Тоже мне друг.
Джефф уставился на квадратики.
– Как это делать?
– Намочи кончик пальца. Теперь прикоснись к марке.
Джефф поднял кусочек.
– И все?
– Да нет же, дебил. Положи в рот. Джефф положил квадратик на язык.
– Как это проглотить, она слишком маленькая?
– Оставь во рту и все. Само получится.
Через несколько мгновений Джефф и Беккет вернулись к компании. Терри складывал свои рисунки. Адель сидела в одиночестве, на Джеффа не смотрела. Беккет сел рядом с Адель.
Джефф не мог найти во рту маленький квадратик. Смешно, что такая маленькая штука вообще может что-то с ним сделать.
– Ну, чего делаем?
Терри сказал, не поднимая глаз:
– Здесь нельзя оставаться. Они минут через десять закрываются.
Джефф взглянул на Адель – та была занята, слушала Беккета, который нашептывал ей что-то в маленькое, идеальной формы ушко.
Шелл мчалась через ресторанную зону, мимо пустых столов, к ребятам.
– Что-то творится. Пойдем посмотрим! Я курила, а эти копы вышли из торгового центра с этим извращенцем в наручниках.
– Извращенцем?
– Вуайерист, мудила, блин. Мужик тусовался у женских примерочных в «Пенни», выискивал голых кисок! Появилась охрана с копами и схватила этого яппи за жопу. Вытащила его отсюда в наручниках. Прошел прямо мимо меня.
– Он на улице?
– Ага. Около «Пенни».
Терри поднялся со стула. Джефф повернулся к Адель.
– Ты идешь? Адель?
Адель перевела спокойные зеленые глаза на Джеффа.
– Да?
– Тебе надо это увидеть.
– Почему?
– Может быть, интересно.
Джефф чувствовал, что Беккет отрешенно смотрит на него. Беккет улыбнулся. Его зрачки были расширены. Джефф задумался, давно ли Беккет начал бриться.
– Может, позже, Джефф, у меня тут как раз кое-что наметилось.
– О'кей. Только не забудь, хорошо?
– Не забуду.
С этими словами Адель повернулась к Беккету, Беккет улыбнулся Адель. Остальные уже ушли. Джефф не хотел идти, но не мог здесь оставаться.
16
Мэл под сияющими электрическими лампами забрал у служащего канистры и поставил их в затхлый багажник. Снова забрался на сиденье, обитое вытертым нейлоном, и даже не отреагировал, краем глаза углядев полицейскую машину. Он знал, что за грубость его никто не арестует. «Я с вами потом разберусь, ребята».
Отъехав, Мэл заставил себя поесть. Ясность его ума зависела от постоянного притока питательных веществ к клеткам мозга. Его внутренний ребенок требовал молока и печенья, поэтому Мэл съел «Орео» и выпил литровую упаковку молока. Настроение улучшилось. Все шло как надо. Два пистолета пристегнуты к телу, пистолет-пулемет под рукой, пулемет на заднем сиденье, две винтовки в багажнике, сумка с патронами. От тяжести оружия у него становилось легко на душе. Мэл чувствовал себя горлышком песочных часов. В эту ночь ни одна молекула времени его не минет.
Автомобиль Мэла проскользнул мимо танцующих румбу машин, пытающихся выехать со стоянки. Он замедлил ход у «Джей-Си-Пенни» и заметил ментовоз, рядом с которым стояли какие-то люди. Мэл проехал мимо, изучая обстановку. Полиция занимается своими полицейскими делами. Мэл знал: кем бы ни были эти копы, они наверняка горды собой – молодцы, арестовали какое-нибудь чмо, воришку. Они в жизни не видели ничего похожего на то, что припас для них Мэл.
Мэл въехал на пятачок около каких-то мусорных баков, отгороженных от основной стоянки низкой стенкой. Мэл помнил эти мусорные баки, помнил дверь, которая к ним вела. Пока он просто ткнул в кнопку, открывавшую багажник, положил пистолет-пулемет «хеклер-и-кох» в спортивную сумку, вылез из машины и направился к освещенному входу.
Добравшись до дверей из зеркального стекла, он увидел светловолосого охранника, тот шел к нему с ключами в руках. Мэл видел, как выходят последние покупатели. Охранник взглянул на Мэла, но быстро отвернулся. С чего бы подозревать парня со спортивной сумкой. Для блондина Мэл – просто сменщик кого-нибудь из круглосуточной охраны торгового центра.
Мэл вошел в коридор, вдохнул переработанный воздух. Вокруг него давно уже не бывало так много людей, и присутствие их обрушилось на него, словно вонь. Он остановился, уставился на парочку в похожих лыжных парках кислотной расцветки. Парень толкал коляску, рядом шла жена, беременная очередным укротителем колясок. Мэл задумался о младенце, с которым они гуляли. Вот если остановиться и на самом деле на него взглянуть, увидеть, что там, за его распахнутыми глазами и мокрыми щеками, – кто он? Зародыш, человеческая личинка, лежащая в собственном влажном дерьме.
Умножьте этого червячка на миллион. Миллионы червячков карабкаются из миллионов дыр, жадно тянутся за жирным грудным молоком, ежедневно растут, нагие и вопящие в холодном смоге мира высоких технологий. Всего лишь червячки, ничего больше. Скопление кровеносных сосудов. Пищесосы. Извиваются и орут. У них лишь два пути – заурядность среднего класса либо обосранная нищета. Он делает им одолжение.
17
Донна быстро разобралась со службой безопасности. Она знала: их разозлило ее поведение. Ну и что? Без вариантов. Они обязаны ее отпустить. Чтобы развеяться, растрясти кофе, сигареты, выпивку и еду, она раздраженно моталась по торговому центру, не находя себе места. Продавцы начали готовиться к закрытию, наполовину опускали тяжелые плексигласовые панели, приглушая гул. Некоторые подтаскивали к дверям столики с образцами товаров, чтоб уже никто больше не вошел.
Охранники торчали в дверях, подростки вытирали прилавки, крепко сбитые молоденькие мексиканцы драили полы. Последние покупатели направлялись к выходам, у каждого в руках – бумажный пакет с веревочными ручками, на память о вечерней прогулке. Мужчина рыкнул на семенящую за ним толстозадую жену: «Быстрее давай». Потом консервированная музыка затихла. Донну выводил из себя стук собственных каблуков в пустеющих коридорах.
Все эти ногтегрызы, все эти мудозвоны, зрители программы «Глазами очевидцев» – они плывут домой к своим маленьким жизням. А я завязла с этим мягкочленом, бывшим университетским королем, который до сих пор мнит себя властелином мира. Нахуй. Я – единственная и неповторимая. Нет, даже еще круче.
Донна заметила парня лет двадцати с лишним – он мыл пол у входа в «Конфетную Лавку». Он на секунду поднял голову, и Донна улыбнулась ему. Он опустил глаза и сосредоточился на своей работе. Донна остановилась – так и встала с улыбкой.
– Привет.
Парень в некоторой растерянности продолжил драить пол, пробурчав своим ногам «здрасьте». Продавец выскочил из магазина, встал в дверях и уставился на Донну.
– Вам чем-нибудь помочь, мисс?
– Я хотела бы конфетку.
– Простите, мы закрыты.
– Точно? – Донна пыталась обаять раздраженного продавца, но он не поддавался.
– Ага.
– Ой, плохо как. А я бы с таким удовольствием пососала вашу конфетку. – Донна в последний раз ослепила парня улыбкой и понеслась дальше.
Неожиданная беседа развлекла Донну, и теперь она радостно бежала рысью, не зная, куда направляется. Что если сесть в машину, поехать в аэропорт и улететь на первом же самолете? Куда-нибудь, где ее никто не знает. В какую-нибудь Южную Америку. Взять кредитки, снять по максимуму и исчезнуть. Поменять имя. Выйти замуж за колумбийского кокаинового короля.
Донна обнаружила, что коридор кончился – перед ней был гигантский вход в «Сирз», уже запертый и запечатанный – тщательно, как гробница фараона. Она нащупала ключи в кармане пиджака, погладила их. Голод отпускал ее. Захотелось спать.
Подойдя к дверям на стоянку, Донна подумала о гостинице «Рамада» прямо через дорогу. Она могла сорок пять минут посидеть там в холле, высосать порцию сухого мартини, а потом пойти домой, и все будет прекрасно. Донна выскочила на свежий воздух автостоянки. Как только влажное тепло вечера коснулось ее лица, она услышала сзади, в торговом центре, какой-то громкий шум, но не остановилась. Что бы там ни случилось, надо выпить.
18
Копы, арестовавшие Дэнни, снова вошли в здание и оставили Дэнни в темной тиши полицейского автомобиля. Рация в машине тревожно крякнула, но Дэнни не мог разобрать, что говорит диспетчер. Какие-то цифры, названия каких-то улиц. «Белый мужчина» и «угрожает» – вот все, что удалось понять. Копов нигде не было видно. Очевидно, не считали, что Дэнни нужно стеречь. «Должно быть, сейчас часов десять, – подумал он. – Джуди волнуется, куда я делся. Вот бы копы забыли, что я здесь. Вот бы они вернулись и отпустили меня. Они будут смеяться и шутить, и скажут, что просто хотели меня попугать, проучить».
Дэнни снова подумал, как бы ему сбежать. Можно, пожалуй, выбить дверь ногами, добежать до небольшой рощицы, окружающей стоянку по периметру. Потом он придумает, как разобраться с наручниками. Можно заплатить какому-нибудь пареньку, чтобы тот их разрезал. Фантазируя на тему «Хладнокровного Люка», Дэнни заметил, что сзади на дверях нет ручек. А переднее сиденье отгорожено от заднего тяжелым стальным экраном. Он в западне. Если копы не вернутся, он останется запертым навечно.
Всегда можно выбить окна ногами. Или головой. Потом вылезти и упасть на асфальт. Он не собирался проделывать это прямо сейчас. Потому что с его везеньем он попадется, когда будет бить стекла, и это вряд ли кому-нибудь понравится. Нет, надо сидеть и не рыпаться, потом доехать до участка, все отрицать и кое-кому позвонить.
Дэнни плескался в тоскливом бассейне рефлексии. Ну, что бы там Джуди ни думала о том, где я, она такого даже и представить себе не может. Дэнни громко засмеялся. Та женщина, которая там раздевалась, просто восхитительна. Безупречная кожа. Она ему все показала. Прямо как в самой волшебной фантазии. Она знала, что делает. В суде ей придется давать показания. Может, я заставлю ее раздеться перед судьей. А может, она вообще не появится. Какая разница. К тому времени будет уже слишком поздно.
Дэнни засмеялся еще громче. Я схожу с ума. Отлично. Невменяемость – прекрасный аргумент защиты. Психушка лучше, чем тюрьма. Дэнни вспомнил давнее кино про тюрьму. Нет, я чего-то забегаю вперед. Они обязаны дать мне позвонить, я позвоню Уоррену, и он меня вытащит. Через пару часов мы с Уорреном будем попивать у него пивко и смеяться над всем этим идиотизмом. Я опишу, как все получилось. «И что должен сделать настоящий мужик? Мимо пройти?» Потом можно будет надраться, включить спортивный канал, Уоррен посоветует мне все отрицать, и все сойдет с рук.
Но дети-то как? Что им Джуди скажет? «Дети, наш папочка – извращенец. Папочка у нас со странностями, а таких никто не любит. Вам больше нельзя оставаться наедине с папочкой». Я потеряю детей. Я никогда больше не смогу подержать их за ручки. Даже если меня к ним подпустят, как мне смотреть им в глаза?
У Дэнни началась какая-то аллергия – в носу что-то набухало. Пытаясь вытереть нос, он осознал, что руками пользоваться уже не может. Вообще-то его правая рука затекала. От боли он даже перестал ныть. Дэнни возмутился. И ради этого мы честно платим налоги?
Я работаю как вол, делаю деньги, меняю детям памперсы. Не пью, оплачиваю кредитки вовремя, каждый месяц, ни разу не просрочил платежей, ни разу не обманул Джуди. Почти ни разу. Ну, один раз. И когда я получаю напоминания от стоматолога, на следующий же день записываюсь на прием. Каждые пять тысяч километров меняю масло. Слежу за уровнем холестерина. Даю деньги на благотворительность. ЧЕГО, БЛЯДЬ, ТЕБЕ ОТ МЕНЯ НАДО?
Бог не ответил. Дэнни решил разложить свою жизнь по полочкам, чтобы обнаружить источник этой заразы. В какой момент он свернул не туда? Это ему за сексуальную озабоченность? Но тут нет его вины. Жизнь такая. Тело требует. Или это за то, что проявил любопытство? Что готов был рискнуть? Или корни проблемы еще глубже? Что, если Дэнни в принципе дурной человек, и все, что происходило до настоящего момента, – всего лишь подстава? Может, он не заслужил ничего хорошего в жизни, а что жил так хорошо – это и было ошибкой? Занавес содран, и вот он – голенький хорек с членом в руке, открыт всему миру, пусть пялятся.
Дэнни всхлипнул. Так нечестно. Он застрял на заднем сиденье этой вонючей полицейской машины, ему больно, он умирает как хочет ссать, ему не с кем поговорить, он ждет, когда что-то произойдет. И что бы ни случилось – это будет чудовищно. Эти копы вернутся, чтобы сделать ему какую-то гадость. Они будут помыкать им.
Копы обожают так себя вести с парнями типа Дэнни. Нечасто они таких заполучают. Вот прекрасная возможность отомстить везунчикам, сильным мира сего. Вдруг они посадят его в камеру с каким-нибудь психом, белой швалью, или уркой-педрилой? И что он сможет сделать? Ничего. Если драться, будет только хуже. Очень логично: его выебут в задницу, потому что он загляделся на недотраханную кокетку-домохозяйку в примерочной «Джей-Си-Пенни».
Ну ладно, «и это пройдет». А когда пройдет, тут-то закончится и вся моя жизнь. Дэнни искренне и глубоко любил Джуди, своих детей, дом, свою одежду. Гольф по субботам, кофе и булочки с корицей, пока он обзванивал клиентов, автомойка, через которую проезжал на своем «Саабе 9–5». Потерять все это – не смертельно.
Потом он вспомнил тарелочку с подогретыми орешками, стакан виски и стюардесс, которые ему все это подавали. И снова начал всхлипывать. Слизь потекла в глотку, и он подумал о Джуди. Если ничего не получится, если Уоррен не сможет его вытащить, с Джуди будет кончено. Как если бы она умерла. Подумать только – еще утром они спорили, сколько жидкости для мытья посуды надо лить в посудомоечную машину. Дэнни вышел из дома раздраженный, нервы на пределе.
Не надо было им ссориться. Лучше бы обнять друг друга, приласкать. Радоваться надо было, возносить благодарственные молитвы за то, что они здоровы, состоятельны, у них прекрасные дети. А теперь – все. Они больше не сварят вместе кофе, не застрянут вдвоем в пробке, не сядут рядом, обсуждая, как же все-таки бездарно наше телевидение. Больше не войдут в детскую, чтобы посмотреть на спокойно спящих детей. Не нырнут, обнаженные, в постель, лаская и целуя друг друга. Ну, этим они уже и не занимались. В том-то и дело.
Дэнни поднял голову и увидел, что на него через стекло смотрят какие-то люди. Он отвернулся – справа тоже были лица. Подростки – пришли поглазеть на его страдания.
Дэнни попытался найти слова, сказать хоть что-нибудь, что могло его спасти. В голове было пусто. Потом он услышал звук – несколько звуков – чуть ли не выстрелы. Он взглянул на ребят, вдруг те знают, в чем дело, но они исчезли. Он вытянул шею посмотреть, куда они делись, и увидел, как подростки бегут обратно в торговый центр, огибают здание. Дэнни вновь остался в одиночестве.
Я сплю. Это все сон. Рано или поздно я проснусь. Я проснусь, Джуди будет лежать рядом, я поцелую ее, скажу «доброе утро». Скоро я буду есть низкокалорийные мюсли и читать газету. Вот чем я займусь. Уже скоро. Дэнни снова заплакал.
19
Мишель считал своим долгом оставаться настороже, даже когда скука сиропом заливала его мозг, а ноги пульсировали в агонии. Пятнадцать минут назад торговый центр работал в обычном ритме. Вечер выдыхался, продавцы теряли задор, а толпа редела. Когда приближался час закрытия, в торговом центре всегда происходило одно и то же: раздраженные родители торопили своих детей, поздние покупатели бежали мимо, а менеджеры или их помощники несли тщательно запечатанные конверты с деньгами в депозитарные ячейки Первого национального сберегательного банка. Вот в этот момент Мишель чувствовал себя наиболее полезным. Ему не нравилось гоняться по торговому центру за бандами подростков. Те ничего плохого не делали. Но мешки с деньгами надо было защищать, даже если он смертельно уставал.
Мишель внимательно оглядел девушку, идущую от «Френдли». Она пыталась держаться так. словно несла в бумажном мешке всего лишь пару туфель. Но Мишель знал, что в этом пакете – вечерняя выручка, знал, как легко подбежать к девушке, выхватить пакет и смыться с двумя-тремя штуками баксов наличными. Он улыбнулся, когда она проходила мимо, и она улыбнулась в ответ. Она чувствовала себя в безопасности, потому что он рядом. Он был счастлив, потому что она была счастлива. Мишель хотел быть отважным и надежным, как бетон у него под ногами. Вот бы какой-нибудь козел попытался выхватить у нее этот пакет. Тогда босс понял бы, что за человек Мишель.
Он смотрел, как девушка дошла до поворота к банку. Один из здешних полицейских, заступивший на пост у ночного хранилища, должен стоять у входа. Как только девушка повернет, все будет в порядке. Конечно, полицейский мог опоздать или не появиться.
Мишелю не надо было внимательно следить за коридором, чтобы понять: тут что-то не то. Он провел много часов, наблюдая, как мимо течет человеческая река. Человек, шагающий по коридору размашистым шагом, выделялся, как экзотический крокодил. Он двигался не как покупатель, и в руках у него не было магазинных пакетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Джефф уставился на квадратики.
– Как это делать?
– Намочи кончик пальца. Теперь прикоснись к марке.
Джефф поднял кусочек.
– И все?
– Да нет же, дебил. Положи в рот. Джефф положил квадратик на язык.
– Как это проглотить, она слишком маленькая?
– Оставь во рту и все. Само получится.
Через несколько мгновений Джефф и Беккет вернулись к компании. Терри складывал свои рисунки. Адель сидела в одиночестве, на Джеффа не смотрела. Беккет сел рядом с Адель.
Джефф не мог найти во рту маленький квадратик. Смешно, что такая маленькая штука вообще может что-то с ним сделать.
– Ну, чего делаем?
Терри сказал, не поднимая глаз:
– Здесь нельзя оставаться. Они минут через десять закрываются.
Джефф взглянул на Адель – та была занята, слушала Беккета, который нашептывал ей что-то в маленькое, идеальной формы ушко.
Шелл мчалась через ресторанную зону, мимо пустых столов, к ребятам.
– Что-то творится. Пойдем посмотрим! Я курила, а эти копы вышли из торгового центра с этим извращенцем в наручниках.
– Извращенцем?
– Вуайерист, мудила, блин. Мужик тусовался у женских примерочных в «Пенни», выискивал голых кисок! Появилась охрана с копами и схватила этого яппи за жопу. Вытащила его отсюда в наручниках. Прошел прямо мимо меня.
– Он на улице?
– Ага. Около «Пенни».
Терри поднялся со стула. Джефф повернулся к Адель.
– Ты идешь? Адель?
Адель перевела спокойные зеленые глаза на Джеффа.
– Да?
– Тебе надо это увидеть.
– Почему?
– Может быть, интересно.
Джефф чувствовал, что Беккет отрешенно смотрит на него. Беккет улыбнулся. Его зрачки были расширены. Джефф задумался, давно ли Беккет начал бриться.
– Может, позже, Джефф, у меня тут как раз кое-что наметилось.
– О'кей. Только не забудь, хорошо?
– Не забуду.
С этими словами Адель повернулась к Беккету, Беккет улыбнулся Адель. Остальные уже ушли. Джефф не хотел идти, но не мог здесь оставаться.
16
Мэл под сияющими электрическими лампами забрал у служащего канистры и поставил их в затхлый багажник. Снова забрался на сиденье, обитое вытертым нейлоном, и даже не отреагировал, краем глаза углядев полицейскую машину. Он знал, что за грубость его никто не арестует. «Я с вами потом разберусь, ребята».
Отъехав, Мэл заставил себя поесть. Ясность его ума зависела от постоянного притока питательных веществ к клеткам мозга. Его внутренний ребенок требовал молока и печенья, поэтому Мэл съел «Орео» и выпил литровую упаковку молока. Настроение улучшилось. Все шло как надо. Два пистолета пристегнуты к телу, пистолет-пулемет под рукой, пулемет на заднем сиденье, две винтовки в багажнике, сумка с патронами. От тяжести оружия у него становилось легко на душе. Мэл чувствовал себя горлышком песочных часов. В эту ночь ни одна молекула времени его не минет.
Автомобиль Мэла проскользнул мимо танцующих румбу машин, пытающихся выехать со стоянки. Он замедлил ход у «Джей-Си-Пенни» и заметил ментовоз, рядом с которым стояли какие-то люди. Мэл проехал мимо, изучая обстановку. Полиция занимается своими полицейскими делами. Мэл знал: кем бы ни были эти копы, они наверняка горды собой – молодцы, арестовали какое-нибудь чмо, воришку. Они в жизни не видели ничего похожего на то, что припас для них Мэл.
Мэл въехал на пятачок около каких-то мусорных баков, отгороженных от основной стоянки низкой стенкой. Мэл помнил эти мусорные баки, помнил дверь, которая к ним вела. Пока он просто ткнул в кнопку, открывавшую багажник, положил пистолет-пулемет «хеклер-и-кох» в спортивную сумку, вылез из машины и направился к освещенному входу.
Добравшись до дверей из зеркального стекла, он увидел светловолосого охранника, тот шел к нему с ключами в руках. Мэл видел, как выходят последние покупатели. Охранник взглянул на Мэла, но быстро отвернулся. С чего бы подозревать парня со спортивной сумкой. Для блондина Мэл – просто сменщик кого-нибудь из круглосуточной охраны торгового центра.
Мэл вошел в коридор, вдохнул переработанный воздух. Вокруг него давно уже не бывало так много людей, и присутствие их обрушилось на него, словно вонь. Он остановился, уставился на парочку в похожих лыжных парках кислотной расцветки. Парень толкал коляску, рядом шла жена, беременная очередным укротителем колясок. Мэл задумался о младенце, с которым они гуляли. Вот если остановиться и на самом деле на него взглянуть, увидеть, что там, за его распахнутыми глазами и мокрыми щеками, – кто он? Зародыш, человеческая личинка, лежащая в собственном влажном дерьме.
Умножьте этого червячка на миллион. Миллионы червячков карабкаются из миллионов дыр, жадно тянутся за жирным грудным молоком, ежедневно растут, нагие и вопящие в холодном смоге мира высоких технологий. Всего лишь червячки, ничего больше. Скопление кровеносных сосудов. Пищесосы. Извиваются и орут. У них лишь два пути – заурядность среднего класса либо обосранная нищета. Он делает им одолжение.
17
Донна быстро разобралась со службой безопасности. Она знала: их разозлило ее поведение. Ну и что? Без вариантов. Они обязаны ее отпустить. Чтобы развеяться, растрясти кофе, сигареты, выпивку и еду, она раздраженно моталась по торговому центру, не находя себе места. Продавцы начали готовиться к закрытию, наполовину опускали тяжелые плексигласовые панели, приглушая гул. Некоторые подтаскивали к дверям столики с образцами товаров, чтоб уже никто больше не вошел.
Охранники торчали в дверях, подростки вытирали прилавки, крепко сбитые молоденькие мексиканцы драили полы. Последние покупатели направлялись к выходам, у каждого в руках – бумажный пакет с веревочными ручками, на память о вечерней прогулке. Мужчина рыкнул на семенящую за ним толстозадую жену: «Быстрее давай». Потом консервированная музыка затихла. Донну выводил из себя стук собственных каблуков в пустеющих коридорах.
Все эти ногтегрызы, все эти мудозвоны, зрители программы «Глазами очевидцев» – они плывут домой к своим маленьким жизням. А я завязла с этим мягкочленом, бывшим университетским королем, который до сих пор мнит себя властелином мира. Нахуй. Я – единственная и неповторимая. Нет, даже еще круче.
Донна заметила парня лет двадцати с лишним – он мыл пол у входа в «Конфетную Лавку». Он на секунду поднял голову, и Донна улыбнулась ему. Он опустил глаза и сосредоточился на своей работе. Донна остановилась – так и встала с улыбкой.
– Привет.
Парень в некоторой растерянности продолжил драить пол, пробурчав своим ногам «здрасьте». Продавец выскочил из магазина, встал в дверях и уставился на Донну.
– Вам чем-нибудь помочь, мисс?
– Я хотела бы конфетку.
– Простите, мы закрыты.
– Точно? – Донна пыталась обаять раздраженного продавца, но он не поддавался.
– Ага.
– Ой, плохо как. А я бы с таким удовольствием пососала вашу конфетку. – Донна в последний раз ослепила парня улыбкой и понеслась дальше.
Неожиданная беседа развлекла Донну, и теперь она радостно бежала рысью, не зная, куда направляется. Что если сесть в машину, поехать в аэропорт и улететь на первом же самолете? Куда-нибудь, где ее никто не знает. В какую-нибудь Южную Америку. Взять кредитки, снять по максимуму и исчезнуть. Поменять имя. Выйти замуж за колумбийского кокаинового короля.
Донна обнаружила, что коридор кончился – перед ней был гигантский вход в «Сирз», уже запертый и запечатанный – тщательно, как гробница фараона. Она нащупала ключи в кармане пиджака, погладила их. Голод отпускал ее. Захотелось спать.
Подойдя к дверям на стоянку, Донна подумала о гостинице «Рамада» прямо через дорогу. Она могла сорок пять минут посидеть там в холле, высосать порцию сухого мартини, а потом пойти домой, и все будет прекрасно. Донна выскочила на свежий воздух автостоянки. Как только влажное тепло вечера коснулось ее лица, она услышала сзади, в торговом центре, какой-то громкий шум, но не остановилась. Что бы там ни случилось, надо выпить.
18
Копы, арестовавшие Дэнни, снова вошли в здание и оставили Дэнни в темной тиши полицейского автомобиля. Рация в машине тревожно крякнула, но Дэнни не мог разобрать, что говорит диспетчер. Какие-то цифры, названия каких-то улиц. «Белый мужчина» и «угрожает» – вот все, что удалось понять. Копов нигде не было видно. Очевидно, не считали, что Дэнни нужно стеречь. «Должно быть, сейчас часов десять, – подумал он. – Джуди волнуется, куда я делся. Вот бы копы забыли, что я здесь. Вот бы они вернулись и отпустили меня. Они будут смеяться и шутить, и скажут, что просто хотели меня попугать, проучить».
Дэнни снова подумал, как бы ему сбежать. Можно, пожалуй, выбить дверь ногами, добежать до небольшой рощицы, окружающей стоянку по периметру. Потом он придумает, как разобраться с наручниками. Можно заплатить какому-нибудь пареньку, чтобы тот их разрезал. Фантазируя на тему «Хладнокровного Люка», Дэнни заметил, что сзади на дверях нет ручек. А переднее сиденье отгорожено от заднего тяжелым стальным экраном. Он в западне. Если копы не вернутся, он останется запертым навечно.
Всегда можно выбить окна ногами. Или головой. Потом вылезти и упасть на асфальт. Он не собирался проделывать это прямо сейчас. Потому что с его везеньем он попадется, когда будет бить стекла, и это вряд ли кому-нибудь понравится. Нет, надо сидеть и не рыпаться, потом доехать до участка, все отрицать и кое-кому позвонить.
Дэнни плескался в тоскливом бассейне рефлексии. Ну, что бы там Джуди ни думала о том, где я, она такого даже и представить себе не может. Дэнни громко засмеялся. Та женщина, которая там раздевалась, просто восхитительна. Безупречная кожа. Она ему все показала. Прямо как в самой волшебной фантазии. Она знала, что делает. В суде ей придется давать показания. Может, я заставлю ее раздеться перед судьей. А может, она вообще не появится. Какая разница. К тому времени будет уже слишком поздно.
Дэнни засмеялся еще громче. Я схожу с ума. Отлично. Невменяемость – прекрасный аргумент защиты. Психушка лучше, чем тюрьма. Дэнни вспомнил давнее кино про тюрьму. Нет, я чего-то забегаю вперед. Они обязаны дать мне позвонить, я позвоню Уоррену, и он меня вытащит. Через пару часов мы с Уорреном будем попивать у него пивко и смеяться над всем этим идиотизмом. Я опишу, как все получилось. «И что должен сделать настоящий мужик? Мимо пройти?» Потом можно будет надраться, включить спортивный канал, Уоррен посоветует мне все отрицать, и все сойдет с рук.
Но дети-то как? Что им Джуди скажет? «Дети, наш папочка – извращенец. Папочка у нас со странностями, а таких никто не любит. Вам больше нельзя оставаться наедине с папочкой». Я потеряю детей. Я никогда больше не смогу подержать их за ручки. Даже если меня к ним подпустят, как мне смотреть им в глаза?
У Дэнни началась какая-то аллергия – в носу что-то набухало. Пытаясь вытереть нос, он осознал, что руками пользоваться уже не может. Вообще-то его правая рука затекала. От боли он даже перестал ныть. Дэнни возмутился. И ради этого мы честно платим налоги?
Я работаю как вол, делаю деньги, меняю детям памперсы. Не пью, оплачиваю кредитки вовремя, каждый месяц, ни разу не просрочил платежей, ни разу не обманул Джуди. Почти ни разу. Ну, один раз. И когда я получаю напоминания от стоматолога, на следующий же день записываюсь на прием. Каждые пять тысяч километров меняю масло. Слежу за уровнем холестерина. Даю деньги на благотворительность. ЧЕГО, БЛЯДЬ, ТЕБЕ ОТ МЕНЯ НАДО?
Бог не ответил. Дэнни решил разложить свою жизнь по полочкам, чтобы обнаружить источник этой заразы. В какой момент он свернул не туда? Это ему за сексуальную озабоченность? Но тут нет его вины. Жизнь такая. Тело требует. Или это за то, что проявил любопытство? Что готов был рискнуть? Или корни проблемы еще глубже? Что, если Дэнни в принципе дурной человек, и все, что происходило до настоящего момента, – всего лишь подстава? Может, он не заслужил ничего хорошего в жизни, а что жил так хорошо – это и было ошибкой? Занавес содран, и вот он – голенький хорек с членом в руке, открыт всему миру, пусть пялятся.
Дэнни всхлипнул. Так нечестно. Он застрял на заднем сиденье этой вонючей полицейской машины, ему больно, он умирает как хочет ссать, ему не с кем поговорить, он ждет, когда что-то произойдет. И что бы ни случилось – это будет чудовищно. Эти копы вернутся, чтобы сделать ему какую-то гадость. Они будут помыкать им.
Копы обожают так себя вести с парнями типа Дэнни. Нечасто они таких заполучают. Вот прекрасная возможность отомстить везунчикам, сильным мира сего. Вдруг они посадят его в камеру с каким-нибудь психом, белой швалью, или уркой-педрилой? И что он сможет сделать? Ничего. Если драться, будет только хуже. Очень логично: его выебут в задницу, потому что он загляделся на недотраханную кокетку-домохозяйку в примерочной «Джей-Си-Пенни».
Ну ладно, «и это пройдет». А когда пройдет, тут-то закончится и вся моя жизнь. Дэнни искренне и глубоко любил Джуди, своих детей, дом, свою одежду. Гольф по субботам, кофе и булочки с корицей, пока он обзванивал клиентов, автомойка, через которую проезжал на своем «Саабе 9–5». Потерять все это – не смертельно.
Потом он вспомнил тарелочку с подогретыми орешками, стакан виски и стюардесс, которые ему все это подавали. И снова начал всхлипывать. Слизь потекла в глотку, и он подумал о Джуди. Если ничего не получится, если Уоррен не сможет его вытащить, с Джуди будет кончено. Как если бы она умерла. Подумать только – еще утром они спорили, сколько жидкости для мытья посуды надо лить в посудомоечную машину. Дэнни вышел из дома раздраженный, нервы на пределе.
Не надо было им ссориться. Лучше бы обнять друг друга, приласкать. Радоваться надо было, возносить благодарственные молитвы за то, что они здоровы, состоятельны, у них прекрасные дети. А теперь – все. Они больше не сварят вместе кофе, не застрянут вдвоем в пробке, не сядут рядом, обсуждая, как же все-таки бездарно наше телевидение. Больше не войдут в детскую, чтобы посмотреть на спокойно спящих детей. Не нырнут, обнаженные, в постель, лаская и целуя друг друга. Ну, этим они уже и не занимались. В том-то и дело.
Дэнни поднял голову и увидел, что на него через стекло смотрят какие-то люди. Он отвернулся – справа тоже были лица. Подростки – пришли поглазеть на его страдания.
Дэнни попытался найти слова, сказать хоть что-нибудь, что могло его спасти. В голове было пусто. Потом он услышал звук – несколько звуков – чуть ли не выстрелы. Он взглянул на ребят, вдруг те знают, в чем дело, но они исчезли. Он вытянул шею посмотреть, куда они делись, и увидел, как подростки бегут обратно в торговый центр, огибают здание. Дэнни вновь остался в одиночестве.
Я сплю. Это все сон. Рано или поздно я проснусь. Я проснусь, Джуди будет лежать рядом, я поцелую ее, скажу «доброе утро». Скоро я буду есть низкокалорийные мюсли и читать газету. Вот чем я займусь. Уже скоро. Дэнни снова заплакал.
19
Мишель считал своим долгом оставаться настороже, даже когда скука сиропом заливала его мозг, а ноги пульсировали в агонии. Пятнадцать минут назад торговый центр работал в обычном ритме. Вечер выдыхался, продавцы теряли задор, а толпа редела. Когда приближался час закрытия, в торговом центре всегда происходило одно и то же: раздраженные родители торопили своих детей, поздние покупатели бежали мимо, а менеджеры или их помощники несли тщательно запечатанные конверты с деньгами в депозитарные ячейки Первого национального сберегательного банка. Вот в этот момент Мишель чувствовал себя наиболее полезным. Ему не нравилось гоняться по торговому центру за бандами подростков. Те ничего плохого не делали. Но мешки с деньгами надо было защищать, даже если он смертельно уставал.
Мишель внимательно оглядел девушку, идущую от «Френдли». Она пыталась держаться так. словно несла в бумажном мешке всего лишь пару туфель. Но Мишель знал, что в этом пакете – вечерняя выручка, знал, как легко подбежать к девушке, выхватить пакет и смыться с двумя-тремя штуками баксов наличными. Он улыбнулся, когда она проходила мимо, и она улыбнулась в ответ. Она чувствовала себя в безопасности, потому что он рядом. Он был счастлив, потому что она была счастлива. Мишель хотел быть отважным и надежным, как бетон у него под ногами. Вот бы какой-нибудь козел попытался выхватить у нее этот пакет. Тогда босс понял бы, что за человек Мишель.
Он смотрел, как девушка дошла до поворота к банку. Один из здешних полицейских, заступивший на пост у ночного хранилища, должен стоять у входа. Как только девушка повернет, все будет в порядке. Конечно, полицейский мог опоздать или не появиться.
Мишелю не надо было внимательно следить за коридором, чтобы понять: тут что-то не то. Он провел много часов, наблюдая, как мимо течет человеческая река. Человек, шагающий по коридору размашистым шагом, выделялся, как экзотический крокодил. Он двигался не как покупатель, и в руках у него не было магазинных пакетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19