– Я устал от этих смертей, – пожаловался я.
– Всегда непросто… Но ты привыкнешь. – Он жестом пригласил меня следовать за ним. – К примеру, сегодня я буду наблюдать за процессом голодания. Надо удостовериться, что организм исчерпал все запасы жиров и углеводов. Если клиент сильно истощен, начнут разрушаться тканевые белки. Это хороший знак.
Его желтые глаза скосились вбок, как у ящерицы, потом вернулись обратно.
– И я должен буду убедиться, что к ней не поступает вода… И что она действительно испытывает голод. – Он приостановился. – Не важно, нравится мне или нет – я должен это делать. Приказ Шефа.
– Смерть, по-моему, тоже так думает, – предположил я.
– Смерти еще тяжелей. Устал. – Глад замолк и тяжело вздохнул.
Мы присели на траву под плакучей ивой.
– Работа в Агентстве не из легких. После первой тысячи лет начинаешь замечать шаблоны. И эти шаблоны повторяются, повторяются, повторяются еще в одном тысячелетии. Тяжело не устать от такого.
Он опять вздохнул.
– Любая кончина уникальна, но по сути все одинаково. Каждая новая идея – награда… Но у Смерти проблема серьезнее. Его беспокоит не столько работа, сколько ее смысл. – Он почесал лысину своими длинными черными когтями. – Мор и Война – совсем другие. Получают удовольствие от работы. Не устают экспериментировать.
– А Шкода?
– Зелен еще. Полон энергии. И амбиций, – Глад усмехнулся. – Может быть опасен.
Мы дошли до того места, где Смерть скрылся в ивняке.
– Шеф хочет сделать кончины более интересными… Но ему не хватает сострадания. Никогда не общался с живцами напрямую. – При этих словах он нахмурился. – Если бы ты прочел Досье, то понял бы, что сегодняшняя кончина для нашей клиентки не подходит. Не такой смерти она заслужила.
Мы стояли в тени и наблюдали за спокойным течением мутной реки.
– Такое чувство, будто Шеф инсценирует кончины. Манипулируя данными, которые мы собираем, добивается эффекта, который устраивает лично его. Что чревато серьезными последствиями.
– Почему вы не поговорите с ним?
– Хотелось бы. Но ни разу не говорил. Даже не видел. – Он коротко хихикнул. – Иногда сомневаюсь, что он существует.
Вдалеке раздался крик:
– Идите сюда!
Вниз по склону налево, к реке.
Смерть стоял на размытом клочке берега, у зарослей. Узкое русло коричневатой заиленной реки выгибалось дугой, концы которой упирались в лес. Подойдя, мы заметили тонкую пластиковую трубку – она торчала из невысокой свежей насыпи.
– Еще жива? – спросил Глад.
– Еле-еле, – ответил Смерть.
Из переднего кармана джинсов он вытащил три пары солнцезащитных очков, вроде тех, что были у него в понедельник утром. Одну вручил Гладу, другую мне, последнюю оставил себе.
– Для чего это?
– А ты надень, – предложил он.
Я повертел очки в руках. Толстые черные линзы из пластика. Простая оправа. Ничего особенного. Я пожал плечами и надел их.
И тут же снял в ужасе от того, что увидел.
– Не волнуйся, – сказал Смерть успокаивающе, – в первый раз так со всеми.
– Что это?
– Надень и не снимай. Сам поймешь.
Когда я их нацепил опять, все погрузилось во мрак. На меня скалились два серых незнакомца на фоне тусклого пейзажа царства призраков. Все казалось бесплотной тенью. Я снова поспешно сдернул очки.
– Не понимаю.
– С их помощью легче искать, – объяснил Смерть. Они с Гладом стояли в очках, темные стекла скрывали их глаза. – Очень удобны для таких случаев, как сегодняшний, когда нужно зафиксировать точный момент наступления смерти. Но обычно мы их используем, когда выкапываем трупы, чтобы проверить, правильно ли найдена могила. Вот, сам убедись.
Он указал на свежий холмик.
Когда я нацепил очки в третий раз, мир выцвел и превратился в измерение мерцающих призраков. Словно со всего окружающего сняли верхний слой, обнажив его зловещую серую основу. Я посмотрел на высокий скелет у края могилы. Он состоял из прозрачных наслоений подвижных структур: темные одежды подрагивали над землистой кожей, кожа скользила над скоплениями мертвенно-бледных мышц и жира, бесцветные внутренности висели в сетке бескровных сосудов. Вся конструкция держалась на мрачном каркасе жемчужно-серых костей.
– В офисе еще целая коробка таких, – гордо объявил он.
– Как они работают? – спросил я.
– Кто их знает.
Вторая фигура на фоне этого великана выглядела совсем маленькой, но ее просвечивающая хрупкость пугала не меньше. Фигура колыхалась передо мной и зубасто скалилась. Белые складки ее мозга и слабое биение выцветшего сердца вызывали у меня омерзение.
– Потрясен? Привыкай. Станет обычным делом.
Рельеф потерял глубину. Все детали лежали друг на друге, составляя группы перекрывающихся плоскостей. Я повернулся. Река с крапинками рыбы казалась грязной серой тряпкой, растянутой меж двумя плоскими берегами. Я снова повернулся. В пространстве парили склон холма высотой в тысячу футов и тусклый лес. Я посмотрел вниз. Я словно висел в воздухе. Один шаг – и я полечу к центру Земли.
Все казалось светлее, чем на рентгеновском снимке, но темнее, чем при дневном свете. Чем дальше находился предмет, тем более расплывчатым он становился.
Так бывает, когда смотришь в прошлое.
Наконец, я повернулся к могиле и увидел холмик, шесть футов земли, деревянные стенки гроба. Я разглядел семифутовую черную пластиковую трубку, протянувшуюся от головы к ступне скелета Глада. И увидел тело рослой девушки, ее одежду, выражение паники на лице и темное сердце, бившееся за водянистыми прутьями ребер. Руки, сжатые в кулаки. Серых земляных червей, выжидающих под ней.
И, несмотря на путаное нагромождение кожи, почвы и скелета, я с ужасом понял, что знаю ее.
Белоснежка и три агента
Мой зомбированный разум отказался принять эту информацию и снова переключился на мелочи. Он напомнил, что я когда-то безумно боялся быть погребенным заживо, поскольку такая смерть не оставляла ни единого шанса выжить. Те, кто вас хоронит, предполагают, что у них есть для этого все основания; вряд ли они станут каждые четверть часа раскапывать могилу и проверять, не ошиблись ли. Впрочем, не я один страшился такой участи. Мне были известны более двадцати запатентованных приспособлений, предназначенных для того, чтобы справиться с трудностями случайного погребения.
Я никогда не понимал тех сумасшедших, которые сами просили, чтобы их закопали живьем ради каких-то рекордов. Есть такие люди. Они даже придумали два строгих правила, чтобы сделать заключение под землей максимально неудобным.
Гроб должен быть опущен на глубину не менее двух метров, а его максимальная емкость не должна превышать полтора миллиона кубических сантиметров.
Чтобы участник состязания не задохнулся, диаметр вентиляционной трубки, используемой также для связи и кормления, не должен превышать десяти сантиметров.
Как раз накануне смерти я вычитал, что самое продолжительное из зарегистрированных добровольных погребений длилось сто сорок один день.
Кто больше?
* * *
– Ну что, приступим? – спросил маленький скелет.
– Приступим, – ответил большой скелет.
Я знал ее. И еще во вторник видел живой. Вчера утром меня парализовало воспоминание о ней. Это Люси. И я не смог обуздать свои мысли. Я снова вспомнил тот момент, когда в кафе «Иерихон» я выбрался из своего панциря.
– Кажется, я начинаю в тебя влюбляться, – сказал я.
– Я тоже, – ответила она.
Когда я увидел ее впервые, то подумал, что она из тех, кто ловит тебя в паутину разговора, чтобы затащить в трясину собственных печалей. Когда в начале нашего знакомства я с ней пытался говорить на другие темы, у нее случались приступы временной глухоты. Она не слушала, пропускала вопросы мимо ушей, а когда отвечала, то становилось ясно, что она совершенно не понимает, о чем ее спрашивают. Даже простое общение с ней стало вызовом – вызовом, которого я не мог не принять.
Но выбравшись из панциря, я обнаружил, что она может быть милейшим и очаровательнейшим созданием, о знакомстве с которым можно только мечтать. Она рассказывала анекдоты вроде тех, что любил отец, – короткие, безобидные и необычные. Однажды она меня так развеселила, что у меня потом час болел живот от смеха. Такими воспоминаниями зомби дорожит.
И мы стали любовниками. Мы хотели этого, потому что были безумно счастливы. Но это решение оказалось ошибкой, и наша связь продлилась всего девять дней. Я не мог сказать, что между нами все было не то, как выразилась Эми. Я не искал в Люси, как бывало с другими, зарождающегося отчуждения, заметив которое, спешил уйти, пока не дали от ворот поворот. Я даже не придирался к таким мелочам, как амбре под мышками и запах изо рта (за подобную комбинацию труп готов отдать жизнь, если еще осталось, что отдавать). Вместо этого, не знаю, как – я даже предположить не мог, что из-за этого все так скоро закончится, – в моей связи с Люси прозвучал отголосок отношений с Эми.
Весь наш роман мы безвылазно провели в постели. Питались фаст-фудом, спали урывками и часто занимались любовью. Любое желание друг друга мы тут же выполняли. Между нами, казалось, была полная совместимость. Я помню каждую мелочь в ее комнате – от завалов мягких игрушек по углам до пушистого пледа с леопардом, от белого ворсистого ковра, расстеленного на полу, до фактурного потолка. Помню, как утром последнего дня я лежал в полусне, уставившись на очертания сталактитов, похожие на сумасшедшие скопления белых звезд. Я даже отчетливо помню, что увидел в них животных, пищу, лица и беспорядочный танец кружащихся солнц. Мне было спокойно и уютно, я мог легко представить сразу все и ничто – как давным-давно в отцовском кабинете.
И я подумал: если наши отношения – такие открытые и естественные, я могу предложить ей любую из своих фантазий. И когда я лежал в кровати и смотрел на потолок, мне пришла в голову идея. В другом случае я бы подождал пару недель, прежде чем упомянуть о нетрадиционных сексуальных предпочтениях, но тут фантазия разожгла во мне сильнейшее желание, а желание просилось быть удовлетворенным. Я откинул плед и вскочил на ноги.
– У меня для тебя сюрприз.
Она сонно улыбнулась.
Выбежав из спальни и устремившись на кухню, я повторил ту самую игру, в которую однажды пыталась втянуть меня Эми. Я нашел пластиковый пакет, длинную эластичную тесьму, вернулся к двуспальной кровати, натянул пакет на голову и плотно обвязал тесьму вокруг шеи. Меня охватило сильное возбуждение. Когда я говорил, то ощущал, как пакет приклеивается к губам.
– Сними его, как только я начну терять сознание, – сказал я.
Но она молчала, и спустя мгновение я сам стянул с головы пакет и ленту. Затем она поднялась, повернулась ко мне спиной и стала одеваться.
– Что-нибудь не так? – окликнул я, тяжело дыша и чувствуя, как у меня покраснело лицо.
– Придурок чокнутый, – ответила она.
Я не понял, почему. Я глубоко похоронил труп своего прошлого. Поэтому я просто сказал ей то же, что часто говорил и себе, искренне веря в правоту этих слов и надеясь, что смогу объяснить:
– Как узнать, чего тебе по-настоящему хочется, пока не попробуешь?
Она не слушала. И я до такого масштаба раздул это пустяковое разногласие, что оно как бы оправдало разрыв отношений с Люси. Эти отношения, как и все прежние, обернулись жалкой кучкой костей и горсткой пепла.
Снова в безопасности.
Убожество.
* * *
– Что вы делаете? – спросил я у маленького скелета. Его белые зубы, застывшие в оскале, сжимали конец серой вентиляционной трубки.
– Он заставляет ее ощущать голод, – пояснил большой скелет.
– Сильный голод, – подтвердил маленький скелет.
– Но зачем?
Оба скелета повернулись в мою сторону, перестав скалиться, насколько это возможно для скелетов.
– Таков приказ Шефа, – ответили они в унисон.
Мне можно было не смотреть в могилу, чтобы описать Люси, – меня с головой накрыла волна отрывочных воспоминаний. Ростом Люси была шесть футов два дюйма. Лицо угловатое, но отнюдь не худое. Когда она двигалась, ее руки и ноги раскачивались, словно щупальца осьминога. Она терпеть не могла лук, у нее была куча друзей, она любила секс и легко шла на подобные контакты. А сейчас на ее правой скуле темнел большой синяк, на губе запеклась свежая рана – эти отметины, должно быть, оставил мужчина с глубокими темными глазами. Я помню, как он смотрел на меня. Он не показался мне добродушным.
– О чем задумался? – спросил большой скелет. Его голос звучал мрачно, но череп улыбался.
– Я ее знаю, – ответил я.
– Подобное чувство часто возникает после чтения Жизненного Досье.
– Нет, я и раньше был с нею знаком.
Он кивнул, но, кажется, так и не понял.
– Вторник был неудачным днем для встреч с будущими клиентами.
Когда маленький скелет переставал дуть в трубку, то напевал незнакомую мелодию. Я смотрел, как внутри его серой грудной клетки сжимаются и раздуваются серые легкие. Он дышал и напевал в каком-то прерывистом ритме, повторяя один и тот же мотив, который сливался с птичьим гомоном и шумом реки, пока его дыхание и пение не вывели меня из себя.
– Что это за мелодия? – спросил я, пытаясь разорвать круг.
– Траурный марш из «Эхнатона», – ответил он поворачиваясь. – Филипп Гласе . Показался кстати.
И опять запел.
Мне отчаянно хотелось что-нибудь сказать Люси, хоть несколько слов. «Все не так плохо». Или подбодрить ее: «Не бойся. Когда умрешь, полегчает». Просто поговорить. Но я не хотел, чтобы она умирала вот так. Я склонился над могилой. Скелеты посмотрели на меня и вернулись к своей работе – большой скелет наблюдал, маленький скелет дышал.
– Я могу что-то сделать?
– Можешь смотреть, – ответил большой скелет. Он протянул к моему плечу двухкостную руку, но я в страхе отшатнулся. Я никак не мог привыкнуть к реальности, которую видел сквозь очки.
Я посмотрел вниз, сквозь кости на своих ступнях, сквозь почву. Между бледной белизной черепа и тенью гроба на сером лице Люси застыла гримаса. Ее руки и ноги подрагивали. Белки глаз стали огромными. Я почувствовал что-то неладное, и маленький скелет подтвердил это, прекратив свое невыносимое пение.
– Знаешь, бывают дни, когда все идет как по маслу? Когда гордишься тем, что получилось? Когда знаешь, что работа сделана хорошо?
Большой в ответ вздохнул:
– Ну да.
– Нынче не тот день.
– В чем проблема?
– Вот в этом. – Маленький скелет показал на темно-серый предмет, перекрывший трубку чуть ниже середины.
– Что это?
– Затор.
– Это я вижу. Но из-за чего?
– Возможно, лист. Трудно сказать.
Большой скелет постучал костяшками по своему черепу. Он казался подавленным, как любой лик смерти. Затем взглянул на могилу, на нас обоих и изрек свой приговор:
– Здесь мы бессильны.
Я снял очки и спрятал в карман. В мир вернулись краски и три измерения. Скелеты обрели плоть и стали Смертью и Гладом. Они стояли у холмика, из которого, будто перископ, торчала желтая пластиковая трубка. Я больше не мог смотреть, как умирает моя подруга. Я не мог видеть ужас, застывший на ее бледном лице, судороги рук и ног.
– Она задыхается, – прокомментировал Глад, уставившись на холмик.
– Но еще дышит, – сказал Смерть. – Мне кажется, будет гуманней, если мы вообще перекроем доступ кислорода. Но тогда все случится на два часа раньше. Я не знаю, какие могут быть при этом последствия. Шеф ничего не говорил.
К горлу подступила тошнота. Я вспомнил тепло ее тела. Я мог бы воссоздать каждый квадратный дюйм ее кожи по памяти, хранящейся в моих ладонях. Мне вспомнился сладкий вкус ее рта, острые уголки неровных зубов, искры, сверкающие в глубине синих глаз. Я все еще слышал ее смех – когда она смеялась, рот раскрывался цветком, обнажая ее целиком, приглашая в себя. Ее, правда, не интересовало то, что у тебя внутри, но это не важно.
«Придурок чокнутый».
Я смотрел на холмик и представлял, как она лежит там, под землей. Посиневшее лицо вытянулось, широко раскрытый рот отчаянно хватает воздух, пальцы сжаты в кулаки, ногти впиваются в ладони, тело вздрагивает в конвульсиях. Мне не нужно было представлять все остальное – Смерть с Гладом подробно комментировали происходящее.
– Уже задыхается, – произнес Глад невозмутимо. – Грудная клетка сжалась.
– Хорошо.
– На шее вздулись вены. Стала корчиться. Должно ускорить процесс.
Я не мог двинуться с места. Лишь переводил взгляд с одного на другого. Я должен был что-то сделать. Сделать хоть что-то, немедленно. Хотя бы просто шевельнуться. Дернуть рукой, кистью, хоть пальцем. Доказать, что я живу, дышу, двигаюсь. Взгляд мой застыл, остановившись на Смерти. Я не мог пошевелиться. Не мог придумать, что сделать. Смерть угрюмо смотрел, Глад бесстрастно ждал. Она переживала медленную смерть от удушья. А я не мог пошевелиться. Она не заслужила такого конца. У нее даже врагов не было, она ничего дурного в своей жизни не сделала. Двигайся же. Она чувствует, что с ней происходит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26