Пуля прожгла балку над головой, на спину со злобным шипением брызнул расплавленный нанопластик. Одна капля попала на голую шею. Грамматиков тут же и сорвался.
Его спасла труба, которую он оседлал на манер коня, едва не раздавив при этом популярные органы, размещенные природой между ног. Спасла и одновременно погубила. Но Грамматиков это понял не сразу.
Сперва он порадовался за свое спасенное «хозяйство», может еще пригодится. Потом осмотрелся.
Труба уходила через пару десятков метров в емкость коллектора, который располагался ровно под терминалом. До цели рукой, в общем, подать.
Грамматиков сразу попробовал доползти до терминала. И тут он понял, что «приплыл».
По трубе мирно плыли себе то ли отходы, то ли конструкционные материалы, но ее наружние стенки были такие глянцево-маслянистые, что как ни кряхти, а никуда не уползешь.
Ближайшая балка – слева, на расстояние чемпионского прыжка. Грамматиков не был чемпионом, тем более в прыжках из положения сидя. Ему оставалось цепляться за трубу, ожидая, пока его сожрет изнутри голодная смерть…
Ариаднина нить юркнула в трубу. Ну, нет. Если сдохнуть, так уж лучше снаружи…
Грамматиков неожиданно стал вспоминать, как давно он не ел. Кажется, с ночи. Желудок тут же отозвался протестным бурчанием…
Грамматиков натянул на голову капюшон, придал наноактуаторам куртки максимальную жесткость, рассек металлорганическую трубу штыком, выдвинувшимся с дульной части оружия, и вложил персты в «рваную рану». Рваная рана немедленно обернулась жадной глоткой и втянула Грамматикова. С головой и ногами.
Этот кишкопровод сдавил его и потащил вперед продольными пульсациями.
Грамматиков, конечно, вспомнил о страшной участи кроликов, проглоченных удавом, но куртка более-менее держалась.
Страшнее было то, что вместе с ними прокачивались побочные продукты нанопластического автопроизводства. Они совершенно недвусмысленно пытались под высоким давлением влиться ему в дыхательные пути.
***Разрешен доступ только для лиц в пенетроскафандрах. Предъявите ваше квалификационное свидетельство, заверенное торгово-промышленной палатой.***
Грамматиков судорожно пытался защитить руками носоглотку от настойчивых масс, которых только в порядке большой лести можно было назвать рвотными.
***Если вы не являетесь объектом, специально сконструированном для работы в каналах, вы должны немедленно совершить процедуру безопасного саморазрушения.***
Жижа, преодолев отчаянное сопротивление Грамматикова, втиснулась ему в нос вместе с букетом злых запахов.
Грамматикова вывернуло бы наизнанку, но он наполовину отключился. В этой полуотключке его покачивала Бездна на волнах невидимого света. Открылось виртуальное окно прямо в его теле. Мысли Грамматикова, пройдя через тайные программные интерфейсы и превратившись в распределенные потоки сигналов, остались его мыслями.
Они текли по углеродным и кремниевым нитям, из которых были сотканы стенки трубы, смыкали и размыкали ионные замочки, которыми соединялись нити, влетали в дендримерные молекулы, из которых вырастали новые нити, напрягали супрамолекулярные мышцы трубы.
Они различали желтые шарики атомов кремния, голубые шары мышьяка, фиолетовые крупинки дисперсного золота, пульсирующую электронную гущу квантовых ям.
Труба изогнулась, не понимая, что от нее хочет новый хозяин, напряглась, вздрогнула и лопнула. Один ее конец хлестал направо и налево пестрой жидкостью, как отвязный художник-абстракционист. Второй конец понес Грамматикова к решетке вентиляционного отверстия. Хозяин трубы, напоминающий сейчас змеечеловека, нажал на спусковой крючок автомата и, прежде чем его тело врезалось в решетку со всеми вытекающими кровавыми последствиями, разодрал ее бронебойными пулями.
Грамматиков вместе с ветерком из жидкометаллических капель влетел в открывшийся вентиляционный канал.
Шлепнулся, проехался на животе, замер и приподнял голову.
Поток жарких выхлопных газов заполнил его дыхательные пути, заставив их затрястись в кашле.
Значит, это и в самом деле транспортный терминал.
Грамматиков поднялся и двинулся вперед. Но ушел он недалеко.

2

Грамматиков уперся в огромный вентилятор, который гнал горячий и вонючий воздух, вращая лопастями со скоростью тридцать оборотов в минуту.
Идея пришла быстро, хотя и очень рисковая идея.
Грамматиков снял куртку, затем на пару секунд прижался к стене тоннеля и закрыл глаза.
Где-то под сердцем снова раскрылось виртуальное окно, через которое заглянула Бездна. Она влилась в Грамматикова потоками холодного бесцветного света и поглотила возбуждение, страх, сомнения. В наступившем покое включился в дело маленький сосредоточенный капитан тела.
Теперь каждая лопасть вентилятора покорилась взгляду Грамматикова и превратилась в твердую волну.
Рука направила ороговевшую куртку в просвет между лопастью и рамой. Мотор тужился, куртка отчаянно вибрировала, Грамматиков перебросил автомат, затем прыгнул сам.
В прыжке он все-таки зацепил куртку и освободившаяся лопасть, едва не обрубив ему ногу, швырнула его вперед.
Подметки, наполненные жидкокристаллическим поглотителем энергии, частично «смазали» мощный пинок, однако и того, что осталось, хватило, чтобы Грамматикову пролететь три метра и влепиться в стену…
Дурнота была похожа на водоворот. Грамматиков постоял в энергетически выгодной молитвенной позе, опираясь на колени и локти, затем выпрямился. Раз испарина не мажет спину, то наверное ничего не сломано.
Он подобрал спасительную куртку и стараясь не ступать на разболевшуюся пятку, сделал несколько неловких шагов.
Сейчас он находился за приличных размеров машиной, укрытой кожухом – наверное, этот мотор вращает лопасти вентилятора.
Времени совсем мало. О сбое в работе вентилятора наверное уже извещена кибернетическая оболочка здания, и скоро здесь появится механик: то ли робот, то ли человек.
Цокнули чьи-то каблуки, за кожух заглянуло лицо, украшенное фуражкой.
Грамматиков почувствовал мгновенный, но шоковый испуг. Он уже не сможет стронуться с места, ни один приказ его мозга не дойдет до мышц. Он и так сегодня натворил больше дел, чем за десять предыдущих жизней…
Но прежде чем охранник отреагировал, Грамматиков ударил его жесткой как ведро курткой, а потом еще добавил автоматом, по-простецки, словно дубиной… Охранник, кажется, успел шепнуть «пся крев», но все же улегся без сознания и дал затащить свое тело в укромный уголок, за кожух…
За ближайшим реактивным флайером в ряд стояло несколько роторников. У второй машины поднят кокпит, но она как будто готова к вылету.
Грамматиков пробрался за шасси первой машины, потом рванулся к роторнику, взлетел по трапику и оказался в кабине.
– А, пан Пшиздьжецкий, – не оборачиваясь, сказал пилот. – Обычно вы приходите через пять минут после отлета.
Грамматиков приложил ствол автомата к затылку летчика.
– Это не игрушка, а я далеко не пан оккупант со столь благозвучной фамилией. Один почти бесшумный выстрел и твои мозги улетели за борт. Так что, взлетаем.
– Ты чё, парень? – пилот резко перешел на простой незатейливый язык. – Прокатиться решил на халяву? У меня нет разрешения на взлет, заправка не окончена, техосмотр не завершен, вон глянь, робомех по корпусу ползает.
– Не тарахти, – Грамматиков пихнул летчика в бритый затылок. – На экране борт-компьютера висит надпись о готовности к взлету. Стартуй, или я не дам за сохранность твоих мозгов и ломанной копейки.
«Заяц» сел в кресло второго пилота, взял шлем, закрепленный в изголовье, надел – размер подошел – тут же на него опустились мягкие колодки держателей. Передний дисплей, напыленный на забрало шлема, показывал терминал из точки наблюдения где-то в углу помещения.
Ворота терминала уже закрывались, обрезая с двух сторон плотные из-за пыли лучи солнца! А между двумя рядами машин словно проходило какое-то искажение воздуха… Демоны!
– Эй, чего ты ждешь, летун?
– Диагностика не закончена….
Грамматиков рванул ручку, которая находилась неподалеку от правого бока пилота. И тут же взревел двигатель.
– Ты что творишь, чмур?! – взревел летчик.
– Я лечу.
– Таким как ты только с койки на горшок летать можно…
По инерционным нагрузкам Грамматиков понял, что роторник оторвался от пола и подшлемный дисплей показал, как машина отчаянно рванулась вперед в смыкающуюся щель выхода.
Пилот показал себя мастером, ведь между бортом роторника и наезжающей дверью терминала оставалось едва ли несколько дециметров.
Расставаясь с терминалом, машина мелко вздрогнула. На переднем дисплее была видна серия бодрых искорок, пробежавшихся по обшивке роторника – значит, задело очередью.
А потом этот дисплей погас, потеряв связь с системой наблюдения терминала. Но зато верхний дисплей, встроенный в налобник шлема, сейчас показывал местность в вертикальной проекции, изображение явно передавалось с орбитальной следящей системы. На нижнем подшлемном экране возникла интегральная радиолокационная картина в ортогональной проекции вместе с подстилающей поверхностью. Данные от нее явно поступали от радаров системы воздушного базирования.
– Ау, психопат, куда теперь? – остыв после «стартовой лихорадки», обратился летчик. – Если хочешь, прокачу тебя по высшей программе, будешь в тюрьме сидеть – вспоминать.
Не дожидаясь ответа, летчик выключил двигатель и роторник словно провалился в преисподнюю. Затем резко, как космическая ракета, набрал высоту. Еще несколько раз изменил курс чуть ли не на девяносто градусов. Дурнота плескалась по всему телу Грамматикова, перегрузка сжимала мозг, выдавливала глаза и язык, растягивала и срывала с места внутренности. Из-за того, что передний дисплей превратился в черное пятно, все это сильно напоминало предсмертные кошмары.
Несколько раз ему хотелось крикнуть: «Хватит». Нет, крикнуть бы не получилось. Получилось бы только завыть от непрекращающейся муки. Но внутри его обозначился холодный наблюдатель, капитан тела, мимо которого проходили провода боли… Броски машины неожиданно прекратились.
– Эй, заяц, ты там не заснул случаем? – осведомился летчик.
– Спасибо, что покатали. – ответил Грамматиков, поборов тошноту. – Мне нравятся воздушные горки. А теперь без шалостей, иначе я совершенно закономерно пристрелю тебя. Потом переключу автопилота в режим «С» и дальше полечу сам, легко и непринужденно.
– А ты забавный, зайчик мой. Жалко, что тебя расстреляют за угон воздушного судна.
– Подключи канал телеприсутствия.
Передний дисплей стал показывать окружающее пространство, как если бы борта роторника были абсолютно прозрачными. Грамматиков видел и небоскребы Сити, и хрустальную дамбу, и скайвеи, несущиеся через синий воздух вместе со светляками машин.
– Сейчас на северо-восток, – распорядился Грамматиков. Он подумал, что там, должно быть, сохранились леса.
– Там теперь тоже Финляндия. Билет тебе не нужен, поскольку ты заяц, но европейскую визу надо иметь. Очередь за визой отстоял?
– А это что, на экране локатора?
– А это уже флайеры финских пограничников. Я ж тебе говорил, что у нас нет разрешения на взлет. Они просят срочно вернуться на посадочную площадку.
– Какое оружие на борту?
– Только сопли. Но их у нас много.
– Не ври. У тебя на борту значок секьюрити. Ты же занимаешься патрулированием воздушного пространства Сити, чтобы какие-нибудь недобитые «запушкинцы» не запустили сюда самодельную робоптицу или микроцеппелины.
– А ты часом не из них, не из этих долбанутых ополченцев? – ехидно спросил пилот.
– Потом узнаешь. А сейчас попробуй уйти от фиников. Или ты из тех скороспелых поствоенных летунов, которым иголкой вводят в мозг обучающий наноинтерфейс?
– Обижаешь, я в сибирскую войну воевал. Три звездочки на фюзеляже. Я единственный, кому удалось завалить американский стратосферный бомбер до рубежа пуска ракет, в Атлантике. Только на кой ляд мне нужны неприятности? Меня и так новые власти полгода таскали по тюрьмам, все хотели какое-то военное преступление приклеить.
– А получить пулю в башку, это ты не считаешь неприятностью?
– А ты ж не выстрелишь. Побоишься, что я тебе сниться буду, а и изо рта у меня будут вылезать червяки и махать тебе хвостиком.
Летчик посмотрел оловянным издевательским взглядом. А если и в самом деле станет сниться? Червяки, чего доброго, будут еще из ушей выглядывать.
Грамматиков коснулся руки пилота, показывая, что хватит уже бортовым самописцам записывать их голоса.
Его слова пошли через скин-коннектор на интраокулярный дисплей летчика.
«Мне терять нечего, летун, я тоже с той войны. Ты же всегда сможешь сказать, что я угрожал тебе оружием.»
«Да кого это нынче волнует, угрожал не угрожал. Истинный евроцентричный ингерманландец не подпустит к себе недобитого националиста ближе чем на расстояние выстрела… Ну-ка, а номер у тебя какой?»
«Какой еще номер?»
«Номер твоей части в войну».
Грамматиков с большим скрипом вспомнил несколько цифр.
«А ты знаешь, солдат, как меня достал этот пан Пшиздьжецкий? Я целых три месяца учил, как произносится его фамилия. Представляешь, что она означает в переводе…»
Машина упала вниз, понеслась в коридоре, образованном городскими «зарослями». Но не смогла уйти от боевых флайеров, получающих информацию со всех бесчисленных сенсоров, вмонтированных в стены небоскребов.
Флайеры взмыли, заходя на позицию, удобную для атаки.
Роторник рванул в сторону, на перпендикулярную улицу, которая напоминала каньон благодаря стенам небоскребов, подпирающих облака. Пущенная вдогонку финская ракета разнесла этаж углового здания.
Грамматиков видел, как из раненного небоскреба летят офисные потроха, полки, столы, бумаги.
Уже через несколько секунд один из флайеров, заложив крутой вираж, зашел роторнику в лоб, и под крылом у него что-то сверкнуло.
Роторник встряхнуло, кости Грамматикова как будто отделились друг от друга на какое-то время, в нос шибануло острым запахом паленого пластика.
– Я так не играю, дайте мне нормальную боевую машину и я оторву им ленивые финские яйца! – гаркнул летчик, чуть не пробив чувствительные барабанные перепонки Грамматикова.
– В третьем отсеке возгорание, пожар локализован, – это был мелодичный и немножко даже жеманный голос борт-компьютера. – Управляемость сохранена переключением на резервные схемы.
– Передай мне работу борт-стрелка, – попросил Грамматиков. – Ну чего ты ждешь, переключи управление оружием на меня. Не пристрелю же я тебя из авиационного пулемета.
– Но это тебе не в пехоте воевать, заяц. Тут три измерения.
На подшлемном экране появилась разметка прицела и контуры целеуказателей. Грамматикова подключили к бортовому оружию…
Роторник метался как испуганная муха, вместе с тем плескались как будто ставшие жидкими внутренности Грамматикова, а вместе с тем бились друг о друга и рикошетили мысли.
Но где-то внутри проявился холодный наблюдатель, капитан тела, который следил за курсовыми показателями и векторами скоростей роторника, за мелканием целей, за факелами вражеских залпов. А потом «капитан» совместил прицел и контур целеуказателя. Всего на одно мгновение. Один из флайеров обернулся алым облачком горящих обломков, пронесшихся по «каньону», а второй остался где-то за Домом Свободы.
– Поздравляю, заяц. Я им немножко отомстил за петрозаводский концлагерь, а у тебя нарисовалась первая звездочка на фюзеляже. Только в сорока камэ к северу от города начнет работать северо-европейская ПВО. После того, что произошло с финским флайером, они завалят нас автоматически… Да, ладно, не думай о плохом.
– А о чем думать? – беспомощно отозвался Грамматиков.
– О том, что сегодня восьмое марта и мэрия скоро порадует нас запуском праздничных плазмоидов.

3

И в этот момент другой финский флайер, вывернувшийся из узилища между двумя исполинскими небоскребами, влепил ракету в роторник. Кокпит отвалился, оба члена экипажа были выброшены спасательной системой из вспыхнувшей машины.
Когда Грамматиков пришел в себя от перегрузки, он вспомнил, что пилот был уже мертв, когда его катапультировало. А потом понял, что не планирует к земле, как это должно быть по идее, а висит, уцепившись стропами кресло-парашюта за «архитектурное излишество» небоскреба в виде барочного архивольта.
Только не смотри вниз, – уговаривал он себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15