А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Должно быть, ее забыл здесь какой-нибудь рабочий, строивший эту цистерну. Взяв на заметку потенциальное оружие, я сквозь решетку заглянул в соседнюю цистерну. Там тоже горел свет. Я понял, что она точная копия моей собственной камеры и, по-видимому, пустует...
Или? Если я приподнимусь на цыпочках еще на насколько дюймов выше, то, должно быть, смогу посмотреть вниз под почти прямым углом и... Да!
Там, на полу, я увидел чьи-то широко раскинутые ноги, на одной из которых не было ботинка. В тот же миг ноги судорожно дернулись. Через мгновение раздался еще один стон, ноги напряглись и безвольно обмякли. Стоны резко прекратились. Кем бы ни был мой товарищ по несчастью, он потерял сознание.
Или был мертв...
* * *
Два часа я просидел на кровати, прижавшись ухом к металлической стене, за которой лежал то ли спящий, то ли мертвый незнакомец. Время от времени я забирался на стул и смотрел через решетку. В конце концов решил взять ржавую отвертку и попытаться выкрутить четыре винта, на которых она держалась.
Мне удалось вынуть три из них — вне всякого сомнения, то был настоящий подвиг, если учитывать, что отвертка была слишком маленькой для такой задачи, но четвертый, и последний, не хотел поддаваться. Мне хотелось забарабанить по упрямому винту тяжелой пластмассовой ручкой отвертки, но меня удержал страх. Я боялся, что шум привлечет чье-нибудь внимание. В конце концов я бросил эту затею, вернул отвертку обратно на выступ, спустился и выкинул три успешно вынутых винта в воду — в углубление в дне цистерны.
При этом я заметил, что три или четыре оставшихся рыбины едва двигаются, находясь или на самой поверхности, или очень близко к ней. Я протянул руку к воде, приготовившись ухватить рыбу, когда она будет медленно проплывать мимо, как вдруг раздался тихий мучительный кашель, вслед за которым немедленно возобновились и стоны. Я встал, забрался на стул и посмотрел сквозь решетку.
Я успел увидеть, как пара ног исчезает из виду, и услышать новые стоны, а затем незнакомец полностью показался мне на глаза. Среднего роста и сложения, с коротко стриженными белокурыми волосами похоже ему было чуть за сорок. Держась за голову, он подошел к двери, повернулся, рассматривая свою цистерну налитыми кровью глазами, потом снова переключился на дверь и поднял руку, как будто собираясь забарабанить.
— Не делайте этого! — воскликнул я, стараясь приглушить голос. — Вы только заставите их снова вернуться к нам.
— Ч-что? — вздрогнул он, оборачиваясь, чтобы еще раз быстро оглядеть цистерну. Его лицо было в синяках и крови, и когда я тихонько постучал отверткой по решетке, он заметил меня.
— Кто... — начал он снова. Шатаясь, он встал и, прищурившись, посмотрел на меня. Возможно, через прутья решетки он мог различить очертания моего лица или хотя бы глаза. Несколько секунд я разглядывал его лицо, потом вздохнул с облегчением, обнаружив, что на нем не было ни одного из так хорошо знакомых мне теперь признаков глубоководных.
— Я узник, как и вы, — объяснил я ему. — Узник этих... этих ужасных людей!
— Ужасных людей? — тихо и горько рассмеялся он, потом застонал и схватился за голову, слегка пошатнувшись. — Ужасных... да, наверное. Я не знаю. Но людей? — Он медленно покачал головой.
— Что вы о них знаете? — порывисто спросил я, когда он осторожно уселся на пол у металлической двери, закрыв лицо руками. — Почему они бросили вас сюда?
Он снова резко взглянул вверх, и мне показалось, что в его глазах мелькнуло подозрение.
— Кто вы? — спросил он. — Один из них, просто пытающийся узнать, сколько мне известно?
— Я — Воллистер, — объяснил я ему. — Меня зовут Джон Воллистер, и заверяю вас, что я не...
— Джон Воллистер? — перебил он. — Морской биолог? Да, все верно. Помню, я читал что-то о том, что вы ведете странную жизнь.
— Да, — ответил я. — Я живу в нескольких милях отсюда, то есть жил, пока не вляпался во все это. Но кто вы такой, откуда вам известно мое имя?
— Совершенно верно, я знаю ваше имя. Я читал ваши статьи. Я уже многие годы читаю все, что могу найти о море и о его жителях. Меня зовут Белтон — Джереми Белтон.
Я, в свою очередь, знал его имя.
— Белтон? Журналист? Это не о вас не так давно что-то было в новостях? Что-то насчет «сенсационного разоблачения» или чего-то в этом роде? Какая-то «мировая угроза»? Я не слишком обращаю внимание на новости... Но вас-то что привело сюда?
— Что привело меня сюда? — он снова горько рассмеялся. — Что ж, мистер Воллистер, если позаимствовать вашу фразу, то я тоже «вляпался во все это». Угодил в ловушку, которую на меня расставили.
— Ловушку?
Он кивнул.
— Со мной связался «друг», который сказал, что у него есть четкие доказательства существования глубоководных здесь, в Англии. Встречу назначили в тихом пабе в Лондоне. Нам принесли напитки, в которые, должно быть, было что-то подмешано и...
— И вас привезли сюда.
Он снова кивнул.
— Я очнулся в машине и случайно заметил дорожный указатель в Ньюквее. Так я узнал, где нахожусь. Пока они несли меня из машины сюда, я притворялся, что все еще без сознания. Значит, я в каком-то месте на побережье в Корнуолле, так? Я попытался сбежать, когда они вносили меня в здание, но... — он пожал плечами, потом с силой ударил по металлической двери сжатым кулаком. — Надо же быть таким болваном!
— Тшш! — предостерег я его, потом спросил:
— Зачем вы им понадобились?
— Наверное, они хотят отомстить за те «сенсационные разоблачения», о которых вы упомянули. Вы знаете, о чем они были? Нет, конечно же, не знаете. Никто не знает, ибо последние пять лет я действовал очень скрытно.
— Думаю, я все-таки догадываюсь, — ответил я. — Вы собирались открыть миру факт их существования — глубоководных, я имею в виду.
Его глаза расширились от удивления:
— Вы схватываете все на лету, — заметил он. — Да, мне обещали программу на телевидении, немного места в газетах... если мой материал будет достаточно стоящим. Понимаете, у меня до сих пор еще осталось множество связей с тех времен, когда я был обычным репортером. Если я сказал, что напал на что-то важное, то они знают, что это действительно очень важно! Но наши друзья пронюхали об этом, и...
— И вы оказались здесь.
Он еще раз кивнул.
— Материал должен был выйти через неделю. Но теперь не выйдет. Потому что теперь я здесь.
— О чем конкретно вы хотели поведать миру?
— Про Корнуолл — страну русалок, — пояснил он. — Разве вы не знали? Да в этих краях до сих пор есть люди, которые заявляют, что произошли от русалок. И, видит Бог, вероятно, они правы!
— Так вы действительно многое о них знаете?
— О глубоководных! — Он прищурился. — Много ли я знаю о них? Я посвятил свою жизнь тому, чтобы выследить их, выяснить все, что в человеческих силах. Единственная моя ошибка в том, что я делал все в одиночку, держал все в тайне, никому не рассказывал... Однако глубоководным мой след, должно быть, казался шириной в милю. Мог бы и сообразить, что они не позволят мне уйти.
— Но что они станут с вами делать? Не могут же они держать вас здесь до скончания веков? Они говорили мне, что не хотят причинять людям никакою вреда, что я сам стану их послом и что...
— Никакого вреда! — воскликнул он, перебивая меня. Его голос стал явно пренебрежительным:
— И вы в это верите! «Посол», говорите? Да человечество впервые узнает о них только тогда, когда они будут кишмя кишеть среди нас!
И внезапно я понял, что он прав, а я был большим болваном.
— У меня были определенные подозрения, — ответил я. — Но если они все это время лгали мне... что же тогда им от меня нужно?
Репортер покачал головой и вздрогнул:
— От вас? Не знаю. Но я точно знаю, чего они хотят от меня, — при этих словах его лицо, покрытое потеками засохшей крови, побледнело. — Сомневаюсь, что когда-нибудь выйду отсюда живым.
— Убийство? — удивился я. — Вы полагаете, они пойдут на это?
— Вы ведь совершенно их не знаете, верно, Джон? Они пойдут на все, на что сочтут нужным пойти. Все они — во всем разнообразии видов — стремятся к одному, и только одному. К одной цели, и как только они ее достигнут, следующим их шагом будет уничтожение человечества и самой вселенной!
В моей голове роилось множество вопросов, которые я хотел задать Белтону:
— Во всем разнообразии их видов? — переспросил я. — Что вы хотите сказать?
— Ну, существуют такие, которые проводят свою жизнь на суше, которые никогда полностью не примут истинную форму глубоководных. Они — что-то вроде метисов. Есть еще те, которые рождены на суше, но потом переселяются в море. Это настоящие амфибии. Как я полагаю, существуют и другие типы. Я собственными глазами видел, по меньшей мере, еще одного...
Некоторое время я ничего не говорил, вспоминал то, что рассказывал мне Семпл о слепых глубоководных из подземных озер. В конце концов я спросил:
— А что это за тип, о котором вы сказали?
— Долгая история, — отмахнулся репортер. — Но, поскольку, похоже, вам предстоит стать моим единственным слушателем... — он пожал плечами. — Все началось с Хаггопиана.
— С Хаггопиана? — переспросил я, наморщив лоб. — А, Хаггопиан! Но он же исчез, по меньшей мере, пять или шесть лет назад. Если какой-то человек и был когда-нибудь моим кумиром, то это Хаггопиан. По-моему, в его исчезновении были какие-то странности...
— Какие-то странности? — Белтон снова издал истерический смешок, с большим трудом, как показалось мне, держа себя в руках. — Я был с ним до самого конца.
— Когда он умер?
— Да... И нет, — странным образом ответил репортер, потом снова вздрогнул и поплотнее запахнул пальто. — Я был с ним, — повторил он, умоляюще глядя на решетку. — Я расскажу вам о Хаггопиане.
Глава 6
Хаггопиан
Я никогда этого не забуду, — начал Белтон. — Ричард Хаггопиан, пожалуй, величайший в мире авторитет в области ихтиологии и океанографии, не говоря уж о множестве смежных наук и предметов, наконец согласился на интервью. Я ликовал. До меня по меньшей мере дюжина журналистов из разных частей света проделали напрасное путешествие в Клетнос на Эгейском море, чтобы разыскать Хаггопиана Армянского, но только мою просьбу он удовлетворил.
Почему Хаггопиан вызывал такой интерес у самых знаменитых журналистов мира? Любой человек с такими научными и литературными талантами, как у него, да еще с молодой красавицей женой и собственным островом непременно вызовет подобный интерес. К тому же он сам славы не искал. И, разумеется, он был миллионером.
Восемь дней я ждал возвращения армянина на Хаггопиану — его крошечный островок в двух милях к востоку от Клетноса, расположенный где-то между Афинами и Ираклионом. Как раз тогда, когда, казалось, мои строго ограниченные средства должны истощиться, огромный серебристый катер Хаггопиана на подводных крыльях — «Морской еж», оставляя на немыслимой синеве моря белый шрам, подлетел к своей пристани.
С плоской белой крыши моего отеля в Клетносе я смотрел, как катер огибает остров, пока он не исчез за клином белых скал Хаггопианы. Через два часа от армянина на новенькой моторной лодке приехал человек с новостями о нашей встрече. Я должен был отправиться к Хаггопиану в три часа дня. За мной должна была прийти лодка.
В три я приготовился, надел легкие серые шорты и белую футболку — вполне изысканное одеяние для солнечного дня на Эгейском море — и стал ждать лодку. По пути на Хаггопиану я с носа лодки смотрел в кристально прозрачную воду, наблюдая за скользящими в ней темными морскими окунями и группками черных морских ежей, перебирая в уме все, что мне было известно о неуловимом владельце острова, на который я ехал.
Ричард Хемерал Ангелос Хаггопиан родился в 1919 году от неузаконенного союза между его бедной, но красивой матерью, полукровкой-полинезийкой, и миллионером-отцом, полуармянином-полукиприотом, автором трех самых захватывающих книг, которых мне когда-либо доводилось читать, книг для дилетантов, рассказывающих легким и простым языком о мировых океанах и их многообразных обитателях. Он стал первооткрывателем впадины Таумоту, ранее неизвестной низменности на дне южной части Тихого океана, глубина которой достигала семи тысяч фатомов, покровительствовал крупнейшим мировым аквариумам-музеям и так далее.
Хаггопиан неоднократно был женат — трижды, и все три раза после тридцати. В том, что касалось жен, ему, очевидно, очень не везло. Его первая жена, англичанка, погибла в море через девять лет супружеской жизни, загадочным образом упав за борт яхты мужа в спокойных водах кишащего акулами Барьерного рифа в 1958 году; вторая, гречанка с Кипра, умерла в 1964 от какой-то изнурительной экзотической болезни и была похоронена в море, а третья — некая Клеантес Леонидес, знаменитая афинская модель, вышедшая за него замуж в день своего восемнадцатилетия, стала затворницей, поскольку уже больше двух лет никто не видел ее на людях.
Клеантес Леонидес... Да! В предвкушении встречи я в поисках ее фотографий перерыл десятки старых модных журналов. Это было несколько дней назад в Афинах, и теперь я вспомнил ее лицо таким, каким увидел его на этих изображениях: молодое, естественное и прекрасное, в классических греческих традициях. И снова, несмотря на ходившие слухи, будто она больше не живет со своим мужем, я обнаружил, что с нетерпением жду нашей встречи.
За считанные минуты плоская белая скала острова на тридцать футов поднялась из моря, и мой штурман бросил свое проворное суденышко на правый борт, ловко пройдя между двумя зазубренными окончаниями покрытой налетом соли скалы, стоящей примерно в двадцати ярдах от самой северной оконечности острова. Когда мы обогнули ее, я увидел, что восточная сторона острова представляет собой белый песчаный пляж с пирсом, у которого стоял на якоре «Морской еж». Поодаль от пляжа, в рощице гранатовых, миндальных, рожковых и оливковых деревьев, затаилось огромное бунгало с плоской крышей.
На пирсе меня ждал тот, ради кого я сюда приехал. На нем были серые фланелевые брюки и белая рубашка с длинными рукавами. Талию охватывал широкий кушак из алого шелка. Так значит, это и был великий человек — высокий, неуклюжий на вид, лысый, очень умный и очень, очень богатый.
Я видел его фотографии, совсем немного, и часто удивлялся тому странному блеску, которое придавали его чертам эти изображения. Я всегда считал качество снимков всего лишь результатом плохой съемки. Его редкие появления на публике всегда были очень краткими и без предварительных объявлений, так что обычно к тому времени, когда камеры начинали жужжать или щелкать, он уже уходил.
Теперь я понял, что плохо думал о фотографах. Кожа миллионера действительно отливала каким-то странным блеском, и, должно быть, с его глазами тоже что-то было не так. На его щеках поблескивали маленькие слезинки, катившиеся из-под черных очков. В правой руке он держал шелковый платок, которым время от времени промокал предательскую сырость.
— Как поживаете, мистер Белтон? — его голос оказался низким и хриплым, с сильным акцентом, и совершенно не вязался с его вежливым вопросом и манерой выражаться. — Прошу прощения, что вам пришлось так долго ждать, но я не мог отложить мою работу...
— Не стоит извиняться. Я уверен, что эта встреча вознаградит меня за терпение.
Его рукопожатие оказалось неприятным, и я незаметно вытер руку о футболку. Очевидно, блеск кожи профессора был результатом применения масла от загара. Его рука казалась жирной. Вероятно, аллергия, которая могла объяснить также и темные очки.
С лодки я заметил между домом и берегом какую-то систему труб и клапанов, и теперь, подойдя следом за Хаггопианом ближе к длинному желтому зданию, услышал приглушенный рев насосов и шум льющейся воды. Оказавшись внутри постройки, я очень скоро понял, что означали эти звуки — здание было не чем иным, как гигантским аквариумом.
Вдоль стен тянулись ряды массивных стеклянных баков, так что солнечные лучи, проникавшие в помещение сквозь похожие на иллюминаторы окна, превращались в зеленоватые тени, играющие на мраморных полах и придающие этому месту какой-то подводный вид. На огромных баках не было ни карточек, ни табличек, которые описывали бы их чешуйчатых обитателей, и, по мере того, как Хаггопиан проводил меня из комнаты в комнату, мне становилось ясно, почему не было никакой необходимости в подобных ярлыках. Он отлично знал каждый экземпляр, мимоходом давая хриплые комментарии, пока мы по очереди не посетили все многочисленные крылья бунгало:
— Вот это — очень любопытное кишечнополостное, с глубины пятисот фатомов. Его очень трудно содержать — давление и так далее. Я называю его Physalia haggopia — смертоносное существо. Португальский военный кораблик по сравнению с ним — сущее дитя.
Это замечание относилось к огромной багровой массе с извивающимися дымчато-зелеными щупальцами, пугающе колышущимися в воде в баке огромных размеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39