А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Прости, милая. – Она повернулась ко мне, и на один прекрасный миг я подумала, что она вот-вот меня обнимет.
Но она не шелохнулась.
– Мне не следует так о нем говорить. В конце концов, он – твой отец. Но предупреждаю: я намерена получить от него как можно больше. Если они продадут дом Жозиан за хорошие деньги, тогда он, наверное, сможет выкупить мою долю в Ноттинг-Хилл. Дом принадлежит нам обоим.
Томми я рассказала об этом лишь вечером, когда мы легли в постель. Мама, наверное, сейчас в соседней комнате, говорит отцу, что я все знаю. А потом меня осенило: хотя родители находятся на грани развода, они спят вместе. Или они вынуждены это делать, потому что мы с Томми заняли гостевую спальню? Может, они спят раздельно месяцами? Неужели, как только мама посадит нас на поезд, отец перенесет свои вещи обратно в эту комнату? Удивительно, что мы с отцом в одной упряжке. Мы оба делаем вид, что все хорошо, он – с моей матерью, а я – с Томми. Но мать хотя бы знает о Жозиан.
– Кто бы мог подумать, что твой отец закрутит роман на стороне? – произнес Томми. – За такими тихонями нужен глаз да глаз.
– Это многое объясняет, – сказала я. – Как только мы приехали, я сразу заметила, что ее что-то беспокоит. А он был необычно восторженным, и я не могла понять, почему.
– Он красивый, – ответил Томми. – Он следит за собой.
– Он всегда за собой следил. Это он умеет лучше всего. – Я понимала, что говорю немного ожесточенно. – Он довольно самовлюбленный человек. И очень эгоистичный.
– Ли, мне надо тебе кое-что сказать, – Томми вдруг совсем проснулся. – Ты говоришь так, словно не очень-то любишь отца. – Он с тревогой взглянул на меня. Будто испугался, не сболтнул ли чего-то лишнего.
Как ни странно, я ответила сразу:
– Может, ты и прав, хотя я смотрю на папу и думаю – что в нем можно не любить? У меня нет к нему неприязни. Я рада его видеть. Мы с ним мало общались. Признаться, я не часто о нем вспоминаю, когда его нет рядом.
– Ты будто говоришь о чужом человеке.
– Наверное, так оно и есть. Так же и с мамой. Я никогда не воспринимала родителей как родителей. Скорее как знакомую пожилую пару. Время от времени я езжу к ним в гости, а они любезно одолжили мне свой дом.
– Жутковато, – пробормотал Томми. Мои откровения явно поразили его.
– Разве? Раньше я никогда об этом не говорила. Когда я была маленькой, мы были похожи на троих взрослых, живущих вместе. Только меня не оставляли одну. А в остальном они вели себя так, словно меня не существует.
– Я и понятия не имел, что ты была так несчастна в детстве, – Томми неуклюже сгреб меня в объятия. – Я еще столько о тебе не знаю.
– Не так уж я была несчастна. Просто я научилась быть самодостаточной. Ни в чем не зависеть от родителей. Мне было хорошо в своей комнате с книжками. И у меня была куча друзей. Сказать откровенно, я всегда чувствовала, что мама не видела большой разницы между мной и моими друзьями. Она одинаково относилась ко всем нам. Много развлечений и вкусной еды, но что касается подлинных чувств, мы для нее были вроде беженцев с другой планеты. То есть никем.
– И как она воспринимает, что муж ее бросил?
– Ты хочешь сказать, поймет ли она наконец, что больше всего на свете ей нужно плечо, на котором можно поплакать? Думаю, она давно это знает, но признает ли – дело другое. Господи, ну почему это случилось именно сейчас?
Ну вот, кажется, началось. Я знала, что рано или поздно это произойдет. Родители научили меня не показывать эмоций в их присутствии, так что я сохраняла видимость спокойствия в разговоре с мамой и весь оставшийся день. Но теперь я начинала сдавать. Родители расходятся. До сих пор мне удавалось обманывать себя, будто мы – семья. Я представила, как родителей подняла чья-то огромная рука и бросила в разные стороны. Мама приземлилась ко мне на руки, а папа – на руки эффектной незнакомки, которая повернулась на каблуках и унесла его прочь. Как ребенок, я фантазировала о будущем родителей и упрямо отказывалась взглянуть реальности в лицо. Жозиан, наверное, милая женщина, которая стала бы относиться ко мне точно так же, как тридцать с небольшим лет относилась ко мне мама.
– Понимаешь, Томми… Понимаешь…
– Понимаю что? Ты себя накручиваешь.
– Ты понимаешь, почему я не хочу выходить замуж? Родители были женаты почти сорок лет. Какой в браке смысл, если после стольких лет его может разрушить какой-то роман?
– Думаешь, лучше бы они были женаты полтора года, а потом разошлись? – спросил Томми. Разумно. – Они наверняка были счастливы. По крайней мере, лет двадцать, а на такой срок твой отец с Жозиан вряд ли могут рассчитывать. Кроме того, ты вовсе не поэтому не хочешь выходить замуж.
– Нет? – Я захлюпала носом и вытащила из-под валика смятую салфетку. – А почему?
– Ты просто боишься. Ты воспринимаешь замужество как ловушку. Я знаю. Ты думаешь, что вся твоя жизнь изменится, если ты разделишь ее с другим человеком. И не сможешь делать ничего, что для тебя важно.
– А это все ерунда?
– Полнейшая. Я знаю, кто ты. Ты – невротичная белая медведица с территориальными претензиями, которой нужна свобода. Я дам ее тебе.
– Мне нравится моя нынешняя свобода. Почему тебе обязательно надо жить со мной под одной крышей?
– Потому что я люблю тебя и хочу знать о тебе все. Хочу знать, что ты делаешь в одиночестве. Хочу знать все твои капризы. Хочу слышать, о чем ты разговариваешь сама с собой. Я хочу узнать тебя вдоль и поперек, а потом я дам тебе свободу, которой ты так жаждешь.
– Вот видишь, – сказала я, хотя в глубине души была тронута его словами. – Ты сведешь меня с ума еще до свадьбы. Будешь давить на меня, душить, а потом, судя по всему, заскучаешь и бросишь.
– Не брошу. Обещаю.
– Спорим, так говорят все мужчины. А замуж выходят женщины, которые им верят.
– А такие циничные, пресытившиеся существа, как ты, на это не ведутся, да?
Это оказалось последней каплей. Хлынули слезы. Томми знал, что делал. Он уже изучил меня вдоль и поперек. Вот что я никак не могу заставить его понять. Ему не надо переезжать в мой дом, чтобы узнать меня лучше. Он знал все о моих тревогах и все-таки ждал, когда я перестану сопротивляться. Поэтому его так трудно бросить. Найду ли я другого мужчину, который поймет меня так, как понимает Томми?
Его присутствие сейчас, когда предстояло пережить развод родителей, значило для меня очень многое. У Томми было одно преимущество: я знала, что всегда могу на него положиться. Иногда это преданное собачье качество раздражало, а иногда напоминало, почему он мне нужен.
Когда настало время прощаться, отец казался очень грустным.
– Я свяжусь с тобой, когда мы приедем в Лондон, – прошептал он мне на ухо. «Мы» – это, судя по всему, они с Жозиан. – Я думал приехать раньше и рассказать тебе о Жозиан, но твоя мать настояла, чтобы я остался. Она хотела, чтобы мы встретили Рождество все вместе, и по правде сказать, я рад, что так оно и вышло. Не волнуйся. Все образуется.
На языке вертелись вопросы, вроде: «Давно ли это у вас? Ты счастлив?» Но им придется подождать, пока он не приедет в Лондон. Если вообще приедет.
Мы с Томми прибыли в Лондон около восьми вечера, в канун Нового года. Мы стали гораздо ближе, чем до отъезда. Я намеренно загоняла мысли о Баззе в дальний уголок сознания: из-за неожиданного поворота событий на Рождество я совсем запуталась в своих чувствах к нему. Я знала, что, если продолжу с ним встречаться, все только усложнится. Да и потрясение от развода родителей усилило чувство вины перед Томми.
Но едва мы приземлились в Лондоне, как узы, соединявшие нас во Франции, порвались. Каждого из нас пригласили на несколько вечеринок. Это в который раз подчеркнуло, что у нас мало общих друзей. Вернее, вообще нет. В аэропорту мы сели на экспресс до Паддингтона и по дороге поспорили. Я наотрез отказалась тащиться к Ловеласу Уоткинсу невесть куда и встречать Новый год в компании пьяных болельщиков «Челси». Меня приглашали старые приятели, которые прозвали Томми Радиозанудой. Решив, что их снисхождение Томми ни к чему, я даже не стала звать его с собой. Он обиделся. Когда мы прибыли на вокзал, он уже вовсю дулся и сидел, отвернувшись от меня. Я вскочила, схватила чемоданы и завопила, чтобы подержали двери. Томми не шелохнулся.
– Томми! – заорала я. – Помоги же мне! Я не могу тащить все вещи одна.
– Мои оставь. – Он пристально смотрел на меня. – Я не выхожу. Я еду к Ловеласу без тебя.
Ох, Томми, подумала я, волоча чемоданы к стоянке такси у платформы номер один, ну почему с нами всегда происходит такое?
Когда такси свернуло с Лэдброук-гроув на мою улицу, было около шести утра. Небо странно освещено, заметила я. Какое-то розовое зарево, или мне померещилось?
– Как погода? – крикнула я таксисту. – Сегодня было солнечно?
– Нет, милочка, весь день шел дождь.
– Но на улице так светло.
– Да, вы правы, – согласился он. – Но не везде. Только вон там. – Он мотнул головой в сторону моего дома. – Кто-то развел костер у себя в саду. Кажется, огонь слегка разошелся.
Он свернул за угол на Бленхейм-кресчент, и такси резко остановилось. На дороге перед моим домом стояли три пожарные машины с включенными мигалками. Брандспойты ползли по переулку за дом, а вокруг собралась толпа любопытных.
Я выскочила из машины и взбежала по ступеням к парадному входу. Не знаю, что я собиралась делать, попав в дом. Наверное, хотела вытащить из огня все, что смогу. Перепрыгивая через две ступеньки и подтягиваясь на перилах, я мчалась по лестнице на верхний этаж, где находился мой кабинет. Кинувшись к шкафу, я схватила ноутбук и маленькую деревянную шкатулку с дисками.
Выпрямившись, я выглянула в окно. В саду было светло. И тут меня осенило. Когда я сломя голову неслась по лестнице, то не заметила в доме признаков пожара. Горел не особняк, а летний домик. Я стояла и завороженно смотрела на взметающиеся в небо языки пламени. Похоже на костер, который соорудили на Пятое ноября О'Мэлли. Пожарные, кажется, побеждали, но теперь это уже неважно, огонь сделал свое дело. Домик, при виде которого лицо Анжелы светилось от радости, скоро превратится в груду почерневших деревянных обломков и покрытых пеплом камней.
– Анжела!
Я бросила ноутбук и вылетела из комнаты. Прямиком в объятия гиганта, который только что поднялся по лестнице.
– Подождите, мисс. – Он протянул ко мне руки, и я в ужасе начала отбиваться. Бесполезно. Он поднял меня в воздух и поставил на пол уже в кабинете.
– Я детектив сержант Ричард Кросс, – сообщил он. – Вам нельзя здесь находиться. Нам придется вывести вас из дома.
– Нет, можно. Я – Натали Бартоломью. Я тут живу. Это мой дом. Мне надо взять вещи.
– Нет, нельзя, – настаивал он. – Вам придется оставить все здесь и пойти со мной. Сейчас же.
– Но дом ведь не горит. Пожар-то в летнем домике. Сами посмотрите.
– Мне это известно, мисс. – Я понимала, что он изо всех сил старается быть со мной терпеливым. – Но нам надо вывести вас из дома прежде, чем вы уничтожите улики.
– Улики? Вы говорите так, будто здесь совершено преступление.
Он ничего не сказал, просто взял меня под руку и потащил к лестнице. Держал он меня не больно, но крепко – я сразу сообразила, что выбора у меня нет. Придется покинуть дом, хочу я того или нет.
Из окон на лестничной площадке я увидела, что полиция уже оцепляет заднюю часть дома желтой лентой. Мы стали спускаться.
– Что с Анжелой? – Я обернулась и заглянула сержанту в лицо. – Она была в летнем домике? Она успела выбраться?
Он на секунду остановился.
– Она? – И покрутил пальцем, приказывая мне отвернуться и спускаться дальше.
– Да. Анжела. Моя квартирантка. Она живет в летнем домике. То есть жила.
– Нет, – сказал он.
– Вы имеете в виду, что ее не было в домике или что она не успела выбраться? – нетерпеливо уточнила я.
Но он не ответил, а молча подтолкнул меня вниз по лестнице. Войдя в холл, я увидела, что двое полицейских несут в кухню какое-то оборудование. Тротуар тоже оцепили желтой лентой, а толпу оттеснили к Портобелло-роуд.
– Сюда, мисс, – сержант Кросс перевел меня через улицу к полицейской машине.
– Эй, это она. Она должна мне пять фунтов. – Я увидела таксиста, которого бросила, не расплатившись.
– Где мои сумки? – заорала я на него. – Что вы сделали с моими сумками?
– Кто это? – спросил сержанта Кросса высокий худощавый мужчина, стоявший рядом с водителем такси. Они с огромным сержантом напомнили мне Лорела и Харди. – Эй! Куда вы? – Он кинулся через дорогу и перехватил полицейских с мотками желтой ленты, которые выходили из переулка. – Опечатайте вон тот сарай в углу, летний дом и сад. А потом разберитесь со «скорой». Но главное, перекройте этот переулок и все подъездные дороги. Хотя если пожарные так и будут топтать улики, можно не утруждаться. Итак, – заорал он дальше. Для такого стройного человека голос у него оказался удивительно зычный. – Вы здесь живете? – И он уставился на меня.
– Она проникла в дом прежде, чем я успел ее остановить, сэр. Говорит, что живет здесь.
– Куда она успела добраться?
– До самого верха, сэр.
– Потрясающе, черт подери! – нахмурился мужчина. – Отправьте ее в участок. И не забудьте снять с нее одежду. Я поеду в «скорой».
– Он мертв, сэр?
Мужчина раздраженно всплеснул руками:
– Нет, Ричи, он не мертв. Вот почему мы везем его в больницу.
Только сейчас я увидела «скорую», припаркованную у переулка. Задние двери как раз закрывали. Внутри кто-то есть. Живой. И это не Анжела.
– Где Анжела? – закричала я на сержанта Кросса. – Вы не сказали, что нашли ее.
– Прекрасно, Ричи. Ты болтал с ней, да? Пошел бы на шестичасовые новости, растрепал бы, черт возьми, всему свету, раз уж на то пошло.
– Извините, сэр. Мадам, нам нужно забрать вашу одежду.
– Нет, – твердо сказала я. – Я хочу знать, что происходит. Как начался пожар и кто у вас там в «скорой»?
На мгновение лицо высокого мужчины смягчилось.
– Послушайте, – произнес он устало. – Нам бы тоже хотелось знать, кто у нас в «скорой», и чем быстрее мы отвезем его в больницу, тем быстрее это выясним. Я инспектор Макс Остин, а это – детектив сержант Кросс. Вас отвезут в полицейский участок. Там вы ответите на несколько вопросов. Спасибо вам большое.
– Почему? – завопила я, но он уже направился через дорогу к «скорой». Сев в полицейскую машину, я услышала, как завыла сирена, и увидела в заднем окне, что включилась красная мигалка.
Сержант Кросс со мной не поехал. Каждый раз, когда я задавала вопрос, водитель обнадеживающе мне улыбался в зеркало заднего вида и хранил молчание. В участке меня проводили в зал ожидания, потом сняли отпечатки пальцев и взяли образец ДНК. Наконец мною занялись два детектива констебля, но, услышав их первое требование, я уставилась на них в недоумении.
– Нам нужна ваша одежда. Зайдите вон туда, снимите ее и наденьте вот это. – Мне вручили что-то похожее на белое бумажное платье.
– Дайте нам знать, если что-то не подойдет.
Тут я оставила последнюю надежду узнать, что происходит. Со мной были безупречно вежливы. Не было ощущения ни угрозы, ни опасности, но почему-то я все равно не могла отделаться от чувства, что меня сейчас будут пытать. Я надела бумажный костюм и отдала свою одежду.
Затем я снова назвала свое имя и постаралась как можно точнее ответить на вопросы. Чей это дом? Кто там живет? Где эти люди сейчас? Где я провела последние двадцать четыре часа? Допрос длился и длился, но мне ни разу не дали понять, довольны ли моими ответами. Я не жаловалась. Я устала как собака, и мне было все равно.
Я прочла свои показания, подписала их и уже собиралась заснуть, как в дверях поднялась суматоха и вошел высокий мужчина, назвавшийся инспектором Максом Остином. Констебли, которые меня допрашивали, поднялись и прошли в его кабинет. Несколько раз я видела, что он смотрел в мою сторону.
– Теперь мне можно идти домой? – спросила я, когда он наконец вошел в комнату для допроса. Он покачал головой, и меня прошибла зловещая дрожь.
Инспектор сел напротив меня и что-то быстро произнес в диктофон, стоявший между нами.
– Итак, – он наклонился вперед. – Как вы уже знаете, в летнем домике, стоящем в саду якобы вашего дома, произошел пожар.
– Вообще-то это дом моих родителей. Они живут во Франции.
– Они живут во Франции, – медленно повторил он. – Вы сообщили, как с ними можно связаться? – Я кивнула. – Отлично. Вы здесь потому, что из огня вытащили мужчину, и этот мужчина умер. Я буду вам очень признателен, если вы ответите на несколько вопросов. Моему констеблю вы сказали, что во время пожара возвращались из Франции…
Он не произнес этого вслух, но я и так догадалась. Как только он сказал, что мужчина умер, я поняла, что он считает его смерть убийством.
ГЛАВА 10
Я вдруг проголодалась, как волк. Я ничего не ела с прошлого вечера. Вернее, с тех пор, как уехала из Франции.
– Я умираю с голоду, – сказала я инспектору Остину, устояв перед искушением заметить, что ему бы тоже не мешало немного потолстеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37