А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Вооружение корабля состояло из легких орудий и пулеметов.
Архангельск постепенно скрылся в туманной дымке. Вокруг расстилались бескрайние водные просторы. Нигде не видно было ни одного военного судна: ни миноносца, ни даже вооруженного парового катера.
Кто же охранял с моря Архангельск с его громадными запасами для армии и военной промышленности? Насколько была обеспечена Бакарица от возможности неприятельского налета со стороны моря? Ведь в июле 1915 года германский минный крейсер "Метеор" проник до самого гирла Белого моря и, расставив мины, безнаказанно скрылся. Что же могло воспрепятствовать противнику подойти к самому порту, но уже в составе целой флотилии, чтобы затопить прибывшие пароходы, сжечь деревянные сооружения и взорвать ценные грузы?
Мы поделились своими мыслями с моряками. Те целиком разделили наши опасения. Охрана всех северных водных пространств Российской империи лежала на одном устаревшем военном судне "Бакане". Кроме него, для этой цели были предназначены две подводные лодки и английский легкий крейсер "Ифигения" с незначительным тоннажем и слабым вооружением.
Перебросить некоторое количество кораблей из Балтийского моря было невозможно, так как выход из него преграждали немцы. А обращения к Англии с просьбой выделить хоть кое-что из состава ее огромного могущественного флота фактически не увенчались успехом.
Постепенно мы перезнакомились друг с другом. Состав миссии был теперь совершенно иной, чем во время командировки в Японию. Там все были инженерами, все окончили курс Артиллерийского училища и академии. Сейчас в состав миссии входили моряки, артиллерист, инженер, чиновник. Причем каждый отличался предельной замкнутостью. Объединял нас лишь адмирал Русин, в высшей степени общительный человек, да еще молодой лейтенант Н. П. Любомиров, "веселый пассажир", как мы его называли.
Крейсер шел со скоростью 22 узла. Все как будто предвещало самое приятное путешествие - быстрота хода, комфортабельные каюты, значительные размеры крейсера, а следовательно, и меньшая качка во время осенних бурь в Ледовитом океане.
Подойдя к узкому выходу из Белого моря в Ледовитый океан, корабль замедлил ход. Начались участки, заминированные германцами. Дальнейшее движение крейсера происходило исключительно под тралами. Впереди нас шли три пары английских тральщиков. Каждая пара буксировала на определенной глубине стальной трос. Он прочесывал в воде коридор шириной более 200 метров. Если на пути тральщика попадалась мина, то он зацеплял за минреп и подсекал смертоносный снаряд. Потом всплывшую мину отводили в сторону и расстреливали. Всю ночь, утро и часть следующего дня мы еле двигались за тральщиками.
Наконец капитан каравана тральщиков поднялся на борт нашего крейсера и объявил, что далее море свободно от мин и он возвращается в Архангельск.
Было 22 октября - день, очень памятный в моей жизни.
Крейсер шел полным ходом. Проводив капитана, мы отправились пить чай в нижнюю столовую. Завязался разговор о случаях гибели судов от мин. Один из моряков рассказывал, что взрыв мины вызывает часто по детонации взрыв пороховых погребов, далее следует взрыв паровых котлов, и корабль, получив огромные пробоины и повреждения, гибнет в несколько минут. При таких обстоятельствах, говорил моряк, еще не было случая, чтобы корабль спасся.
Адмирал Русин, между прочим, заметил, что капитан тральщиков, по его мнению, преждевременно оставил крейсер: у того места, где мы сейчас находимся, совсем недавно наскочил на мину шедший в Архангельск транспорт с углем.
Не успел адмирал закончить фразу, как раздался оглушительный треск. Страшный толчок потряс крейсер.
- Мина! - крикнул кто-то.
Не теряя ни секунды, мы устремились к верхнему деку.
Трапы были переполнены бегущими людьми. Общий поток увлек и меня. С трудом выбрался я из толпы, забежал в свою каюту, надел пальто и спасательный пояс. На это ушло, наверное, не более минуты. События развивались с головокружительной быстротой.
Когда я поднялся на верхний дек, большая часть шлюпок была уже на воде. Все они стремились как можно скорее отплыть от тонущего судна, чтобы не попасть в водоворот при его погружении. В каждой шлюпке находилось по 20-25 человек. Несколько лодок уже опрокинула волна, и до нас доносились крики о помощи. Крейсер быстро погружался носовой частью, вздымая вверх корму.
На палубе оставались только две шлюпки. Их спуском распоряжался молодой мичман. Он знаком предложил мне занять место в шлюпке. В эту минуту показался адмирал Русин. В руках его был маленький желтый портфель с секретными документами, за которым он забегал в каюту. Я крикнул, чтобы он скорее садился в уже спускающуюся шлюпку. Быстро пожав руку капитану, Русин присоединился к нам.
Командир "Арлянца" капитан Норис с бесстрастным лицом наблюдал за гибелью своего крейсера. Он не имел права покинуть корабль. Слева и справа от капитана стояли два старых матроса, добровольно оставшиеся при нем. Я хорошо помню эту картину, олицетворявшую дисциплину и преданность своему долгу. Трудно описать то чувство, которое я испытывал, глядя на этих трех спокойно стоящих людей.
Гибнущий крейсер могучим ревом гудка взывал о помощи. Так кричит насмерть раненный зверь...
Рев гудка должен был вернуть к нам тральщиков, которые, по всей вероятности, не успели еще далеко отойти.
К счастью, при взрыве мины не произошло детонации пороховых зарядов на корабле, взрыва котлов также не было. Предстояла лишь борьба с разбушевавшейся стихией в 100 милях от берега.
Наша шлюпка медленно спускалась с верхнего дека судна. До воды довольно большое расстояние: высота крейсера равнялась трехэтажному дому. Так как у корабля был боковой крен, шлюпка опускалась неправильно. Она зацепилась за борт крейсера и чуть не опрокинулась. Многие при этом упали в воду. Я едва удержался, схватившись за скамейку. С большим трудом удалось наконец выровнять шлюпку.
А на палубу тонущего корабля все выбегали люди. Это были главным образом члены команды - пострадавшие при взрыве машинисты и кочегары. Не найдя спасательных средств, они прыгали с большой высоты, пытаясь попасть в нашу шлюпку. В результате она потеряла равновесие и приняла почти вертикальное положение. И опять многие пассажиры, не сумев удержаться, полетели из шлюпки в бушующие волны.
Наконец шлюпку кое-как спустили на воду. В тот же момент из нижнего кингстона гибнущего судна потоком хлынула вода, заливая нас. К счастью, вблизи оказалось несколько пустых шлюпок - их прибивало волнами к гибнущему крейсеру. Одним махом мы перепрыгнули в них и изо всех сил налегли на весла.
Не помню, сколько времени прошло до подхода тральщиков. Все шлюпки бросились к ним: эти небольшие корабли были единственным спасением для пострадавших.
Тяжело было шлюпкам бороться с океанской волной. Гибелью грозило всякое неловкое движение - ведь трехметровые валы могли легко захлестнуть утлую ладью. Но еще труднее оказалась борьба со стихией, когда мы пытались перебраться со шлюпки на борт тральщика.
Подходить вплотную было нельзя: волнение разнесло бы в щепы лодку при ударе о борт тральщика. Волны то подымали шлюпку высоко над его бортом, то швыряли ее в водяную пропасть. Надо было поймать подходящий момент. Вот -наконец удалось поставить шлюпку параллельно борту тральщика. В следующую минуту ее бросило высоко вверх. Как только оба борта на мгновение оказались на одном уровне, мы попытались перепрыгнуть на тральщик. Десятки рук подхватили и потащили нас к себе. Так повторялось несколько раз, пока шлюпку не покинули все пассажиры.
Небольшой корабль был переполнен спасшимися. Всю открытую палубу занимали матросы с крейсера, они стояли, тесно прижавшись друг к другу, и дрожали от холода. Дул пронзительный ветер, летели хлопья снега, качка была невообразимая.
Понемногу легко одетых людей стали устраивать во внутренних помещениях парохода.
Все шесть тральщиков подоспели к "Арлянцу" и продолжали спасать тонущих. Наш тральщик очень тесно сблизился с другим: управление сильно затрудняло большое волнение. Еще момент - и соседний тральщик своим килем, высоко поднятым волной, со страшной силой ударил нас в борт. Судно стало медленно погружаться. Пренебрегая опасностью нового столкновения, соседний тральщик подошел к нам вплотную и взял к себе всех людей.
Вечерело. По-прежнему падал снег. В сумраке выделялась только сильно накренившаяся черная громада "Арлянца". Крейсер перестал погружаться. Очевидно, переборки устояли и была затоплена только часть корабля. Однако никто не знал, долго ли удержится он на воде.
Тральщик и часть шлюпок, на которых остались матросы, кружили около крейсера, не решаясь близко подойти к нему.
Командир тральщика предложил адмиралу Русину и мне войти в его каюту3, если так можно назвать тесную будку с оконцами по сторонам.
Состояние наше после всего пережитого было не блестящим. Однако я с интересом рассматривал командира. Передо мной был типичный морской волк. Небольшого роста, коренастый, широкоплечий, с низким лбом и заросшим густой растительностью лицом, он олицетворял своим видом сложившееся у меня представление о прирожденных моряках. Командир сидел у штурвала. Перед ним висел портрет очень красивой молодой женщины, окруженный засохшими незабудками. Около табурета к переборке была прибита маленькая полочка, на которой стояли бутылка с ромом и стакан. Время от времени, командир, поглядывая на портрет женщины, наливал стакан рому и медленно опорожнял его.
Уже совсем стемнело. Несколько раз я выходил из каюты. Все так же падал снег. Все так же стояла на палубе толпа продрогших людей. Все так же чернела громада "Арлянца". Время от времени раздавались его гудки - это капитан крейсера призывал обратно свою команду.
Я беспокоился за участь остальных членов нашей миссии. На нашем тральщике был только адмирал Русин, а затем я отыскал еще В. Тернэ, лежавшего в жестоких приступах морской болезни.
Вскоре к тральщику подъехал на небольшой лодчонке вместе с несколькими английскими матросами лейтенант Любомиров. Было прямо безумием пускаться в такую погоду в это путешествие. Я как сейчас помню его фигуру на корме у руля. Любомиров объезжал все тральщики, чтобы найти Русина. Он рассказал, что все члены миссии живы, но едва не погиб генерал Савримович: его с трудом вытащили из воды.
Любомиров побывал и на "Арлянце". Имелась определенная надежда на спасение крейсера. До берега было около ста миль, капитан предполагал буксировать крейсер при помощи грузового парохода, который шел из Архангельска и случайно натолкнулся на терпящий бедствие крейсер. То был небольшой пароход "Нуово", приблизительно в 7 тысяч тонн водоизмещения. Он вез лесные материалы в шотландский порт Глазго.
Мы перешли на "Нуово". И вновь в кают-компании собралась вся миссия.
Дальнейшая часть ночи прошла спокойно. Утомленный волнениями, я крепко заснул.
Как только рассвело, мы были уже на ногах.
Шли приготовления к буксировке "Арлянца". Вокруг мачт "Нуово" были закреплены концы канатов с крейсера. Впереди нашей флотилии опять выстроились тральщики.
В течение двух суток "Нуово" медленно и осторожно тащил к берегу подорванный крейсер.
В том месте, где мы наскочили на мину, вероятно, было целое минное поле. Тральщики выловили еще несколько мин, уничтожение которых сильно задержало нас. Стрелки подъезжали к каждой мине на маленькой шлюпке, держась, конечно, на приличном расстоянии. Им надо было попасть из винтовки в стеклянный колпак верхней части мины. При том волнении, которое царило на океане, попасть в цель было очень трудно. Иногда стрельба продолжалась около часу, и только после долгого ожидания мы видели громадный столб воды и черного дыма высотой с адмиралтейский шпиль в Петрограде.
Лейтенант Любомиров переехал на "Арлянц". Потом он рассказывал, как одна мина, сорванная нашим тральщиком, прошла в нескольких метрах от борта крейсера. Экипаж пережил ужасные минуты, гадая, успеет ли крейсер пройти мимо мины, которую волнением прибивало все ближе и ближе. К счастью, все обошлось благополучно.
На другой день к вечеру "Арлянца" ввели в бухту Святого Носа. Это очень обширный, длинный, хорошо защищенный рейд, в который со стороны моря ведет только узкий пролив. Во время непогоды в нем укрывались все суда, застигнутые бурей в океане, и мертвая, пустынная обычно бухта сразу оживала. В это время здесь можно было встретить суда всех наций, начиная от маленькой норвежской шхуны и кончая громадным американским пароходом.
Мы немедленно переехали на крейсер. Нас встретил, как и раньше, капитан Норис. С глубоким уважением пожали мы его руку. Следы бессонной ночи, следы перенесенных тревог и волнений легли на его лицо глубокими тенями. Он делал последние распоряжения по закреплению на якорях спасенного крейсера.
- Ну а теперь, - сказал он нам, когда были исполнены его последние приказания, - теперь я имею право подумать и о себе.
И этот железной воли человек не в силах был оставаться дольше спокойным, нервы его не выдержали, он зарыдал, закрыв лицо руками, и ушел в свою каюту.
Немало лет прошло с тех пор. Много воды утекло, много новых событий огромной важности довелось мне пережить. Но происшествие на море так свежо в памяти, будто все это случилось вчера.
Иоканкский рейд
Унылый вид открывался нашим глазам. Вдоль берега океана тянулась невысокая каменистая гряда. Все было занесено снегом, и белая пелена уходила в бесконечную даль.
Частым ветрам здесь полное раздолье, полная свобода разгуливать по необозримому простору океана и обледенелой мшистой тундре. Поднимется ветер, заходят волны по рейду, запрыгают зайчики по их вспененным хребтам, и полетит снег, то мокрый, густой, крупный, заволакивающий все перед глазами, то мелкая крупа. То вовсе начнутся беспросветные туманные дожди.
Редко-редко появляется солнце. И тотчас же меняется все кругом. Мутная темная вода на рейде начинает играть всеми оттенками синей лазури, ослепительный снег искрится тысячью цветов, оживает океан, оживает равнина.
По ночам мы наблюдали северное сияние, туманный ореол вокруг луны, частые сполохи - сноп искр, непередаваемую игру лучей и зарниц, которые то исчезают, то вновь появляются, быстро проносясь по небосклону, усеянному звездами полярной ночи.
Прислонившись к поручням на верхнем деке нашего крейсера, я часами наблюдал игру северного сияния, ту красоту, то очарование, которое дает природа жителям Севера. Невольно мои мысли переносились в страну тропического зноя, в далекую Японию, залитую палящими лучами солнца. Вместо угрюмых вод Ледовитого океана вставали предо мною ласкающие взоры лазоревые волны Внутреннего Японского моря. Вместо занесенных снегом равнин лапландской тундры мне чудились богатые леса и парки с роскошными соснами, вздымающими к знойному небу свои огромные искривленные сучья...
Вскоре из Архангельска прибыл небольшой пароход и с ним партия водолазов, которые должны были подвести деревянный кессон под развороченную взрывом килевую часть "Арлянца". Пароход пришел во время страшного шторма, которые так часты здесь в осеннее время. Шедшая на буксире подводная лодка, посланная для нашей охраны, оторвалась и погибла.
Рейд заполнился массой судов, искавших здесь временного убежища. По их числу можно было судить, какое интенсивное движение грузов происходило во время войны в направлении Бакарицы.
Несмотря на исключительные удобства бухты Святой Нос, тут не было ни одного становища. Ближайшее селение Иоканка находилось в восьми километрах. Оно стало излюбленным местом путешествий нашего многочисленного экипажа. .Здесь можно было закупить продовольствие - оленье мясо, семгу громадными рыбами; здесь можно было достать кое-что из одежды - перчатки, шапки, куртки на оленьем меху.
Я также решил посмотреть Иоканку. Ехать надо было на пароходе в самый конец рейда и оттуда несколько километров на оленях. Обычно, завидя движение судна, ненцы уже выезжали навстречу пассажирам.
В конце рейда меня ждала тройка низкорослых оленей. Цепями и веревками они были запряжены в своеобразные сани, состоящие из двух полозьев с несколькими поперечинами. Возница-ненец карликового роста уселся впереди, ударил длинной палкой по оленям, и те понеслись вскачь. Никакой дороги, конечно, не было: все занесло снегом. Мы мчались по ухабам, косогорам, проваливались в ложбины и вкатывались на возвышенности. Приходилось все время крепко держаться за поперечины саней. Не раз санки рисковали опрокинуться набок, но от быстрого движения вновь выравнивались. Бег оленей ни на минуту не замедлялся. Я ехал с несколькими английскими мичманами лет по восемнадцати-девятнадцати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26