Они бы только улыбнулись и поинтересовались, а почему бы, собственно, ему его не выпустить? А этот стук – он был сильный и громкий, но какой-то приглушенный, как будто колотили тупым предметом. И, наконец, никому не под силу сотрясать эту крепкую дубовую дверь. Будучи человеком здравомыслящим и уравновешенным, он понимал, что найти объяснение всему случившемуся весьма затруднительно, и если он не смог объяснить этого самому себе, то как же он сможет объяснить это полиции. Но кто бы или что бы ни находилось там, оно было в Божьем Храме, вверенном ему как духовному лицу. И он решительно повернул ключ.
Викарий выждал несколько секунд, прежде чем толкнуть дверь. Прямо перед ним была маленькая прихожая, отделявшаяся от собственно церкви двумя отдельными дверями. Она была пуста.
Широко распахнув обе створки так, чтобы внутрь попало как можно больше света, викарий осторожно вошел внутрь. Несколько минут он прислушивался, прежде чем двинуться дальше по направлению к небольшим дверям, ведущим непосредственно в церковь. Он толкнул дверь и заглянул внутрь.
Яркий солнечный свет, проходя через стекла высокого витражного окна, падал вниз разноцветными столбами, видимыми благодаря кружившимся в них маленькими частичками пыли, в остальных же частях церковного помещения царил густой полумрак. Как только викарий вошел, небольшая дверь за ним захлопнулась, создав тем самым еще одно затемненное пространство позади него. Он внимательно огляделся вокруг, медленно переводя взгляд от стены к стене, но, казалось, все было в порядке, и направился к алтарю. Его шаги эхом отдавались в огромном холодном помещении. Не успел он пройти и нескольких метров, как заметил впереди, в ближайшем к алтарю ряду в передней части церкви, темную коленопреклоненную фигуру. Ее было плохо видно, потому что как раз между ним и этой фигурой падал яркий луч света, делая ее очертания едва различимыми сквозь танцующие в луче пылинки. Похоже, что она была закутана в плащ или длинное пальто, но на таком расстоянии трудно было что-нибудь сказать с полной уверенностью. Не говоря ни слова, викарий двинулся к этой фигуре, предполагая, что она обернется на звук его шагов. Однако фигура оставалась неподвижной. Он подошел ближе, но по другую сторону яркого луча света все по-прежнему оставалось расплывчатым, и теперь он вовсе не был уверен в том, что там вообще был кто-нибудь. Казалось, что вокруг было слишком темно. Он пересек полосу света, падавшего из высоких окон, и ослепленный его яркостью, заморгал, привыкая к внезапному полумраку. Все еще плохо видя после резкой смены света и тени, он остановился как раз позади коленопреклоненной фигуры, и протянул вперед руку, намереваясь коснуться ее плеча. В то же самое время голова фигуры начала медленно поворачиваться в его сторону.
Викарий вдруг почувствовал, что в церкви ужасно холодно, гораздо холоднее, чем обычно бывает по утрам; холод пробирал до костей, казалось, глаза замерзают в глазницах. И в тот же момент, когда голова полностью повернулась в его сторону, он услышал низкий раскатистый звук, отдаленно напоминающий хохот, и на него уставились черные обугленные глазницы.
К счастью, в этот момент все чувства покинули бедного викария и он, потеряв сознание, тихо осел на твердый каменный пол.
Глава 7
Келлер свернул в пустынный проулок, и покрышки громко зашуршали по гравию, словно возвещая о его прибытии. В машине у него уже лежал полный список пассажиров рокового рейса, полученный от молодого сотрудника пассажирской службы, дежурившего той ночью. Сначала парень отказывался дать ему этот список, но Келлер проявил настойчивость, заметив, между прочим, что легко мог бы составить его сам, порывшись в газетах. Парень, наконец, сдался и даже выложил кое-какую дополнительную информацию о пассажирах, на что, собственно, Келлер и рассчитывал. Он собирался попозже, когда будет время, тщательно изучить список, хотя и не представлял себе, что это может ему дать. Но с чего-то все равно надо было начинать.
Ближайшей же задачей Келлера было встретиться с Бет Роган, женой погибшего командира, и эта перспектива его не вдохновляла: придется ворошить прошлое и бередить старые раны.
Дом Роганов находился в Шеппертоне, неподалеку от озера, облюбованного яхтсменами, в число которых входил и капитан Роган, обожавший, как было известно Келлеру, этот вид досуга. Дом был не большой, но и не маленький, и его отличала какая-то естественная неброская элегантность. Не успел Келлер заглушить мотор Стэга, как входная дверь открылась и на пороге появилась Бет.
Последний раз они виделись во время общих похорон всех погибших в авиакатастрофе; тогда она была бледна и казалась надломленной. Во время долгой панихиды он несколько раз ловил на себе ее взгляд, хотя лицо ее оставалось бесстрастным; сам он был еще слишком подавлен происшедшими событиями, чтобы как-то проявить свои чувства к ней. Сейчас Бет выглядела красивой и жизнерадостной, как и прежде, а белая блузка и такого же цвета брюки ей были к лицу значительно больше, нежели черное траурное одеяние, в котором он видел ее в прошлый раз. Длинные каштановые волосы были сколоты на одну сторону, что придавало ей вид совсем юной девушки, почти школьницы. Она слегка подняла в приветствии руку, в другой же руке он заметил у нее бокал с каким-то темным напитком.
Он выбрался из машины.
– Привет, Бет.
– Привет, Дэйв.
Несколько мгновений они стояли молча, разглядывая друг друга. Теперь, находясь от нее лишь в нескольких шагах, он увидел появившуюся вокруг ее глаз тонкую паутинку морщинок и небольшие складки на шее, которых не было прежде. Но она все еще была красива. Темно-карие, казалось, бездонные глаза, неотрывно и напряженно смотрели па него.
– Почему ты до сих пор не появлялся? – спросила она.
– Извини, Бет, я думал, что так будет лучше, – ответил он.
В ее глазах, подобно отблеску света в глубине темного колодца, мелькнул гнев. Она повернулась и вошла в дом. Он последовал за ней в гостиную и остановился у домашнего бара.
– Хочешь выпить, Дэйв? – спросила она, снова наполняя свой стакан шерри.
– Пока нет, Бет. Если только кофе.
Она тут же скрылась на кухне, дав ему возможность поудобнее устроиться на пестреньком диване и осмотреться. Последний раз, когда он был в этой комнате, здесь было полно народу, отовсюду неслись обрывки оживленного разговора, в воздухе висела сизая пелена табачного дыма. Вот также тогда он сидел на этом же самом диване, пьяный и одинокий, плохо соображая, что к чему. Он вспомнил, как Бет весьма недвусмысленно улыбаясь, смотрела на него сквозь толпу, и эта улыбка, предназначенная только ему, предполагала, что он волен истолковать ее по своему усмотрению. И вот сейчас он снова здесь, и она идет к нему, протягивая кофе, а на лице почти та же улыбка.
Поблагодарив, он взял кофе и поставил чашку на пол, рядом с собой. Она опустилась в кресло напротив и сидела там, не спуская с него глаз, беспрестанно поглаживая пальцем тонкую ножку бокала с шерри, ожидая, когда он заговорит.
– Ну, как ты, Бет? – наконец спросил он.
– У меня все в порядке, – глаза ее сразу стали серьезными.
– Да, это был жестокий удар...
– А ты знаешь, что мы собирались развестись? – резко оборвала его Бет.
Он удивленно взглянул на нее.
– Ну, я чувствовал, что у вас какие-то проблемы, но...
Резкий саркастический смех снова прервал его.
– Проблемы! Да знаешь ли ты, что ты сам был одной из этих проблем?
– Бет, но это же было много месяцев назад. И это ровно ничего не значит.
– Точнее говоря, пять месяцев назад. К тому же, Питер вовсе так не считал.
– А как он об этом узнал?
– Разумеется, от меня.
– Но почему? Зачем ты сказала ему? – В его голосе появилось раздражение. – Это же была случайность. Я был одним... – он запнулся и отвел глаза.
– Одним из немногих, ты это имел в виду, Дэйв?
Он промолчал.
– Да, ты был одним из... немногих...
Она со злостью отпила из бокала глоток шерри. Напряжение еще несколько мгновений держало ее, затем гнев ее, казалось, утих и плечи поникли. Бет сидела, уставившись в пол где-то посередине между ними. Когда она заговорила снова, ее голос был каким-то безжизненным.
– За несколько дней до того рейса я дала ему список своих любовников.
– О, господи, но зачем, Бет?
Она выпрямилась и посмотрела ему прямо в глаза. Теперь в ее голосе звучала горечь.
– Чтобы отыграться на нем. Наш брак уже давно дал трещину. Ты же знаешь меня, Дэйв. Я не из тех женщин, что сидят и безропотно дожидаются, когда их муженек вдоволь налетается.
Она встала и подошла к окну, руки сложены на груди, тонкие пальцы по-прежнему сжимают ножку бокала. Не поворачивая головы и глядя на простирающийся за окном газон, Бет продолжала:
– Про меня знали все, кроме него. Я думаю, ты тоже все понял при первой же нашей встрече.
Именно так все и было. Он хорошо помнил тот день, два года назад, когда впервые увидел ее: холодный оценивающий взгляд, как бы поддразнивающая улыбка, ладонь, задержавшаяся в его руке чуть дольше, чем требовалось. Уже в саму процедуру их представления она сумела вложить какой-то вызов. Сотрудники авиакомпании слышали кое-какие намеки в ее адрес от коллег, знавших Рогана и его жену, так, отдельные ехидные замечания, но вообще-то Келлер и его сослуживцы избегали разговоров о женах других пилотов – те, кто был женат, понимали, что они сами не очень-то застрахованы от такой же беды из-за постоянных отлучек из дома. К тому же Роган пользовался огромным уважением среди коллег, а молодые пилоты его просто боготворили. Из-за своего жестокого, прямолинейного характера он не снискал особой популярности в компании, но был известен как человек, на которого можно положиться в трудную минуту. Он побывал в двух авариях, которые могли бы закончиться весьма трагично, если бы не его профессиональный опыт и стальные нервы. В первый раз, восемь лет назад, заклинило шасси его «Вайкаунта», и Рогану удалось совершить идеальную посадку «на брюхо». И при этом не пострадало ни единого человека. Во второй раз, год спустя, из-за отказа переключателя подачи топлива от баков два двигателя его «Аргонавта» заглохли один за другим с интервалом в двадцать секунд, и снова ему удалось благополучно посадить самолет на двух оставшихся двигателях.
Являясь пилотом-наставником в авиакомпании «Консул», Роган проявил себя блестящим и требовательным инструктором, и многое из своего опыта и знаний ему удалось передать Келлеру. Их взаимоотношения были более близкими, нежели между учеником и наставником: капитан Роган признавал в Келлере наличие природных способностей и того врожденного чувства полета, которое невозможно выработать в курсанте даже годами практики. Этим талантом не обладали и многие опытные командиры самолетов, и они старались компенсировать его отсутствие высоким техническим мастерством. Келлер же в свои тридцать работал в должности второго пилота последний год: Роган уже рекомендовал его на должность командира самолета, и тому удалось успешно пройти все тесты на пути к новой должности. Командир, по существу, видел в нем самого себя – только молодого и, может быть, более одаренного, чем он сам, и потому принимал особое участие в карьере своего второго пилота. Зачастую он бывал к нему более требователен, чем к его сверстникам, требуя, чтобы он выкладывался до конца, и иногда Келлеру приходилось действовать на пределе своих возможностей, но при этом Роган всегда был готов «притормозить», не доводя ситуацию до критической. К счастью, Келлер понимал это, и хотя временами казалось, что между ними устанавливались довольно враждебные отношения, оба они испытывали друг к другу взаимное уважение и симпатию.
До того момента, пока Бет не рассказала командиру об их предательстве.
Как-то раз Роганы решили устроить одну из своих вечеринок – командир никогда не был особо светским человеком, – но компания предложила ему заменить заболевшего коллегу и вылететь рейсом в Вашингтон, аэропорт Даллеса. Роган почувствовал в душе даже какое-то облегчение – он терпеть не мог многолюдных сборищ, тем более в" собственном доме – и принял предложение, к большому неудовольствию Бет. Кэти тоже получила назначение на этот рейс, из-за чего Келлеру пришлось пойти на вечеринку одному. Причиной того, что он оказался в одной постели с Бет, явилось стечение целого ряда обстоятельств: ожесточенный спор с Роганом накануне вечеринки по какому-то техническому вопросу, связанному с аэродинамикой (позже оказалось, что Роган был прав), обида на Кэти за то, что оставила его одного в этот вечер, и употребление чрезмерного количества алкоголя, обычно ему не свойственное. Ну, и конечно, намерение Бет Роган совратить его.
Она обхаживала его весь вечер, сначала осторожно, а затем, по мере того, как вечеринка шла своим чередом, все смелее, все более настойчиво. Довольно долго Келлеру удавалось удерживать ее на расстоянии, но по мере того, как количество выпитого им увеличивалось, его желание сопротивляться все более ослабевало. Возможно, он пил умышленно для того, чтобы обеспечить себе оправдание за потерю самоконтроля, за свое безответственное поведение; возможно, это взбунтовалась его прежняя натура, которую он так долго по собственной воле держал в узде. А может, это была просто обыкновенная похоть.
Какие бы оправдания себе он ни придумывал после того, что случилось, вред был причинен, и он знал, что, в конечном итоге, за это придется расплачиваться. Единственное, что он хотел бы знать – как высока будет эта плата.
Келлер вспомнил, что в какой-то момент вечеринки он почувствовал себя нетвердо на ногах. Он поднялся наверх в ванную комнату, толком не зная, то ли ему дурно, то ли он собирается помочиться. Ополоснув лицо холодной водой, открыл дверь и нос к носу столкнулся с Бет, которая поджидала его снаружи. Она проводила его в одну из свободных спален и велела спать, пока не протрезвеет. Затем вышла, тихо прикрыв за собою дверь, а он погрузился в полупьяную дрему, сквозь которую как бы издалека до него доносился шум продолжавшейся внизу вечеринки. Когда он проснулся, в комнате было совершенно темно и снизу не доносилось уже никаких звуков. Он был разут и укрыт покрывалом. Вдруг он ощутил прикосновение к своему телу чьих-то прохладных рук. Вздрогнув, он повернулся, и рука его натолкнулась на лежащее рядом с ним гладкое обнаженное тело. Он тотчас же понял, кто это. Бет придвинулась к нему ближе, просунув свою ногу между его ногами и крепко прижавшись бедрами к его телу. Он даже не пытался сопротивляться – какой нормальный мужчина на его месте стал бы это делать? И он овладел ею с какой-то ожесточенной страстью, что, однако, вовсе не насытило и не успокоило ее, а наоборот, вызвало у нее ответную вспышку вожделения, которая не только сравнялась по силе с его собственной, но и превзошла ее.
Потом, полностью обессиленный, он заснул глубоким сном и проснувшись на следующее утро, обнаружил, что лежит совершенно раздетый под одеялом рядом с Бет, уютно приткнувшейся к его плечу. Для него это явилось моментом истины: вот он, лежит в постели рядом с женщиной, абсолютно трезвый и удовлетворенный. Ему нет никаких оправданий. Он мог бы тихо, не побеспокоив ее, встать и уйти, постаравшись сделать вид, что ничего, собственно, не произошло. Однако, вместо этого, он осторожно стал будить ее легкими поцелуями и нежными прикосновениями языка, и они снова занялись любовью, на этот раз неторопливо и обстоятельно, она, наслаждаясь его молодым сильным телом, а он – высоко ценя ее несомненный опыт.
И именно после этого второго раза ему открылась вся глубина совершенного им предательства по отношению к девушке, которую он любил, и по отношению к человеку, которым восхищался. Он оделся и заявил Бет, что больше это никогда не повторится. Он сказал так не для того, чтобы причинить ей боль, это было не в его характере. В ответ она только горько и слегка презрительно улыбнулась. Не проронив ни единого слова, она сидела в кровати, даже не делая попыток прикрыть свою наготу, и смотрела, как он одевается. Такой она и запомнилась ему: красивое тело и циничная улыбка на лице. И сейчас, когда он смотрел на нее, он видел ее такой, какой она осталась в его памяти после последней встречи. Та же улыбка, только лицо выглядело немного старше.
– Мог бы заглянуть ко мне и пораньше, Дэйв, – сказала она. – Если не до катастрофы, то уж во всяком случае после нее.
Он виновато посмотрел на нее.
– Извини, Бет. Мне в самом деле очень жаль. Но все так сразу свалилось на меня. Шок, внимание общественности. Я был в каком-то оцепенении и только сейчас начал понемногу приходить в себя.
Она снова подошла к бару, но на этот раз налила себе скотч.
– Ну, что, может теперь присоединишься?
Он покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Викарий выждал несколько секунд, прежде чем толкнуть дверь. Прямо перед ним была маленькая прихожая, отделявшаяся от собственно церкви двумя отдельными дверями. Она была пуста.
Широко распахнув обе створки так, чтобы внутрь попало как можно больше света, викарий осторожно вошел внутрь. Несколько минут он прислушивался, прежде чем двинуться дальше по направлению к небольшим дверям, ведущим непосредственно в церковь. Он толкнул дверь и заглянул внутрь.
Яркий солнечный свет, проходя через стекла высокого витражного окна, падал вниз разноцветными столбами, видимыми благодаря кружившимся в них маленькими частичками пыли, в остальных же частях церковного помещения царил густой полумрак. Как только викарий вошел, небольшая дверь за ним захлопнулась, создав тем самым еще одно затемненное пространство позади него. Он внимательно огляделся вокруг, медленно переводя взгляд от стены к стене, но, казалось, все было в порядке, и направился к алтарю. Его шаги эхом отдавались в огромном холодном помещении. Не успел он пройти и нескольких метров, как заметил впереди, в ближайшем к алтарю ряду в передней части церкви, темную коленопреклоненную фигуру. Ее было плохо видно, потому что как раз между ним и этой фигурой падал яркий луч света, делая ее очертания едва различимыми сквозь танцующие в луче пылинки. Похоже, что она была закутана в плащ или длинное пальто, но на таком расстоянии трудно было что-нибудь сказать с полной уверенностью. Не говоря ни слова, викарий двинулся к этой фигуре, предполагая, что она обернется на звук его шагов. Однако фигура оставалась неподвижной. Он подошел ближе, но по другую сторону яркого луча света все по-прежнему оставалось расплывчатым, и теперь он вовсе не был уверен в том, что там вообще был кто-нибудь. Казалось, что вокруг было слишком темно. Он пересек полосу света, падавшего из высоких окон, и ослепленный его яркостью, заморгал, привыкая к внезапному полумраку. Все еще плохо видя после резкой смены света и тени, он остановился как раз позади коленопреклоненной фигуры, и протянул вперед руку, намереваясь коснуться ее плеча. В то же самое время голова фигуры начала медленно поворачиваться в его сторону.
Викарий вдруг почувствовал, что в церкви ужасно холодно, гораздо холоднее, чем обычно бывает по утрам; холод пробирал до костей, казалось, глаза замерзают в глазницах. И в тот же момент, когда голова полностью повернулась в его сторону, он услышал низкий раскатистый звук, отдаленно напоминающий хохот, и на него уставились черные обугленные глазницы.
К счастью, в этот момент все чувства покинули бедного викария и он, потеряв сознание, тихо осел на твердый каменный пол.
Глава 7
Келлер свернул в пустынный проулок, и покрышки громко зашуршали по гравию, словно возвещая о его прибытии. В машине у него уже лежал полный список пассажиров рокового рейса, полученный от молодого сотрудника пассажирской службы, дежурившего той ночью. Сначала парень отказывался дать ему этот список, но Келлер проявил настойчивость, заметив, между прочим, что легко мог бы составить его сам, порывшись в газетах. Парень, наконец, сдался и даже выложил кое-какую дополнительную информацию о пассажирах, на что, собственно, Келлер и рассчитывал. Он собирался попозже, когда будет время, тщательно изучить список, хотя и не представлял себе, что это может ему дать. Но с чего-то все равно надо было начинать.
Ближайшей же задачей Келлера было встретиться с Бет Роган, женой погибшего командира, и эта перспектива его не вдохновляла: придется ворошить прошлое и бередить старые раны.
Дом Роганов находился в Шеппертоне, неподалеку от озера, облюбованного яхтсменами, в число которых входил и капитан Роган, обожавший, как было известно Келлеру, этот вид досуга. Дом был не большой, но и не маленький, и его отличала какая-то естественная неброская элегантность. Не успел Келлер заглушить мотор Стэга, как входная дверь открылась и на пороге появилась Бет.
Последний раз они виделись во время общих похорон всех погибших в авиакатастрофе; тогда она была бледна и казалась надломленной. Во время долгой панихиды он несколько раз ловил на себе ее взгляд, хотя лицо ее оставалось бесстрастным; сам он был еще слишком подавлен происшедшими событиями, чтобы как-то проявить свои чувства к ней. Сейчас Бет выглядела красивой и жизнерадостной, как и прежде, а белая блузка и такого же цвета брюки ей были к лицу значительно больше, нежели черное траурное одеяние, в котором он видел ее в прошлый раз. Длинные каштановые волосы были сколоты на одну сторону, что придавало ей вид совсем юной девушки, почти школьницы. Она слегка подняла в приветствии руку, в другой же руке он заметил у нее бокал с каким-то темным напитком.
Он выбрался из машины.
– Привет, Бет.
– Привет, Дэйв.
Несколько мгновений они стояли молча, разглядывая друг друга. Теперь, находясь от нее лишь в нескольких шагах, он увидел появившуюся вокруг ее глаз тонкую паутинку морщинок и небольшие складки на шее, которых не было прежде. Но она все еще была красива. Темно-карие, казалось, бездонные глаза, неотрывно и напряженно смотрели па него.
– Почему ты до сих пор не появлялся? – спросила она.
– Извини, Бет, я думал, что так будет лучше, – ответил он.
В ее глазах, подобно отблеску света в глубине темного колодца, мелькнул гнев. Она повернулась и вошла в дом. Он последовал за ней в гостиную и остановился у домашнего бара.
– Хочешь выпить, Дэйв? – спросила она, снова наполняя свой стакан шерри.
– Пока нет, Бет. Если только кофе.
Она тут же скрылась на кухне, дав ему возможность поудобнее устроиться на пестреньком диване и осмотреться. Последний раз, когда он был в этой комнате, здесь было полно народу, отовсюду неслись обрывки оживленного разговора, в воздухе висела сизая пелена табачного дыма. Вот также тогда он сидел на этом же самом диване, пьяный и одинокий, плохо соображая, что к чему. Он вспомнил, как Бет весьма недвусмысленно улыбаясь, смотрела на него сквозь толпу, и эта улыбка, предназначенная только ему, предполагала, что он волен истолковать ее по своему усмотрению. И вот сейчас он снова здесь, и она идет к нему, протягивая кофе, а на лице почти та же улыбка.
Поблагодарив, он взял кофе и поставил чашку на пол, рядом с собой. Она опустилась в кресло напротив и сидела там, не спуская с него глаз, беспрестанно поглаживая пальцем тонкую ножку бокала с шерри, ожидая, когда он заговорит.
– Ну, как ты, Бет? – наконец спросил он.
– У меня все в порядке, – глаза ее сразу стали серьезными.
– Да, это был жестокий удар...
– А ты знаешь, что мы собирались развестись? – резко оборвала его Бет.
Он удивленно взглянул на нее.
– Ну, я чувствовал, что у вас какие-то проблемы, но...
Резкий саркастический смех снова прервал его.
– Проблемы! Да знаешь ли ты, что ты сам был одной из этих проблем?
– Бет, но это же было много месяцев назад. И это ровно ничего не значит.
– Точнее говоря, пять месяцев назад. К тому же, Питер вовсе так не считал.
– А как он об этом узнал?
– Разумеется, от меня.
– Но почему? Зачем ты сказала ему? – В его голосе появилось раздражение. – Это же была случайность. Я был одним... – он запнулся и отвел глаза.
– Одним из немногих, ты это имел в виду, Дэйв?
Он промолчал.
– Да, ты был одним из... немногих...
Она со злостью отпила из бокала глоток шерри. Напряжение еще несколько мгновений держало ее, затем гнев ее, казалось, утих и плечи поникли. Бет сидела, уставившись в пол где-то посередине между ними. Когда она заговорила снова, ее голос был каким-то безжизненным.
– За несколько дней до того рейса я дала ему список своих любовников.
– О, господи, но зачем, Бет?
Она выпрямилась и посмотрела ему прямо в глаза. Теперь в ее голосе звучала горечь.
– Чтобы отыграться на нем. Наш брак уже давно дал трещину. Ты же знаешь меня, Дэйв. Я не из тех женщин, что сидят и безропотно дожидаются, когда их муженек вдоволь налетается.
Она встала и подошла к окну, руки сложены на груди, тонкие пальцы по-прежнему сжимают ножку бокала. Не поворачивая головы и глядя на простирающийся за окном газон, Бет продолжала:
– Про меня знали все, кроме него. Я думаю, ты тоже все понял при первой же нашей встрече.
Именно так все и было. Он хорошо помнил тот день, два года назад, когда впервые увидел ее: холодный оценивающий взгляд, как бы поддразнивающая улыбка, ладонь, задержавшаяся в его руке чуть дольше, чем требовалось. Уже в саму процедуру их представления она сумела вложить какой-то вызов. Сотрудники авиакомпании слышали кое-какие намеки в ее адрес от коллег, знавших Рогана и его жену, так, отдельные ехидные замечания, но вообще-то Келлер и его сослуживцы избегали разговоров о женах других пилотов – те, кто был женат, понимали, что они сами не очень-то застрахованы от такой же беды из-за постоянных отлучек из дома. К тому же Роган пользовался огромным уважением среди коллег, а молодые пилоты его просто боготворили. Из-за своего жестокого, прямолинейного характера он не снискал особой популярности в компании, но был известен как человек, на которого можно положиться в трудную минуту. Он побывал в двух авариях, которые могли бы закончиться весьма трагично, если бы не его профессиональный опыт и стальные нервы. В первый раз, восемь лет назад, заклинило шасси его «Вайкаунта», и Рогану удалось совершить идеальную посадку «на брюхо». И при этом не пострадало ни единого человека. Во второй раз, год спустя, из-за отказа переключателя подачи топлива от баков два двигателя его «Аргонавта» заглохли один за другим с интервалом в двадцать секунд, и снова ему удалось благополучно посадить самолет на двух оставшихся двигателях.
Являясь пилотом-наставником в авиакомпании «Консул», Роган проявил себя блестящим и требовательным инструктором, и многое из своего опыта и знаний ему удалось передать Келлеру. Их взаимоотношения были более близкими, нежели между учеником и наставником: капитан Роган признавал в Келлере наличие природных способностей и того врожденного чувства полета, которое невозможно выработать в курсанте даже годами практики. Этим талантом не обладали и многие опытные командиры самолетов, и они старались компенсировать его отсутствие высоким техническим мастерством. Келлер же в свои тридцать работал в должности второго пилота последний год: Роган уже рекомендовал его на должность командира самолета, и тому удалось успешно пройти все тесты на пути к новой должности. Командир, по существу, видел в нем самого себя – только молодого и, может быть, более одаренного, чем он сам, и потому принимал особое участие в карьере своего второго пилота. Зачастую он бывал к нему более требователен, чем к его сверстникам, требуя, чтобы он выкладывался до конца, и иногда Келлеру приходилось действовать на пределе своих возможностей, но при этом Роган всегда был готов «притормозить», не доводя ситуацию до критической. К счастью, Келлер понимал это, и хотя временами казалось, что между ними устанавливались довольно враждебные отношения, оба они испытывали друг к другу взаимное уважение и симпатию.
До того момента, пока Бет не рассказала командиру об их предательстве.
Как-то раз Роганы решили устроить одну из своих вечеринок – командир никогда не был особо светским человеком, – но компания предложила ему заменить заболевшего коллегу и вылететь рейсом в Вашингтон, аэропорт Даллеса. Роган почувствовал в душе даже какое-то облегчение – он терпеть не мог многолюдных сборищ, тем более в" собственном доме – и принял предложение, к большому неудовольствию Бет. Кэти тоже получила назначение на этот рейс, из-за чего Келлеру пришлось пойти на вечеринку одному. Причиной того, что он оказался в одной постели с Бет, явилось стечение целого ряда обстоятельств: ожесточенный спор с Роганом накануне вечеринки по какому-то техническому вопросу, связанному с аэродинамикой (позже оказалось, что Роган был прав), обида на Кэти за то, что оставила его одного в этот вечер, и употребление чрезмерного количества алкоголя, обычно ему не свойственное. Ну, и конечно, намерение Бет Роган совратить его.
Она обхаживала его весь вечер, сначала осторожно, а затем, по мере того, как вечеринка шла своим чередом, все смелее, все более настойчиво. Довольно долго Келлеру удавалось удерживать ее на расстоянии, но по мере того, как количество выпитого им увеличивалось, его желание сопротивляться все более ослабевало. Возможно, он пил умышленно для того, чтобы обеспечить себе оправдание за потерю самоконтроля, за свое безответственное поведение; возможно, это взбунтовалась его прежняя натура, которую он так долго по собственной воле держал в узде. А может, это была просто обыкновенная похоть.
Какие бы оправдания себе он ни придумывал после того, что случилось, вред был причинен, и он знал, что, в конечном итоге, за это придется расплачиваться. Единственное, что он хотел бы знать – как высока будет эта плата.
Келлер вспомнил, что в какой-то момент вечеринки он почувствовал себя нетвердо на ногах. Он поднялся наверх в ванную комнату, толком не зная, то ли ему дурно, то ли он собирается помочиться. Ополоснув лицо холодной водой, открыл дверь и нос к носу столкнулся с Бет, которая поджидала его снаружи. Она проводила его в одну из свободных спален и велела спать, пока не протрезвеет. Затем вышла, тихо прикрыв за собою дверь, а он погрузился в полупьяную дрему, сквозь которую как бы издалека до него доносился шум продолжавшейся внизу вечеринки. Когда он проснулся, в комнате было совершенно темно и снизу не доносилось уже никаких звуков. Он был разут и укрыт покрывалом. Вдруг он ощутил прикосновение к своему телу чьих-то прохладных рук. Вздрогнув, он повернулся, и рука его натолкнулась на лежащее рядом с ним гладкое обнаженное тело. Он тотчас же понял, кто это. Бет придвинулась к нему ближе, просунув свою ногу между его ногами и крепко прижавшись бедрами к его телу. Он даже не пытался сопротивляться – какой нормальный мужчина на его месте стал бы это делать? И он овладел ею с какой-то ожесточенной страстью, что, однако, вовсе не насытило и не успокоило ее, а наоборот, вызвало у нее ответную вспышку вожделения, которая не только сравнялась по силе с его собственной, но и превзошла ее.
Потом, полностью обессиленный, он заснул глубоким сном и проснувшись на следующее утро, обнаружил, что лежит совершенно раздетый под одеялом рядом с Бет, уютно приткнувшейся к его плечу. Для него это явилось моментом истины: вот он, лежит в постели рядом с женщиной, абсолютно трезвый и удовлетворенный. Ему нет никаких оправданий. Он мог бы тихо, не побеспокоив ее, встать и уйти, постаравшись сделать вид, что ничего, собственно, не произошло. Однако, вместо этого, он осторожно стал будить ее легкими поцелуями и нежными прикосновениями языка, и они снова занялись любовью, на этот раз неторопливо и обстоятельно, она, наслаждаясь его молодым сильным телом, а он – высоко ценя ее несомненный опыт.
И именно после этого второго раза ему открылась вся глубина совершенного им предательства по отношению к девушке, которую он любил, и по отношению к человеку, которым восхищался. Он оделся и заявил Бет, что больше это никогда не повторится. Он сказал так не для того, чтобы причинить ей боль, это было не в его характере. В ответ она только горько и слегка презрительно улыбнулась. Не проронив ни единого слова, она сидела в кровати, даже не делая попыток прикрыть свою наготу, и смотрела, как он одевается. Такой она и запомнилась ему: красивое тело и циничная улыбка на лице. И сейчас, когда он смотрел на нее, он видел ее такой, какой она осталась в его памяти после последней встречи. Та же улыбка, только лицо выглядело немного старше.
– Мог бы заглянуть ко мне и пораньше, Дэйв, – сказала она. – Если не до катастрофы, то уж во всяком случае после нее.
Он виновато посмотрел на нее.
– Извини, Бет. Мне в самом деле очень жаль. Но все так сразу свалилось на меня. Шок, внимание общественности. Я был в каком-то оцепенении и только сейчас начал понемногу приходить в себя.
Она снова подошла к бару, но на этот раз налила себе скотч.
– Ну, что, может теперь присоединишься?
Он покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29