Другое дело, как разумно распорядиться им. Думаю, что этим был прежде всего озабочен Г. К. Жуков в завершающие месяцы войны. Иначе ничем не объяснить паузу в боевых действиях на 1-м Белорусском, затянувшуюся почти до середины января 1945 года. Да, в Восточной Пруссии, севернее нас, и южнее, в Венгрии, на Балканах, бушевали лютые сражения, наш фронт на главном, берлинском направлении молчал. Оживал только по ночам его тыл.
В кромешной темноте самых длинных ночей года шло перемещение сил и средств вперед. Жуков довольно часто объезжал районы сосредоточения войск. Было что-то величественное, таинственное и устрашающее в ночных маршах могучей техники 1945 года. Не рев, а рычание двигателей тяжелых танков, САУ и артиллерийских тягачей. Разноцветные, вспыхивающие на миг огоньки карманных фонариков офицеров и регулировщиков. После войны историки подсчитали - фронт располагал 4000 танков и САУ (это в составе танковых армий и корпусов, не считая танки непосредственной поддержки пехоты, а их было еще около тысячи), на позиции становилось более 10 000 орудий. Грозную технику размещали в основном на завислинских оперативных плацдармах - "северном" (Магнушевском) и "южном" (вблизи города Пулава).
В эти недели напряженной подготовки маршал много раз побывал в районе обоих плацдармов. Я чуть ли не автоматически стал выполнять его лаконичные указания - "на южный!", "на северный!". Помимо прочего, нужно было обладать поистине кошачьим зрением и сказочной памятью, чтобы в декабрьской темноте и мгле не перепутать подлинные районы сосредоточения с ложными. Основные удары должны были наноситься порядком южнее Варшавы, а напротив города и непосредственно южнее его специальные подразделения сосредоточивали две ложные танковые армии. Соорудили даже почти сорокакилометровую железнодорожную ветку, по которой гоняли составы с макетами танков и орудий к Варшаве. Как почти всегда на той войне, немцев провели за нос - они заглотили блесну и соответственно расположили войска, обратив особое внимание на подготовку отражения атаки "танков" из фанеры, досок и картона.
Должны были пройти годы и годы, чтобы из мозаики тогдашних впечатлений Саши Бучина у меня сложилась цельная картина происходившего. Потребовались размышления, штудирование книг, а что могли сообразить немцы в считанные дни. Я был там, где "солдатский вестник" был самым информированным, - при штабе фронта. 12 января узнали - южнее выступил Конев, на следующий день севернее выступил Рокоссовский. Наш фронт двинулся только 14-го. Как-то странно начал наступление - артподготовка не продлилась и получаса, внезапно оборвалась. В бой пошел "особый эшелон" - в основном пехота. Могучие танковые армии не двигались с места, замерев в районах сосредоточения. Все развивалось не так, как обычно, но необычным по размаху оказался наш успех.
Причины выяснились позднее, и о них нужно сказать, ибо это показатель мастерства Красной Армии по сравнению с вермахтом. На первом месте я бы поставил руководство маршала Жукова. В отличие от прежних времен Георгий Константинович практически не покидал своего командного пункта. Страшная машина войны управлялась им из-за письменного стола, из служебного кабинета, рядом мощный узел связи. Он больше не мотался по штабам частей и соединений, не ползал по переднему краю. Нужные генералы вызывались в штаб фронта. Этого стиля работы Г. К. Жуков отныне придерживался до самого конца войны.
Короткая артподготовка? Жуков сэкономил снаряды, которые скоро ох как пригодились! Почему первой пошла царица полей, матушка пехота? Маршал тем самым сохранил танки, которые вошли в прорыв только на третий день наступления через проходы, пробитые бессмертными пехотинцами. Когда обе наши танковые армии - 1-я и 2-я гвардейские рванулись вперед, участь немцев в Варшаве была решена. Выступив в основном с южного, магнушевского плацдарма, они потоком шириной свыше ста километров устремились на запад. Оставшуюся уже в глубоком тылу Варшаву мы освободили 17 января. На радость варшавянам, среди наших солдат мелькали фигуры в конфедератках, в город вступила и 1-я армия Войска Польского.
Жуков с началом наступления перевел командный пункт фронта в Прагу, предместье Варшавы на правом берегу Вислы. Как только немцев выбили из города, саперы мигом навели понтонный мост, и Георгий Константинович объехал часть польской столицы. Город был разбит почти так, как наши советские города. Пожалуй, то был единственный случай за время наступления в Польше, когда мы столкнулись с редкими разрушениями, напоминавшими повсеместные злодеяния немцев на наших землях.
По делам мне пришлось тогда несколько раз побывать в Варшаве и наблюдать удивительную картину: солдатня Войска Польского обнималась и бражничала с варшавянами, а множество предельно усталых наших саперов с сосредоточенными лицами разминировали центральные улицы города, очищали их от битого кирпича, всякого хлама. Они очень торопились - 20 января в Варшаве состоялся парад Войска Польского. Подрывов людей и техники во время прохождения и проезда победителей не отмечалось. Наши саперы хорошо поработали. Маршал Жуков на параде не был, он не мог вырвать и часа - наступление набирало темпы.
Эти считанные недели запомнились мне по бесконечным переездам вслед за Красной Армией, нещадно гнавшей немцев. Вскоре после овладения Варшавой штаб фронта переместился в городок Кутно. Для Жукова подобрали домик на окраине, который оставили немецкие хозяева. Саперы тщательно проверили его на предмет замаскированных мин.
Суетился, создавал невероятную сумятицу и нервозность низкорослый генерал-полковник И. А. Серов, новый подарочек от НКВД, появившийся около Жукова примерно в это время. Бедов ликовал, всем видом показывал - нашего полку прибыло. Эти оба как будто сошли с одной колодки, те же повадки, та же пугающая, лживая любезность и предупредительность. Малопривлекательный Серов с фальшивой улыбкой, скорее ухмылкой, формально ведал на нашем 1-м Белорусском контрразведкой. Каждый понимал - дело нужное и важное, мы находились в чужой и чуждой стране. Только Серов больше занимался не официально порученным ему делом, а шнырял по штабу, проявляя липкий интерес к маршалу и нам, близкой к Жукову "группе обслуживания". Серов кое-как водил машину и на этом основании с невинным видом затевал с нами, водителями, "профессиональные" разговоры, которые выливались в омерзительные расспросы, что и где сказал Георгий Константинович, куда пошел, как реагировал на то или другое, радовался (чему?) или хмурился (почему?) и так далее. Губы его кривились в подобии улыбки, но неподвижные змеиные глаза выдавали профессию убийцы. Откровенно говоря, было порядком жаль Г. К. Жукова, которому приходилось терпеть около себя этого так называемого генерала. Мы-то за войну привыкли уважать генеральские погоны на плечах боевых военачальников, а этот с повадками мелкого стукача позорил высокое воинское звание.
Мы, "группа обслуживания" маршала, понимали, что в Кутно не задержимся фронт стремительно катился на запад, и даже не просили тыловиков подобрать нам помещение под жилье. Помимо прочего, не хотели обременять их хлопотами поляков наша армия не тревожила, из домов не выселяла. Что касается немецкой недвижимости, то куда работникам нашего тыла состязаться по быстроте с теми же поляками, они моментально захватывали пустующие помещения. За неделю с небольшим нашего пребывания в Кутно я ночевал в "мерседесе".
Следующая остановка на пути в Берлин - город Гнезно.
Тут мы подзадержались. Проученные "решением" квартирного вопроса в Кутно, мы, опередив поляков, заняли первый же пустой домик поблизости от дома, отведенного Г. К. Жукову. Немецкие хозяева дали тягу, оставив все имущество, включая посуду. Это позволило отпраздновать с друзьями широко по фронтовым условиям мой день рождения 2 февраля 1945 года. В брошенном складе ребята нашли деревянный бочонок со спиртом, флягу искусственного меда. Собрали кой-какие консервы из пайка и трофейные. Все пустили в дело.
Баталов оказался на высоте, состряпав вкусный обед, который я запивал трофейным эрзац-кофе. Напиток отвратительного вкуса, но что делать - за трезвость приходилось платить. Мои товарищи наслаждались подкрашенным чаем спиртом. Они налили его в чайник и торжественно распивали из сервиза. В разгар веселья в дверь просунулся лисий нос, возник собственной персоной Бедов. Развеселившиеся ребята предложили дяде побаловаться "чайком", налив полную чашку. Эмгэбэшник счел ниже своего сиволапого чекистского достоинства распивать чаи с грубыми шоферюгами. Дал маху бдительный из бдительных! Отведав "чаек", он бы получил возможность результативно поработать, затеять громкое дело о "пьянстве". Думаю, что и Серов в стороне не остался, очень он был похож по повадкам на Бедова. Когда за чекистом закрылась дверь, мы чуть не лопнули от смеха. Исполнилось мне в тот день 28 лет. Как давно это было!
В Гнезно немцы оставили на станции массу эшелонов. Мы с водителем генерала Малинина съездили туда и на складе СС набрали тюк форменной одежды эсэсовцев. Приехали к себе и раздали ребятам. Добротные черные мундиры пригодились как просторные спецовки лазать под машинами. Пошитые на упитанных палачей, они легко надевались поверх наших суконных гимнастерок и брюк, а черный цвет был именно то, что нам требовалось. Масло и грязь не так были видны.
Н. Я.: А как складывались отношения с местным населением? Вас, наверное, приветствовали как освободителей?
А. Б.: Конечно, приветствовали, когда население получало из рук Красной Армии немецкое имущество. Впрочем, часто не дожидалось, пока дадут, а хватало все, что плохо лежало. На той же станции Гнезно мы добыли эсэсовские мундиры только потому, что склад находился под крепкой охраной наших войск. А вокруг слонялись самые подозрительные фигуры с алчным блеском в глазах. Удивляло и обилие мужской молодежи призывного возраста, пересиживавшей войну. Пусть Иван воюет.
Поражало и то, что мы почти не видели читающих поляков ("Что они, враги слова печатного?" - как-то недоуменно вырвалось у Георгия Константиновича), да и книг нам почти не попадалось ни в пустых немецких домах, ни в жилищах местных жителей. Мы пришли в обывательскую Европу носителями высшей культуры, в которой превыше всего ценились знания. В Польше, насколько мы могли судить, молились мелочной торговле. На каждом шагу натыкались на торгашей, что-то продававших, менявших и по этому случаю пытавшихся вступать в контакт с нами нельзя ли хоть чем-нибудь поживиться у Красной Армии. Торгашеский дух пронизывал всю страну.
Чем дальше мы шли по Польше, тем лучше понимали и другое - Красная Армия вскрыла тыл немецкого Восточного фронта, питавшего вермахт в войне против нас. Приняв за чистую монету разговоры чуть ли не о любви местного населения к нам, мы на первых порах торопились улыбаться, протягивать руки и прочее. Прием обычно был холодноватый. Как-то с приятелем мы проезжали на "виллисе" по улице Гнезно и услышали громкую музыку, доносившуюся из большого дома. Остановились, вошли. В зале отплясывала польская молодежь. Но потанцевать нам не удалось, барышни жались, глядели на нас как на зверей.
Обидно было даже не это, а то, что, пройдя тысячи километров по нашей сожженной и разрушенной войной Родине, мы попали в мир, проживший эти годы, может быть, и не в роскоши, но в относительной сытости. Опрятные города, упитанные деревни, прилично одетая публика. Могу поручиться: удивляло все это Георгия Константиновича и было чуждо ему, как и шепелявая речь, слышавшаяся на улицах, когда нам приходилось неторопливо проезжать через населенные пункты. Нет, не встречали нас в Польше хлебом-солью, да мы и не просили. Обходились своим.
Н. Я.: А мы торопились сунуть хлебные караваи в разинутые по уши рты европейцев, подуставших работать на нацистскую Германию. Едва освободили Прагу, как 26 сентября 1944 года для жителей этого предместья Варшавы из запасов Красной, Армии передали 10 тысяч тонн муки. 27 января 1945 года ТАСС оповестил: "в знак дружбы с польским народом" советские республики безвозмездно передают для населения Варшавы 60 тысяч тонн хлеба, в том числе: Украина - 15, Белоруссия - 10, Литва - 5, РСФСР - 30 тысяч тонн. Через два дня командование 1-го Белорусского во главе с Г. К. Жуковым докладывает Сталину о выполнении его "приказа" - "мощным ударом" разгромить немецкую группировку и "стремительно выйти к линии польско-германской границы", то есть существовавшей до сентября 1939 года. В документе любезная адресату - Сталину - марксистская риторика сочеталась с реальной оценкой положения "вызволенных из фашистской неволи наших братьев поляков", точнее, Польши в довоенных границах. "Стремительное продвижение войск (400 километров за 17 дней. - Н.Я.) воспрепятствовало гитлеровцам разрушить города и промышленные предприятия, железные и шоссейные дороги, не дало им возможности угнать и истребить польское население, вывезти скот и продовольствие". Разумеется, немцы разрушили Варшаву, но остальная Польша цела. "Рабочие и служащие фабрик и заводов на месте и готовы приступить к работе... Польский народ, освободившись с помощью (!) Советского Союза от немецкого ига и получив из рук Красной Армии все сохранившиеся после изгнания немцев богатства, активно борется за восстановление Польши".
В то время в Польше с нетерпением ждали окончания войны, было широко известно, что страдальцы получат значительные территориальные приращения за счет Германии - земли на западе и в Восточной Пруссии. На исходе зимы 1944/45 года их еще предстояло отвоевать. Силами и кровью Красной Армии. В боях за освобождение Польши пало 600 тысяч наших, у Войска Польского потери составили 26 тысяч человек.
А. Б.: Да, бои шли с неослабевавшей силой. Хотя Польша к исходу января была освобождена, продолжалось тяжелое сражение за Познань, обложенную армией В. И. Чуйкова. Когда штаб был в Гнезно (взгляните на карту километров сто к востоку и немного к северу от Познани), Жуков гневался, что Чуйков "возится" с окруженным городом. Он сделал редкое для того времени исключение - выехал в войска, в штаб Чуйкова. Разговоры там наверняка были крутые. Визит маршала подтолкнул Чуйкова, Познань пала 23 февраля 1945 года.
Фронт уже с начала февраля перехлестнул за Одер. Тогда у нас пошли разговоры о том, что можно и нужно немедленно взять Берлин. Эмоциональный накал понятен. Жуков так провел январское наступление от Вислы, что немцы не успевали занимать заранее подготовленные рубежи. Откровенно говоря, у меня холодок пробегал по спине, когда во время поездок с различными поручениями мне удавалось вплотную взглянуть на укрепленные позиции, которые немцы подготовили для встречи Красной Армии. Взять хотя бы Мезерицкий укрепленный район, прикрывавший кратчайшее направление на Берлин. Междуречье Варты и Одера изрезала и изуродовала система долговременных укреплений. Чудовищные доты со стальными колпаками остались безмолвными памятниками несбывшихся надежд обескровить Красную Армию. Наши героические войска упредили немцев, опоздавших посадить в укрепления свои гарнизоны.
Если проткнули немецкий фронт здесь, тогда какие разговоры. Еще рывок, и мы в Берлине!
Н. Я.: Именно этого ожидали немцы. Но Жуков счел необходимым до возобновления марша на Берлин освободить от нависшей угрозы правый фланг фронта, разгромить врага в Померании. Уже в начале февраля из десяти армий 1-го Белорусского только неполные четыре остались на берлинском направлении, остальные шесть (включая обе танковые) развернулись фронтом на север. Жуков поступил абсолютно правильно, добивая немцев в Померании, он приблизил конец Берлина. Он посрамил наших легкомысленных оптимистов, не понимавших, что безоглядное наступление на Берлин без ликвидации померанской группировки авантюра.
Когда исход сражения в Померании был очевиден, Геббельс записал 15 марта в своем дневнике: "Фюрер непрерывно указывал на то, что советский удар будет направлен против Померании, и выступил против мнения экспертов, что этот удар будет направлен на Берлин. К сожалению, это его мнение, которое было основано больше на интуиции, чем на опыте, не было подкреплено четкими приказами... Наши генштабисты ожидали от Советов точно такой же ошибки, какую мы сами допустили поздней осенью 1941 года. При разработке планов окружения Москвы, а именно: идти прямо на столицу врага, не заботясь о прикрытии флангов. С этим мы здорово просчитались в свое время". Жуков не просчитался.
А. Б.: Во время сражения в Померании Георгий Константинович не покидал штаб фронта, который передислоцировался на запад. Из Гнезно мы переехали в Биренбаум - небольшой городок на берегу озера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32