– Так говорил один старец по прозванию Иерофант из Ронкадора. – Гость посмотрел на меня с сожалением и едва заметно улыбнулся.Я был поражен, а Витор Мануэл заговорил так быстро, что голова пошла кругом:– Выражение «внутренние миры» нередко встречается в древней науке…Минута бежала за минутой, а он все продолжал тараторить на своем невнятном португальском, я же только кивал головой в знак согласия. Я не собирался ему перечить, ведь мне нужно было попасть в Бадагас, погрузиться в тайны этого темного города, а мой посетитель был, наверное, единственным человеком, на помощь которого я мог рассчитывать. Понимая, что монологу не будет конца, я улыбнулся, подозвал официанта и заказал нам обоим пива.«Отдохнем, переждем бурю», – решил я.Адриао протянул мне пачку фотографий, и у меня нашлось чем заняться, пока португалец продолжал свою речь. Насколько я понял, он излагал краткое содержание своей книги, в которой описывались важнейшие из его теорий и размышлений, тайны оккультного знания и ключи от подземных миров.Перебив Адриао, я спросил: действительно ли потаенные миры находятся под землей? В ответ тот почти рассмеялся, во всяком случае, губы его задергались. Воистину, невежество способно творить чудеса! Например – научить улыбаться того, кто никогда прежде этого не делал.На первой из врученных мне фотографий был запечатлен профессор Энрике Жозе де Соуза (1883–1963), основатель Португальского теургического общества и ордена Святого Грааля, вдохновитель группы лузитанских теургов, изначально именовавшихся синтрийскими теософами. Костюм профессора выглядел безупречно, правая ладонь покоилась на животе, безымянный палец украшала черная печатка, на груди на красной ленте висела эмблема его организации.На втором снимке я увидел здание, охваченное сиянием, словно в нем бушевал пожар. На обороте были надписи: «Священная гора Синтры» и «Пятый центр планетарного света». По правде говоря, вторая подпись отлично подходила к фотографии.Третий снимок, черно-белый, запечатлел часовню Пресвятой Троицы в Кинта-да-Регалейре, а на четвертом был колодец для посвящения со спиральной лестницей. Дальше шли фотографии проходов, ведущих внутрь Синтрийских гор. Еще не открытый мир!Я кашлянул, чтобы прервать Витора Мануэла, и сказал, что меня ждут к ужину и зайдут за мной в семь часов. Сейчас уже без десяти семь, а мне еще нужно переодеться. Португалец помолчал, улыбнулся, посмотрел на меня испытующим взглядом, словно решая, кто перед ним – невежда, новичок или тупица, и ответил:– Встречаемся завтра утром и отправляемся в Синтру. Дождись меня, и сумеешь войти.Я поразился совершенству его испанского языка.– Значит, ты говоришь по-испански?– Конечно, – ответил Адриао.– Тогда зачем ты пересказывал мне содержание своей книги по-португальски? Я почти ничего не понял!– Потому что на этом языке говорят в Бадагасе. На другом языке я не смог бы объяснить тебе и десятой доли того, о чем говорил.– Что ж, ничего не поделаешь. Я понимаю по-португальски, но не понимаю тебя. С этим можно только смириться.Адриао снова улыбнулся, пожал мне руку и ушел.Я почти вбежал в свой номер, на ходу разделся и встал под теплый, успокаивающий душ. В мыслях моих царил беспорядок. То, что я называю «психологическим сомнением», терзало каждую клеточку моего мозга, проникало в каждый уголок сознания.Даже став взрослым, человек не до конца расстается с детством, вот почему мы смеемся, играем и развлекаемся. В нас так и не зарубцевался шрам изначального существования, в нашем сознании запечатлен образ невинного счастья, память о пребывании в раю. Вот отчего мы нередко сомневаемся, правильно ли себя ведем. Достаточно ли мы серьезны? Праведны ли наши поступки? Каким быть – нежным или твердым? Хватит ли нам в важную минуту уверенности в себе?Я искал философский камень – и в то же время флиртовал с бывшей любовницей, такое поведение серьезным не назовешь. Мне следовало сосредоточиться на том, чтобы определить свою цель, превратиться в ориентир для себя самого. Нельзя отвлекаться на пустые забавы, на воспоминания, затерявшиеся в обширных кладовых человеческой памяти, на сомнения, которыми полны дальние уголки человеческого разума. Считается, что мы используем свой мозг всего на один процент, а я всю жизнь безуспешно боролся, чтобы добиться показателя в пятнадцать или двадцать процентов.Но лившаяся мне на голову вода душа, теперь уже холодная, наделяла меня даром прозрения, ясновидения и шептала, что в мире есть лишь одна реальность, которую мы не должны упустить: любовь во всех ее проявлениях. Восторги любви, сексуальное наслаждение, ритуал ухаживания и соблазнения – вот что делает жизнь привлекательной, а все остальное – лишь фон, городской или сельский пейзаж. Мне ни в коем случае нельзя замыкаться в себе, закрываясь от жизни ради алчного накопления знаний. Я не могу позволить себе мыслить линейно, сухо, однобоко. Я не хочу становиться членом ложи с пирамидальной иерархией!От этой мысли мне стало жутко. Вот почему для меня были закрыты иные миры: я всегда боялся, что войти в них можно не иначе, как в тоге до пят, со знаком Марса на алой ленточке, в шапочке на голове и с полуулыбкой на губах. А затем сделаться частью ритуальной церемонии, превратиться в еще одного жреца этой параллельной церкви, под страхом сурового наказания приказывающей скрывать свои запретные тайны. Нет, нет и нет! Моя цель – открытие новых миров, формул счастливой жизни, но без собственничества, без всяких ограничений, без обязательств перед тайными обществами.Вот какие выводы я извлек (по одному или разом) из разговора с Адриао. Вот почему теперь пересматривал с критических позиций причины, из-за которых я оказался в Лиссабоне.Несравненно приятнее было думать о Виолете и Джейн. То, чему я у них научился, было намного ближе к моим идеалам, свободно от эгоизма, ревности, от слов «твое» и «мое», от тетраплегии Тетраплегия – паралич всех четырех конечностей.
страстей. Такой путь манил меня, потому что уводил прочь от нездоровых традиций жизни, полной насилия, угроз и поддерживаемой веками лжи. Религия, которую создает для себя человек, – это совокупность разочарований, мешающая вести здоровую жизнь, открытую мирозданию, полную гармонии и безграничного счастья.И все-таки мысль о новой встрече с магистром, посвящающим в тайны подземных миров, привлекала меня: вот возможность убедиться в существовании Бадагаса, этого подобия Атлантиды, спрятанного в Синтрийском лесу, под широким зеркалом деревьев, под величественными руинами того, что ценнее золота, – духовности. Возможно, Бадагас имеет выход к морю и продолжается под Атлантическим океаном. Я представил себе его счастливых обитателей…«Виолета, как же мне тебя не хватает!» – подумал я, и мой призыв был услышан: словно в ответ, зазвонил телефон, и это была она, Виолета.– Рамон, я хочу быть с тобой. Я удерживалась, не звонила ради твоего спокойствия, чтобы не нарушать твоего одиночества.– Я только что думал о тебе. Сегодня вечером я познакомился с Адриао.– Ну и как он тебе?– Немного чопорен, но что тут поделать?– Он таков, каков есть. Большего от него нельзя требовать. Ему много известно о философских странствиях, о потаенных мирах, и ты должен у него учиться. Об остальном не беспокойся.– Виолета, приезжай! А как дела у Джейн?– Она говорила, что собирается тебе позвонить, но отыскать тебя не так-то просто. Ты сказал «приезжай» или это я сама придумала? Не знаю, получится ли у меня.– Я жду тебя. Мне бы хотелось, чтобы ты отправилась со мной в Синтру, чтобы мы вместе искупались на Яблочном пляже.– А мне бы хотелось, чтобы ты открыл для себя нечто важное. Я от всей души этого желаю, но ты должен сделать все сам.– Послушай, Виолета, тут кое-что произошло. Впрочем, ты, наверное, уже сама знаешь. Когда я был в Асторге, мне рассказали, что там есть дом, где жила семья Фламелей.– Да, я знаю. Теперь они в Хорватии, в городке Макарска, хотя иногда перебираются на остров Хвар. А за домом присматривает их старая экономка.– Ты знаешь, что в этом доме была рукопись?– О чем ты?– О «Книге еврея Авраама».– В том доме? Невозможно! Рукопись хранится в надежном месте, в Голландии, точнее – в одном из музеев Амстердама.– А меня заверили, что теперь книга здесь, в Лиссабоне, в руках еврея по фамилии Канчес.– Рамон, Канчес умер много веков назад, именно он переводил отрывки из «Книги» для Николаса Фламеля.– Тогда это либо его потомок, либо шарлатан. Откуда мне знать? Но дело обстоит именно так. Теперь книгой владеет Рикардо Ланса, он приобрел ее у экономки семьи Фламелей, той самой сеньоры, что присматривает за их домом в Асторге. Начиная с этого момента разные персонажи несправедливо обвиняют старушку в том, чего она не совершала: ведь рукопись была у нее украдена.
– Рамон, этого не может быть. Не может быть, и все тут. Кроме того, если бы дело обстояло именно так, нам бы угрожала опасность, серьезная опасность. Израильтяне, американцы, русские, китайцы готовы убить или выложить миллионы евро за такую книгу. Это библиографическое сокровище с хрупким содержанием, которое не должно попасть в руки неподготовленного человека. Прости, Рамон, но мне нужно срочно кое с кем переговорить. Ох, если все это правда и ты сумеешь завладеть рукописью, ты окажешь великую услугу человечеству и потомкам Николаса и семейство Фламелей сумеет тебя отблагодарить.– Ты просишь меня выкрасть рукопись?– Кто обворует вора, тот на тысячу лет прощен. И уверяю, в моих словах заключено пророчество, о котором ты думаешь сам и которое может осуществиться.Я рассмеялся, но ответом была звенящая тишина на том конце трубки – бесконечная тягучая пустота. Виолета была серьезна, очень серьезна. И встревожена. Я не видел ее лица, но легко мог его себе представить. То, что началось как обычная болтовня между добрыми знакомыми, стало для Виолеты трагическим событием, и ей помогало только умение держать себя в руках.– Объясни все по порядку.– «Книга еврея Авраама» не должна находиться в руках недостойного владельца, ее не должны читать или переводить люди, не входящие в наш круг, потому что в этой рукописи таятся величайшие опасности. Но если это все же произошло, «Книгу» необходимо спасти и доставить в Амстердам – только там она будет в полной безопасности. Там ее прятали веками. Но как же рукопись оказалась в Асторге? Об этом надо немедленно поставить в известность законных владельцев. Я сейчас же позвоню в Хорватию, а тебе перезвоню завтра, пораньше – ты ведь, кажется, скоро отправляешься в Синтру?– Да, мы с Адриао договорились встретиться утром.Было уже полвосьмого, а я все еще оставался в гостинице.Стремительно одевшись, я заказал такси и приехал в «Бахус» около восьми часов вечера.– Привет, Рамон, я тебя уже заждался! Начал думать, что ты заблудился на извилистых тропинках Наварры.– Путь пройден, Рикардо, не беспокойся, – ответил я не без иронии.Очень элегантно одетый Ланса пришел один. Высокий, худощавый, с абсолютно белой шевелюрой, голубыми глазами и резкими чертами лица, Ланса смахивал на немца или шведа и производил впечатление полностью уверенного в себе человека. Его выгода – вот что важнее всего на свете. Он был из тех, кого узнаёшь за пять минут знакомства. Я имею в виду, что такие люди не представляют для собеседника никакой загадки, хотя способны утаивать свои неблаговидные поступки. В общем, Рикардо принадлежал к числу людей холодных, расчетливых, с ледяным взглядом, чьи интересы и жизненные цели можно разглядеть без помощи психоаналитика. Всегда знаешь – если Рикардо здесь, значит, ему что-нибудь от тебя нужно. Сам он никогда ничего не дает, а если что-то и предлагает, то только в обмен на нечто более ценное.Однако я не догадывался, что именно Лансе от меня нужно. Я только начинал свой путь; что же я мог предложить, кроме своей неопытности и неосведомленности в тех материях, которые Рикардо исследовал до самых глубин? Я ничего не понимал.А если мифическая рукопись попала к Лансе, мне предстояло вступить с ним в противоборство, став героем комикса, цель которого – вырвать «Книгу еврея Авраама» из рук Рикардо и вернуть ее (как я узнал впоследствии) в Музей изумрудной скрижали, частный центр иудейской культуры, основанный Николасом Фламелем в Амстердаме.Глядя на меня маленькими беспокойными глазками, Рикардо сохранял самоуверенное выражение, чтобы показать, будто полностью владеет ситуацией. На самом же деле было видно: вещь, которой он владеет, так хрупка, что невозможно удержать ее без трепета и дрожи в руках.– Послушай, Рамон, я буду с тобой откровенен. Недавно я приобрел совершенно необыкновенную книгу. Для начала скажу, что химера под названием «алхимия» завладела моим воображением еще много лет назад, когда я закончил университет и готовился стать дипломатом. Я был жаден до оккультных знаний и верил, что они могут оказаться истинными, но натолкнулся на стену непонимания, на невозможность двигаться дальше. Оказалось, что учителя либо не желают делиться познаниями, либо вся алхимия – шарлатанство и наставники намеренно пользуются темным языком, чтобы у нас, учеников, возникло ощущение, будто мы неспособны ничего понять. В общем, я был страшно разочарован. Я потратил деньги и время, но так ничего и не добился. Поначалу я по простоте душевной намеревался добраться до Великого делания и получить философский камень сухим путем, Есть три пути, ведущие к реализации философского магистерства: один называется коротким, второй – влажным, третий – сухим. Они различаются по длительности, сложности и характеру операций.
однако вскоре понял, что на самом деле меня интересует не универсальное снадобье как таковое, а предпоследний этап его изготовления: золото. Я мечтал сотворить много желтого металла и зажить в роскоши и праздности. Вот почему я погрузился в глубины алхимии, мне нужны были полные знания.Ты представить себе не можешь, сколько дней и ночей я провел бок о бок с кабальеро Адриао. Два года прожил в Синтре. Крутился во всевозможных тайных обществах – их там полно. Добрался аж до самого Лиона, чтобы раздобыть плавильный котел, а также прочие инструменты и вещества, необходимые для Великого делания. И я потратил на это две весны. Мы с Адриао поселились в одном из хуторков в горах, с наступлением темноты растягивали на проволочных крючьях гигантские льняные полотнища, чтобы те пропитались ночной росой, поутру снимали их и выжимали, таким образом добывая первоэлемент для наших опытов. Но всякий раз что-то шло не так. Мы даже добрались до серебра – помнишь, я показывал тебе в Лондоне? – но, к сожалению, так и не прошли весь путь до конца. Всегда не хватало какой-то малости. Мы расспрашивали местных мудрецов, копались в книгах, но результат всегда был тот же: ничего, абсолютно ничего. Ну, если не считать жалкого утешительного приза в виде серебра – он вручается неудачникам в награду за трудолюбие. На том все и заканчивается; карточный домик раз за разом рушится. Мы читали Фламеля и знали, что существует «Книга еврея Авраама» – впрочем, это могло оказаться очередным вымыслом или метафорой, обозначающей нечто совсем иное. Безнадежность и пустота привели меня на грань отчаяния, я решил отказаться от поисков раз и навсегда. Видя, что я готов все бросить, Адриао попытался провести меня в подземный город Бадагас, однако мне не удалось туда проникнуть – я поторопился с заключением, что ведущие туда двери фальшивые. Впрочем, Адриао до сих пор уверяет, что, когда я буду готов, я смогу в них пройти. В конечном итоге он так и не добыл своего золота, я тоже не обрел ничего, кроме разочарования и желания обо всем забыть. Но несколько дней назад все изменилось, когда я проезжал через Асторгу и мой приятель Адольфо Арес показал мне свою находку: книжицу в кожаном переплете с медными уголками, древнюю, как само человечество, написанную на древнееврейском языке. В этой рукописи в двадцать одну страницу содержатся все необходимые символы, идеи и ключи, и она точно соответствует описанию бесценной книги Фламеля.– Рикардо, но как же книга очутилась в Асторге, если должна находиться в амстердамском музее? Ее что – выкрали?– Не было никаких известий о краже. Больше того, эта книга – или некое ее подобие – до сих пор на своем месте в музее, под охраной все тех же систем безопасности. В надежности тамошних охранных мер сомневаться не приходится.– Так, может, в твои руки попала совсем другая книга?– Это подлинник.– Откуда такая уверенность?– Ее подлинность удостоверена маэстро Канчесом.– Канчесом? Не может быть, его давно нет в живых! Он умер в четырнадцатом веке, и с тех пор утекло много воды.Рикардо лишь иронически улыбнулся, и мне стало неловко. Я прочитал в его взгляде:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
страстей. Такой путь манил меня, потому что уводил прочь от нездоровых традиций жизни, полной насилия, угроз и поддерживаемой веками лжи. Религия, которую создает для себя человек, – это совокупность разочарований, мешающая вести здоровую жизнь, открытую мирозданию, полную гармонии и безграничного счастья.И все-таки мысль о новой встрече с магистром, посвящающим в тайны подземных миров, привлекала меня: вот возможность убедиться в существовании Бадагаса, этого подобия Атлантиды, спрятанного в Синтрийском лесу, под широким зеркалом деревьев, под величественными руинами того, что ценнее золота, – духовности. Возможно, Бадагас имеет выход к морю и продолжается под Атлантическим океаном. Я представил себе его счастливых обитателей…«Виолета, как же мне тебя не хватает!» – подумал я, и мой призыв был услышан: словно в ответ, зазвонил телефон, и это была она, Виолета.– Рамон, я хочу быть с тобой. Я удерживалась, не звонила ради твоего спокойствия, чтобы не нарушать твоего одиночества.– Я только что думал о тебе. Сегодня вечером я познакомился с Адриао.– Ну и как он тебе?– Немного чопорен, но что тут поделать?– Он таков, каков есть. Большего от него нельзя требовать. Ему много известно о философских странствиях, о потаенных мирах, и ты должен у него учиться. Об остальном не беспокойся.– Виолета, приезжай! А как дела у Джейн?– Она говорила, что собирается тебе позвонить, но отыскать тебя не так-то просто. Ты сказал «приезжай» или это я сама придумала? Не знаю, получится ли у меня.– Я жду тебя. Мне бы хотелось, чтобы ты отправилась со мной в Синтру, чтобы мы вместе искупались на Яблочном пляже.– А мне бы хотелось, чтобы ты открыл для себя нечто важное. Я от всей души этого желаю, но ты должен сделать все сам.– Послушай, Виолета, тут кое-что произошло. Впрочем, ты, наверное, уже сама знаешь. Когда я был в Асторге, мне рассказали, что там есть дом, где жила семья Фламелей.– Да, я знаю. Теперь они в Хорватии, в городке Макарска, хотя иногда перебираются на остров Хвар. А за домом присматривает их старая экономка.– Ты знаешь, что в этом доме была рукопись?– О чем ты?– О «Книге еврея Авраама».– В том доме? Невозможно! Рукопись хранится в надежном месте, в Голландии, точнее – в одном из музеев Амстердама.– А меня заверили, что теперь книга здесь, в Лиссабоне, в руках еврея по фамилии Канчес.– Рамон, Канчес умер много веков назад, именно он переводил отрывки из «Книги» для Николаса Фламеля.– Тогда это либо его потомок, либо шарлатан. Откуда мне знать? Но дело обстоит именно так. Теперь книгой владеет Рикардо Ланса, он приобрел ее у экономки семьи Фламелей, той самой сеньоры, что присматривает за их домом в Асторге. Начиная с этого момента разные персонажи несправедливо обвиняют старушку в том, чего она не совершала: ведь рукопись была у нее украдена.
– Рамон, этого не может быть. Не может быть, и все тут. Кроме того, если бы дело обстояло именно так, нам бы угрожала опасность, серьезная опасность. Израильтяне, американцы, русские, китайцы готовы убить или выложить миллионы евро за такую книгу. Это библиографическое сокровище с хрупким содержанием, которое не должно попасть в руки неподготовленного человека. Прости, Рамон, но мне нужно срочно кое с кем переговорить. Ох, если все это правда и ты сумеешь завладеть рукописью, ты окажешь великую услугу человечеству и потомкам Николаса и семейство Фламелей сумеет тебя отблагодарить.– Ты просишь меня выкрасть рукопись?– Кто обворует вора, тот на тысячу лет прощен. И уверяю, в моих словах заключено пророчество, о котором ты думаешь сам и которое может осуществиться.Я рассмеялся, но ответом была звенящая тишина на том конце трубки – бесконечная тягучая пустота. Виолета была серьезна, очень серьезна. И встревожена. Я не видел ее лица, но легко мог его себе представить. То, что началось как обычная болтовня между добрыми знакомыми, стало для Виолеты трагическим событием, и ей помогало только умение держать себя в руках.– Объясни все по порядку.– «Книга еврея Авраама» не должна находиться в руках недостойного владельца, ее не должны читать или переводить люди, не входящие в наш круг, потому что в этой рукописи таятся величайшие опасности. Но если это все же произошло, «Книгу» необходимо спасти и доставить в Амстердам – только там она будет в полной безопасности. Там ее прятали веками. Но как же рукопись оказалась в Асторге? Об этом надо немедленно поставить в известность законных владельцев. Я сейчас же позвоню в Хорватию, а тебе перезвоню завтра, пораньше – ты ведь, кажется, скоро отправляешься в Синтру?– Да, мы с Адриао договорились встретиться утром.Было уже полвосьмого, а я все еще оставался в гостинице.Стремительно одевшись, я заказал такси и приехал в «Бахус» около восьми часов вечера.– Привет, Рамон, я тебя уже заждался! Начал думать, что ты заблудился на извилистых тропинках Наварры.– Путь пройден, Рикардо, не беспокойся, – ответил я не без иронии.Очень элегантно одетый Ланса пришел один. Высокий, худощавый, с абсолютно белой шевелюрой, голубыми глазами и резкими чертами лица, Ланса смахивал на немца или шведа и производил впечатление полностью уверенного в себе человека. Его выгода – вот что важнее всего на свете. Он был из тех, кого узнаёшь за пять минут знакомства. Я имею в виду, что такие люди не представляют для собеседника никакой загадки, хотя способны утаивать свои неблаговидные поступки. В общем, Рикардо принадлежал к числу людей холодных, расчетливых, с ледяным взглядом, чьи интересы и жизненные цели можно разглядеть без помощи психоаналитика. Всегда знаешь – если Рикардо здесь, значит, ему что-нибудь от тебя нужно. Сам он никогда ничего не дает, а если что-то и предлагает, то только в обмен на нечто более ценное.Однако я не догадывался, что именно Лансе от меня нужно. Я только начинал свой путь; что же я мог предложить, кроме своей неопытности и неосведомленности в тех материях, которые Рикардо исследовал до самых глубин? Я ничего не понимал.А если мифическая рукопись попала к Лансе, мне предстояло вступить с ним в противоборство, став героем комикса, цель которого – вырвать «Книгу еврея Авраама» из рук Рикардо и вернуть ее (как я узнал впоследствии) в Музей изумрудной скрижали, частный центр иудейской культуры, основанный Николасом Фламелем в Амстердаме.Глядя на меня маленькими беспокойными глазками, Рикардо сохранял самоуверенное выражение, чтобы показать, будто полностью владеет ситуацией. На самом же деле было видно: вещь, которой он владеет, так хрупка, что невозможно удержать ее без трепета и дрожи в руках.– Послушай, Рамон, я буду с тобой откровенен. Недавно я приобрел совершенно необыкновенную книгу. Для начала скажу, что химера под названием «алхимия» завладела моим воображением еще много лет назад, когда я закончил университет и готовился стать дипломатом. Я был жаден до оккультных знаний и верил, что они могут оказаться истинными, но натолкнулся на стену непонимания, на невозможность двигаться дальше. Оказалось, что учителя либо не желают делиться познаниями, либо вся алхимия – шарлатанство и наставники намеренно пользуются темным языком, чтобы у нас, учеников, возникло ощущение, будто мы неспособны ничего понять. В общем, я был страшно разочарован. Я потратил деньги и время, но так ничего и не добился. Поначалу я по простоте душевной намеревался добраться до Великого делания и получить философский камень сухим путем, Есть три пути, ведущие к реализации философского магистерства: один называется коротким, второй – влажным, третий – сухим. Они различаются по длительности, сложности и характеру операций.
однако вскоре понял, что на самом деле меня интересует не универсальное снадобье как таковое, а предпоследний этап его изготовления: золото. Я мечтал сотворить много желтого металла и зажить в роскоши и праздности. Вот почему я погрузился в глубины алхимии, мне нужны были полные знания.Ты представить себе не можешь, сколько дней и ночей я провел бок о бок с кабальеро Адриао. Два года прожил в Синтре. Крутился во всевозможных тайных обществах – их там полно. Добрался аж до самого Лиона, чтобы раздобыть плавильный котел, а также прочие инструменты и вещества, необходимые для Великого делания. И я потратил на это две весны. Мы с Адриао поселились в одном из хуторков в горах, с наступлением темноты растягивали на проволочных крючьях гигантские льняные полотнища, чтобы те пропитались ночной росой, поутру снимали их и выжимали, таким образом добывая первоэлемент для наших опытов. Но всякий раз что-то шло не так. Мы даже добрались до серебра – помнишь, я показывал тебе в Лондоне? – но, к сожалению, так и не прошли весь путь до конца. Всегда не хватало какой-то малости. Мы расспрашивали местных мудрецов, копались в книгах, но результат всегда был тот же: ничего, абсолютно ничего. Ну, если не считать жалкого утешительного приза в виде серебра – он вручается неудачникам в награду за трудолюбие. На том все и заканчивается; карточный домик раз за разом рушится. Мы читали Фламеля и знали, что существует «Книга еврея Авраама» – впрочем, это могло оказаться очередным вымыслом или метафорой, обозначающей нечто совсем иное. Безнадежность и пустота привели меня на грань отчаяния, я решил отказаться от поисков раз и навсегда. Видя, что я готов все бросить, Адриао попытался провести меня в подземный город Бадагас, однако мне не удалось туда проникнуть – я поторопился с заключением, что ведущие туда двери фальшивые. Впрочем, Адриао до сих пор уверяет, что, когда я буду готов, я смогу в них пройти. В конечном итоге он так и не добыл своего золота, я тоже не обрел ничего, кроме разочарования и желания обо всем забыть. Но несколько дней назад все изменилось, когда я проезжал через Асторгу и мой приятель Адольфо Арес показал мне свою находку: книжицу в кожаном переплете с медными уголками, древнюю, как само человечество, написанную на древнееврейском языке. В этой рукописи в двадцать одну страницу содержатся все необходимые символы, идеи и ключи, и она точно соответствует описанию бесценной книги Фламеля.– Рикардо, но как же книга очутилась в Асторге, если должна находиться в амстердамском музее? Ее что – выкрали?– Не было никаких известий о краже. Больше того, эта книга – или некое ее подобие – до сих пор на своем месте в музее, под охраной все тех же систем безопасности. В надежности тамошних охранных мер сомневаться не приходится.– Так, может, в твои руки попала совсем другая книга?– Это подлинник.– Откуда такая уверенность?– Ее подлинность удостоверена маэстро Канчесом.– Канчесом? Не может быть, его давно нет в живых! Он умер в четырнадцатом веке, и с тех пор утекло много воды.Рикардо лишь иронически улыбнулся, и мне стало неловко. Я прочитал в его взгляде:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44