Все, что он считает своим призванием.— А антитеза?— Для меня этим оказался вопрос полов, — сказал отец Да Коста, улыбнувшись. — Они часто вступают на этот путь, когда имеют дело с католическими священниками, потому что считают понятие чистоты вздором.— И что же они сделали?— Они держали меня в полуголодном состоянии в сырой одиночной камере в течение трех месяцев, а затем отправили меня в постель с двумя женщинами, готовыми на все ради идеи, так же как и вы. Вообще-то это было глупостью. По их мнению, как я думаю, я должен был испытывать глубокий стыд и вину из-за того, что у меня была эрекция. А я считал это химической реакцией организма, вполне объяснимой в данных обстоятельствах. И думаю, что моя точка зрения совпадает с мнением Господа.— Значит, никакого греха. Вы чисты как снег. Так ведь?— Вовсе нет. Я человек очень жестокий, мистер Фэллон. Были времена, когда и я убивал. Может быть, если бы они узнали об этом, то достигли бы успеха. Именно для того чтобы облегчить тяжесть вины этой стороны моей личности, я и пошел в церковь. Это самое слабое место, но я по крайней мере признаю его существование... А вы?— Видеть вещи — это просто, — возразил Фэллон. — А вот понимать их суть гораздо сложнее. И это более важно.Он замолчал, и священник сказал ему:— Продолжайте...— Чего вы от меня хотите? Чтобы я испил эту чашу до дна? Евангелие по Фэллону? Хорошо, извольте, если вы так настаиваете.Он поднялся на кафедру и выпрямился перед, аналоем.— Никогда бы не подумал, что отсюда откроется такой красивый вид. Ну так и что вы хотите услышать?— Все, что вы захотите сказать.— Прекрасно. Мы все одиноки. Ничто не вечно. И ни в чем нет смысла.— Вы ошибаетесь. Вы забыли о Боге.— О Боге? — вскричал Фэллон. — О каком Боге вы говорите! О том, который позволяет детям радостно петь, а в следующий момент... (тут его голос немного задрожал), а в следующий момент превращает их в кровавое месиво? Вы можете ответить мне честно, верите ли вы по-прежнему в Бога после того, что с вами случилось в Корее? Вы хотите меня уверить, что никогда не сомневались в его существовании?— Сила всегда укрепляется в споре, — ответил ему священник. — Однажды я провел полгода на цепи, сидя среди собственного дерьма. И настал такой момент, такой день, когда я смог бы сделать что угодно. И тут мне было видение. Могильный камень откатился, и Он вышел из пещеры. Я прозрел, Фэллон. Я познал Его!— Все, что я могу сказать, так это то, что если ваш Бог и существует, то предоставьте Ему распоряжаться всем. Он-то знает когда и что делать. И не ставит акцента над словом «почему».— Так значит, вы ничего не поняли?— Да нет, понял! Я понял, как убивать с улыбкой на губах, отец мой. А это очень важно. Но самый важный урок я извлек для себя в другое время.— Что же это за урок?— Что ничто не достойно цены смерти.Внезапно в церкви стало тихо, только дождь шумел за окнами. Фэллон спустился с кафедры, застегивая пояс на пальто. На секунду он задержался возле отца Да Косты.— По правде говоря, отец мой, это очень драматично. Потому что цены жизни также ничто не имеет.Он прошел среди скамей, его шаги гулко звучали под сводами. Затем хлопнула дверь, мигнули свечи. Да Коста преклонил колени перед алтарем, сложил руки и стал молиться так истово, как редко молился.Через секунду открылась дверь и звонкий голос позвал:— Дядя Майкл? Вы здесь?Он обернулся и увидел Анну в дверях ризницы.— Здесь, — ответил он.Она подошла к нему, а он поднялся ей навстречу и взял ее за руки. Потом подвел ее к скамье в первом ряду, и они сели. Как обычно она сразу же почувствовала, что ему грустно.— В чем дело? — спросила она с беспокойством. — Где мистер Фэллон?— Ушел. Мы долго беседовали. Думаю, что теперь я его понимаю гораздо лучше.— Он как мертвый. У него лед внутри.— Он очень мучается от ненависти к самому себе. Он ненавидит себя, а значит и весь мир. Он больше ничего не чувствует. Я думаю даже, что он хочет умереть. И возможно, именно поэтому он влачит такое существование.— Я не понимаю, — сказала она.— Он положил свою жизнь на весы; он стал приверженцем идеи, которую считал честной. И все отдал ради нее. Это очень опасно, потому что если однажды дело примет плохой оборот, если в один прекрасный момент окажется, что эта идея не стоит сломанного гвоздя, то человек остается ни с чем.— Он сказал мне, что считает себя ходячим мертвецом.— Думаю, что он говорил искренне.Она положила ладонь на его руку.— Но что вы можете поделать? Что мы можем поделать?— Помочь ему обрести себя. Спасти его душу, быть может. Честно говоря, я не знаю. Но я должен что-то предпринять, должен!Он поднялся, снова встал на колени перед алтарем и продолжил молитву. Глава двенадцатаяДополнительная работа для похоронного бюро Фэллон пил чай на кухне вместе с Дженни, когда в дверь позвонили. Она пошла открывать. Когда она вернулась, то оказалось, что ее сопровождают Джек и Билли Миганы.— Нам и без тебя недостаточно воздуха, сокровище, — сказал ей Джек Миган. — Выйди. У нас деловой разговор.Она обеспокоенно взглянула на Фэллона, помялась и вышла.— Она втрескалась в тебя, сразу видно, — сказал Миган.Он присел на уголок стола и налил себе чаю.Билли прислонился к стене, держа руки в карманах и глядя на Фэллона с угрюмым видом.— Миленькая девочка, — сказал Фэллон, — но вы приехали сюда не для того, чтобы обсуждать Дженни.Миган вздохнул.— Ты еще раз проявил себя как злой мальчик, Фэллон. Я же сказал тебе утром, чтобы ты ехал сюда и не вылезал, а ты что делаешь при первой же возможности? Ты еще раз динамишь беднягу Уорли, и это не очень-то любезно, потому что ты знаешь, что это рассердит меня, а я и так слаб сердцем.— Действительно.— Ну ладно. Ты еще раз мотался проведать этого распроклятого кюре.— Если бы! — встрял Билли. — Он был с маленькой мышкой Да Коста на кладбище.— Со слепой девчонкой?— Ага. Она даже поцеловала его!Миган грустно покачал головой.— Так обращаться с бедной девушкой, и это накануне отъезда из страны!— Да она настоящая шлюха! — разошелся Билли. — Раздевалась перед окном! Да ее кто угодно мог рассматривать!— Маловероятно, — сказал Фэллон. — Особенно если учесть шестиметровую стену вокруг кладбища. Кажется, я говорил тебе, чтобы ты больше не совался туда.— Что-что? — стал паясничать Билли. — Ты боишься, что прозеваешь сладкий кусочек? Хочешь приберечь его для себя?Фэллон медленно поднялся, на его лице было такое выражение, которое напугало бы и самого дьявола.— Только подойди к этой девушке, только попробуй как-то повредить ей, и я убью тебя, — сказал он тихо.Джек Миган повернулся и наотмашь ударил брата тыльной стороной ладони.— Ну ты, грязный озабоченный поросенок! Ты только о ляжках и в состоянии думать! Будто других забот у меня нет. Пошел вон отсюда!Билли открыл дверь и повернул к Фэллону бледное от ярости лицо, глаза его сверкали.— Ну подожди, подожди еще, дерьмо, падаль! Я доберусь до тебя, вот увидишь! До тебя и до твоей девки!— Я же сказал тебе — убирайся! — заорал Миган, и Билли поспешно захлопнул дверь.Миган повернулся к Фэллону и заверил:— Я прослежу, чтобы он хорошо вел себя. Не беспокойся.Фэллон поднес к губам сигарету и зажег спичку.— А вы как же? Кто проследит за вашим поведением?Миган радостно рассмеялся.— Тебя ничем из седла не выбьешь, верно? Например, вчера, когда в церковь вошел Миллер, а ты болтал с кюре, я очень за тебя встревожился, честное слово. Но тут ты сел за орган... И это действительно было прекрасно.Лицо Фэллона было мрачным.— Вы там были?— Да, я был там, конечно! Но одну вещь я не понял.— И что бы это могло быть?— Вчера вечером ты мог бы всадить мне пулю в башку, вместо того чтобы разбивать зеркало. Почему ты этого не сделал? Если Да Коста так дорог тебе, если ты думаешь, что я опасен для него, то это было бы логичным.— И что бы тогда было с моим паспортом и посадкой на борт судна, покидающего эти берега в воскресенье вечером?Миган фыркнул.— Ты ничего не упустишь, а? Мы похожи, Фэллон, мы очень с тобой похожи.— Я предпочел бы быть похожим на самого дьявола, — уверенно возразил Фэллон.— Благородный мятежник с оружием в руке, мы таким себя видим? — прошипел Миган, но на этот раз в его голосе чувствовался гнев. — Брось эти дурацкие шуточки, Фэллон. Тебе нравилось это, нравилось носиться с пушкой в кармане твоего пальто. Ты любил убивать. Хочешь знать, как я узнал об этом? Просто ты стреляешь чертовски хорошо, слишком хорошо, чтобы не любить это!Побледневший Фэллон пристально смотрел на него, и вдруг непонятно как в его руке оказалась «чешка». Миган грубо рассмеялся.— Я нужен тебе, Фэллон, вспомни. Без меня — никакого паспорта, никакого морского путешествия, так веди себя как приличный мальчик.Он пошел к двери. Фэллон наставил оружие ему в спину и ждал, пока Миган обернулся к нему.— Прекрасно. А теперь посмотрим, как ты нажмешь на курок.Фэллон крепко держал оружие. Миган ждал, сунув руки в карманы. Потом медленно повернулся, открыл дверь, вышел и закрыл ее.Еще несколько мгновений Фэллон сжимал оружие, держа его перед собой и глядя в пустоту, затем опустил «чешку», очень медленно, и оперся рукой о столик, все еще держа палец на курке.Он все еще не двигался, когда в комнату вошла Дженни.— Они ушли, — объявила она.Фэллон не ответил, и она с отвращением взглянула на оружие.— Почему вы не можете обойтись без этой штуки? Что произошло?— Да ничего особенного... Он показал мне зеркало, а я ничего нового не увидел, — пробормотал он. — Теперь я хочу поспать часик-другой.Он уже был в дверях, когда она смущенно спросила:— Хотите, чтобы я пришла?Он сделал вид, что не услышал, и вышел, не сказав ни слова. Она села на краешек стола и руками закрыла лицо. * * * Когда Фитцджеральд вошел в кабинет Миллера, его шеф стоял у окна, читая копию какого-то письма. Он показал ее молодому инспектору.— Вот, что мы послали генеральному прокурору.Фитцджеральд быстро прочитал документ.— Кажется, это довольно точно отражает ситуацию, шеф, — сказал он, возвращая письмо. — Когда мы можем получить ответ?— В этом все дело. Вероятно, им понадобится два или три дня. Я уже переговорил по телефону с тем, кто будет этим заниматься.— И что он думает об этом?— Если вам действительно интересно знать, то пожалуйста. Он не оставил мне почти никакой надежды, — проворчал Миллер, и его разочарование очень хорошо было видно. — Все, что касается религии... ну, вы сами знаете, как к этому относятся люди. Англичане.— Понимаю, шеф.Тут Миллер заметил какую-то бумажку в руке инспектора.— Что это такое?Фитцджеральд набрался мужества и сказал:— Увы, плохие новости. Сведения о «чешке».Миллер покорно сел за стол.— Ладно, расскажите мне самое худшее.— По данным компьютера это оружие было использовано в последний раз для убийства, и было это в 1952 году, шеф. Старый польский солдат пристрелил жену и ее любовника. Спустя три месяца его повесили.— Великолепно! — сказал Миллер с горечью. — Только этого мне и не хватало.— Естественно, они обойдут всех продавцов оружия в Лондоне и округе по нашей просьбе. Это займет дополнительное время, но может быть даст кой-какие результаты.— Понятно, понятно. Бывает, что и свиньи летают... Хотите знать, что необычного есть в этой истории?— Что же, шеф?— Я собираюсь вам рассказать. Здесь нечего думать. Мы знаем уже, что в убийстве повинен Джек Миган. И если бы этот проклятый кюре захотел бы открыть рот, то у меня на блюдечке была бы голова этого молодчика.Миллер в ярости надел плащ и вышел, хлопнув дверью так сильно, что задрожало оконное стекло. * * * Фэллон снял — куртку и ботинки и вытянулся поверх одеяла. Когда он проснулся, близилась ночь. Он был накрыт периной, что говорило о том, что Дженни все-таки приходила. Было начало девятого. Он поспешно обулся, взял куртку и вышел.Дженни возилась на кухне. Она подняла глаза.— Я заглядывала часа три назад, но вы спали.— Надо было меня разбудить, — сказал он и пошел надевать плащ.— Джек Миган сказал, что вам нельзя выходить.— Я знаю.Он переложил «чешку» из кармана куртки в плащ и застегнул пояс.— Это та девушка, так ведь? — сказала Дженни. — Вы заботитесь о ней.Он принял слегка рассерженный вид, и она сложила оружие:— Я подслушивала за дверью. Я почти все слышала. Какая он?— Она слепая, — сказал Фэллон. — И это значит, что она беззащитная.— А вы боитесь Билли? Вы думаете, что он отомстит вам таким образом за то, что случилось здесь вчера?— Что-то вроде этого.— Я понимаю вас, идите, — сказала она, включая утюг, чтобы выгладить красивую белую блузку. — Я только хочу вам немного рассказать о нем, чтобы вы знали, кому бросаете вызов. В двенадцатилетнем возрасте мальчики предпочитают получать удовольствие, упражняясь с собственными руками. Но только не наш Билли. В такие годы он уже вовсю спал с женщинами, большей частью с проститутками, которые работали на Джека, и поскольку Билли — его младший брат, они не осмеливались ничего рассказывать... И он продолжал в том же духе. В пятнадцать лет это был уже грязный маленький садист, а затем получилось то, что вы уже видели. И на вашем месте я бы серьезно беспокоилась, если Билли вступил в игру.— Спасибо, — сказал он. — Не беспокойтесь обо мне.Дверь хлопнула. Он ушел. Она на секунду застыла, поставив утюг, устремив в пустоту грустные глаза, затем продолжила свое занятие. * * * Анна Да Коста собиралась идти в ванную комнату, когда раздался телефонный звонок. Она натянула халат и вышла в вестибюль. Ее дядя положил телефонную трубку.— Кто звонил? — спросила она.— Из диспансера. Старая итальянка, к которой я давеча ездил, у нее рецидив болезни. Говорят, что до утра она не протянет. Мне надо ехать туда.Она подала священнику пальто. Он открыл дверь и они вдвоем вышли на крыльцо. Шел проливной дождь.— Пойду пешком. Не стоит брать машину, — сказал он. — Ты не будешь бояться одна?— Не беспокойтесь обо мне. Вы надолго уходите?— Бог знает! Может на несколько часов. Не жди меня.Он вышел под дождь и быстро пошел по аллее мимо прекрасного мавзолея, гордости кладбища, украшенного двойной бронзовой дверью и мраморным портиком. Билли Миган торопливо отступил в тень за колоннаду, но тотчас же вышел, стоило священнику скрыться из виду.Он слышал разговор на крыльце, и его охватило горячее возбуждение. Он дрожал. Сегодня вечером ему уже довелось пообщаться с проститутками, но это ни к чему не привело. Ему казалось, что он уже не способен получить удовольствие. Он решил было пойти домой, но вспомнил Анну... Анну, которая раздевалась у окна.Не прошло и десяти минут, как он подглядывал из-за мавзолея, но он успел замерзнуть и промокнуть под дождем, потоки которого ветер швырял ему в лицо. Он подумал о Фэллоне, о своем вчерашнем унижении, и его лицо передернулось.— Мерзавец, — пробормотал он. — Жалкая ирландская падаль. Я ему покажу.Вытащив из кармана полбутылки виски, он отпил добрый глоток. * * * Отец Да Коста как вихрь влетел в церковь. Он взял гостию в дароносице и положил ее в серебряную коробочку, которую повесил на шею. Также он прихватил священные масла, чтобы помазать умирающую, и очень торопливо вышел.В храме было спокойно и тихо, лишь смутно виднелись контуры статуй в мерцании свечей, да дождь барабанил в стекле. Через пять минут после ухода священника в церковь вошел Фэллон.Он осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться, что никого в церкви нет, затем торопливо направился к подъемнику, вошел туда и нажал кнопку «вверх». Он не стал подниматься на самый верх колокольни, а остановил клетку на уровне брезентового покрытия, натянутого над отверстием в потолке нефа.Крыша не была очень крутой, так что он спокойно смог добраться до небольшого парапета под сводом башенной арки.Оттуда открывался прекрасный вид на домик священника, за оградой сияли два фонаря и освещали фасад.В окне одной из комнат горел свет, так что было видно, что делается внутри. Фэллон разглядел шкаф, картину на стене, краешек кровати, затем показалась Анна, закутанная в банное полотенце.Она не позаботилась о том, чтобы задернуть шторы, вероятно, считая себя под защитой шестиметровой стены, а скорее — из-за слепоты.На глазах Фэллона она вытерлась и сильно растерла тело полотенцем. Любопытно, подумал Фэллон, довольно немногие женщины могут похвастаться тем, что в своей наготе они выглядят лучше всего. Однако Анна была недалека от совершенства. Ее черные волосы почти прикрывали заостренные груди, талия была тонкой, а бедра очерчены круто, может быть даже слишком на вкус некоторых.Она надела чулки с подвязками, лифчик, черные трусики и зеленую шелковую ночную рубашку с плиссированным подолом. Затем принялась расчесывать волосы — это был самый женственный из жестов. Фэллон испытывал странную грусть, но не было ни малейшего намека на вожделение. Его лишь мучила мысль, что он смотрит на то, что никогда не будет ему принадлежать, и что он нужен лишь самому себе. Она стянула волосы на затылке черной лентой и исчезла из виду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19