А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


- Большинство женщин такие, - сказал он. - Вы видели его?
- Я разговаривал с ними обоими в их доме.
- Я незнаком с ним лично, - сказал Сильвестр. - Я видел его где-то
здесь, конечно, на расстоянии. Каково ваше впечатление?
- Он очень интеллигентный человек, высокообразованный, с большой
силой воли. Он очень сильно подчинил себе Вирджинию.
- Это долго не будет продолжаться, - сказал Сильвестр. - Вы не знаете
молодую леди. У нее самой достаточно силы воли, - произнес он, слегка
скривив губы. - Я был ее домашним доктором, с тех пор как умер ее отец. И
не всегда с ней было легко. Вирджиния любит все делать по-своему.
- И в отношении мужчин?
- У нее их не было, по крайней мере в последнее время. Это одна из ее
проблем. С тех пор как умер ее отец, она ничего не делала, а лишь изучала
французский. Вы могли бы подумать, что ее жизнь была нечем иным, как
панихидой по Рою. Затем, несколько недель назад, как и следовало ожидать,
все поломалось. Она бросила занятия, когда ей оставалось всего ничего до
получения диплома, и пошла куролесить с этим Мартелем. - Он тянул свое
питье. - Это вызывает беспокойство.
- Вы уже не ее доктор?
- Да, с недавнего времени. Честно говоря, у нас произошли расхождения
по поводу ее курса лечения. Я подумал, что ей лучше перейти к другому
доктору. А почему вы спрашиваете?
- Мне не нравится ее эмоциональное состояние. Она ухитрилась
уговорить себя, что без ума от Мартеля. А она с ним, как ненужный сучок на
дереве. Жестоко, если этот сучок срубят.
- Я пытался ей это сказать, - заметил Сильвестр. - Вы думаете, что он
просто шарлатан?
- Может быть, не полностью, но частично - да. Мы проверили лиц в
Вашингтоне, на которых он ссылался. И ничего не подтвердилось. Есть другие
вещи, которыми сейчас я не хочу заниматься.
- А что я могу? Она схватила свой кусок и бегает с ним. - Сильвестр
помолчал и допил виски.
- Хотите еще, доктор? - спросил бармен.
- Нет, спасибо, Марко. Единственное, что я узнал, занимаясь
медицинской практикой уже двадцать лет, - сказал он, обращаясь ко мне, -
что вы должны позволять людям делать свои собственные ошибки. Рано или
поздно они станут поступать разумно. Мужчина с болью в груди рано или
поздно прекратит курить. Женщины с хроническим алкоголизмом прекращают
пить. А девушки с искаженным представлением о романтике становятся
реалистками. Как моя жена.
Крупная женщина в одеянии, похожем на мантилью, подошла к нам сзади.
Ее грудь сверкала как жемчужная раковина среди черных кружев. У нее были
пышные желтые волосы, которые придавали ей вид высокой, стойной женщины.
Выражение губ было недовольным.
- Ну а как со мной? - сказала она. - Я люблю, когда обо мне говорят
мужчины.
- Я сказал, что ты реалистка, Одри. Женщины входят в жизнь с
романтикой, а кончают полными здравомыслия реалистками.
- Мужчины заставляют нас это делать, - сказала она. - Это мой
коктейль?
- Да, а это мистер Арчер. Он детектив.
- Как интересно! - сказала она. - Вы должны мне рассказать историю
своей жизни.
- Я начал ее как романтик, а завершаю реалистом.
Она засмеялась и одним глотком выпила весь свой стакан. Они
направились в зал. Другие последовали за ними.
На какой-то момент я остался в баре один. Марко спросил, не хочу ли я
еще выпить. Он внимательно смотрел на меня, будто хотел что-то сообщить. Я
сказал, что выпил бы еще.
- За мой счет, - сказал Марко, наливая в мой стакан виски и плеснув
себе кока-колы.
- Я слышал, как вы сказали, что вы детектив, и не пропустил, что вы
говорили о мисс Фэблон.
- Вы ее знаете?
- Видел здесь. Она не пьет. Я здесь уже двенадцать лет. Я знал ее
отца. Он пил, и мог пить. Мистер Фэблон был настоящим мужчиной. У него был
стержень. - Марко вытянул губы, произнося это слово.
- Я слышал, он кончил жизнь самоубийством, - сказал я спокойно.
- Может быть. Но я в это никогда не верил. - Он покачал своей
мохнатой головой.
- Вы думаете, он случайно утонул?
- Я этого не говорил.
- Другая альтернатива - убийство.
- Я этого тоже не говорил. - Казалось, что, не отодвигаясь от стойки,
он тем не менее отпрянул от меня. Затем он перекрестился. - Убийство - это
весьма отвратительное деяние.
- Да, это отвратительно. Был мистер Фэблон убит?
- Некоторые так думают.
- Кто?
- Его жена, например. Когда он исчез, его жена вопила о кровавом
преступлении здесь, в клубе. Затем она внезапно замолкла, и все, что можно
услышать теперь от нее, - это показное молчание.
- Она обвиняла кого-либо?
- Насколько я слышал, нет. Она не называла имен.
- А почему же она изменила свою версию?
- Ваша догадка столь же справедлива, как и моя, мистер. Может быть, и
лучше.
Тема его несколько нервировала. Он переменил ее.
- Но я не об этом хотел с вами поговорить. Это о другом парне. Его
зовут Мартель - влиятельный француз.
- А что о нем?
- Я испытываю странное ощущение, будто я видел его где-то раньше. Он
распрямил свои пальцы. Во всяком случае, я уверен, что он не француз.
- А кто он?
- Тоже, что и я, может быть... - Он сделал глупое лицо, намеренно
дурачась, чтобы его слова прозвучали обиднее для Мартеля. - Такая же
индейская помесь, как и я. Он никогда сюда не заходил. Только однажды, и
тогда он только раз посмотрел на меня, и больше здесь не бывал.
Оркестр начал играть. Кое-кто вышел из столовой и заказал бренди.
Увертываясь от танцующих пар, я вернулся к столу Питера. Стоящее перед ним
блюдо с десертом было пусто, кроме небольшой полоски шоколада. Он выглядел
смущенным и подавленным.
- Я думал, вы уже ушли, - сказал он.
- Я беседовал в баре с некоторыми друзьями мистера Фэблона.
- Доктор Сильвестр?
- Он был одним из них, - ответил я.
- Я также перекинулся с ним несколькими словами. Он надевает на себя
жесткую личину. Но он беспокоится о Джинни, я знаю.
- Мы все беспокоимся.
- Вы не думаете, что нам следует вернуться к дому Мартеля? - Питер
сделал усилие встать.
- Не до тех пор, пока у нас будет в руках что-нибудь существенное,
чтобы стукнуть по нему.
- Что, например?
- Какое-либо веское доказательство того, что он не тот, за кого себя
выдает. Я пытаюсь прояснить что-то сейчас.
- А что мне делать?
"Идите и побегайте по берегу", - хотелось мне сказать. Но я сказал:
- Вы должны ждать. И вы должны привыкнуть к мысли, что все может
пойти совсем не так, как вам хочется.
- Вы что-нибудь выяснили?
- Ничего определенного, но у меня есть предчувствие. Все здесь
началось не очень удачно и окончиться может также несчастливо. Мне
кажется, все вернется назад, по крайней мере к предполагаемому
самоубийству Роя Фэблона.
- "Предполагаемому"?
- Во всяком случае, один человек, из тех кто его знал, не верит, что
это было самоубийство. Он предполагает, что и другие тоже могут так
думать.
- Кто бы ни сказал вам это, это всего лишь предположение.
- Возможно. Но он католик, и он восхищался Роем Фэблоном. Он не хотел
бы думать, что Рой был самоубийцей. Ваш отец сказал мне, между прочим,
одну любопытную вещь.
- Я не знал, что вы говорили с моим отцом. - Голос Питера звучал сухо
и подозрительно, будто я перебежал во вражеский лагерь.
- Я поехал к вам домой, чтобы поговорить с вами после полудня. Ваш
отец сказал мне, помимо прочего, что тело Роя Фэблона было так изуродовано
акулами, что его едва можно было узнать. В каком состоянии было его лицо?
- Я сам его не видел. Мой отец - да. Все, что они мне показали, - это
было его пальто.
- Он вошел в воду, одев верхнее пальто?
- Скорее, это был непромокаемый плащ.
- Он вошел в воду в непромокаемом плаще?
Меня это тоже поразило. Трудно представить, чтобы спортсмен, атлет
вошел в океан в непромокаемом плаще с того берега, владение на которое его
жена была вынуждена продать, и утонул.
- Как вы узнали, где точно он вошел в воду?
- Он оставил бумажник и часы на берегу. В бумажнике ничего не было,
кроме удостоверения, но часы были очень хорошие - это подарок миссис
Фэблон. На крышке были их инициалы, а на корпусе - какая-то гравировка на
латинском.
- Никаких записок о самоубийстве?
- Если и были, я об этом не знаю. Но это еще ни о чем не говорит.
Местная полиция не всегда подробно оповещает о таких делах.
- В Монтевисте часто бывают самоубийства?
- Свою долю мы имеем. Знаете ли, когда у вас есть деньги, чтобы жить,
хороший дом, хорошая погода большей частью времени, и несмотря на это ваша
жизнь не складывается - кого винить? - Казалось, что Питер говорит о самом
себе.
- Так это было и с Роем Фэблоном?
- Не совсем. У него были свои проблемы. Я был гостем в его доме, и
мне не следует говорить о них. Но сейчас мне кажется, это не имеет
значения. - Он вздохнул. - Я слышал, как он сказал миссис Фэблон, что
покончит с собой.
- Той же ночью?
- Одну или две до того. Я был приглашен на ужин, и они ссорились
из-за денег. Она говорила ему, что не может больше давать денег, потому
что у нее их больше нет.
- Для чего ему нужны были деньги?
- Проигрыши в карты. Он называл это "долгом чести". Он сказал, что,
если он не заплатит долг, он вынужден будет покончить с собой.
- Джинни была там?
- Да, она все слышала. Мы оба слышали. Мистер и миссис Фэблон в этой
ссоре дошли до такой стадии, когда уже не старались все скрыть. Каждый
хотел привлечь нас на свою сторону.
- И кто выиграл?
- Никто. Оба потеряли.
Оркестр снова заиграл, и через проход я мог видеть всех танцующих в
другой комнате. Большинство мелодий и большинство танцев были совершенно
новыми в двадцатых и тридцатых годах. Все вместе производило впечатление
вечеринки, длившейся слишком долго - пока и танцоры, и музыканты не
вымотали себя настолько, что стали похожи на насекомых, которых высосал
паук.

11
Элла Стром срезала угол танцевальной площадки и подошла к нашему
столу.
- Я предупредила фотографа, мистер Арчер. Он ждет вас в конторе.
Это был худой человек, в мятом темном костюме, с копной шатенистых
волос, выделяющейся тяжелой славянской челюстью и впечатлительными глазами
под очками в роговой оправе. Элла представила его как Эрика Мальковского.
- Рад вас видеть, - сказал он, но рад он не был. Он неустанно смотрел
в дверь мимо меня. - Я обещал жене пойти сегодня в "общество любителей
кино". У нас сезонные билеты.
- Я возмещу ваши расходы.
- Дело не в этом. Мне неприятно огорчать ее.
- Но здесь дело может быть важнее.
- Не для меня, не так ли? - Он говорил со мной, но его жалоба была
обращена к Элле. Я понял, что она заставила его сюда прийти. - В любом
случае, как я уже сказал миссис Стром, у меня нет снимка мистера Мартеля.
Я предложил однажды сделать, так как я всегда предлагаю всем другим
гостям, но он отказался, категорически отказался.
- Он был груб с вами?
- Я не сказал бы, но он, безусловно, не хотел фотографироваться. Он
что, выдающаяся личность или что-то в этом роде?
- Да, с вывертом.
Моя неразговорчивость рассердила его, и он слегка вспылил:
- Единственная причина, почему я это спрашиваю, - это то, что есть
еще другие люди, интересующиеся его фотографией.
- Вы мне об этом не говорили, - недовольно пробормотала Элла.
- У меня еще не было возможности. Женщина пришла ко мне в студию в
поселке как раз перед тем, как я пошел домой обедать. Когда я сказал ей,
что у меня нет снимка, она предложила деньги за то, чтобы я пошел к нему в
дом и сделал снимок. Я сказал ей, что без разрешения мистера Мартеля я
фотографировать его не буду. Она почему-то возмутилась и выскочила из
студии.
- Полагаю, она не назвала своего имени.
- Нет, но я могу ее описать. Рыжая, высокая, с импозантной фигурой.
Возраст около тридцати. По правде говоря, мне кажется, я где-то ее
встречал раньше.
- А где?
- Здесь в клубе.
- Я что-то такую не помню, - сказала Элла.
- Это было еще до вас, по крайней мере пять лет назад. - Мальковский
скривил часть лица, будто смотрел сквозь видоискатель. - Мне помнится, я
сделал один или два снимка этой женщины. Я даже уверен в этом.
- У вас они еще есть? - спросил я.
- Может быть. Но найти их будет трудно. Я храню досье текущего и
предыдущего годов. Все старье засунуто в коробки и хранится в задней
комнате.
Он взглянул на свои часы с ужасом.
- Я действительно сейчас должен идти. Жена убьет меня, если пропустит
"Бунуэль". А клуб не платит мне за подобную работу. - Он бросил
укоризненный взгляд в сторону Эллы, которая возвратилась к своей стойке.
- Я уплачу вам вдвойне за все время, которое потребуется.
- Это обойдется вам по семь долларов в час. Работа может занять всю
ночь.
- Я понимаю.
- И нет никакой гарантии успеха. Может быть, это совершенно другая
женщина. А если и та же, она могла изменить цвет волос. Та, которую я
помню, была блондинка.
- Блондинки превращаются в рыжих постоянно. Расскажите мне о той, что
вы помните.
- Она тогда была моложе, как вы понимаете, свеженькая, хорошенькая.
Сейчас помню, что сделал несколько снимков. Ее муж чем-то возмущался, но
она хотела сфотографироваться.
- А кто был ее муж?
- Старше ее, - ответил он. - Они жили в одном из домов здесь в
течение двух недель.
- В каком году они здесь были?
- Я точно не помню - может быть, шесть, семь лет назад. Но если я
найду эти снимки, я вам скажу. Обычно я ставлю дату на обороте.
К этому времени Мальковский уже созрел для работы. Перед отъездом в
город он дал мне адрес и номер телефона студии. Я сказал, что позвоню
через час или около того.
Я поблагодарил Эллу и пошел к стоянке за машиной. Порывистый ветер
доносил хрустящий песок с гор. Эвкаплиптовые деревья при его порывах
метались и склонялись, как безумные женщины. Ночной мрак, висевший над
ними, придавал всей обстановке какой-то грозный вид. Меня беспокоил Гарри
Гендрикс. Я думал о нем с тех пор, как обнаружил его машину на дороге
около дома Мартеля. Гарри заслуживал беспокойства не более, чем та крыса,
которую Мартель, как он говорит, убил. Тем не менее у меня было настоящее
желание видеть его живым.
Дорога к гавани шла поперек того участка, откуда Фэблон делал свой
последний заплыв, и дальше опять выходила к океану. Когда я ехал по
продутому ветрами шоссе, мои мысли были настолько прикованы к Гарри, что
его "кадиллак", запаркованный за поворотом, показался мне каким-то
привидением. Я затормозил, подал назад и остановился прямо за ним. Да, это
был старый "кадиллак" Гарри, стоящий здесь с холодным мотором, пустой и
бесприютный, будто он сам скатился сверху, с горы. Ключ находился в
зажигании. Раньше его там не было.
Я осмотрелся. Место было пустынное, особенно в это время, ветер
завывал. Никаких других машин не было видно на дороге. Лишь шумящие
листьями пальмы и вздыхающее море.
На стороне острова высокие кипарисовые деревья загораживали бульвар
от железнодорожной колеи и зарослей, где скрываются бродяги.
Сквозь заросли можно было видеть людей, сгрудившихся около костра,
раздувавшегося ветром и бросавшего свет на окрестности. Я прошел сквозь
кустарник и подошел к ним. Их было трое. Они пили темное красное вино из
здоровенной бутыли, уже почти пустой. Они повернули головы в мою сторону.
Лицо с выбитыми зубами и покрытое шрамами - лицо белого человека, плоская
упрямая физиономия молодого негра, парень с чертами индейца и
безразличными индейскими глазами. Выше талии на нем был лишь открытый
черный жилет. Такова была эта компания.
Негр встал. Он был пяти или шести футов ростом и в руке держал
толстенную палку. Он подошел ко мне и пробормотал:
- Это частная вечеринка. Вам здесь нечего делать.
- Вы можете ответить мне на мои вопросы? Я разыскиваю своего друга.
- Никакого вашего друга я не знаю.
Большой и пьяный, он оперся на палку. Тень от такого треножника
плясала на зарослях.
- Это его машина там, вон тот "кадиллак". Он среднего роста, в
пиджачке рубчиком. Вы его не видели?
- Нет.
- Одну минуту, - белый человек встал пошатываясь, - может быть, я его
видел. Может, и нет. Что с вас можно получить?
Он подошел так близко ко мне, что я чувствовал его вонючее дыхание и
мог заглянуть в его пустые, блестящие глаза. Вино выполоскало из них даже
проблески разума.
- Мне это ничего не будет стоить, старина. Ты хочешь получить еще на
одну бутылку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26