Я стояла лицом к лицу с рабби Келлерманом. Он был довольно-таки молодой и немножко похож на Майлза Дж. Бенедикта. Только не такой тощий.
– Поздоровайся, – шепнула мне бабушка.
Я протянула руку.
– Это моя внучка, рабби. Я говорила вам о ней… Маргарет Саймон.
Раввин пожал мне руку.
– Да, конечно, Маргарет. Йом Тов.
– Да, – произнесла я.
Раввин рассмеялся.
– Это значит «С Новым Годом!» Мы празднуем его сегодня.
– Понятно, – сказала я. – С Новым Годом вас тоже, рабби.
– Тебе понравилась наша служба? – спросил он.
– Да, – кивнула я. – Просто очень.
– Хорошо, хорошо.
Он еще раз потряс мне руку.
– Приходи в любое время. Познакомься с нами, Маргарет. Познакомься с нами и с Богом.
Дома мне предстоял настоящий допрос.
– Ну как? – начала мама. – Расскажи, как все было.
– Ну как, нормально.
– Тебе понравилось? – спросила она.
– Было интересно, – сказала я.
– Что тебе запомнилось? – поинтересовался отец.
– Ну, например, что в первых пяти рядах было восемь коричневых головных уборов и шесть черных.
Отец рассмеялся.
– А я, когда был мальчишкой, считал перья на шляпах.
Тут мы рассмеялись все вместе.
Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет. Ну вот, начало положено. К концу учебного года я буду знать все о религии. И думаю, что к седьмому классу я уже определюсь сама. Тогда я смогу вступить либо в Имку, либо в Ассоциацию и быть как все.
Глава 10
В первую неделю ноября случилось три события. Лора Дэнкер в первый раз пришла в школу в свитере. У мистера Бенедикта глаза чуть не выскочили из орбит. Вообще-то я не заметила, какие у него были глаза, но мне сказала Нэнси. Рак Фредди тоже не оставил это событие без внимания. Он спросил меня:
«И почему это у тебя не получается так выглядеть в свитере, Маргарет?» При этом он захохотал и хлопнул себя по колену. Очень смешно, подумала я. Свитера я носила каждый день, потому что у меня их было огромное количество. Все «сделанные для меня специально моей бабушкой». Но даже если бы я засунула в лифчик носки, то все равно не выглядела бы как Лора Дэнкер. Интересно, правда, что она ходит за супермаркет с Эваном и Мусом? Уж как-то больно глупо.
Между прочим, Мус недавно снова был у нас. Он подстриг наш газон, убрал листья и сказал, что снова придет весной. Так что, если я только не наткнусь на него у Нэнси, то не увижу его всю зиму. Он, наверно, и не помнил о моем существовании: после того случая («И раз, и раз…») мне приходилось все время от него скрываться. Но я тайком поглядывала на него из окна спальни.
Вторым событием было то, что я ходила в церковь вместе с Дженни Лумис. Мы с Дженни уже успели подружиться. На физкультуре мы все время оказывались в строю рядом из-за того, что Рут, девочка, которая была второй спереди, часто отсутствовала. Вот мы и разговаривали с ней о том, о сем, и однажды я спросила ее напрямик, ходит ли она в церковь.
– Приходится, – проронила она.
Тогда я спросила, можно ли мне как-нибудь пойти вместе с ней, посмотреть, что это такое, и она сказала:
– Конечно, давай в воскресенье?
Так я и пошла. Самое забавное, что все было так же, как в синагоге.
Только служба велась на английском. Но мы точно так же читали по молитвеннику непонятные молитвы, и священник произнес проповедь, которую я даже не смогла дослушать до конца, и я насчитала восемь черных уборов, четыре красных, шесть синих и два меховых. В конце службы все спели гимн. Потом мы стояли в очереди, чтобы пожать руку священнику. Впрочем, я ведь и здесь была новичком. Дженни представила меня:
– Это моя подруга Маргарет Саймон. Она еще не выбрала себе религию.
Я чуть не упала. И зачем ей было это говорить? Священник посмотрел на меня, как на чудо природы. Потом улыбнулся с таким видом, словно верил, что для меня еще не все потеряно.
– Добро пожаловать в Первую пресвитерианскую церковь, Маргарет.
Надеюсь, ты прийдешь к нам еще.
– Спасибо, – сказала я.
Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет. Я была в церкви, но ничего особенного там не почувствовала. Хотя старалась. По-моему, это не имеет с Тобой ничего общего. В следующий раз постараюсь еще.
Все это время мы с Нэнси перезванивались каждый вечер. Отец никак не мог понять, зачем нам это надо, при том, что в школе мы целый день проводим вместе. «На три часа разлучаетесь – и снова разговоры». Я даже не пыталась объяснять. Мы часто делали задание по математике вместе – по телефону. Закончив, Нэнси звонила Гретхен, чтобы проверить ответы, а я звонила Дженни.
И вот третье событие, произошедшее на этой неделе. Директор нашей школы объявил по громкоговорителю, что АРУ организует по случаю Дня Благодарения бал кадрили для трех шестых классов. Мистер Бенедикт спросил нас, умеем ли мы танцевать кадриль. Большинство из нас не умело.
Нэнси поведала «Четырем сенсациям», что бал кадрили должен быть просто классным! Она все про него знает, поскольку ее мама состоит в организационном комитете. Она предложила, чтобы мы написали, с кем хотим танцевать, и она посмотрит, как это устроить. Выяснилось, что все мы хотели танцевать с Филипом Лероем. Тогда Нэнси сказала: «Забудьте об этом – я не волшебница».
В течение двух следующих недель наши уроки физкультуры были целиком отданы кадрили. Мистер Бенедикт сказал, что если уж нам устраивают этот вечер, то самое меньшее, что мы можем сделать, чтобы выразить нашу признательность, это научиться хотя бы основным шагам. Мы тренировались под запись, и мистер Бенедикт без конца прыгал вокруг нас, считая и прихлопывая. Когда ему нужно было показать нам очередной шаг, он брал себе в пару Лору Дэнкер. Он сказал, что она подходит по росту, поскольку достает ему до плеч, но Нэнси послала мне понимающий взгляд. Впрочем, ни один из мальчиков нашего класса не хотел танцевать с Лорой, потому что все они были значительно ниже нее. Даже Филип Лерой доставал ей только до подбородка, а он был самым высоким из них.
Сложность с кадрилью заключалась в том, что большинству наших мальчиков больше нравилось наступать нам на ноги, чем учиться танцевать. И некоторые из них так в этом преуспели, что могли отдавливать нам ноги в такт музыке. Я, например, была почти целиком занята тем, чтобы спасать свои ноги.
Утром в день бала я надела специально приготовленные новую юбку и блузку.
Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет. Не знаю, как я дождусь этих двух часов дня, когда начнется наш бал. Как Ты, думаешь, я буду танцевать с Филипом Лероем? Не то, чтобы он очень нравился мне как человек, но мальчик он очень красивый. И мне бы очень хотелось танцевать с ним… хотя бы раз или два. Благодарю Тебя, Бог.
АРУ позаботилась о том, чтобы украсить зал. Кажется, он должен был изображать амбар. Там было две кучи сена и три пугала. На стене вывеска, на которой большими желтыми буквами написано: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА БАЛ ШЕСТИКЛАССНИКОВ… как будто мы и так не знали.
Слава Богу, моя мама не должна была присутствовать. На танцах всегда немного смущаешься, но когда еще твоя мама тут… Миссис Уиллер, например, присутствовала в роли сопровождающей, и мне было действительно жалко Нэнси. Все сопровождающие были переодеты: в фермеров, например, или в кого-то в этом роде. На миссис Уиллер были холщовые штаны, клетчатая рубашка и большая соломенная шляпа. Нэнси делала вид, что она ее знать не знает, и я ее понимаю.
У нас был настоящий распорядитель. Одет он был примерно так же, как миссис Уиллер. Он стоял на сцене и говорил нам, какие делать шаги. Он же ставил музыку. Он топал ногами и прыгал вокруг нас, и я несколько раз замечала, как он промокает лицо красным платком. Мистер Бенедикт все хотел, чтобы мы «почувствовали атмосферу праздника». «Расслабьтесь и начинайте веселиться», – говорил он.
Все три шестых класса должны были перемешаться между собой. Но «Четыре сенсации» держались вместе. Перед каждым новым танцем мы должны были становиться в линию. Девочки с одной стороны, мальчики – с другой. Таким образом каждый получал себе партнера. Только девочек было на четыре больше, чем мальчиков. Поэтому тем, кто оказывался в самом конце, приходилось танцевать с другой оставшейся не у дел девочкой. Слава Богу, нам с Дженни такое выпало только один раз.
Мы старались заранее вычислить, кто должен быть нашим партнером в следующий раз. Например, когда я была в ряду четвертой, я заметила, что у мальчиков четвертым стоит Норман Фишбейн. Тогда я быстренько поменяла место, потому что Норман Фишбейн самый большой нытик в нашем классе. Во всяком случае, один из самых… На Фредди Барнетта я тоже не хотела бы попасть – опять начнет подкалывать, почему у меня не получается выглядеть в свитере, как Лора Дэнкер. А сам, когда танцевал с ней, я заметила, был весь красный и еще больше похож на рака, чем тогда, когда пришел в школу обгоревший после каникул.
Девочки хитрили больше мальчиков, потому что почти все хотели танцевать с Филипом Лероем. Наконец мне повезло. Это получилось так. После того, как все разбились на пары, надо было сделать каре. Моим партнером был Джей Хесслер. Он был очень вежлив и ни разу не наступил мне на ноги. Потом распорядитель сказал поменяться партнерами с теми, кто справа от нас. Справа от меня были как раз Филип Лерой и Нэнси, и Нэнси была в таком отчаянии, что чуть не разревелась прямо перед всеми. Я, конечно, была рада танцевать с Филипом Лероем целый круг, но он оказался одним из наступальщиков на ноги. И когда я танцевала с ним, у меня так страшно потели руки, что мне приходилось вытирать их о мою новую юбку.
В четыре часа нам подали напитки и пирожные, а в четверть пятого все закончилось, и мама приехала за мной на новой машине и отвезла домой. (Отец сдался еще где-то на Хэллоуин, когда мама объяснила ему, что и пинты молока не может купить из-за того, что у нее нет машины. И что Маргарет, наверное, не сможет ходить в школу в плохую погоду, а плохая погода уже не за горами. Отец тогда сказал, что если мама будет вставать пораньше и подвозить его до вокзала, то машина будет целый день в ее распоряжении, но этот вариант маме не понравился.) Так у нас появился новый шевроле. Зеленый.
Мама спешила попасть домой, потому что там ее ждала недописанная картина. Это был натюрморт, составленный из разных фруктов, который она писала специально ко Дню Благодарения. К Рождеству у мамы набирается целая куча картин, которые она обычно раздаривает. Папа думает, что они пылятся у разных людей по чердакам.
Глава 11
К началу декабря мы уже перестали пользоваться тайными именами. Нэнси сказала, что от них только путаница. Еще мы почти забросили наши списки. Все равно имена в них никогда не менялись. Нэнси еще удавалось как-то разнообразить свой список. Но с ее восемнадцатью именами было легче. Дженни, Гретхен и я всегда ставили первым номером Филиппа Лероя. И никаких перемен не предвиделось. Я только не могла понять: то ли он действительно им нравился, то ли они делали то же, что и я – ставили его первым номером только потому, что он самый симпатичный мальчик в классе. Может быть, они тоже стеснялись написать, кто им нравится на самом деле.
В тот день, когда у Гретхен, наконец, хватило смелости утащить у отца книгу по анатомии, мы собрались у меня дома, закрывшись в моей спальне и подперев дверь стулом. Мы сидели на полу полукругом – перед нами лежала книга Гретхен, открытая на анатомии мужчины.
– Думаете, Филип Лерой, когда он раздет, выглядит так же? – спросила Дженни.
– А ты как думала! – удивилась Нэнси. – Или что он, по-твоему, не мужского пола?
– Все эти кровеносные сосуды и кишки… – состроила гримасу Дженни.
– Ну, это у всех, – заметила Гретхен.
– По-моему, это все отвратительно, – сказала Дженни.
– В таком случае, не советую тебе становиться врачом или медсестрой, – сказала Гретхен. – Они смотрят на это каждый день.
– Переверни страницу, Гретхен, – велела Нэнси.
Следующая страница была посвящена половой системе мужчин.
Мы замолчали и только смотрели в книгу. Наконец Нэнси сказала:
– Все, как у моего брата.
– Откуда ты знаешь, как у твоего брата? – спросила я.
– Он иногда ходит по дому голый, – сказала Нэнси.
– Мой отец тоже иногда ходил голый, – вставила Гретхен. – Но в последнее время перестал.
– Моя тетя прошлым летом ходила на нудистский пляж, – вспомнила Дженни.
– Правда что ли? – не поверила Нэнси.
– Да, целый месяц, – подтвердила Дженни. – И мама потом три недели с ней не разговаривала. Она считала, что это позор. Тетя разошлась с мужем.
– Из-за нудистского пляжа? – спросила я.
– Нет, – сказала Дженни. – Она была разведена еще раньше.
– А что, по-твоему, они там делают? – поинтересовалась Гретхен.
– Просто слоняются голые, вот и все. Тетя говорит, там все очень спокойно. Но я никогда не стану ходить голой – ни перед кем!
– А как же – когда ты выйдешь замуж?
– Даже тогда.
– Подумаешь, скромница!
– И вовсе нет! При чем тут это!
– Когда вырастешь, будешь думать по-другому, – заверила ее Нэнси. – Еще захочешь, чтобы все на тебя смотрели. Как на этих девиц из «Плейбоя».
– Каких еще девиц из «Плейбоя?» – удивилась Дженни.
– Ты что, никогда не держала в руках «Плейбой»?
– Откуда я его возьму? – спросила Дженни.
– У меня отец его получает, – брякнула я.
– Значит, он у тебя есть? – заинтересовалась Нэнси.
– Конечно.
– Тогда принеси!
– Сейчас? – спросила я.
– Ну да.
– Ну, это я не знаю, – замялась я.
– Послушай, Маргарет, – Гретхен смогла взять у своего отца его медицинскую энциклопедию, думаешь, ей было легко? А ты только покажешь – и все.
В общем, я открыла дверь спальни и спустилась вниз по лестнице, пытаясь вспомнить, где я видела последний номер. У мамы я спрашивать не хотела. Не потому, что я считала таким зазорным показывать его подругам. В конце концов, ведь отец получал его… Хотя мне кажется, что в последнее время отец его прячет, потому что я перестала видеть его в газетнице, где он всегда бывал раньше. Наконец я нашла его в ящике отцовского стола. Я подумала, что если мама меня застукает, я скажу, что мы делаем себе альбомы и нам нужны старые журналы, из которых можно что-нибудь вырезать. Но она не застукала.
Нэнси открыла журнал как раз в середине, на фотографии голой девицы. На предыдущей странице рассказывалась ее история. Девицу звали Хилари Брайт, и ей было восемнадцать лет.
– Восемнадцать! Всего на шесть лет старше нас, – воскликнула Нэнси.
– Но вы посмотрите на ее габариты. Вот это да! – изумилась Дженни.
– Думаете, мы тоже будем такими в восемнадцать? – спросила Гретхен.
– По-моему, тут что-то не так, – усомнилась я. – У нее же пропорции неправильные.
– Интересно, Лора Дэнкер уже так выглядит? – спросила Дженни.
– Пока еще нет, – сказала Нэнси. – Но в восемнадцать будет наверняка.
Пятьдесят раундов «И раз, и раз…» завершили наше собрание.
Глава 12
Одиннадцатого декабря бабушка отправилась в трехнедельный круиз по Карибскому морю. Она путешествовала каждый год. В этом году мне разрешили ее проводить. Мама подарила бабушке шелковый зеленый мешочек для украшений: чтобы были в сохранности. Он был очень красивый, с белой бархатной подкладкой. Бабушка сказала «спасибо» и добавила, что все ее украшения – для «ее Маргарет», и потому их надо содержать в порядке. Бабушка всегда напоминает мне, что никто не живет вечно и что все, что у нее есть, предназначено для меня, а я терпеть не могу, когда она об этом заговаривает. Однажды она поделилась со мной, что ее адвокат уже составил завещание, в котором все учтено. Например, в каком гробу она хочет быть похороненной, и что она не хочет никаких надгробных речей, и чтобы я приходила к ней только раз или два в год – присмотреть за могилой.
Мы оставались на корабле около получаса, потом бабушка поцеловала меня на прощанье и обещала как-нибудь взять с собой.
На следующей неделе мама начала отправлять рождественские открытки – иногда она бывала погружена в это занятие по нескольку дней подряд. Правда, она не называет их рождественскими открытками. Просто праздничными поздравлениями. Вообще-то, мы не празднуем Рождество. Мы дарим подарки, но родители говорят, что в Америке так принято. Отец говорит, что эти рождественские открытки напоминают маме ее детство. Она посылает их людям, с которыми прошли ее детские годы, и они тоже ей пишут. Так, раз в год она узнает, кто на ком женился, у кого кто родился и всякое такое. Одну открытку она всегда посылает своему брату, с которым я не знакома. Он живет в Калифорнии.
В этом году я сделала странное открытие. Я обнаружила, что мама писала рождественскую открытку своим родителям в Огайо. Однажды, когда я не пошла в школу из-за простуды, я разглядывала кипу рождественских открыток, и вот! – на одном конверте было черным по белому написано: мистер и миссис Хатчинс, а это они и есть – мои дедушка с бабушкой. Я ничего не сказала маме. Я чувствовала, что мне не следовало этого знать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
– Поздоровайся, – шепнула мне бабушка.
Я протянула руку.
– Это моя внучка, рабби. Я говорила вам о ней… Маргарет Саймон.
Раввин пожал мне руку.
– Да, конечно, Маргарет. Йом Тов.
– Да, – произнесла я.
Раввин рассмеялся.
– Это значит «С Новым Годом!» Мы празднуем его сегодня.
– Понятно, – сказала я. – С Новым Годом вас тоже, рабби.
– Тебе понравилась наша служба? – спросил он.
– Да, – кивнула я. – Просто очень.
– Хорошо, хорошо.
Он еще раз потряс мне руку.
– Приходи в любое время. Познакомься с нами, Маргарет. Познакомься с нами и с Богом.
Дома мне предстоял настоящий допрос.
– Ну как? – начала мама. – Расскажи, как все было.
– Ну как, нормально.
– Тебе понравилось? – спросила она.
– Было интересно, – сказала я.
– Что тебе запомнилось? – поинтересовался отец.
– Ну, например, что в первых пяти рядах было восемь коричневых головных уборов и шесть черных.
Отец рассмеялся.
– А я, когда был мальчишкой, считал перья на шляпах.
Тут мы рассмеялись все вместе.
Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет. Ну вот, начало положено. К концу учебного года я буду знать все о религии. И думаю, что к седьмому классу я уже определюсь сама. Тогда я смогу вступить либо в Имку, либо в Ассоциацию и быть как все.
Глава 10
В первую неделю ноября случилось три события. Лора Дэнкер в первый раз пришла в школу в свитере. У мистера Бенедикта глаза чуть не выскочили из орбит. Вообще-то я не заметила, какие у него были глаза, но мне сказала Нэнси. Рак Фредди тоже не оставил это событие без внимания. Он спросил меня:
«И почему это у тебя не получается так выглядеть в свитере, Маргарет?» При этом он захохотал и хлопнул себя по колену. Очень смешно, подумала я. Свитера я носила каждый день, потому что у меня их было огромное количество. Все «сделанные для меня специально моей бабушкой». Но даже если бы я засунула в лифчик носки, то все равно не выглядела бы как Лора Дэнкер. Интересно, правда, что она ходит за супермаркет с Эваном и Мусом? Уж как-то больно глупо.
Между прочим, Мус недавно снова был у нас. Он подстриг наш газон, убрал листья и сказал, что снова придет весной. Так что, если я только не наткнусь на него у Нэнси, то не увижу его всю зиму. Он, наверно, и не помнил о моем существовании: после того случая («И раз, и раз…») мне приходилось все время от него скрываться. Но я тайком поглядывала на него из окна спальни.
Вторым событием было то, что я ходила в церковь вместе с Дженни Лумис. Мы с Дженни уже успели подружиться. На физкультуре мы все время оказывались в строю рядом из-за того, что Рут, девочка, которая была второй спереди, часто отсутствовала. Вот мы и разговаривали с ней о том, о сем, и однажды я спросила ее напрямик, ходит ли она в церковь.
– Приходится, – проронила она.
Тогда я спросила, можно ли мне как-нибудь пойти вместе с ней, посмотреть, что это такое, и она сказала:
– Конечно, давай в воскресенье?
Так я и пошла. Самое забавное, что все было так же, как в синагоге.
Только служба велась на английском. Но мы точно так же читали по молитвеннику непонятные молитвы, и священник произнес проповедь, которую я даже не смогла дослушать до конца, и я насчитала восемь черных уборов, четыре красных, шесть синих и два меховых. В конце службы все спели гимн. Потом мы стояли в очереди, чтобы пожать руку священнику. Впрочем, я ведь и здесь была новичком. Дженни представила меня:
– Это моя подруга Маргарет Саймон. Она еще не выбрала себе религию.
Я чуть не упала. И зачем ей было это говорить? Священник посмотрел на меня, как на чудо природы. Потом улыбнулся с таким видом, словно верил, что для меня еще не все потеряно.
– Добро пожаловать в Первую пресвитерианскую церковь, Маргарет.
Надеюсь, ты прийдешь к нам еще.
– Спасибо, – сказала я.
Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет. Я была в церкви, но ничего особенного там не почувствовала. Хотя старалась. По-моему, это не имеет с Тобой ничего общего. В следующий раз постараюсь еще.
Все это время мы с Нэнси перезванивались каждый вечер. Отец никак не мог понять, зачем нам это надо, при том, что в школе мы целый день проводим вместе. «На три часа разлучаетесь – и снова разговоры». Я даже не пыталась объяснять. Мы часто делали задание по математике вместе – по телефону. Закончив, Нэнси звонила Гретхен, чтобы проверить ответы, а я звонила Дженни.
И вот третье событие, произошедшее на этой неделе. Директор нашей школы объявил по громкоговорителю, что АРУ организует по случаю Дня Благодарения бал кадрили для трех шестых классов. Мистер Бенедикт спросил нас, умеем ли мы танцевать кадриль. Большинство из нас не умело.
Нэнси поведала «Четырем сенсациям», что бал кадрили должен быть просто классным! Она все про него знает, поскольку ее мама состоит в организационном комитете. Она предложила, чтобы мы написали, с кем хотим танцевать, и она посмотрит, как это устроить. Выяснилось, что все мы хотели танцевать с Филипом Лероем. Тогда Нэнси сказала: «Забудьте об этом – я не волшебница».
В течение двух следующих недель наши уроки физкультуры были целиком отданы кадрили. Мистер Бенедикт сказал, что если уж нам устраивают этот вечер, то самое меньшее, что мы можем сделать, чтобы выразить нашу признательность, это научиться хотя бы основным шагам. Мы тренировались под запись, и мистер Бенедикт без конца прыгал вокруг нас, считая и прихлопывая. Когда ему нужно было показать нам очередной шаг, он брал себе в пару Лору Дэнкер. Он сказал, что она подходит по росту, поскольку достает ему до плеч, но Нэнси послала мне понимающий взгляд. Впрочем, ни один из мальчиков нашего класса не хотел танцевать с Лорой, потому что все они были значительно ниже нее. Даже Филип Лерой доставал ей только до подбородка, а он был самым высоким из них.
Сложность с кадрилью заключалась в том, что большинству наших мальчиков больше нравилось наступать нам на ноги, чем учиться танцевать. И некоторые из них так в этом преуспели, что могли отдавливать нам ноги в такт музыке. Я, например, была почти целиком занята тем, чтобы спасать свои ноги.
Утром в день бала я надела специально приготовленные новую юбку и блузку.
Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет. Не знаю, как я дождусь этих двух часов дня, когда начнется наш бал. Как Ты, думаешь, я буду танцевать с Филипом Лероем? Не то, чтобы он очень нравился мне как человек, но мальчик он очень красивый. И мне бы очень хотелось танцевать с ним… хотя бы раз или два. Благодарю Тебя, Бог.
АРУ позаботилась о том, чтобы украсить зал. Кажется, он должен был изображать амбар. Там было две кучи сена и три пугала. На стене вывеска, на которой большими желтыми буквами написано: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА БАЛ ШЕСТИКЛАССНИКОВ… как будто мы и так не знали.
Слава Богу, моя мама не должна была присутствовать. На танцах всегда немного смущаешься, но когда еще твоя мама тут… Миссис Уиллер, например, присутствовала в роли сопровождающей, и мне было действительно жалко Нэнси. Все сопровождающие были переодеты: в фермеров, например, или в кого-то в этом роде. На миссис Уиллер были холщовые штаны, клетчатая рубашка и большая соломенная шляпа. Нэнси делала вид, что она ее знать не знает, и я ее понимаю.
У нас был настоящий распорядитель. Одет он был примерно так же, как миссис Уиллер. Он стоял на сцене и говорил нам, какие делать шаги. Он же ставил музыку. Он топал ногами и прыгал вокруг нас, и я несколько раз замечала, как он промокает лицо красным платком. Мистер Бенедикт все хотел, чтобы мы «почувствовали атмосферу праздника». «Расслабьтесь и начинайте веселиться», – говорил он.
Все три шестых класса должны были перемешаться между собой. Но «Четыре сенсации» держались вместе. Перед каждым новым танцем мы должны были становиться в линию. Девочки с одной стороны, мальчики – с другой. Таким образом каждый получал себе партнера. Только девочек было на четыре больше, чем мальчиков. Поэтому тем, кто оказывался в самом конце, приходилось танцевать с другой оставшейся не у дел девочкой. Слава Богу, нам с Дженни такое выпало только один раз.
Мы старались заранее вычислить, кто должен быть нашим партнером в следующий раз. Например, когда я была в ряду четвертой, я заметила, что у мальчиков четвертым стоит Норман Фишбейн. Тогда я быстренько поменяла место, потому что Норман Фишбейн самый большой нытик в нашем классе. Во всяком случае, один из самых… На Фредди Барнетта я тоже не хотела бы попасть – опять начнет подкалывать, почему у меня не получается выглядеть в свитере, как Лора Дэнкер. А сам, когда танцевал с ней, я заметила, был весь красный и еще больше похож на рака, чем тогда, когда пришел в школу обгоревший после каникул.
Девочки хитрили больше мальчиков, потому что почти все хотели танцевать с Филипом Лероем. Наконец мне повезло. Это получилось так. После того, как все разбились на пары, надо было сделать каре. Моим партнером был Джей Хесслер. Он был очень вежлив и ни разу не наступил мне на ноги. Потом распорядитель сказал поменяться партнерами с теми, кто справа от нас. Справа от меня были как раз Филип Лерой и Нэнси, и Нэнси была в таком отчаянии, что чуть не разревелась прямо перед всеми. Я, конечно, была рада танцевать с Филипом Лероем целый круг, но он оказался одним из наступальщиков на ноги. И когда я танцевала с ним, у меня так страшно потели руки, что мне приходилось вытирать их о мою новую юбку.
В четыре часа нам подали напитки и пирожные, а в четверть пятого все закончилось, и мама приехала за мной на новой машине и отвезла домой. (Отец сдался еще где-то на Хэллоуин, когда мама объяснила ему, что и пинты молока не может купить из-за того, что у нее нет машины. И что Маргарет, наверное, не сможет ходить в школу в плохую погоду, а плохая погода уже не за горами. Отец тогда сказал, что если мама будет вставать пораньше и подвозить его до вокзала, то машина будет целый день в ее распоряжении, но этот вариант маме не понравился.) Так у нас появился новый шевроле. Зеленый.
Мама спешила попасть домой, потому что там ее ждала недописанная картина. Это был натюрморт, составленный из разных фруктов, который она писала специально ко Дню Благодарения. К Рождеству у мамы набирается целая куча картин, которые она обычно раздаривает. Папа думает, что они пылятся у разных людей по чердакам.
Глава 11
К началу декабря мы уже перестали пользоваться тайными именами. Нэнси сказала, что от них только путаница. Еще мы почти забросили наши списки. Все равно имена в них никогда не менялись. Нэнси еще удавалось как-то разнообразить свой список. Но с ее восемнадцатью именами было легче. Дженни, Гретхен и я всегда ставили первым номером Филиппа Лероя. И никаких перемен не предвиделось. Я только не могла понять: то ли он действительно им нравился, то ли они делали то же, что и я – ставили его первым номером только потому, что он самый симпатичный мальчик в классе. Может быть, они тоже стеснялись написать, кто им нравится на самом деле.
В тот день, когда у Гретхен, наконец, хватило смелости утащить у отца книгу по анатомии, мы собрались у меня дома, закрывшись в моей спальне и подперев дверь стулом. Мы сидели на полу полукругом – перед нами лежала книга Гретхен, открытая на анатомии мужчины.
– Думаете, Филип Лерой, когда он раздет, выглядит так же? – спросила Дженни.
– А ты как думала! – удивилась Нэнси. – Или что он, по-твоему, не мужского пола?
– Все эти кровеносные сосуды и кишки… – состроила гримасу Дженни.
– Ну, это у всех, – заметила Гретхен.
– По-моему, это все отвратительно, – сказала Дженни.
– В таком случае, не советую тебе становиться врачом или медсестрой, – сказала Гретхен. – Они смотрят на это каждый день.
– Переверни страницу, Гретхен, – велела Нэнси.
Следующая страница была посвящена половой системе мужчин.
Мы замолчали и только смотрели в книгу. Наконец Нэнси сказала:
– Все, как у моего брата.
– Откуда ты знаешь, как у твоего брата? – спросила я.
– Он иногда ходит по дому голый, – сказала Нэнси.
– Мой отец тоже иногда ходил голый, – вставила Гретхен. – Но в последнее время перестал.
– Моя тетя прошлым летом ходила на нудистский пляж, – вспомнила Дженни.
– Правда что ли? – не поверила Нэнси.
– Да, целый месяц, – подтвердила Дженни. – И мама потом три недели с ней не разговаривала. Она считала, что это позор. Тетя разошлась с мужем.
– Из-за нудистского пляжа? – спросила я.
– Нет, – сказала Дженни. – Она была разведена еще раньше.
– А что, по-твоему, они там делают? – поинтересовалась Гретхен.
– Просто слоняются голые, вот и все. Тетя говорит, там все очень спокойно. Но я никогда не стану ходить голой – ни перед кем!
– А как же – когда ты выйдешь замуж?
– Даже тогда.
– Подумаешь, скромница!
– И вовсе нет! При чем тут это!
– Когда вырастешь, будешь думать по-другому, – заверила ее Нэнси. – Еще захочешь, чтобы все на тебя смотрели. Как на этих девиц из «Плейбоя».
– Каких еще девиц из «Плейбоя?» – удивилась Дженни.
– Ты что, никогда не держала в руках «Плейбой»?
– Откуда я его возьму? – спросила Дженни.
– У меня отец его получает, – брякнула я.
– Значит, он у тебя есть? – заинтересовалась Нэнси.
– Конечно.
– Тогда принеси!
– Сейчас? – спросила я.
– Ну да.
– Ну, это я не знаю, – замялась я.
– Послушай, Маргарет, – Гретхен смогла взять у своего отца его медицинскую энциклопедию, думаешь, ей было легко? А ты только покажешь – и все.
В общем, я открыла дверь спальни и спустилась вниз по лестнице, пытаясь вспомнить, где я видела последний номер. У мамы я спрашивать не хотела. Не потому, что я считала таким зазорным показывать его подругам. В конце концов, ведь отец получал его… Хотя мне кажется, что в последнее время отец его прячет, потому что я перестала видеть его в газетнице, где он всегда бывал раньше. Наконец я нашла его в ящике отцовского стола. Я подумала, что если мама меня застукает, я скажу, что мы делаем себе альбомы и нам нужны старые журналы, из которых можно что-нибудь вырезать. Но она не застукала.
Нэнси открыла журнал как раз в середине, на фотографии голой девицы. На предыдущей странице рассказывалась ее история. Девицу звали Хилари Брайт, и ей было восемнадцать лет.
– Восемнадцать! Всего на шесть лет старше нас, – воскликнула Нэнси.
– Но вы посмотрите на ее габариты. Вот это да! – изумилась Дженни.
– Думаете, мы тоже будем такими в восемнадцать? – спросила Гретхен.
– По-моему, тут что-то не так, – усомнилась я. – У нее же пропорции неправильные.
– Интересно, Лора Дэнкер уже так выглядит? – спросила Дженни.
– Пока еще нет, – сказала Нэнси. – Но в восемнадцать будет наверняка.
Пятьдесят раундов «И раз, и раз…» завершили наше собрание.
Глава 12
Одиннадцатого декабря бабушка отправилась в трехнедельный круиз по Карибскому морю. Она путешествовала каждый год. В этом году мне разрешили ее проводить. Мама подарила бабушке шелковый зеленый мешочек для украшений: чтобы были в сохранности. Он был очень красивый, с белой бархатной подкладкой. Бабушка сказала «спасибо» и добавила, что все ее украшения – для «ее Маргарет», и потому их надо содержать в порядке. Бабушка всегда напоминает мне, что никто не живет вечно и что все, что у нее есть, предназначено для меня, а я терпеть не могу, когда она об этом заговаривает. Однажды она поделилась со мной, что ее адвокат уже составил завещание, в котором все учтено. Например, в каком гробу она хочет быть похороненной, и что она не хочет никаких надгробных речей, и чтобы я приходила к ней только раз или два в год – присмотреть за могилой.
Мы оставались на корабле около получаса, потом бабушка поцеловала меня на прощанье и обещала как-нибудь взять с собой.
На следующей неделе мама начала отправлять рождественские открытки – иногда она бывала погружена в это занятие по нескольку дней подряд. Правда, она не называет их рождественскими открытками. Просто праздничными поздравлениями. Вообще-то, мы не празднуем Рождество. Мы дарим подарки, но родители говорят, что в Америке так принято. Отец говорит, что эти рождественские открытки напоминают маме ее детство. Она посылает их людям, с которыми прошли ее детские годы, и они тоже ей пишут. Так, раз в год она узнает, кто на ком женился, у кого кто родился и всякое такое. Одну открытку она всегда посылает своему брату, с которым я не знакома. Он живет в Калифорнии.
В этом году я сделала странное открытие. Я обнаружила, что мама писала рождественскую открытку своим родителям в Огайо. Однажды, когда я не пошла в школу из-за простуды, я разглядывала кипу рождественских открыток, и вот! – на одном конверте было черным по белому написано: мистер и миссис Хатчинс, а это они и есть – мои дедушка с бабушкой. Я ничего не сказала маме. Я чувствовала, что мне не следовало этого знать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10