— Один человек, — жалобно простонала Гражинка. — Я все время насчёт него сомневаюсь, а он был в Дрездене. И сюда за мной приехал…Тут мне вспомнился вопрос, который я собиралась задать девушке с самого начала, и подумала: теперь его уже задавать нет необходимости.— Понятно. Это с ним ты встречалась после того, как ушла от Вероники, до возвращения Мадзи, тогда, в день убийства?— И вовсе нет! — вскинулась Гражинка. — Постой, откуда ты знаешь? Как раз не встретилась, хотя мы и договорились. Откуда тебе это известно?— Из показаний свидетелей-. Я по часам проверила. Малюсенький участок дороги ты преодолела за двадцать три минуты, а тебе хватило бы на это и четырех. Я стала гадать, где ты была, что делала, и теперь знаю наверняка.А почему же вы не встретились, раз договорились?— Потому что он не пришёл. В полвосьмого мы должны были встретиться в маленькой кафешке, крайний дом на улице. Я опоздала, от Вероники вышла в тридцать пять минут восьмого, сама понимаешь, я все время смотрела на часы, три минуты дорога, ну пусть я опоздала на восемь минут. А его уже не было. Я подумала: может, он тоже опаздывает, и стала ждать, злилась. Потом решила: нет, он приезжал, подождал меня пять минут и уехал, чтобы наказать за опоздание. И потому тут же сорвалась с места и сама уехала. Встретились мы с ним лишь в Дрездене.— Он тоже был на свадьбе?Гражинка смутилась ещё больше, что меня весьма удивило. В конце концов, она самостоятельная взрослая женщина, имеет право встречаться с кем пожелает и где пожелает. И тут же сообразила — видно, с парнем что-то не так и это её мучает. Может, он женат?— Ни на какой свадьбе он не был, — все ещё смущённо опустив глаза, ответила Гражинка. — Туда поехал вслед за мной. Мы с ним.., немного поссорились, и он хотел объясниться. Объяснились, и он уехал первым.— И приехал сюда. Постой, а сам он где живёт?— В Варшаве.— И опять сюда приехал?— Опять… О боже, как я не хотела показывать его тебе! Знала, что привяжешься.Теперь я уже всерьёз встревожилась. Я знала, что бедной Гражинке как-то не везло с мужчинами, ей попадались все какие-то негодяи, и она только и знала, что переживала личные трагедии. А этот, из ресторана, произвёл на меня в общем неплохое впечатление.— А ну, выкладывай, в чем дело, — категорическим тоном потребовала я. — Можешь в двух словах. Внешность не отталкивающая, по возрасту подходит, мне он показался трезвым. Так в чем дело? Женат?Видно было, как бедная Гражинка прилагала сверхчеловеческие усилия, стараясь сохранить спокойный, даже равнодушный вид.— Нет, не женатый… Он, может, немного…Нет. В двух словах не получится.— Ты в нем заинтересована?— Заинтересована.— Он в тебе, судя по всему, тоже. Так в чем же дело?— Ох, во всем. Он не такой… Понимаешь, он…Тут только до меня дошло. Господи, что я делаю?! Аж мурашки побежали по коже. Ну в точности как в том письме: агрессивная, настырная, бестактная, вцепилась в беднягу мёртвой хваткой. А по какому праву? И как только бедная девушка выдерживает меня. Вторгаюсь в её частную жизнь бесцеремонно, а ей, по всему видно, совсем не хочется откровенничать. Это её проблемы, которыми она вовсе не обязана делиться со мной, И я пошла на попятный.— Ладно, ладно, успокойся, не хочешь говорить — не надо. Больше не стану к тебе приставать. Надеюсь, он ничего общего с преступлением не имеет, и вообще это ваше личное дело.Скажи только, как его зовут, на всякий случай, если зайдёт речь, чтобы я знала о ком.— Патрик. А почему о нем зайдёт речь?— Да мало ли, просто случайно, в разговоре.Он уже уехал в Варшаву?— Не знаю.— Ну и черт с ним, пусть торчит на местном рынке.., не знаю, есть ли в Болеславце рынок.., да пусть хоть в Аргентину отправляется, мне все равно…— А мне нет.Ну что тут будешь делать? И, уже не пытаясь сдерживать своего отчаяния, я заорала:— А мне все равно! Сказала, не буду больше о нем расспрашивать, и не буду. У нас тут дела поважнее, чем твои любовные перипетии. Я собиралась рассказать тебе о Весе и о металлоломе, а не потрошить твоего Патрика.Столь резкий поворот темы заметно успокоил девушку и даже обрадовал настолько, что она внимательно выслушала историю про мамашу и того парня, который занимался сбором металлолома.— А глинам ты о нем сказала? — живо заинтересовалась она.— Нет, начисто вылетело из головы. А вот сейчас не уверена, стоит ли им говорить.Не стала я девушке объяснять причины такого решения. Не буду же говорить, что усиленно работаю над собой, пытаясь исправить недостатки своего характера, а все из-за её же письма. Если расскажу полиции — у бабы с мешками могут быть проблемы. Вон она какая была растерянная, пришибленная даже. Может, у её сына какие-нибудь неприятности из-за его рода деятельности, а я как раз и напущу на него полицию.Надо и о людях думать, втолковывала я себе, а не только о своём частном расследовании. Правда, мне не приходилось слышать, что нельзя собирать старые железяки, но ведь у нас до холеры всевозможных идиотских запретов, осложняющих людям жизнь, а для Веси и его матери это, может быть, единственный способ заработать на кусок хлеба в наши трудные времена. Да, по части запретов мы впереди планеты всей. Ведь я же видела мамашу этого трудяги Веси — она просто невинный младенец. Не могут они быть замешаны в грязном деле. Могу ли я вовлечь честных людей в какие-то передряги? Да ни в жизнь!Теперь уже я проявила растерянность.— Сама не знаю, что делать. В конце концов, со времени преступления прошло почти полторы недели. Если бы она волокла тяжеленные железяки наутро после убийства, тогда моё сообщение имело бы смысл, а так….— И все-таки Веся ведь откуда-то их взял, — одёрнула меня Гражина. — Вор мог забрать подносики с монетами, а тяжёлые ящики выбросить.Веся их нашёл, пусть скажет — где. И ведь не исключено, что он ещё что-то интересное видел.Мне кажется, это не мешает проверить, как думаешь? Иначе остаток жизни мне придётся провести в Болеславце.А ведь она говорит дело. Так пойти, что ли, в полицию? Не понравилась я здешним полицейским, факт. Тогда что?— Пойду-ка я, пожалуй, к той бабе, — решила я. — Сейчас прямо и пойду, пока не забыла, где она живёт. И доставлю ей удовольствие, так и быть — напьюсь чаю.Гражинка, оживившись, сорвалась со стула.— Погоди, я придумала повод для визита. Дам тебе чай. Меня уговорили в Дрездене купить модный сейчас чай в пакетиках «Марко Поло», расфасован по десять штук.Я тоже встала, а услышав про «Марко Поло», скривилась.— Не люблю я этот чай, а вот дети мои обожают. По-моему, ничего особенного.— Вот и хорошо, — подхватила девушка, — тебе не жалко будет оставить всю пачку той женщине. Погоди, я сейчас принесу.Гражинка бегом бросилась к себе в номер, а я опять уселась за стол. Воспользовавшись небольшой передышкой, попыталась разобраться в собственных ощущениях. Уже с некоторых пор я чувствовала: что-то во всей этой истории вызывает во мне беспокойство, что-то тут не так, как должно быть, но докопаться до сути не могу.Слишком уж туманным было моё ощущение.Гражинка быстро вернулась, передала мне пачку чая, и я отправилась к бабе, оставив её одну за столом.
У дома уже не было мешков, а баба на крылечке чистила картошку, что избавило меня от необходимости стучать в дверь. Увидев меня, женщина сразу меня узнала, обрадовалась и в то же время явно смутилась. Однако пачка дорогого чая подействовала успокаивающе. Хозяйка охотно приняла подарок и тут же предложила продегустировать его, на что я охотно же согласилась.Разговор я начала издалека, с дрезденской свадьбы, на которую поехала Гражинка. Тема нейтральная и спокойная. Тут уж я призвала всю свою дипломатию, на какую только была способна. Потом осторожно я перешла к нашей первой встрече с хозяйкой, мимоходом упомянув про страшно тяжёлые мешки, и опять посочувствовала ей. Не знаю, когда бы я со своей дипломатией приблизилась к цели, если бы вдруг не осознала, на что в данный момент глядят мои глаза.Чай мы пили в кухне, большой, просторной, сидя за обеденным столом. Видимо, кухня одновременно служила хозяевам и столовой. Сидела я прямо напротив раскрытой двери в Соседнее помещение.Я разглядела полки, заставленные какими-то банками и заваленные рабочим инструментом, несколько ступенек, похоже, начало деревянной лестницы, ведущей на чердак, небольшую раковину и кусок унитаза с бачком. Все эти предметы как-то не очень сочетались друг с другом, но не это привлекло моё внимание. Под умывальником, рядом с полками, стояла стопка железных ящиков.Ящики были очень похожи на те, что "мне описывала Гражинка, и по внешнему виду, и по размеру. Получается, я глядела на ящики, в которых хранилась ранее нумизматическая коллекция пана Хенрика!Отбросив к чертям собачьим дипломатию, я мгновенно сменила тактику. Решено, превращаюсь в кретинку, это мне всегда лучше удавалось, чем тянуть дипломатическую резину.— О! — радостно вскричала я, ткнув чайной ложечкой в направлении железных ящиков.Только потом спохватилась — может, не следовало действовать так опрометчиво, могла ведь притвориться, что потребовалось выйти в туалет, а там, прикрыв дверь, спокойно, внимательно рассмотреть ящики. Но да что уж теперь? И я радостно защебетала:— Это как раз тот металлолом, который пани тогда тащила? Где его только нашёл сын пани?Баба покраснела, как свёкла, потом побледнела и, сорвавшись с места, бросилась притворять дверь в подозрительное помещение. Оказалось, дверь совсем перекосилась и не желала плотно закрываться. Она её захлопывала, а та моментально распахивалась и опять являла мне весьма заманчивое зрелище. Мимоходом подумав о том, как же человеку в таких условиях удаётся создавать в туалете желанный интим, я внимательно следила за безуспешными попытками хозяйки отгородить меня от притягательного зрелища и заметила на обратной стороне двери: ага, вот и щеколда. А снаружи никакого засова не было. Наверное, если хотели дверь закрыть, придвигали стул потяжелее и припирали её.Поскольку поблизости такого стула не предвиделось, баба в полном отчаянии отказалась от дальнейшей борьбы с дверью и, обессилев, села на место.— Да я точно не знаю, — тяжело дыша, неуверенно заговорила она. — Веся собирает лом всюду, где попадётся. И вовсе эти ящики не такие уж тяжёлые, тогда в мешках были другие тяжеленные железяки. Всякие, я и не знаю толком какие. Мешки сынок сам распаковал, но пока ещё не отвёз лом в скупку. Сказал, надо привезти оставшиеся ящики, чтобы сдать уже все вместе.— А где ж он их оставил? — бесцеремонно допытывалась я, как и положено полной идиотке. — А те мешки, что мы с вами давеча тащили, пани откуда волокла? Издалека небось?— Да где ж мне издалека притащить такую тяжесть? — как могла, упиралась баба. Ей явно не хотелось отвечать на бесцеремонные вопросы, но ведь я помогла ей довезти мешки, а теперь интересовалась, похоже, из простого любопытства. И хозяйка, вопреки собственному желанию, добавила:— Там, недалеко, есть такая сараюшка… А пани зачем это знать?Я потягивала чай, судорожно пытаясь поскорей придумать, как же себя лучше вести дальше.Попыталась представить себя на её месте. Предположим, что это мой сын крадёт., и, холера его возьми, может, даже убивает, а тут совершенно посторонняя баба упорно допытывается о подробностях… Зачем это ей? И что я, например, делаю? Я упираюсь и изо всех сил защищаю своего сыночка. Ага, значит, надо что-то соврать, придумать что-нибудь наиболее правдоподобное. Скажем, железные ящики привёз откуда-то приятель сына. Нет, приятеля я не знаю, ни разу не видела. Или вот ещё вариант: ниоткуда ящики сынок не брал, покойница сама ему их отдала, разумеется, когда ещё не была покойницей.Отдала пустые, за ненадобностью. А если эта настырная пани упрётся и захочет рассмотреть ящики повнимательнее? Там, под лестницей?Как-то плохо чувствовала я себя в роли матери преступника. Легче уж себя представить преступницей. Ведь эта женщина с самого начала и до сих пор вела себя совершенно естественно, не лгала мне, не придумывала отговорок.А местонахождение ящиков, по всему видно, играло существенную роль во всей этой истории, вон бедная женщина совсем извелась, не зная, как выпутаться из сложного положения. Сразу видно: врать не привыкла, теперь отчаянно пытается просто отвлечь моё внимание от ящиков, сменить опасную для неё тему разговора. И, отвечая на её вопрос, я беспечно заявила:— А все дело в том, проще пани, что такие ящики мне доводилось видеть. В них некоторые люди хранят свои коллекции, например, — не буду уж совсем припирать беднягу к стенке, — филателистические. А ведь я, уж скажу пани правду, вела переговоры с паном Фялковским, а потом с его убитой сестрой. У них были альбомы с марками, которые я собиралась купить. Так что очень может быть, что эти альбомы покойник держал в таких вот ящиках. И уж не знаю, может, преступник, который украл коллекцию, выносил её из дому в таких ящиках или ещё в доме вытряхнул все из них, а ящики потом за ненадобностью выбросил. А ведь в ящиках могло и заваляться что-нибудь для меня ценное или потом, уже по дороге, вывалиться, чего преступник не заметил. Ведь эти марочные коллекции выглядят иногда как груда совсем ненужного бумажного хлама, он мог и вытряхнуть. А уж мне так хотелось приобрести коллекцию пана Фялковского, так хотелось, представляете, какое разочарование пришлось пережить. Ведь специально из Варшавы я сюда к нему приезжала и ещё свою сотрудницу присылала. Вот и надеюсь, может, хоть что-нибудь уцелело. Потому и спрашиваю, откуда ваш сын брал эти ящики.Похоже, я совсем заморочила голову бедной женщине. Вот сейчас в её глазах полнейший ужас. Она никак не может решить, кто я: враг, просто сочувствующий человек или вовсе сообщник? Впрочем, Веся вполне мог оказаться совершенно ни в чем не повинным, с преступлением никак не связанным, но его мать боится сказать лишнее слово, чтобы ненароком не навредить сыну, не впутать его в неприятную историю. Ведь биографию этого Веси трудно назвать кристально чистой. Моё же упорство вполне может привести к нежелательным осложнениям для сына. Да, на месте этой женщины я бы сама хорошенько подумала, прежде чем что-то произнести.Как и следовало ожидать, недоверчивость взяла верх.— Да они просто на дороге валялись, — как можно небрежнее проговорила баба. — Веся уже нёс свои мешки, видит — валяются ящики… Атак как он торопился, то меня и попросил. Сходи, говорит, мама, — там на дороге валяется очень ценный металлолом. Может, кто из бывшей МТС выбросил или ещё кто. А в наше время такое случается нечасто. Ну я и пошла. Остальное пани уже знает.Теперь она несла уже явную ложь, это я сразу почувствовала, как и то, что пора мне прекратить свои приставания. Не покажет она мне место, откуда тащила лом, скорее всего, просто доведёт до первого попавшегося поворота дороги. Нет так нет.— Ничего не поделаешь, — вздохнула я. — Жаль. Ну, не буду больше отнимать у пани время. Можно посмотреть, в ящиках никаких бумажек не осталось?Готовность, с которой женщина бросилась демонстрировать мне ящики, лучше всяких слов свидетельствовала о том, что они пусты. Можно было бы и не трудиться смотреть, но я все же взглянула. Затем извинилась перед несчастной женщиной и вышла.Сев за руль, я ненадолго задумалась. Чего, собственно, я добиваюсь? Кляссеры с марками лежат спокойно в опломбированном доме, никто их не тронул. Пропала нумизматическая коллекция, но мне до неё нет никакого дела. Да и вообще преступление меня никак не касается, следствие провожу не я, тогда какого черта я занимаюсь всем этим? Из-за Гражинки? По глупости её считают главной подозреваемой. Скорее, не по глупости, а из-за полного отсутствия других кандидатур. Или из-за их избытка? Ведь преступником мог быть любой негодяй, польстившийся на добро Вероники, добро мнимое, но о нем столько болтали все соседи. И не обязательно преступнику быть местным, мог им оказаться и заезжий гастролёр, прослышавший о предполагаемых богатствах старой одинокой женщины. Повезло этому подонку — никто его не видел. Вернее, видела Вероника. Застала на месте преступления. Значит, ей не повезло. На самом деле кандидатур в подозреваемые может быть множество, а следствие ведётся из рук вон плохо. Куда они подевали микроследы? Идиоты, вцепились в Гражинку, упустив из виду все существенные обстоятельства, и теперь вот мне приходится заниматься их работой. Будто мне делать нечего!Не включая двигатель, я сидела и раздумывала, не бросить ли все к черту Бросила бы, да кто знает, когда эти полицейские тугодумы освободят Гражинку и займутся своим прямым делом — розыском преступника. А мне, выходит, до тех пор так и торчать в этом Болеславце?Тут вдруг в зеркальце заднего обзора я увидела свою знакомую бабу, выбежавшую из дома. Она не заметила моей машины — я предусмотрительно оставила её не на дороге, а съехала на обочину и прикрылась довольно густым кустарником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
У дома уже не было мешков, а баба на крылечке чистила картошку, что избавило меня от необходимости стучать в дверь. Увидев меня, женщина сразу меня узнала, обрадовалась и в то же время явно смутилась. Однако пачка дорогого чая подействовала успокаивающе. Хозяйка охотно приняла подарок и тут же предложила продегустировать его, на что я охотно же согласилась.Разговор я начала издалека, с дрезденской свадьбы, на которую поехала Гражинка. Тема нейтральная и спокойная. Тут уж я призвала всю свою дипломатию, на какую только была способна. Потом осторожно я перешла к нашей первой встрече с хозяйкой, мимоходом упомянув про страшно тяжёлые мешки, и опять посочувствовала ей. Не знаю, когда бы я со своей дипломатией приблизилась к цели, если бы вдруг не осознала, на что в данный момент глядят мои глаза.Чай мы пили в кухне, большой, просторной, сидя за обеденным столом. Видимо, кухня одновременно служила хозяевам и столовой. Сидела я прямо напротив раскрытой двери в Соседнее помещение.Я разглядела полки, заставленные какими-то банками и заваленные рабочим инструментом, несколько ступенек, похоже, начало деревянной лестницы, ведущей на чердак, небольшую раковину и кусок унитаза с бачком. Все эти предметы как-то не очень сочетались друг с другом, но не это привлекло моё внимание. Под умывальником, рядом с полками, стояла стопка железных ящиков.Ящики были очень похожи на те, что "мне описывала Гражинка, и по внешнему виду, и по размеру. Получается, я глядела на ящики, в которых хранилась ранее нумизматическая коллекция пана Хенрика!Отбросив к чертям собачьим дипломатию, я мгновенно сменила тактику. Решено, превращаюсь в кретинку, это мне всегда лучше удавалось, чем тянуть дипломатическую резину.— О! — радостно вскричала я, ткнув чайной ложечкой в направлении железных ящиков.Только потом спохватилась — может, не следовало действовать так опрометчиво, могла ведь притвориться, что потребовалось выйти в туалет, а там, прикрыв дверь, спокойно, внимательно рассмотреть ящики. Но да что уж теперь? И я радостно защебетала:— Это как раз тот металлолом, который пани тогда тащила? Где его только нашёл сын пани?Баба покраснела, как свёкла, потом побледнела и, сорвавшись с места, бросилась притворять дверь в подозрительное помещение. Оказалось, дверь совсем перекосилась и не желала плотно закрываться. Она её захлопывала, а та моментально распахивалась и опять являла мне весьма заманчивое зрелище. Мимоходом подумав о том, как же человеку в таких условиях удаётся создавать в туалете желанный интим, я внимательно следила за безуспешными попытками хозяйки отгородить меня от притягательного зрелища и заметила на обратной стороне двери: ага, вот и щеколда. А снаружи никакого засова не было. Наверное, если хотели дверь закрыть, придвигали стул потяжелее и припирали её.Поскольку поблизости такого стула не предвиделось, баба в полном отчаянии отказалась от дальнейшей борьбы с дверью и, обессилев, села на место.— Да я точно не знаю, — тяжело дыша, неуверенно заговорила она. — Веся собирает лом всюду, где попадётся. И вовсе эти ящики не такие уж тяжёлые, тогда в мешках были другие тяжеленные железяки. Всякие, я и не знаю толком какие. Мешки сынок сам распаковал, но пока ещё не отвёз лом в скупку. Сказал, надо привезти оставшиеся ящики, чтобы сдать уже все вместе.— А где ж он их оставил? — бесцеремонно допытывалась я, как и положено полной идиотке. — А те мешки, что мы с вами давеча тащили, пани откуда волокла? Издалека небось?— Да где ж мне издалека притащить такую тяжесть? — как могла, упиралась баба. Ей явно не хотелось отвечать на бесцеремонные вопросы, но ведь я помогла ей довезти мешки, а теперь интересовалась, похоже, из простого любопытства. И хозяйка, вопреки собственному желанию, добавила:— Там, недалеко, есть такая сараюшка… А пани зачем это знать?Я потягивала чай, судорожно пытаясь поскорей придумать, как же себя лучше вести дальше.Попыталась представить себя на её месте. Предположим, что это мой сын крадёт., и, холера его возьми, может, даже убивает, а тут совершенно посторонняя баба упорно допытывается о подробностях… Зачем это ей? И что я, например, делаю? Я упираюсь и изо всех сил защищаю своего сыночка. Ага, значит, надо что-то соврать, придумать что-нибудь наиболее правдоподобное. Скажем, железные ящики привёз откуда-то приятель сына. Нет, приятеля я не знаю, ни разу не видела. Или вот ещё вариант: ниоткуда ящики сынок не брал, покойница сама ему их отдала, разумеется, когда ещё не была покойницей.Отдала пустые, за ненадобностью. А если эта настырная пани упрётся и захочет рассмотреть ящики повнимательнее? Там, под лестницей?Как-то плохо чувствовала я себя в роли матери преступника. Легче уж себя представить преступницей. Ведь эта женщина с самого начала и до сих пор вела себя совершенно естественно, не лгала мне, не придумывала отговорок.А местонахождение ящиков, по всему видно, играло существенную роль во всей этой истории, вон бедная женщина совсем извелась, не зная, как выпутаться из сложного положения. Сразу видно: врать не привыкла, теперь отчаянно пытается просто отвлечь моё внимание от ящиков, сменить опасную для неё тему разговора. И, отвечая на её вопрос, я беспечно заявила:— А все дело в том, проще пани, что такие ящики мне доводилось видеть. В них некоторые люди хранят свои коллекции, например, — не буду уж совсем припирать беднягу к стенке, — филателистические. А ведь я, уж скажу пани правду, вела переговоры с паном Фялковским, а потом с его убитой сестрой. У них были альбомы с марками, которые я собиралась купить. Так что очень может быть, что эти альбомы покойник держал в таких вот ящиках. И уж не знаю, может, преступник, который украл коллекцию, выносил её из дому в таких ящиках или ещё в доме вытряхнул все из них, а ящики потом за ненадобностью выбросил. А ведь в ящиках могло и заваляться что-нибудь для меня ценное или потом, уже по дороге, вывалиться, чего преступник не заметил. Ведь эти марочные коллекции выглядят иногда как груда совсем ненужного бумажного хлама, он мог и вытряхнуть. А уж мне так хотелось приобрести коллекцию пана Фялковского, так хотелось, представляете, какое разочарование пришлось пережить. Ведь специально из Варшавы я сюда к нему приезжала и ещё свою сотрудницу присылала. Вот и надеюсь, может, хоть что-нибудь уцелело. Потому и спрашиваю, откуда ваш сын брал эти ящики.Похоже, я совсем заморочила голову бедной женщине. Вот сейчас в её глазах полнейший ужас. Она никак не может решить, кто я: враг, просто сочувствующий человек или вовсе сообщник? Впрочем, Веся вполне мог оказаться совершенно ни в чем не повинным, с преступлением никак не связанным, но его мать боится сказать лишнее слово, чтобы ненароком не навредить сыну, не впутать его в неприятную историю. Ведь биографию этого Веси трудно назвать кристально чистой. Моё же упорство вполне может привести к нежелательным осложнениям для сына. Да, на месте этой женщины я бы сама хорошенько подумала, прежде чем что-то произнести.Как и следовало ожидать, недоверчивость взяла верх.— Да они просто на дороге валялись, — как можно небрежнее проговорила баба. — Веся уже нёс свои мешки, видит — валяются ящики… Атак как он торопился, то меня и попросил. Сходи, говорит, мама, — там на дороге валяется очень ценный металлолом. Может, кто из бывшей МТС выбросил или ещё кто. А в наше время такое случается нечасто. Ну я и пошла. Остальное пани уже знает.Теперь она несла уже явную ложь, это я сразу почувствовала, как и то, что пора мне прекратить свои приставания. Не покажет она мне место, откуда тащила лом, скорее всего, просто доведёт до первого попавшегося поворота дороги. Нет так нет.— Ничего не поделаешь, — вздохнула я. — Жаль. Ну, не буду больше отнимать у пани время. Можно посмотреть, в ящиках никаких бумажек не осталось?Готовность, с которой женщина бросилась демонстрировать мне ящики, лучше всяких слов свидетельствовала о том, что они пусты. Можно было бы и не трудиться смотреть, но я все же взглянула. Затем извинилась перед несчастной женщиной и вышла.Сев за руль, я ненадолго задумалась. Чего, собственно, я добиваюсь? Кляссеры с марками лежат спокойно в опломбированном доме, никто их не тронул. Пропала нумизматическая коллекция, но мне до неё нет никакого дела. Да и вообще преступление меня никак не касается, следствие провожу не я, тогда какого черта я занимаюсь всем этим? Из-за Гражинки? По глупости её считают главной подозреваемой. Скорее, не по глупости, а из-за полного отсутствия других кандидатур. Или из-за их избытка? Ведь преступником мог быть любой негодяй, польстившийся на добро Вероники, добро мнимое, но о нем столько болтали все соседи. И не обязательно преступнику быть местным, мог им оказаться и заезжий гастролёр, прослышавший о предполагаемых богатствах старой одинокой женщины. Повезло этому подонку — никто его не видел. Вернее, видела Вероника. Застала на месте преступления. Значит, ей не повезло. На самом деле кандидатур в подозреваемые может быть множество, а следствие ведётся из рук вон плохо. Куда они подевали микроследы? Идиоты, вцепились в Гражинку, упустив из виду все существенные обстоятельства, и теперь вот мне приходится заниматься их работой. Будто мне делать нечего!Не включая двигатель, я сидела и раздумывала, не бросить ли все к черту Бросила бы, да кто знает, когда эти полицейские тугодумы освободят Гражинку и займутся своим прямым делом — розыском преступника. А мне, выходит, до тех пор так и торчать в этом Болеславце?Тут вдруг в зеркальце заднего обзора я увидела свою знакомую бабу, выбежавшую из дома. Она не заметила моей машины — я предусмотрительно оставила её не на дороге, а съехала на обочину и прикрылась довольно густым кустарником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34