Вот в эти-то дни в их съемной квартире раздался телефонный звонок.
Незнакомый голос, одновременно грубоватый и неуверенный, осведомился не она ли выступала вчера в радиопередаче на темы культуры? Услышав, что да-да, она, неизвестный спросил:
- Вы какую консерваторию кончали?
Надеясь, что речь идет о каком-то заработке музыкального рода, Зяма подробно и подобострастно поведала свою рабочую биографию. В трубке вздохнули:
- А я - скрипач, три курса Вильнюсской консерватории. Потом бросил и много лет работал настройщиком фортепиано. Вы не представляете, как мне страшно...
И, запинаясь в тех местах рассказа, где, по-видимому, ему хотелось выругаться, неизвестный рассказал некую идиотскую историю, которая с ним приключилась... Он настройщик, как уже было сказано выше, причем настройщик хороший. Приехав, дал объявление в газету "Новости страны", и - не фонтан, конечно, - но кое-какой заработок имеется. Вот так на днях звонят по объявлению и предлагают настроить и отремонтировать старый "Блютнер"... Он приходит, проверяет инструмент, вынимает механику и начинает работать. А хозяин - верткий старикашка, польский еврей, тридцать лет как из Варшавы вьется вокруг и затевает всякие разговоры. Ну, вы знаете их штучки: "Сколько времени ты в Стране?" да "Как тебе в Израиле живется?" и прочая (тут голос запнулся)...
- ...херня, - подсказала Зяма.
- Да! - обрадовался он. - Меня, кстати, Витей зовут.
- А меня - Зямой, - сказала Зяма. - Очень приятно.
- Дальше, - продолжал Витя, - разговор с хозяином рояля повернулся самым удивительным образом. Я, конечно, дал волю языку и сказал все, что думаю об этом обществе и об этом государстве... Знаете, я ведь приехал сюда обалделым сионистом... "Если забуду тебя, Иерусалим!.." Впрочем, это не важно. Говорю вам - это был припадок красноречия у волка, которому прищемили капканом яйца... А этот старикан... между прочим, он балакает по-русски. Конечно, ублюдочный русский, но... Ах, говорит, как красиво вы говорите, они же эпитет "красивый", как чукчи, употребляют во всех смыслах: "красивый обед", "красивая книга"... Да, говорит, как красиво говорите и как убедительно! И о культуре - верно, верно, многое очень верно... Кстати, о культуре. Я, говорит, главный редактор газеты "Новости страны" Залман Штыкерголд, будем знакомы... В настоящее время, говорит, назрела необходимость в издании литературно-публицистического приложения к нашей газете. Это будет первое в истории русской прессы Израиля пятничное приложение. Вы ведь пишете? - спрашивает. И с такой радостной надеждой на меня смотрит. И я, дурак, сказал, что пишу. Более того - что работал в газете.
- Зачем? - спросила Зяма. Витя замялся...
- Понимаете, - объяснил он, - вообще-то я и вправду пишу немного, и печатался в "Вечернем Вильнюсе", и... публиковал музыкальные рецензии... Дело не в этом... В общем, можете себе представить, хотя это, конечно, трудно вообразить... впрочем, это вполне в духе всей здешней жизни, - чтобы главный редактор газеты думал не головой, а (тут он опять запнулся)...
- ...жопой, - подсказала Зяма.
- Да! - воскликнул Витя благодарно. - Словом, можете вообразить: мар Штыкерголд предложил мне делать литературное приложение к своей газете.
- Как же это? - удивилась Зяма. - Как вы намерены это делать?
- Вот, - сказал Витя расстроенно, - в том-то и дело. Я же сказал вам, что мне страшно... Он дает некий бюджет (скупердяй чудовищный! ну, вы знаете этих паршивых "поляков", хуже которых только "румыны") - тысяч двадцать двадцать две в месяц. На эти деньги я должен содержать помещение, купить оборудование, платить гонорары, нанять еще одного сотрудника, потому что один не справлюсь. Пока он хочет шестнадцать полос, а потом будет тридцать две.
- Обдираловка, - сказала Зяма.
- Конечно! А кто, кроме меня, согласился бы на это? Я вас послушал в передаче, вы так здорово, мне кажется, все расставили по местам, всем надавали по морде. Правильно: хватит перед ними заискивать. Абсолютная духовная независимость - вот залог сохранения нашей культуры... Дай, думаю, позвоню - может, вы когда-нибудь занимались газетой?
- Да нет, - вздохнула она, - я музыковед. Составляла и редактировала несколько сборников статей... Но ведь газета - это нечто противоположное.
- Умоляю! - торопливо проговорил Витя. - Не бросайте меня! Я очень боюсь. Я нанимаю вас на должность редактора.
- У меня, знаете ли, был дед, - сказала Зяма, - который говорил в таких случаях: "Не ищи себе сраку на драку". Хотя сам-то всю жизнь искал. И находил.
- Но я же мечтал об этом всю жизнь! - воскликнул он. - И признайтесь, неужели вам не хочется попробовать? А вдруг мы сможем делать настоящую, хорошую литературную газету?.. Только не говорите - нет! Две тысячи в месяц вас устроят?
- Еще бы! - сказала Зяма.
* * *
В первые месяцы, когда они и сами еще не верили, что делают настоящую газету, Витя продолжал иногда настраивать инструменты. Официально давать объявления в своей газете, которую они назвали "Полдень", он права не имел, это было одним из идиотских условий Штыкерголда. Поэтому объявления о настройке фортепиано они камуфлировали в передовых статьях, которые Штыкерголд обычно не мог осилить. Делалось это так:
"С наступлением эры детанта и попыток Запада откупиться от
красной угрозы путем уступок террор палестинцев, обучаемых в
Болгарии, ГДР и СССР, стали называть актами
национально-освободительной борьбы. Так насаждается сумятица в
головах обывателей и сумбур в мыслях журналистов.
И все это в то время, как опытный настройщик фортепиано
стоит вам лишь позвонить по номеру 683-2853 - с удовольствием и
сравнительно недорого отрегулирует и отремонтирует механику
вашего инструмента".
Или:
"Раскопки продолжаются, предполагается очистить от
обломков и исследовать гробницы пятидесяти сыновей самого
известного из фараонов - Рамзеса Второго. Надо полагать, с
особым интересом за этими работами будут следить израильтяне.
Ведь Рамзес Второй - тот самый "Пар о ", с которым вел
беспощадную борьбу наш Учитель Моисей и которого евреи называют
ничтожным, а мусульмане - Рамзесом Великим. Разгадка - в
будущем. Ну, а пока: опытный настройщик с удовольствием ответит
вам по телефону 683-2853 и произведет регулировку и ремонт
механики вашего фортепиано".
Кому надо было, тот звонил. На случай, если ущучит что-либо старая сволочь Штыкерголд, всегда можно было свалить на ошибку наборщицы.
* * *
- Ну-с? - спросил привычно Витя. - Кугель?
С Кугеля, как правило, начинали работу над очередным номером газеты, с утречка, пока свежи еще силы. Кугеля надо было переписывать от начала до конца, с заглавия статьи до многозначительного многоточия, которым тот усеивал последний абзац. На редактуру политической статьи Кугеля они ухлопывали часа три, потому что ежеминутно необходимо было заглядывать в справочники, словари и энциклопедии.
Кугель путал даты, ошибаясь на годы и даже десятилетия. Он путал географические названия, имена и должности государственных деятелей, к тому же нетвердо помнил, кто из них жив, а кто уже перекинулся.
Он знал шесть иностранных языков, и все плохо. Он изобретал новые идиотские факты; брал с потолка цитаты; создавал научные теории, от которых хватил бы удар любого десятиклассника; ссылался на законы, не существующие в юридической практике государства; приводил цифры экономических показателей, за которые следовало упечь его за решетку.
Он умудрялся печататься во всех русских изданиях, кроме ведущей газеты "Регион", куда и сам не совался.
В "Средиземноморское обозрение" давал короткие заметки на культурные темы под псевдонимом А.Герцен. В "Ближневосточье" однообразно высказывался на темы моральные, ругая аппетиты новых репатриантов и противопоставляя им страдания и самоотверженность прошлых волн Алии. Здесь он выступал под псевдонимом Шимон Бар-Йохай.
Сшибал копеечные гонорары по разным плевым изданиям, но особо активно сотрудничал с газетенкой "Интрига", где печатал бесконечные эротические романы под псевдонимом Князь Серебряный. (Зяма, если в руки ей случайно попадал номер "Интриги", плевалась и обзывала Кугеля "отцом сексуального сионизма".)
От его риторики тошнило.
От его патриотизма можно было стать завзятым антисемитом.
Надо ли было гнать Рудольфа Кугеля в шею? Ни в коем случае.
Во-первых, он жил в Стране тридцать пять лет и помнил все политические скандалы, причины падения правительств и отставок государственных деятелей. Знал пикантные детали закулисных интриг в кнессете, где постоянно сшивался. Следил за прессой и телевидением на шести языках и обладал изумительным нюхом на жареное - еще до того, как первый язык скандала лизнет бок освежеванного политического барашка. Писал статьи он за считанные минуты, в порыве чистого вдохновения, и в воскресенье - а здесь оно называлось День Первый и было началом рабочей недели - дискета с набором свежей статьи на тему самого актуального события уже лежала в редакции. Были случаи, когда неторопливый литературный "Полдень" давал острую политическую статью еще до того, как собирал, анализировал и подготавливал материал к очередному своему глубокому и всестороннему обзору событий ведущий политолог "Региона" Перец Кравец.
Словом, Кугель был решительно незаменим. Но главное не это. Переписывая очередную статью Кугеля, матерясь и изнывая, ругая автора старым мудилой, оба они просто-напросто любили старика. Конечно, не за то, что пятнадцатилетним парнишкой Кугель был отправлен в Дахау, и не за то, что своим зычным голосом он охотно объяснял Вите и Зяме, как нужно укладывать трупы перед отправкой в печь: по двое, и двое поперек, и снова двое штабелями, как поленницу... Об этом он только рассказывал, макая печенье в чашку с горячим чаем (Витя с Зямой всегда угощали авторов чаем или кофе), но никогда не писал. Эта тема была единственной, коей не касалось его вездесущее перо.
Так что они его просто любили.
Так что ни о каком "в шею" не могло быть и речи.
Так что нужно было только тщательно переписывать полемические излияния старика - от заглавия до последнего абзаца.
В "Полдне" он печатался под псевдонимом Себастьян Закс...
- ...Ну?..
Когда они переписывали Кугеля, Зяма то и дело вскакивала и бегала по комнате. Витя набирал. Время от времени он предлагал свою версию той или иной фразы, тогда она думала и говорила: "Не годится!" - или: "Умница!", и он энергично шлепал по клавиатуре.
- Ну, во-первых, как всегда у старого идиота, - отличный заголовок, сказал Витя, - "Ложь, сладкая, как чесотка".
- М-м... О чем он там сегодня наваял?
- Ты ж знаешь - что вижу, о том пою. Нарушение правительством предвыборных обещаний, дискриминация новых репатриантов, скандал с биржевыми махинациями, мирный процесс...
- А! Ну, так и пиши - "Аспекты нового гуманизма".
Витя бодро, как щегол, защелкал по клавиатуре. Работа закипела, и уже часа через два оба они, взмыленные, как два битюга, подбирались к последнему абзацу, который выглядел следующим образом:
"Журналисты с неприкрытой жаждой крови ждали пикантностей
из зала суда. В это же время над свежей могилой горевал
главнокомандующий и раздался залп почета. Привилегированные
персоны, вкушающие министерские оклады, играют в руку
премьер-министру. Но мало Фемиды с ее завязанными глазами!
Дамоклов меч более чем подозрений навис над любителями биржи.
Народ еврейский не дурак! Грядет народное разоблачение, и нас
уже не заморочить внутрипартийной грызней: это борьба старого,
закостенелого иконостаса с молодой порослью из той же
социал-сионистской голубятни!"
Несколько мгновений они сидели, уставясь в экран компьютера, соображая, каким образом перелицевать эту ветошь, пытаясь выловить хоть обломок мысли из этих сточных вод.
- Тяжелый случай, - наконец сказала Зяма. Они съели по яблоку, помолчали.
- А не выкинуть ли вообще на хрен этот абзац? - доверчиво спросил Витя.
- Умница!
Абзац с облегчением выкинули. Теперь необходим был заключительный аккорд для этой хлесткой, полемической, во многом разоблачительной статьи.
Зяма предложила "рыбу". Написали. Переделали. Добавили. Ужесточили. Хрястнули по левым. Еще хрястнули. Лягнули правительство - ему уже не больно...
Съели по второму яблоку и торжественно вслух перечитали концовку.
- "Историческая Партия Труда, многократно менявшая свои
названия, была и остается партией большевистского типа,
читала Зяма не без удовлетворения. - Недаром политическим
кумиром Бен-Гуриона был Ленин (хотя по многим вопросам
Бен-Гурион занимал позицию, отличную от Лукича). Главное, что
заимствовал Бен-Гурион у Ленина, - это учение об удержании
власти. Почему коммунисты потеряли власть в СССР? Почему они
фактически декоммунизировались в Китае? И наконец, почему они
до сих пор правят в Израиле?
Потому что здесь они сумели мимикрировать. Израильская
разновидность коммунизма сумела осуществить мутацию единственно
правильным путем - отказ от прямого насилия, выборы, якобы
многопартийность. Затеянный ими "мирный процесс" не имеет
ничего общего с миром, его цель - уничтожить политических
противников Партии Труда, снести поселения, превратить десятки
тысяч граждан в новых люмпенов, скомпрометировать их, вывести
за пределы национального консенсуса. Так удерживают власть в
своих мозолистых руках биржевики от коммунизма".
- Во дает Себастьян Закс! - воскликнул, явно довольный собой, Витя и азартно поскреб в серо-седой бороде.
После статьи Кугеля, как всегда, обедали. Витя побежал на угол за шуармой, а Зяма пока вымыла и нарезала помидоры и огурцы и поставила тарелки. Это был их любимый час, на это время они даже дверь запирали. Обжора Витя приговаривал, поворачивая ключ в замке:
- Явится еще, не приведи Бог, Машиах - куска проглотить не даст...
Они уселись за письменный стол друг напротив друга, высыпали из кульков на тарелки кусочки жареной индюшатины, и Витя вдруг, как фокусник, достал и открыл банку пива.
- Ух ты! - обрадовалась Зяма. Она любила пиво.
- Гуляй, рванина, - сказал Витя. - Тетке пенсия пришла...
Первые дни она брезговала этим вечно лохматым, хамоватым толстяком с крошками в бороде. К тому же Витя оказался не только ярым безбожником, но и страшным богохульником. Зяма же - так сложились обстоятельства - разделяла молочное и мясное.
Когда - месяца через два - она поняла, что, пожалуй, может с ним работать и, пожалуй, привыкнет к нему, она принесла из дома кое-какую посуду и сказала:
- Вот этот нож, с белой рукояткой, будет у нас молочным. Вот этот, с красной, - мясным.
- Зяма, а не пошла бы ты! - от души удивился Витя.
Но она, подняв над головой оба ножа, повторила терпеливо и ровно, как учат умственно отсталых детей различать цвета на картинках:
- Белый - молочный, красный - мясной.
...Зяма двумя пальцами придвинула к себе свежий номер "Интриги", прихваченный Витей на углу: там всегда печаталось продолжение очередного эротического романа Князя Серебряного...
- Слушай, его абсолютно не правят, - пробормотала она, пробегая глазами по строчкам. - "...Огромная белая грудь вывалилась из ее прозрачного пеньюара, - прочитала она брезгливым тоном, - я в жизни не видал такой груди!.."
Он не видал, - продолжала она, раздражаясь, - в Дахау он такой груди не видал. В Дахау у женщин грудь сходила на нет... Интересно, а как относится к его художествам Ципи?
Жена Кугеля Ципи была женщиной строгой и тихой, хранительницей семейного очага.
- Ругается, - сказал Витя. Он с Кугелем знаком был давно, лет восемь. Ругается, но как-то бессильно. Вот как подумаешь - зачем он балуется? Ведь ему, поди, уже и трахаться неинтересно.
- Ну как ты не понимаешь, - задумчиво проговорила Зяма, - он выжил. Его не уложили поперек чьих-то ног, и на него никого не положили, и не отправили в печь... Он выжил. И вот уже пятьдесят лет он кайфует. Просто радуется жизни. В частности, и таким образом...
После обеда, как обычно, их ждало еще одно удовольствие - полемическая статья Рона Каца на тему потерянных колен Израилевых.
Вот уже месяц этот безумный молодой ученый отбивался от журналиста газеты "Регион", историка Мишки Цукеса, вцепившегося в Рона Каца радостной бульдожьей хваткой.
Дело в том, что раз в несколько недель Рон Кац выдвигал новую научную теорию в области историко-этнических изысканий. Рон, безусловно, был сумасшедшим. Так считала Зяма. Но его статьи придавали газете известную пикантность, они вызывали ярость неподготовленного читателя, действовали на него, как нервно-паралитический газ, и носили - попеременно - то антисемитский, то русофобский характер. Поэтому статьи Рона они давали под знаком вопроса и мелким шрифтом приписывали внизу, что мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.
Двадцатисемилетний Рон Кац был гением.
Он получал гранты от пяти университетов мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35