После ужина Марианна заскучала.
Походила по дому, попробовала взяться за привезенное вязанье, почитать, посмотреть телевизор… Нет, все равно острая нехватка впечатлений.
– Джерри, давай сходим куда-нибудь!
– Мари, солнышко, ты еще не находилась за день?
– Ну, Джерри! Я так давно не была в театре!
От этого заявления у Джеральда волосы на голове зашевелились. Только не…
– Джерри, – Мари теребила брата за рукав, – ну пойдем, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
Так. Молли здесь меньше недели, значит, она еще не играет, прикинул он. Это значительно снижает риск встречи с ней в театре… Эх, чего не сделаешь ради любимой сестренки!
– Ладно. Уговорила. С тебя торт.
– Обожаю! – завопила Марианна, порывисто обняла Джеральда и помчалась наверх переодеваться.
Джеральд нехотя пошел следом, стараясь отвлечься мыслями о правильном выборе подходящей рубашки.
Молли не поняла, отчего проснулась. Потом до ее сознания дошел-таки противный дребезжащий звук, издаваемый телефоном прямо над ухом.
– Алло, – простонала она в трубку. Отчаянно болела голова. Нельзя же в самом-то деле столько спать!
– Привет, Жасант, милая! – Том Орин был как всегда бодр и весел.
– Привет, Том. – Молли после сна еще не вполне владела голосом, чтобы Том не услышал, какой он убитый.
– Ты чего такая грустная?
– Да так, жизнь не задалась с самого утра, – промычала Молли, вспоминая, почему она спит здесь, а не в своей комнате. Ах да…
– Ну вот еще! Знаешь, есть прекрасный шанс все исправить вечером! Сегодня я играю в «Поговорим о Джимми». Обхохочешься, честно! Приходи.
В памяти Молли возникло лицо мистера Айсхолда и явственно прозвучал его голос, выдающий наставления: «Естественно, мисс Роуз, вы должны познакомиться с нашим репертуаром. Нельзя же не знать работы театра, в труппе которого состоишь!»
– Угу. А сколько времени у меня есть?
– Час до начала, – невинным тоном сообщил Том.
– Ах ты!.. – взвыла Молли.
– До встречи. – И в трубке раздались короткие гудки.
Молли опять не удалось быстро собраться, и сейчас она летела по улицам Линн-Лейка на всех парусах, гадая, удастся ли ей когда-нибудь пройти по дороге до театра шагом.
В фойе было многолюдно, шумно, очень светло… Красиво. Молли окунулась в атмосферу, любимую с детства. Несколько раз она оглянулась, полуосознанно пытаясь найти глазами Джеральда, но потом одернула себя: с чего ему быть здесь?
Прошла на свое место на балконе, совсем близко к сцене.
Постановка была действительно неплохая, и если бы Молли не отвлекалась на всякие дурацкие мысли, то получила бы большое удовольствие. А так – искренне смеяться она стала только к концу первого действия. В антракте Молли вышла прогуляться по галерее с портретами актеров: вот Айсхолд, вот Генри Дарвей, совсем молодые… А Дарвей был красавцем! Молли на секунду отвлеклась и…
И увидела Джеральда. Он нежно обнимал за, условно говоря, талию какую-то пышнотелую особу лет восемнадцати! Они ворковали у окна… Толстушка что-то говорила ему, а Джерри улыбался! Молли застыла на месте от изумления. Так вот в чем дело! Вот почему он сегодня был как в воду опущенный! Лицемер! Подонок! Молли хватала ртом воздух…
Ее не видели. Или делали вид, что не видели.
Ну ладно! Принял меня за дуру, да? Ах черт, я же и есть дура!
– Добрый вечер, – прозвучал за спиной у Молли низкий голос Генри Дарвея.
Она хотела нагрубить, но передумала. Вот, смотри же! Кто из нас теперь будет чувствовать себя идиотом?!
Молли с сияющей улыбкой повернулась к Генри. После мгновенного замешательства поднялась на цыпочки и прикоснулась губами к его щеке:
– О, Генри, а я уж и не думала, что ты придешь! – проговорила она нарочито громко в надежде, что Джеральд услышит ее голос даже в шумном фойе.
Надежда оправдалась: Джеральд повернул голову на звуки знакомого голоса и остолбенел так же, как Молли минуту назад: эта вертихвостка обнимает Дарвея за талию! Так! А к чему же тогда было разыгрывать этот спектакль позавчера?!
Увидев, как вытянулось лицо брата, Марианна проследила за его взглядом.
– Что, знакомые? – невинно поинтересовалась она.
Джеральд, бледный от гнева, промолчал. Он был прав, тысячу раз прав…
Молли вовсю строила глазки Генри, который не знал, куда деваться от такого счастья.
– Проводи меня на место, пожалуйста, – промурлыкала Молли и взяла Генри под руку.
На Джеральда она больше не взглянула. Она и так чувствовала на себе его взгляд.
Теперь главное не расплакаться. Ни в коем случае не расплакаться до прихода домой.
Генри, окрыленный надеждами, спросил, усадив Молли на место, позволено ли ему будет загладить свою вину и проводить леди до дома сегодня. Он был страшно удивлен, услышав холодный отказ. Слишком опасен, рассудила Молли. Лучше на выходе я покажусь с Томом. Генри ушел, раздраженный переменчивостью девичьих настроений.
Как только погас свет, Молли встала и пробралась в гримерку, где, ожидая Тома, кусала в бессильной злобе пальцы.
Том появился довольный и немного усталый.
– Ты что здесь делаешь? Еще скажи, что пропустила сцену с очками!
– Нет, что ты, ты был великолепен! – Молли пообещала себе, что в следующий раз обязательно посмотрит спектакль до конца. – Проводишь меня?
– С удовольствием! – просиял Том.
Выйдя из театра, Джеральд остановился. Он хотел убедиться, что не ошибся. Марианна помалкивала и ждала.
Молли появилась вместе с Томом. Он трепетно обнимает ее за талию, она улыбается, жемчуг зубов мягко сияет в электрическом свете фонарей… Как все запутано-то, а? – подумал Джеральд. Я, Дарвей, Том… Ах да, они же актеры, у них, наверное, так принято!
Нет, не может быть, вдруг это просто дружеские объятия?
Молли и Том прошли мимо. Он все так же поддерживал ее, рассказывал что-то, может, и не смешное, а она все равно улыбалась.
– Твоя девушка, да? Ты у нее был этой ночью, – констатировала Марианна.
– Как ты узнала? – устало спросил Джеральд.
– Твои взгляды, запах «Опиума»… Все просто, как дважды два. Хм, а ее друг ничего. – Марианна улыбнулась. – Подойдешь к ним?
– Нет! То есть… Мари, ты не обидишься, если я посажу тебя в такси, а сам немного прогуляюсь?
– Да без проблем!
Джеральд нервно комкал программку. Он готов был поколотить себя за то, что задумал. Но ему это было необходимо.
6
– Представляешь, я совершенно ничего не помнила, вот словно и не учила! – Молли, забывшая в этот вечер перчатки, спрятала руки в рукава: пускай выглядит не очень эстетично, но зато тепло, пальцы совершенно окоченели. – Делать нечего, пришлось выдумывать на ходу, плела свое и чужое. Бедный преподаватель! Как только он вынес эту ужасную импровизацию! Я до сих пор чувствую себя его должницей. А с тобой бывало такое, чтобы ты на сцене забыл текст?
Том нахально улыбнулся.
– Да это я подкинул Кассио платок! Глупцы, я презираю вашу тупость! Отелло – мавр, – он слегка повернул голову и вполголоса сказал, словно давая пояснения для непосвященных, – то есть афроамериканец. Ему простительно. – Том изменился в лице и продолжил декламацию: – Отелло – мавр, ему простим недальновидность хитросплетений мысли европейца…
Дальше Молли не слушала. Смех давил грудь, и сдерживаться было просто невозможно.
– Том, хватит, иначе я лопну! – Она рассмеялась, звонко, заливисто, и в вечерней тишине Линн-Лейка эти звуки рассыпались драгоценными жемчужинами, наполнив пространство какой-то неизъяснимой простотой и легкостью.
Как радужно-весело стало на душе. Да, пусть Том только мальчишка, несмышленыш, но сколько в нем задора, жизненной энергии! Что ни говори, а такие люди способны одним своим видом поднять настроение.
– У тебя талант комедианта. – Молли с трудом перевела дух. – Бедный Шекспир, он явно не рассчитывал на такое соавторство.
Том хитро подмигнул.
– Конечно, куда Шекспиру до меня! Для него большая честь работать с таким мастером слова, как я. – Молли и не заметила, когда Том успел перевоплотиться из Яго в напыщенного болвана-бездаря, упивающегося своими мнимыми талантами. – И вообще, я тут подумал, а не написать ли мне пьесу? К примеру, для театра Ванкувера. С руками оторвут, еще будет конкуренция, полагаю, из Америки тоже поступят заявки, уж не говоря о театре Мольера в Париже.
И Молли снова рассмеялась: Том так эффектно стал рассматривать собственные ногти, что, несмотря на всю банальность этого жеста, демонстрирующего обычно чопорное высокомерие, Молли захотелось подыграть ему.
– О, конечно, вне всяких сомнений! – Она изобразила обожание и преклонение. – Все театры мира передерутся за право ставить ваши гениальные творения на своей сцене!
– Ха! – Том надменно махнул рукой. – Произведения? Еще чего, нет, только одно. Одну-единственную пьесу, чтобы все они могли осознать собственное ничтожество. Не более того. Я не собираюсь торговать гениальностью, раздавая ее, словно конфеты, на развес.
Молли кивнула, но уже более сдержанно. Как бы ни было хорошо с Томом, но сегодняшний вечер все же заставил о многом задуматься. До ее дома было уже недалеко, и в голову все настойчивее лезла мысль: нельзя оставаться на ночь одной. В прошлый раз Генри заявился без повода, просто от полноты жизни. Кто знает, может, ее сегодняшнее вынужденное кокетство он принял за признание в любви? Сегодня уже не притворишься, будто надеваешь платье, не поверит. С ним и с трезвым не сговоришься, а если опять наклюкается? Такой не погнушается насилием, если будет здорово навеселе. Утром, конечно, раскается, но что проку. И вообще, пускай даже он не заявится, ведь все одно – за ночь изведешься, ожидая незваного гостя.
В театре эмоции захлестнули с головой, так хотелось отомстить, проучить, что еще немного, и Молли, пожалуй, решилась бы и на поцелуй. Лишь бы Джеральд почувствовал себя таким же брошенным. Таким же преданным. Мало того что изменил, так еще пришел показать это на мою территорию, мол, на, смотри, вчера с одной, сегодня с другой. Думает, что раз так привлекателен, можно крутить романы направо и налево. Конечно, в женщинах недостатка у него не будет лет до шестидесяти как минимум. Красавчик! Так получи: ты не единственный мужчина на свете. Думал, что откинул вчерашнюю подругу, как использованную салфетку? Нет, дружок, это тебя откинули!
Молли почувствовала, что снова закипает. Негодяй, подлец! Кулачки сжались, плотно сомкнутые губы стали сердито-белыми, брови поползли к переносице, воинственно затрепетали ноздри. А глаза… А в глазах… Появились слезы. Ну как он мог? Как? Такой мужчина и… и с другой. С какой-то пухлой уродиной. В ней же никакого шарма! Ну почему все в жизни так неправильно?
В который раз с момента рождения Молли задавала себе этот вопрос? Вероятно, исчисление давно уже перевалило за десять тысяч. То ли она такая несуразная, то ли жизнь глупая игра случайностей, где никто ни от чего не застрахован…
– Эй? Что с тобой?
Молли словно очнулась от глубокого сна. Том? А что здесь де… Ах Том, да, конечно. И Молли натянула дежурную улыбочку.
– Нет, ничего, задумалась…
Что бы такое соврать, чтобы не выбивалось из контекста разговора? О! Шекспир!
– Это я о Дездемоне. – Молли наивно захлопала ресницами, как можно чаще, чтобы скрыть слезы. – Какая страшная судьба…
Том удивленно нахмурился. Вероятно, переход от трагедии к комедии произошел слишком резко: декорации не сменили, костюмы не переодели, грим не успели смыть. Молли словно видела себя со стороны: на душе мерзко, гадко, но на лице намалевана улыбка веселого клоуна. Зачем этот фарс? Эта комедия без комического?
– Он меня сегодня бросил… – пролепетала Молли.
Пролепетала робко, неуверенно, но на душе сразу стало легче: больше не надо притворяться, играть несвойственную роль. Почему-то Молли захотелось все рассказать Тому. Жестоко, конечно. Мужчина провожает ее домой, окрыленный надеждами. Но это же Том… Он поймет, непременно поймет. И не обидится, и не примет близко к сердцу, не устроит истерики или скандала. Такие, как он, легко идут по жизни, ни на чем подолгу не задерживая веселого, живого взгляда. А этот к тому же еще не утратил детской непосредственности (если в его случае вообще возможно предположить подобное изменение характера), в детстве же не бывает долгих огорчений, не говоря уже об унынии и скорби. Да, Тому, безусловно, можно довериться, как другу.
– Прости меня… пожалуйста. – Только сейчас Молли неожиданно заметила, что стоит уже у двери собственного дома. – Я не должна была сегодня… – Она запнулась, не зная, как назвать свой демонстративный флирт.
Том улыбнулся, заглянул ей в глаза, и Молли увидела свое крохотное отражение, такое растерянное, подавленное… И рядом плутовские, игривые огоньки. Том доверительно обнял ее за плечи. Это были объятия друга, а не мужчины. И Молли вдруг охватил странный горячий порыв, словно ближе Тома у нее никогда никого на свете не было. Словно он один мог услышать эти давящие сердце слова, и… Горечь, обида, зависть, гнев вырвались из груди единым звуком:
– Изменник! – Молли отстранилась и закрыла лицо руками. А потом слова потекли рекой: – Я ему доверилась. Я ему так доверяла, больше, чем себе самой! Больше, чем тебе, Том. А ты…
Молли не смогла сдержать слез, всхлипы то и дело разрывали и без того слишком эмоциональную речь. Казалось, будто лоскуты звуков ложатся на черный асфальт и тают подобно первому снегу. Да, сегодня Молли впервые изливала душу этому человеку. Неожиданно для него и для самой себя, как… как… и первый снег всегда выпадает внезапно.
– А ты… останься моим другом. Я уже полюбила его. А за сегодняшний вечер прости. Пожалуйста, прости. Я не хотела. Нет, я хотела… Хотела ему показать, что я тоже не одна. Я… Я…
Теплая ладонь коснулась пальцев, Том отнял ее руки от лица.
– Не плачь, если ты выбрала Дарвея, то я не в обиде. В конце концов он старше, он настоящий мужчина, а мое призвание – комедия. Только не плачь. – Широкая добродушная улыбка сияла на его лице. Улыбка, которую нельзя сыграть: искренняя, открытая, ласковая. – Я ведь могу быть только другом, – продолжал Том. – И не думай о моих чувствах. У меня всегда их такое множество, что сам порой путаюсь. Ты мне нравишься, это верно. Но если не судьба – значит, не судьба. Забудь.
Молли уже несколько раз порывалась встрять в монолог, но Том говорил столь вдохновенно, что жалко было прерывать. Но все же она сказала:
– Я вовсе не Дарвея имела в виду.
– Нет? – Том опешил. – А… а… кого?
– Джеральда Стэнфорда, полицейского. У нас с ним было что-то вроде романа. По крайней мере, до сегодняшнего вечера я так думала. Но сегодня он пришел в театр с другой. И еще намеренно дефилировал с ней у меня перед носом.
Том провел ладонью по ее щеке, вытирая слезы.
– А я даже не заметил его, если честно. Я вообще не очень наблюдательный. Так он тебе изменил?
– Да. А еще… – Молли виновато опустила глаза, не зная, как сказать покорректнее. – Мы ведь теперь друзья? – Она наивно вскинула ресницы и замерла.
– Что? – Том сосредоточился, силясь угадать продолжение недосказанной фразы. – Ты хочешь о чем-то попросить?
Молли даже сделала шаг вперед и поднялась на ступеньку, чтобы казаться выше, как-никак это всегда придает уверенности:
– Да, я хочу попросить… – Ресницы – хлоп-хлоп, прямо кукла Барби. – Только не подумай ничего такого. Э-э-э… проведи у меня ночь.
Как именно эта фраза оказалась сформулирована в голове столь неподходящим образом, оставалось только догадываться, Молли сама удивилась, но результат последовал сразу:
– Что?!
Конечно, только говорили о невозможности взаимной любви – и тут на тебе…
– Подожди, подожди, – поспешила поправиться Молли. – Я объясню. Ты же знаешь Дарвея. Он такой настырный, я боюсь оставаться одна в доме. Мне нужен защитник, причем без намерений. Друг. Как ты.
– А-а, – облегченно выдохнул Том. – Я уж было начал сомневаться в своих способностях по восприятию чужой речи. – Он засмеялся. – Ну что ж, леди просит защиты у благородного рыцаря. Божественная Гвиневера, я весь к вашим услугам. – И Том отвесил театральный поклон. – Кстати, у тебя есть чем наполнить желудок? А то я как-то с утра забыл о физиологической потребности организма время от времени поглощать определенное количество энергосодержащих элементов.
Надо же! Что за поразительная способность! Нет, ей-богу, люди вроде Тома единственные по-настоящему счастливые существа на Земле. Ведь несчастным становишься от обилия проблем, а они их просто не замечают. Подумать только: девушка минуту назад банально предложила ему дружбу, и… Том согласился. Так легко и непринужденно, словно поменял платок в кармане. Прелесть, а не парень. Целый вечер он теперь будет развлекать ее, и ни слова о любви, о чувствах.
Молли отперла дверь, учтиво пропуская гостя вперед.
– Прошу.
– Только после вас. – Том вывел невообразимый реверанс, от какого шарахнулся бы любой средневековый человек, зато японский ниндзя подобный пируэт наверняка одобрил бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Походила по дому, попробовала взяться за привезенное вязанье, почитать, посмотреть телевизор… Нет, все равно острая нехватка впечатлений.
– Джерри, давай сходим куда-нибудь!
– Мари, солнышко, ты еще не находилась за день?
– Ну, Джерри! Я так давно не была в театре!
От этого заявления у Джеральда волосы на голове зашевелились. Только не…
– Джерри, – Мари теребила брата за рукав, – ну пойдем, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
Так. Молли здесь меньше недели, значит, она еще не играет, прикинул он. Это значительно снижает риск встречи с ней в театре… Эх, чего не сделаешь ради любимой сестренки!
– Ладно. Уговорила. С тебя торт.
– Обожаю! – завопила Марианна, порывисто обняла Джеральда и помчалась наверх переодеваться.
Джеральд нехотя пошел следом, стараясь отвлечься мыслями о правильном выборе подходящей рубашки.
Молли не поняла, отчего проснулась. Потом до ее сознания дошел-таки противный дребезжащий звук, издаваемый телефоном прямо над ухом.
– Алло, – простонала она в трубку. Отчаянно болела голова. Нельзя же в самом-то деле столько спать!
– Привет, Жасант, милая! – Том Орин был как всегда бодр и весел.
– Привет, Том. – Молли после сна еще не вполне владела голосом, чтобы Том не услышал, какой он убитый.
– Ты чего такая грустная?
– Да так, жизнь не задалась с самого утра, – промычала Молли, вспоминая, почему она спит здесь, а не в своей комнате. Ах да…
– Ну вот еще! Знаешь, есть прекрасный шанс все исправить вечером! Сегодня я играю в «Поговорим о Джимми». Обхохочешься, честно! Приходи.
В памяти Молли возникло лицо мистера Айсхолда и явственно прозвучал его голос, выдающий наставления: «Естественно, мисс Роуз, вы должны познакомиться с нашим репертуаром. Нельзя же не знать работы театра, в труппе которого состоишь!»
– Угу. А сколько времени у меня есть?
– Час до начала, – невинным тоном сообщил Том.
– Ах ты!.. – взвыла Молли.
– До встречи. – И в трубке раздались короткие гудки.
Молли опять не удалось быстро собраться, и сейчас она летела по улицам Линн-Лейка на всех парусах, гадая, удастся ли ей когда-нибудь пройти по дороге до театра шагом.
В фойе было многолюдно, шумно, очень светло… Красиво. Молли окунулась в атмосферу, любимую с детства. Несколько раз она оглянулась, полуосознанно пытаясь найти глазами Джеральда, но потом одернула себя: с чего ему быть здесь?
Прошла на свое место на балконе, совсем близко к сцене.
Постановка была действительно неплохая, и если бы Молли не отвлекалась на всякие дурацкие мысли, то получила бы большое удовольствие. А так – искренне смеяться она стала только к концу первого действия. В антракте Молли вышла прогуляться по галерее с портретами актеров: вот Айсхолд, вот Генри Дарвей, совсем молодые… А Дарвей был красавцем! Молли на секунду отвлеклась и…
И увидела Джеральда. Он нежно обнимал за, условно говоря, талию какую-то пышнотелую особу лет восемнадцати! Они ворковали у окна… Толстушка что-то говорила ему, а Джерри улыбался! Молли застыла на месте от изумления. Так вот в чем дело! Вот почему он сегодня был как в воду опущенный! Лицемер! Подонок! Молли хватала ртом воздух…
Ее не видели. Или делали вид, что не видели.
Ну ладно! Принял меня за дуру, да? Ах черт, я же и есть дура!
– Добрый вечер, – прозвучал за спиной у Молли низкий голос Генри Дарвея.
Она хотела нагрубить, но передумала. Вот, смотри же! Кто из нас теперь будет чувствовать себя идиотом?!
Молли с сияющей улыбкой повернулась к Генри. После мгновенного замешательства поднялась на цыпочки и прикоснулась губами к его щеке:
– О, Генри, а я уж и не думала, что ты придешь! – проговорила она нарочито громко в надежде, что Джеральд услышит ее голос даже в шумном фойе.
Надежда оправдалась: Джеральд повернул голову на звуки знакомого голоса и остолбенел так же, как Молли минуту назад: эта вертихвостка обнимает Дарвея за талию! Так! А к чему же тогда было разыгрывать этот спектакль позавчера?!
Увидев, как вытянулось лицо брата, Марианна проследила за его взглядом.
– Что, знакомые? – невинно поинтересовалась она.
Джеральд, бледный от гнева, промолчал. Он был прав, тысячу раз прав…
Молли вовсю строила глазки Генри, который не знал, куда деваться от такого счастья.
– Проводи меня на место, пожалуйста, – промурлыкала Молли и взяла Генри под руку.
На Джеральда она больше не взглянула. Она и так чувствовала на себе его взгляд.
Теперь главное не расплакаться. Ни в коем случае не расплакаться до прихода домой.
Генри, окрыленный надеждами, спросил, усадив Молли на место, позволено ли ему будет загладить свою вину и проводить леди до дома сегодня. Он был страшно удивлен, услышав холодный отказ. Слишком опасен, рассудила Молли. Лучше на выходе я покажусь с Томом. Генри ушел, раздраженный переменчивостью девичьих настроений.
Как только погас свет, Молли встала и пробралась в гримерку, где, ожидая Тома, кусала в бессильной злобе пальцы.
Том появился довольный и немного усталый.
– Ты что здесь делаешь? Еще скажи, что пропустила сцену с очками!
– Нет, что ты, ты был великолепен! – Молли пообещала себе, что в следующий раз обязательно посмотрит спектакль до конца. – Проводишь меня?
– С удовольствием! – просиял Том.
Выйдя из театра, Джеральд остановился. Он хотел убедиться, что не ошибся. Марианна помалкивала и ждала.
Молли появилась вместе с Томом. Он трепетно обнимает ее за талию, она улыбается, жемчуг зубов мягко сияет в электрическом свете фонарей… Как все запутано-то, а? – подумал Джеральд. Я, Дарвей, Том… Ах да, они же актеры, у них, наверное, так принято!
Нет, не может быть, вдруг это просто дружеские объятия?
Молли и Том прошли мимо. Он все так же поддерживал ее, рассказывал что-то, может, и не смешное, а она все равно улыбалась.
– Твоя девушка, да? Ты у нее был этой ночью, – констатировала Марианна.
– Как ты узнала? – устало спросил Джеральд.
– Твои взгляды, запах «Опиума»… Все просто, как дважды два. Хм, а ее друг ничего. – Марианна улыбнулась. – Подойдешь к ним?
– Нет! То есть… Мари, ты не обидишься, если я посажу тебя в такси, а сам немного прогуляюсь?
– Да без проблем!
Джеральд нервно комкал программку. Он готов был поколотить себя за то, что задумал. Но ему это было необходимо.
6
– Представляешь, я совершенно ничего не помнила, вот словно и не учила! – Молли, забывшая в этот вечер перчатки, спрятала руки в рукава: пускай выглядит не очень эстетично, но зато тепло, пальцы совершенно окоченели. – Делать нечего, пришлось выдумывать на ходу, плела свое и чужое. Бедный преподаватель! Как только он вынес эту ужасную импровизацию! Я до сих пор чувствую себя его должницей. А с тобой бывало такое, чтобы ты на сцене забыл текст?
Том нахально улыбнулся.
– Да это я подкинул Кассио платок! Глупцы, я презираю вашу тупость! Отелло – мавр, – он слегка повернул голову и вполголоса сказал, словно давая пояснения для непосвященных, – то есть афроамериканец. Ему простительно. – Том изменился в лице и продолжил декламацию: – Отелло – мавр, ему простим недальновидность хитросплетений мысли европейца…
Дальше Молли не слушала. Смех давил грудь, и сдерживаться было просто невозможно.
– Том, хватит, иначе я лопну! – Она рассмеялась, звонко, заливисто, и в вечерней тишине Линн-Лейка эти звуки рассыпались драгоценными жемчужинами, наполнив пространство какой-то неизъяснимой простотой и легкостью.
Как радужно-весело стало на душе. Да, пусть Том только мальчишка, несмышленыш, но сколько в нем задора, жизненной энергии! Что ни говори, а такие люди способны одним своим видом поднять настроение.
– У тебя талант комедианта. – Молли с трудом перевела дух. – Бедный Шекспир, он явно не рассчитывал на такое соавторство.
Том хитро подмигнул.
– Конечно, куда Шекспиру до меня! Для него большая честь работать с таким мастером слова, как я. – Молли и не заметила, когда Том успел перевоплотиться из Яго в напыщенного болвана-бездаря, упивающегося своими мнимыми талантами. – И вообще, я тут подумал, а не написать ли мне пьесу? К примеру, для театра Ванкувера. С руками оторвут, еще будет конкуренция, полагаю, из Америки тоже поступят заявки, уж не говоря о театре Мольера в Париже.
И Молли снова рассмеялась: Том так эффектно стал рассматривать собственные ногти, что, несмотря на всю банальность этого жеста, демонстрирующего обычно чопорное высокомерие, Молли захотелось подыграть ему.
– О, конечно, вне всяких сомнений! – Она изобразила обожание и преклонение. – Все театры мира передерутся за право ставить ваши гениальные творения на своей сцене!
– Ха! – Том надменно махнул рукой. – Произведения? Еще чего, нет, только одно. Одну-единственную пьесу, чтобы все они могли осознать собственное ничтожество. Не более того. Я не собираюсь торговать гениальностью, раздавая ее, словно конфеты, на развес.
Молли кивнула, но уже более сдержанно. Как бы ни было хорошо с Томом, но сегодняшний вечер все же заставил о многом задуматься. До ее дома было уже недалеко, и в голову все настойчивее лезла мысль: нельзя оставаться на ночь одной. В прошлый раз Генри заявился без повода, просто от полноты жизни. Кто знает, может, ее сегодняшнее вынужденное кокетство он принял за признание в любви? Сегодня уже не притворишься, будто надеваешь платье, не поверит. С ним и с трезвым не сговоришься, а если опять наклюкается? Такой не погнушается насилием, если будет здорово навеселе. Утром, конечно, раскается, но что проку. И вообще, пускай даже он не заявится, ведь все одно – за ночь изведешься, ожидая незваного гостя.
В театре эмоции захлестнули с головой, так хотелось отомстить, проучить, что еще немного, и Молли, пожалуй, решилась бы и на поцелуй. Лишь бы Джеральд почувствовал себя таким же брошенным. Таким же преданным. Мало того что изменил, так еще пришел показать это на мою территорию, мол, на, смотри, вчера с одной, сегодня с другой. Думает, что раз так привлекателен, можно крутить романы направо и налево. Конечно, в женщинах недостатка у него не будет лет до шестидесяти как минимум. Красавчик! Так получи: ты не единственный мужчина на свете. Думал, что откинул вчерашнюю подругу, как использованную салфетку? Нет, дружок, это тебя откинули!
Молли почувствовала, что снова закипает. Негодяй, подлец! Кулачки сжались, плотно сомкнутые губы стали сердито-белыми, брови поползли к переносице, воинственно затрепетали ноздри. А глаза… А в глазах… Появились слезы. Ну как он мог? Как? Такой мужчина и… и с другой. С какой-то пухлой уродиной. В ней же никакого шарма! Ну почему все в жизни так неправильно?
В который раз с момента рождения Молли задавала себе этот вопрос? Вероятно, исчисление давно уже перевалило за десять тысяч. То ли она такая несуразная, то ли жизнь глупая игра случайностей, где никто ни от чего не застрахован…
– Эй? Что с тобой?
Молли словно очнулась от глубокого сна. Том? А что здесь де… Ах Том, да, конечно. И Молли натянула дежурную улыбочку.
– Нет, ничего, задумалась…
Что бы такое соврать, чтобы не выбивалось из контекста разговора? О! Шекспир!
– Это я о Дездемоне. – Молли наивно захлопала ресницами, как можно чаще, чтобы скрыть слезы. – Какая страшная судьба…
Том удивленно нахмурился. Вероятно, переход от трагедии к комедии произошел слишком резко: декорации не сменили, костюмы не переодели, грим не успели смыть. Молли словно видела себя со стороны: на душе мерзко, гадко, но на лице намалевана улыбка веселого клоуна. Зачем этот фарс? Эта комедия без комического?
– Он меня сегодня бросил… – пролепетала Молли.
Пролепетала робко, неуверенно, но на душе сразу стало легче: больше не надо притворяться, играть несвойственную роль. Почему-то Молли захотелось все рассказать Тому. Жестоко, конечно. Мужчина провожает ее домой, окрыленный надеждами. Но это же Том… Он поймет, непременно поймет. И не обидится, и не примет близко к сердцу, не устроит истерики или скандала. Такие, как он, легко идут по жизни, ни на чем подолгу не задерживая веселого, живого взгляда. А этот к тому же еще не утратил детской непосредственности (если в его случае вообще возможно предположить подобное изменение характера), в детстве же не бывает долгих огорчений, не говоря уже об унынии и скорби. Да, Тому, безусловно, можно довериться, как другу.
– Прости меня… пожалуйста. – Только сейчас Молли неожиданно заметила, что стоит уже у двери собственного дома. – Я не должна была сегодня… – Она запнулась, не зная, как назвать свой демонстративный флирт.
Том улыбнулся, заглянул ей в глаза, и Молли увидела свое крохотное отражение, такое растерянное, подавленное… И рядом плутовские, игривые огоньки. Том доверительно обнял ее за плечи. Это были объятия друга, а не мужчины. И Молли вдруг охватил странный горячий порыв, словно ближе Тома у нее никогда никого на свете не было. Словно он один мог услышать эти давящие сердце слова, и… Горечь, обида, зависть, гнев вырвались из груди единым звуком:
– Изменник! – Молли отстранилась и закрыла лицо руками. А потом слова потекли рекой: – Я ему доверилась. Я ему так доверяла, больше, чем себе самой! Больше, чем тебе, Том. А ты…
Молли не смогла сдержать слез, всхлипы то и дело разрывали и без того слишком эмоциональную речь. Казалось, будто лоскуты звуков ложатся на черный асфальт и тают подобно первому снегу. Да, сегодня Молли впервые изливала душу этому человеку. Неожиданно для него и для самой себя, как… как… и первый снег всегда выпадает внезапно.
– А ты… останься моим другом. Я уже полюбила его. А за сегодняшний вечер прости. Пожалуйста, прости. Я не хотела. Нет, я хотела… Хотела ему показать, что я тоже не одна. Я… Я…
Теплая ладонь коснулась пальцев, Том отнял ее руки от лица.
– Не плачь, если ты выбрала Дарвея, то я не в обиде. В конце концов он старше, он настоящий мужчина, а мое призвание – комедия. Только не плачь. – Широкая добродушная улыбка сияла на его лице. Улыбка, которую нельзя сыграть: искренняя, открытая, ласковая. – Я ведь могу быть только другом, – продолжал Том. – И не думай о моих чувствах. У меня всегда их такое множество, что сам порой путаюсь. Ты мне нравишься, это верно. Но если не судьба – значит, не судьба. Забудь.
Молли уже несколько раз порывалась встрять в монолог, но Том говорил столь вдохновенно, что жалко было прерывать. Но все же она сказала:
– Я вовсе не Дарвея имела в виду.
– Нет? – Том опешил. – А… а… кого?
– Джеральда Стэнфорда, полицейского. У нас с ним было что-то вроде романа. По крайней мере, до сегодняшнего вечера я так думала. Но сегодня он пришел в театр с другой. И еще намеренно дефилировал с ней у меня перед носом.
Том провел ладонью по ее щеке, вытирая слезы.
– А я даже не заметил его, если честно. Я вообще не очень наблюдательный. Так он тебе изменил?
– Да. А еще… – Молли виновато опустила глаза, не зная, как сказать покорректнее. – Мы ведь теперь друзья? – Она наивно вскинула ресницы и замерла.
– Что? – Том сосредоточился, силясь угадать продолжение недосказанной фразы. – Ты хочешь о чем-то попросить?
Молли даже сделала шаг вперед и поднялась на ступеньку, чтобы казаться выше, как-никак это всегда придает уверенности:
– Да, я хочу попросить… – Ресницы – хлоп-хлоп, прямо кукла Барби. – Только не подумай ничего такого. Э-э-э… проведи у меня ночь.
Как именно эта фраза оказалась сформулирована в голове столь неподходящим образом, оставалось только догадываться, Молли сама удивилась, но результат последовал сразу:
– Что?!
Конечно, только говорили о невозможности взаимной любви – и тут на тебе…
– Подожди, подожди, – поспешила поправиться Молли. – Я объясню. Ты же знаешь Дарвея. Он такой настырный, я боюсь оставаться одна в доме. Мне нужен защитник, причем без намерений. Друг. Как ты.
– А-а, – облегченно выдохнул Том. – Я уж было начал сомневаться в своих способностях по восприятию чужой речи. – Он засмеялся. – Ну что ж, леди просит защиты у благородного рыцаря. Божественная Гвиневера, я весь к вашим услугам. – И Том отвесил театральный поклон. – Кстати, у тебя есть чем наполнить желудок? А то я как-то с утра забыл о физиологической потребности организма время от времени поглощать определенное количество энергосодержащих элементов.
Надо же! Что за поразительная способность! Нет, ей-богу, люди вроде Тома единственные по-настоящему счастливые существа на Земле. Ведь несчастным становишься от обилия проблем, а они их просто не замечают. Подумать только: девушка минуту назад банально предложила ему дружбу, и… Том согласился. Так легко и непринужденно, словно поменял платок в кармане. Прелесть, а не парень. Целый вечер он теперь будет развлекать ее, и ни слова о любви, о чувствах.
Молли отперла дверь, учтиво пропуская гостя вперед.
– Прошу.
– Только после вас. – Том вывел невообразимый реверанс, от какого шарахнулся бы любой средневековый человек, зато японский ниндзя подобный пируэт наверняка одобрил бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17