А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Помню, однако, что при возвращении из Кремля, где бывали несколько раз в неделю, Георгий Константинович часто сидел насупившись, напряженно размышляя о чем-то мало приятном. Упадок настроения у него начался вскоре после Нового года и продолжался, если не ошибаюсь, до того времени, когда сошел снег. Саша Бучин, разумеется, по молодости списывал это на весеннее солнышко. Теперь-то я понимаю, дело было совсем в другом.
Комфронта в январе - марте приходилось гнать войска на выполнение операций, которые не могли увенчаться успехом. Со своей стороны, он, видимо, делал все, что мог - проводил большую часть времени в частях, нередко добирался до первой траншеи. Там он подолгу изучал позиции противника через перископ или в бинокль. Жуков доходил до полков и батальонов, наверное, стремясь хоть как-то снизить потери.
Н. Я.: В этом Жуков в какой-то мере преуспел. Смотрите: в Московской стратегической оборонительной операции (30.9- 5.12.1941) мы потеряли (безвозвратные потери - убитые, в плену) 514 338 человек, контрнаступление под Москвой (6.12.1941-7.1.1942) -139 586 человек, Ржевско-Вяземская стратегическая наступательная операция (8.1.1942- 20.4.1942) - 272 320 человек. Там, где Г. К. Жуков с начала до конца и без вмешательства свыше планировал и вел сражение - контрнаступление под Москвой, - потери значительно уступали оборонительному периоду.
А. Б.: Это сейчас можно абстрактно рассуждать, а тогда было невероятно тяжело видеть трупы командиров и красноармейцев, усеявшие дороги наших отступлений и наступлений. Георгий Константинович тяжело переживал гибель людей. Несколько раз я слышал, как он сурово выговаривал генералам за это. Он любил повторять: "На войне расчет с просчетом по соседним тропинкам ходят".
К весне фронт стабилизировался. В мае 1942 года произошло "великое переселение народов", как шутили у нас, - штаб фронта переехал из Перхушкова в Обнинское; метрах в ста от двухэтажного здания, в котором разместился комфронта со своей группой, протекала его любимая родная речка Протва. Георгий Константинович, видимо, запамятовал, что уже рассказал мне о своем детстве тяжелой осенью 1941 года, и снова вспомнил, какая рыба ("не поверишь, Александр Николаевич, вот такая!") водилась в замечательной Протве. Поделился и рецептами невиданной ухи. Я с большой серьезностью выслушал и поблагодарил.
Поблизости оборудовали небольшой полевой аэродром, способный принимать только самолеты У-2. В экстренных случаях Г. К. Жуков пользовался ими, невзирая иной раз на большой риск. Военную тайну тогда хранить умели. Как в Перхушкове, так и в Обнинском враг не сумел засечь штаб. Мы были избавлены от налетов. Бедов нашел себе занятие - проверять маскировку штаба даже с воздуха. Разумеется, в его рассказе полет этот оброс героическими деталями, "мессершмитт"-де атаковал У-2 с Бедовым, занятым контрольной аэрофотосъемкой района штаба. Мы вежливо выслушали откровения "отважного" чекиста, грудью защищавшего Г. К. Жукова не только на земле, но и в воздухе. Серьезно говоря, маскировкой ведали скромные и умелые люди. Низкий поклон им! Они обеспечили сохранность и нашего довольно большого штабного автохозяйства.
Мне трудно судить о причинах, по которым штаб фронта перевели в Обнинское. Для водителя это было сплошным несчастьем. Взгляните на карту. Обнинское расположено на южном фланге тогдашнего Западного фронта. А предстоящим летом основные операции фронта проводились в центре и на его северном крыле, на стыке с Калининским фронтом. Следовательно, каждая поездка туда - конец примерно в триста километров.
Гонять машины приходилось, на мой взгляд, неразумно. Единственная отрада ездили через Москву. Дорога туда и оттуда по Ленинградскому шоссе была вполне приличной. Мучения начинались, конечно, тогда, когда мы съезжали на проселок, направляясь к тем местам, где Жуков размещал свой очередной командный пункт.
Май - июнь Г. К. Жуков потратил на систематический объезд всех армий Западного фронта. Шла позиционная война. Георгий Константинович, как водилось, облазил передний край, побывал в полковых и дивизионных тылах, посетил госпитали. Он основательно подтянул войска. Это было нужно. С юга шли тяжелые вести. Немцы захватили Крым, развернули широкое наступление к Волге и на Кавказ. Настроение гнетущее. Даже Жуков стал нервничать, иной раз срывался на резкость с подчиненными. Снова, как и прошлой осенью, ходил чернее тучи.
Обращаясь мысленно к тому времени, тяжкому лету 1942 года, в памяти прежде всего встает какое-то необыкновенное чувство товарищества. Как в народе, так и в армии. У нас на Западном фронте только и прикидывали, как бы помочь сражавшемуся югу. Поэтому когда солдатский вестник нашептал - предстоит наступление, - и у нас последовал необычайный подъем. Мы-то поблизости к командованию фронта первые сообразили, где оно развернется. Жуков выехал в расположение 16-й армии К. К. Рокоссовского на брянском направлении.
Ехали всю ночь. Еще было далеко от фронта, как пошла разбитая дорога. Выбоины, воронки от бомб. В довершение всего немцы бомбят. Заснувший было Жуков открыл глаза, недовольно пробурчал: "Что ты как кислое молоко везешь", и затих. Я-то старался ехать аккуратнее, берег сон измотанного комфронта. Он пробыл в 16-й армии с неделю, ровно столько, сколько продолжалась наступательная операция наших трех армий на участке между Жиздрой и Волховом.
Бои были тяжелыми, и немецкую оборону так и не удалось прорвать. Но мы, свидетели и участники операции, с гордостью ощутили, что Красная Армия уже не та, что была даже зимой. Стало больше танков, а наша авиация господствовала над полем боя. Ее силу ощутил и Г. К. Жуков. Мы затемно подвезли комфронта поближе к НП армии Рокоссовского, размещавшемуся на высоте, поросшей кустарником. Укрыли и замаскировали машины поблизости в тылу. У нас уже появились новенькие американские "виллисы", очень удобные и юркие вездеходы. С рассветом разгорелся бой, грохот нарастал. Ушли и скрылись танки с десантом. Непрерывный, оглушающий рев над головой, наши несравненные Илы девятками штурмовали вражеские позиции. Самолетов было множество. Впервые мы видели, как штурмовики применяли реактивные снаряды, оставлявшие дымный след. Симфония ближнего боя, насыщенного техникой.
Вдруг очередная девятка чуть не над нашими головами как бы залпом рванула по высоте, на которой был НП. Мы оцепенели, высота вспухла разрывами серии реактивных снарядов. Первая мысль: все, конец! Но вскоре вернулся оживленный Жуков с Рокоссовским. С ними группа генералов и офицеров. Оказалось, что штурмовики по ошибке обстреляли не ту цель и только реакция Рокоссовского спасла положение - он интуитивно почувствовал, что их накроют, и буквально в последний момент крикнул: "В щель!" Георгий Константинович несколько натянуто смеялся по поводу случившегося, а Бедов среди нас, охраны и водителей, туманно высказался о вражеских происках. Мы рассмеялись от всей души. Бедов надулся.
В эту поездку к Рокоссовскому под Волхов Жуков, как обычно, не обременял себя политработниками, только боевые генералы и офицеры. Да и фронтовые условия жизни и быта не были по сердцу политработникам, любившим, по моим наблюдениям, удобства. Я, разумеется, не имею в виду трудяг в войсках, те из одних котелков с красноармейцами щи хлебали. Я говорю о штабных, предводителем которых был большой барин, член Военного совета Н. А. Булганин. Эти к фронту ближе армейского тыла не приближались. Рядом с Жуковым в горниле боев, там, где можно было схлопотать мину или пулю, я никогда не видел этих типов с мнимо значительными физиономиями, говоривших негромко, с таинственными паузами и сверливших тебя пустыми глазами. Они не раз пытались втащить меня в партию и негодующе поджимали губы, когда я отказывался. Что мне партия, я знал свое дело - баранку. Но я отвлекся.
Навоевался под Болховом Г. К. Жуков за неделю досыта и отбыл в штаб фронта в Обнинское. Тут же вызов в Москву. Жуков с Булганиным на "кадиллаке" члена Военного совета, я на "бьюике" пустой сзади. Как всегда, все срочно и час обозначен. На нашу беду, "кадиллак" пропорол баллон. Георгий Константинович со всей компанией генералов и Булганиным пересели ко мне. Почесали к Москве. Время-то выходило, и почесали так, что я вцепился в руль и избегал взглянуть на спидометр. Нельзя было оторвать глаз от дороги. Испуганный Бедов зашипел: "Тише!", Георгий Константинович на редкость резко оборвал его: "Не мешай, он лучше знает!" Выразился с приложениями. Наверное, все переживал бои под Болховом, гадал, что скажет им Сталин. Привез в Генштаб на Кировскую, а оттуда через несколько минут в Кремль. Я посмотрел им вслед, когда Жуков и Булганин шли к подъезду, притихшие, слегка поникшие.
Были и другие поездки в Москву и обратно на фронт. Не помню, по какой причине, в одну из них нам дали "кадиллак" Щаденко. Шикарная машина. Когда асфальт кончился и мы закачались, запрыгали по фронтовой дороге, у меня вырвалось: "Губим машину". Жуков нахмурился: "Судьба Родины на карте, а вы о машине", - и насупился. "Кадиллак" двенадцатицилиндровый, и мотор забарахлил от непривычных перегрузок. Пришлось остановить грузовик и продолжить путь до деревни, где стоял штаб, на буксире. Поехал один, Жуков пересел в другую машину и исчез. Грузовик подтащил к избе, да так, что погнул мне крыло. Парень, наверно, испугался, оборвал буксир и уехал. Я кое-как привел в порядок двигатель.
Появился Георгий Константинович. Я как на духу рассказал ему о случившемся. Он обошел машину, посмотрел на разбитое крыло. Осведомился: "Не поймал?" Я развел руками. "Ну и м...чок", - почти ласково сказал генерал армии и вдруг по-доброму улыбнулся. "Кадиллак" я отогнал в Москву, а когда вернулся на фронт, узнал - Георгия Константиновича в мое отсутствие возил на вездеходе Казарин. Чуть не угробились, с трудом вывернул руль в аварийной ситуации.
В конце июля Жуков перебрался на северное крыло Западного фронта. Здесь с 31 июля три недели полыхало невиданное по интенсивности и потерям мрачное сражение. Самый последний боец знал - речь идет не только о том, чтобы вышибить немцев из Ржева и ликвидировать опасный плацдарм невдалеке от Москвы, а решается куда более важная задача: притянуть сюда немецкие резервы, не дав возможности подкрепить наступление на юге. В это время немцы шли к Волге и продвигались к Кавказу. Не думаю, что модернизирую историю, когда утверждаю каждый красноармеец понимал меру своей ответственности.
Бои шли в лесистой, местами заболоченной местности, а лето в 1942 году выдалось на диво дождливое. На всю жизнь мне врезались в память названия речек Держа, Вазуза, Гжать. Сумрачные кармановские леса (по названию села Карманово). Георгий Константинович выдвинул свой командный пункт чуть не в боевые порядки войск. Он был везде - с пехотинцами и саперами, артиллеристами и особенно танкистами. Лазил везде, возвращался, шатаясь от усталости, в сапогах, грязных до верха голенища. До сих пор жуть берет, когда вспомнишь бешеную тряску на гатях, проложенных через топи. Сумрак лесов, пропахших порохом и трупным смрадом, зловонная жижа, бившая фонтанами из-под колес. Нередко вода в речках краснела от крови. Нам пришлось форсировать Держу, топкие берега которой были нашпигованы минами.
Много говорят и пишут о сражении под Прохоровкой, называя его величайшей танковой битвой второй мировой войны. Упаси Бог умалять ее значение. А многие ли знают, что происходило на небольшом участке на рубеже речек Вазузы и Гжати 9-10 августа 1942 года? В эти два дня тут гремело, ревело и лязгало встречное танковое сражение, до 1500 танков с обеих сторон. У Прохоровки бились в открытом поле, здесь - в лесу с густым подлеском, вязли в болотах, продирались через кустарник. Под Прохоровкой гибли на виду, а на миру, как известно, и смерть красна, в этом сражении убивали безымянными. На моих глазах на страшный грохот битвы шли наши танки, колонна за колонной. Бледные, измученные лица ребят моложе меня, 25-летнего. Для многих кармановские леса - последнее, что им удалось повидать в куцей жизни. Они навсегда ушли в них, оставив тошнотворный запах отработанной солярки.
Н. Я.: В историю войны эта Ржевско-Сычевская наступательная операция (30.7-23.8.1942) вошла как наше первое успешное наступление летом. Г. К. Жуков впервые организовал при прорыве вражеской обороны и авиационное наступление. Он умело и уверенно руководил действиями большой массы танков и крупных соединений авиации. Планирование операции, внезапность основных ударов, взаимодействие, особенно наземных сил и авиации, были безупречными. Хотя территориально продвижение было небольшим, главную цель выполнили - немцы были вынуждены перебросить сюда 12 дивизий и не сумели снять ни одного взвода из уже задействованных. А вермахт так нуждался в каждом солдате - как раз в эти дни немцы увидели Волгу у Сталинграда и карабкались на Кавказские горы.
А. Б.: Военной науке, конечно, виднее. Я сужу по собственному опыту. К сожалению, я так и не смог найти в книгах о той войне описание этой операции.
Н. Я.: Не только это. Сам Г. К. Жуков уместил рассказ об этом без малого месяце кровавых боев на одной странице в своих тысячестраничных мемуарах, резюмировав: "Если бы в нашем распоряжении были одна-две армии", то удалось бы разгромить ржевско-вяземскую группу немецких войск, улучшив "оперативное положение на всем западном стратегическом направлении. К сожалению, эта реальная возможность Верховным Главнокомандованием была упущена". Упущена, разумеется, И. В. Сталиным.
Впрочем, в войну со всех сторон шли предложения об альтернативных стратегических ходах. В 1942 году в Подмосковье закончилось формирование 6-го танкового корпуса. Танкисты переживали, что их держат в резерве Западного фронта, когда воюют под Сталинградом. Неожиданно в корпус приехал Г. К. Жуков. Командир корпуса А. Л. Гетман обратился к нему:
- У наших, наверное, там и танков не осталось. Товарищ командующий, был у нас митинг, весь личный состав просит: отправьте нас в Сталинград.
Жуков коротко объяснил: помощь Сталинграду нужно оказать под Сычевкой, чтобы "немец ни единой танковой дивизии не снял отсюда для переброски в Сталинград". Корпус отправили на речку Вазузу, где в лесах и болотах он выбил немецкие танки, тяжко пострадав и сам. В армейской газете Гетман потом прочел (он цитировал по памяти) стихи Твардовского:
Под Сычевкой Сталинграду
Надо помощь оказать.
"То есть буквально уложенные в стихи слова Г. К. Жукова. Совпадение? писал Гетман. - Может быть. Но когда я встретился с Твардовским - кажется, еще во время войны или тотчас по ее окончании, - я спросил у него об этом. Он засмеялся и сказал, что да, он слышал эту фразу, возвращаясь из танковой, бригады, присел на пенек, чтобы привести в порядок свои записи.. Слышит, неподалеку, за кустами, фразу о помощи Сталинграду под Сычевкой. Голос Георгия Константиновича Жукова. Встал, присмотрелся - он. Фраза запомнилась".
Помощь обошлась очень и очень дорого.
Потери в этой Ржевско-Сычевской операции составили 193 683 человека менее чем за месяц. Все познается в сравнении. Летом 1942 года завершилась героическая оборона Севастополя. За ее восемь месяцев мы потеряли примерно столько, сколько пало под Ржевом в августе 1942 года.
А. Б.: Хорошо, что вы упомянули Твардовского. Книг об этих боях так и не написано, а для сердца моего все сказано в стихотворении Твардовского "Я убит подо Ржевом".

На разных фронтах
В середине дня 27 августа 1942 года поступила команда - заправить, подать машины. Вышел крайне озабоченный Жуков, и мы поехали из Погорелого Городища в Москву. Никуда не заезжая, прямо в Кремль. Как был Георгий Константинович на фронте, так в этом виде отправился к Сталину. Правда, при въезде в город почистил сапоги и обмахнул щеткой китель и брюки. Мы на "уголке" долго ожидали. Глубокой ночью Жуков вышел от Сталина, поехал домой. Переночевал, весь следующий день и ночь в Генштабе, а на рассвете проводили Г. К. Жукова с Центрального аэродрома. Куда, нам не сказали.
Я погнал было, как обычно, "бьюик" на Крымскую в автобат Генштаба. Машина подразболталась на фронтовых дорогах и нуждалась не только в профилактике, но и кой-каком ремонте. В автобазе сказали: вам в другое место! Куда? В ГОН! Г. К. Жуков назначен первым заместителем Верховного Главнокомандующего, и посему место его машинам в Гараже Особого Назначения (ГОН) - в Кремле. Попал, значит, в самое, самое... Матерые чекисты все проверили, если не обнюхали, и с величайшей важностью изволили допустить пребывание наших машин в боксе гаража в Кремле. На чопорных холуев, а есть ли другая работа в этих чекистских подразделениях; я быстро перестал обращать внимание. В ГОНе нашлись отличные люди.
Первый среди них - "Палосич", начальник гаража Павел Иосифович Удалов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32