А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Она заметила вопросительное выражение на моем лице и быстро добавила:
— Не беспокойтесь. В этом нет ничего криминального.
— Ну, тогда ладно, — засмеялся я. — Я всегда любил тайны. Выкладывайте.
Мы уселись в удобные кресла перед открытым балконом, откуда почти неощутимо тянул прохладный бриз.
Некоторое время в молчании мы смотрели на серебристую лунную дорожку, протянувшуюся от горизонта до берега. Ночь выдалась очень тихой.
— Имеете ли вы представление, сколько в мире воды? — начала с вопроса Сара.
— Она покрывает более шестидесяти процентов поверхности Земли, — заученно ответил я.
— Нет, нет, нет! — возразила она. — Это то же самое, что смотреть на яблоко и считать капли росы на его кожице. Это не подскажет вам, сколько сока у него внутри.
— И сколько червей, — добавил я.
Она на миг одарила меня странным взглядом, полуиспытующим, полуудивленным, и продолжала:
— Ну ладно, давайте взглянем на это с вашей точки зрения — математически. Поверхность земли составляет почти двести миллионов квадратных миль, из которых сто двадцать миллионов занимает вода и еще двадцать миллионов — ледники... Согласны?
Я кивнул.
— Я знаю об этом совсем мало, я просто вынужден принять ваши цифры. Похоже, вы довольно неплохо знакомы с этим предметом.
— В этом нет ничего удивительного, — ответила она. — Очень скоро вы узнаете, почему.
Я пожал плечами, откинулся на спинку кресла, перевел взгляд на море и продолжал слушать ее, каким-то уголком разума удивляясь, что же есть в ней такого, что так привлекает меня.
— Пока мы заглянули только на поверхность, — продолжила она. — Но как же быть с тем, что находится под поверхностью моря? Альтакамская впадина на востоке Тихого океана простирается на две тысячи миль в длину. Вы могли бы по меньшей мере раз пять затопить в ней все Британские острова, и на поверхности не появилось бы даже ряби. Точно так же вы можете взять Эверест, перевернуть его вверх ногами и утопить в Марианской впадине... и его вершина окажется на глубине целых двух миль под водой! Понимаете, к чему я веду?
— К тому, что на нашей планете уйма воды?
Она нетерпеливо нахмурилась.
— Вы можете отнестись ко мне серьезно? Я пытаюсь сказать, что, несмотря на то, что человек исследовал почти всю поверхность планеты, ему едва ли что-нибудь известно об океанских глубинах.
— А что бы вам хотелось, чтобы ему было известно?
— Пока ничего, но я расскажу вам о наших находках... Однако сначала скажите мне вот что: почему разумная жизнь в этом мире должна ограничиться Человеком Сухопутным, когда на самом деле жизнь зародилась в воде, которая образует, безусловно, самую большую пригодную для жизни сферу? Почему человек, ограниченный двумя измерениями суши, должен быть господствующим видом?
Я снова пожал плечами, стараясь не выдать своего растущего интереса. Я и раньше подозревал, что Сара очень умна, но теперь мне стало казаться, что мое мнение нуждается в радикальной переоценке.
— Полагаю, так просто случилось, вот и все, — ответная наконец. — Конечно, есть еще дельфин...
— Дельфин? У него большой мозг, но зато нет рук. Поэтому он ограничен в использовании орудий труда. Нет, он помогает глубоководным, как время от времени помогает и человеку, но его ни в коем случае нельзя считать существом столь же высокого порядка.
— Глубоководные! — я немедленно приподнялся и взял девушку за руку, очутившись с ней лицом к лицу. — Я все время слышу упоминания о них, вижу это название в книгах, но кто или что такое эти глубоководные? К чему вы клоните, Сара? Не можете ли вы объясняться более понятно?
Она забралась в кресло с ногами и рукой обняла меня за шею, приблизив свое лицо к моему. Это лицо было более серьезным, чем я когда-либо видел, но в то же время и более детским.
— Ладно, я расскажу вам о... о глубоководных. Проблема в том, с чего начать.
— Попытайтесь начать с начала, — посоветовал я.
— С начала? Сомневаюсь, что кто-то был бы в состоянии вообразить себе это начало. Но я могу сделать несколько научных предположений...
— В начале было удивительное божественное существо. Его звали Ктулху. Он пришел со звезд во времена доисторической юности Земли, когда этот мир был сущим младенцем среди миров. Он уже тогда был стар, но бессмертен — или почти бессмертен. Ктулху построил огромные города для себе подобных в дымящихся топях юной Земли. Среди своих сородичей Ктулху был Отцом, великим Древним. Вместе с ним из пустоты спустились многие другие. Среди них были Итаква, Ступающий-по-Ветру, и Йог-Сотот, Сущий-во-Всем — часть Всего, и Шудда-М'елл — подземный копатель, и многие, многие другие. Все они были сильны в «магии», магии удивительных наук, которая сделала возможным их многовековое путешествие через бесчисленные световые года. Они бежали от тирании других существ, чьим омерзительным законам ни за что не смогли бы заставить себя повиноваться... Враги преследовали их, и поскольку они не смогли убить Древних, то устроили им тюрьму здесь, на Земле, и в измерениях, соседних или параллельных этой звездной системе. Ктулху замуровали в подземельях Р'льеха и опустили в глубочайшие океаны, обрекая его вечно мечтать и тосковать о свободе, которая когда-то принадлежала ему.
Она остановилась, и я воспользовался этой возможностью, чтобы спросить:
— Так этот Ктулху... был одним из глубоководных... как и все те, которые оказались погребены в море?
— Нет, нет... Ктулху — величайший из великих Древних. Глубоководные всего лишь его земные слуги, его последователи, его почитатели. Он — основа для их религии. Они сами — водные братья человека, его подводные двойники, разумные повелители морей. Это раса подводных существ, о существовании которых люди не подозревают. То есть они в основном держатся обособленно. И лишь очень изредка, в большинстве своем по чистой случайности, об их существовании начинает кто-то подозревать.
Она снова остановилась, и я опять, несколько недоверчиво, воспользовался возможностью задать ей вопрос. По меньшей мере, попытался:
— Вы серьезно хотите, чтобы я поверил в то, что...
— В то, что Человек не единственный властелин этого мира? Что существуют водяные и русалки? Что в бесчисленных миллионах кубических метров воды, покрывающей эту планету, существуют разумные, сходные с человеком виды, чье происхождение, наука, культура и религия намного опередили человеческие?.. Да, хочу.
Сара немного помолчала, потом снова продолжила:
— Неужели в это так трудно поверить? Неужели вы с такой с легкостью можете сбросить со счетов все бесчисленные рассказы о русалках? Как только Человек начал записывать истории и легенды, а это, кстати сказать, случилось, как только первый человек научился писать, он узнал о людях, которые живут в море... Лишь совсем недавно, в современном, так называемом «просвещенном» мире изобрели объяснения, которые положили конец тому, что человек считал за благо считать мифами, видениями старых пьяных морских капитанов... Но в дни старинных клиперов, в дни тихоокеанской и ост-индской торговых компаний существовали капитаны, обнаружившие истину! Они узнали, что глубоководные реальны, что водяные и русалки действительно существуют и что возможно взаимовыгодное сосуществование с этими морскими братьями. Не стоит делать ошибки, Джон Воллистер, глубоководные — наши братья и сестры. Даже некоторые их собственные легенды гласят, что сухопутный Человек произошел от них, что «недостающее звено» Человека на самом деле — глубоководные. Кто может утверждать, что они не правы? Неужели настолько трудно вообразить, как давным-давно, когда первые рыбы-амфибии барахтались на илистых берегах уменьшающихся океанов, человек уже исследовал сушу? Да, тогда он больше походил на амфибию, но изначально двуногую. И, возможно, когда эти первые глубоководные вернулись обратно в море, некоторые из них остались на краю вод, чтобы позже утратить жабры и превратиться в настоящих людей. Хотя можно ли вообще кого-то назвать настоящим человеком? Первые люди, первоначальные люди, были глубоководные. Я, например, рада, что мои предки вышли из океана, а не спрыгнули с деревьев!.. Но теперь, Джон, давайте говорить в открытую. Мой отец и его друзья в клубе в настоящее время ведут переговоры как раз с такими существами, с глубоководными, из Атлантики, чьи собратья из тихоокеанских городов, где до сих пор поклоняются Ктулху, спящему в своем склепе в Р'льехе, были известны старым морским капитанам из Иннсмута еще в первые десятилетия девятнадцатого века.
Сара замолчала и посмотрела мне прямо в глаза, не обращая внимания на мою улыбку, желая, чтобы я поверил в то, что она мне сейчас рассказала. В ее глазах — огромных, темных — не было ни искры веселья, ни намека на то, что все это можно воспринять как-то по-иному, кроме как совершенно всерьез. Я так ничего и не сказал, и она спросила:
— Ну? Что вы теперь скажете?
— Что я теперь скажу? А что я могу на все это сказать? — ответил я наконец, чувствуя себя не на шутку раздраженным. — Сара, вы нравитесь мне. За то очень короткое время, что мы знакомы, я пришел к выводу, что вы мне очень нравитесь... настолько, что мне по-настоящему тяжело видеть, как вам морочат голову, или, если уж на то пошло, как вы морочите голову самой себе. Как я полагаю, вы на сто процентов говорили серьезно, рассказывая мне все это, значит кто-то разыгрывает вас, смеется над вами. Бог ты мой, да те теории, которые вы проповедуете, совершенно нелепы! Русалки, разумные человекоподобные амфибии, подводные города и храмы древних богов, старых, как сама Земля, — это полная нелепица!
— Нелепица? — взорвалась девушка, побелев от гнева. — Позвольте объяснить вам кое-что, мистер морской биолог...
— Нет, — резко оборвал я ее, в свою очередь рассердившись. — Это вы меня послушайте. Теперь вы попросите меня поверить в летающие тарелки? Те чокнутые, которые забивают вам голову всей этой чепухой, предоставили вам хотя бы что-нибудь в доказательство своих сумасшедших идей?
— Слепец! — бросила она мне в лицо. — Полный слепец... а, возможно, еще и глухой, если этот разговор не заставил вас ни о чем задуматься.
Тут весь ее гнев как по мановению руки улетучился, и она расхохоталась:
— Да, Джон Воллистер, вы просто глупец! Вам представлялась такая возможность! Вы профессиональный морской биолог, почему вас и выбрали быть их посредником, их послом. А вы оказались способны лишь поднять на смех то, что вскоре должно было стать для вас совершенно очевидным.
— Очевидным? Я не вижу, чтобы что-то было...
— Ну, разумеется, не видите. Но сегодня вы действительно видели. Вы видели глубоководных! Вам нужны доказательства? Так чем вам это не доказательство?
Эти ее слова ввергли меня в пучину внезапных невероятных подозрений:
— Я видел их? Я видел глубоководных! Я не...
— Вы сидели с ними за одним столом!
Вместе с воспоминаниями о тех отталкивающих людях, которые на моих глазах поедали то, что показалось мне сырой рыбой, на меня мгновенно нахлынула та же дурнота, которую я испытал в яхт-клубе, так что, едва удержавшись от гримасы отвращения, я пробормотал:
— Но эти люди были совершенными дегенератами, или, по крайней мере, они показались мне такими.
— Дегенератами? — девушка, казалось, не поверила своим ушам, и когда она заговорила в следующий раз, в ее голосе кипели ненависть и гнев. — Так вы сочтете пришельца из другого мира дегенератом, потому что он другой? Значит, китаец, пигмей, эскимос для вас дегенераты? Значит, «другой» означает «дегенерат»? — Кипя гневом, она вскочила на ноги. Ее маленькие сжатые кулачки дрожали. — Из всех тупоголовых...
— Погодите минутку, — перебил я, поднимаясь и беря ее за руки. — Шутка есть шутка, но...
— Шутка! — она поперхнулась этим словом. — Здесь только одна шутка, Джон Воллистер, и эта шутка — вы! — Она вырвала у меня руки. — Что ж, вы знаете, где меня найти, когда захотите извиниться.
И с этими словами она исчезла, вылетев из моего кабинета, пробежав по лестнице и захлопнув за собой входную дверь с такой силой, что я вздрогнул. Через миг я услышал, как взревел ее мотороллер. Однако я был слишком ошеломлен, чтобы сдвинуться с места.
Наконец я решил выйти на балкон и увидел свет ее фар внизу. Стоя в тени, она надевала шлем.
— Сара, — позвал я ее. — Сара, послушайте...
— Черта с два я буду вас слушать! — закричала она в ответ. — Я не такая, как ваши англичанки, Джон Воллистер. Я не собираюсь стоять и выслушивать ваши оскорбления! Да, я другая, да — другая, слышите вы? Я дегенератка, да?
И она умчалась прочь, разрезая тьму огнем фар. Обозвав себя дураком, а Сару еще большей дурой, ведь она искренне верила во всю эту чушь, я налил себе стакан виски, потом второй, за ним третий...
Прикончив добрых полбутылки виски за неприлично короткое время, я оказался слишком пьяным для того, чтобы думать — состояние, которого я не испытывал со времен юношеских разочарований в любви. И тогда я выбросил все случившееся из головы. Я собирался решить все проблемы утром. Спотыкаясь, я закрыл окна и рухнул на кровать.
Некоторое время темнота успокаивала, потом комната начала кружиться, напомнив мне о том, сколько я выпил. К счастью, меня не тошнило, но события прошедшего дня были такими, что я вряд ли мог надеяться спокойно заснуть. Помню, что снова обозвал себя дураком, прежде чем провалиться в сон...
И, разумеется, меня посетили сновидения.
* * *
Это был тот же сон, что и в прошлый раз. Сначала тихий шум воды, постепенно превращающийся в шторм, в бурю... Ощущение бесчисленных тысячелетий, проходящих в хаосе первозданного океана; геологических эпох, сжатых в минуты; и замогильные звуки нечеловеческих молитв — голоса почитателей чудовищного культа, рокочущие на фоне неистовствующей бури. Потом меня снова подхватил бушующий прибой, швыряя, точно куклу, с одного гребня волны на другой и бешено вращая в стеклянных воронках головокружительных водоворотов.
В этот миг, точно так же, как и в прошлом моем сне неделю назад, я проснулся. Однако грохот волн и шипение летящей водяной пыли не стихали. На миг я решил, что все еще сплю; потом, выбравшись из кровати, на подкашивающихся ногах я проковылял в кабинет и уселся за стол.
Там рев бури слышался еще громче, как будто неистовствующие воды обрушивались на самое подножье утесов под домом. Я решил, что начался прилив, и море, должно быть, совершенно разбушевалось. На часах было 3:15 — совершенно неподходящий час для того, чтобы проснуться и мучиться похмельем в разгар шторма. Я проспал всего час или два.
Я неуверенно подошел к балконной двери и повернул ручку, подперев дверь плечом, чтобы бешеный ветер не распахнул ее. Но мои усилия оказались совершенно напрасными, потому что когда я аккуратно открыл дверь внутрь и вышел на балкон, рев моря стих и мгновенно прекратился вообще, и моим глазам открылся невероятно тихий пейзаж!
Я не поверил своим глазам. Близкое и одновременно далекое море, плоское и серебристое в ясном свете луны; песчаная рябь берега, уходящего вдаль под ночным небом, по которому, полупрозрачные и зловеще молчаливые, медленно плыли разорванные клочья облаков... А где же буря?
Значит, буря существовала лишь в моем воображении, эхом доносясь из закоулков моего разума в мир яви через переходную фазу между сном и бодрствованием. Я не пробудился полностью, пусть даже и встал с кровати, чтобы пойти в кабинет, и только холодный ночной воздух на балконе привел меня в чувство.
Всему виной было виски. Разумеется, одно лишь виски. Оно могло оказаться единственным разумным объяснением. Но, на фоне событий последних суток, несмотря на все рационалистические объяснения, вызванный алкоголем кошмар потряс меня до глубины души. Дрожа всем телом, я вернулся в дом и начал механически закрывать дверь, когда меня настигла ужасающая мысль. А что если какое-нибудь заболевание начиналось с этих симптомов? С безумных фантазий и галлюцинаций? С обмороков и приступов головокружения? При каких заболеваниях слух у жертвы становится настолько острым, что она в конце концов умирала или сходила с ума от воздействия воображаемых или кажущихся звуков? Или это просто какая-то теория, о которой я где-то читал или слышал? Тогда я впервые испугался.
Испугался настолько, что не смог уснуть. Вместо этого я до утра бродил по дому, включая свет в одной комнате за другой. К рассвету я окончательно извелся, перебирая в уме все, что произошло с тех пор, как в мои руки попала таинственная раковина.
Именно тогда мне вспомнилось, что Сара что-то говорила о докторе... что-то, связанное с моим состоянием: что я был близок к нервному истощению. Ладно, допустим, но, откровенно говоря, из всего, что я узнал, только это имело хоть какой-то смысл. Нервное истощение? Еще немножко, и я вполне могу считать себя кандидатом в местную психушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39