы рискуем головой, патрулируя окрестности? — язвительно переспросил Янус, и Гроув нахмурился.
— Мои люди сами могут патрулировать местность! Что толку нам знать, что в десяти милях отсюда появились саблезубы или эти проклятые дуики? — Разумеется, он умолчал о том, что именно гвардейцы прошлой зимой предупредили его о появлении Белых Всадников, и о том, как они сражались осенью с грабителями. — Только благодаря нашим усилиям все эти бездельники в Убежище могут жить спокойно, ни о чем не заботясь... — Взгляд его скользнул на Руди, а затем — на округлившийся живот Альды под поношенным зеленым шерстяным платьем.
Владычица Убежища уверенно встретила его взгляд.
— Вы хотите сказать, что Совет Поселений проголосовал за то, чтобы перестать посылать провизию в Убежище и отказаться от патрулей гвардейцев и помощи магов, которые живут здесь?
— Проклятье! Ничего мы не голосовали! — рявкнул Гроув, который, насколько было известно Руди, даже не входил в Совет Поселений. — Но как человек, трудящийся на земле и содержащий всех вас, я имею право знать, что происходит! Никто из ваших колдунов даже не пришел взглянуть на мои поля.
— А что, сланч у вас чем-то отличается от других?
— Благодарю вас, что пришли к нам, мастер Гроув. — Альда склонила голову, а когда Гроув сделал шаг по направлению к Убежищу, добавила, с изумительной точностью выбрав момент: — Вы и ваши люди можете располагаться в Убежище. Чувствуйте себя как дома.
Он запнулся на полушаге, стиснул челюсти, но вслух пробормотал лишь:
— Благодарю вас, госпожа. Ваше величество, — поправился он под давящим взглядом ее небесно-голубых глаз. Последний раз покосившись на Руди, он махнул небольшой группе всадников, пригнавших в убежище отару овец. Все они последовали за ним внутрь, по пути смущенно кланяясь Альде, а затем исчезли за Дверями.
Руди встряхнулся, словно в надежде, что враждебность Гроува скатится с него подобно дождевым каплям.
Ласковым голосом, который с детства выработали у нее бесчисленные наставники по этикету, Минальда промолвила:
— В один прекрасный день я разобью этому человеку физиономию.
— Нужны уроки? — поспешил предложить Янус, и они дружно рассмеялись.
— Ну, почему, — со вздохом спросила Минальда чуть позже, когда они с Руди по раскисшей тропинке двинулись в сторону ферм, принадлежащих Убежищу, — всем известно о чарах, способных превратить кого-нибудь в дерево или в лягушку, или в бродячую собаку, но никто никогда не слышал о таких, которые превращали бы... такого вот болвана в нормального человека?
Руди пожал плечами.
— Может, потому что если бы я сказал: «Абракадабра, пусть этот урод станет нормальным», — ничего бы не изменилось. — Он покачал головой. — Бр-р-р! Похоже, я слишком долго общался с Ингольдом.
Минальда засмеялась и коснулась его руки. Пальцы их тут же переплелись, словно были созданы друг для друга.
Фермы располагались довольно далеко от крепостных стен, так что маг и его возлюбленная могли держаться за руки, не оскорбляя ничью нравственность. Все в Убежище знали, что ученик Ингольда — любовник королевы и отец ее будущего ребенка, но вслух об этом старались не говорить: религиозные предрассудки было трудно искоренить, и к колдунам многие по-прежнему относились без особой симпатии.
— Боюсь, тебе все же придется спуститься туда, — промолвила Альда чуть погодя.
— Сейчас?
Они взглянули друг на друга, и королева свободной рукой легонько коснулась растущего живота.
— Думаю, да, — промолвила она деловито. — Он приходит уже во второй или в третий раз, требуя, чтобы мы как-то боролись со сланчем. В Поселениях он пользуется большим влиянием, пусть не среди дворян, но среди охотников и земледельцев. Если он в открытую нарушит законы Убежища, то, скорее всего, превратится в разбойника. Ребенок родится не раньше, чем месяца через два, ты же знаешь.
Руди это знал. Хотя, за те пять лет, что он был учеником Ингольда, ему приходилось принимать роды десятки раз, но мысль о том, чтобы Альде рожать в отсутствие старшего мага, пугала его до жути.
Альда была особенной. Владычица Убежища, вдова последнего из королей, мать Тира...
Мать его будущего ребенка. При этой мысли он содрогнулся, ощущая одновременно томление, радость и странное недоумение. Он будет отцом. Этот ребёнок в ее животе, в животе женщины, которую он любил больше всего на свете в обеих Вселенных, — был частью его самого.
Невольно — наполовину в шутку, но и наполовину всерьез, — он подумал: «Бедный малец, ну и гены...»
И все же...
Под всеми этими многослойными юбками почти ничего пока не было заметно, но Минальда уже преобразилась и сияла, в точности как сестры Руди, когда те счастливо выходили замуж и рожали детишек своим обожающим супругам.
Ингольд давно научил Руди чарам, которые маги обычно налагают на своих подруг, чтобы помешать зачатию, но Альда умоляла его не использовать их. Никто в Убежище пока ни словом не обмолвился о том, что их владычица носит ребенка колдуна, но даже епископ Майя, человек весьма широких взглядов, несмотря на все церковные предрассудки, не был свободен от недобрых предчувствий.
— А нельзя подождать, пока вернется Ингольд?
— Но ведь это всего на один день. — Он чувствовал смущение в голосе Альды, во всех ее движениях и в том, как она отпустила его ладонь и скрестила руки на груди. — Хоть мне и неприятно соглашаться с тем, что говорит этот человек, но он прав: сланч уничтожает посевы. Если мы не добьемся, чтобы в этом году урожай был лучше, чем в прошлом, запасы не позволят нам дотянуть до конца зимы.
— Год был плохой. — Руди покрепче ухватил свой гладкий отполированный посох. — Прошлая зима была очень жестокой, и если Джил права, и наступило всеобщее похолодание, то дальше будет только хуже.
К западу, за мохнатыми елями высились Снежные горы, нависавшие над узкой долиной и над ледником. В дальнем конце долины другой ледник сполз вниз с кряжей, именуемых Заслоном, подобно огромной застывшей приливной волне. Теперь все чаще ветер вместе с запахом свежей зелени и травы доносил до людей запах безжизненного льда и стылых камней. Руди невольно подумал, что горы, надежно укрывшие людей от дарков, теперь вполне способны уморить их голодом.
Из-за изгородей на Руди и Альду задумчиво взирали коровы. Помогая Альде перебраться через невысокую насыпь, молодой маг с огорчением заметил, как сильно она похудела. По весне рацион в Убежище сократился еще сильнее. Даже невзирая на запасы зерна, оставшегося с прошлого года и провизию, которую посылали фермы с реки, в Убежище вот уже несколько месяцев никто не ел досыта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36