Вот каким сердобольным мальчиком был Рокас! Настоящий брат милосердия, только красного креста на лбу не хватало.
АРШИН
Хоть и добрым едоком был Рокас, а вот чтобы раз поесть и всю неделю сытым ходить, никак не получалось у него. Чуть отойдёт, бывало, от стола, по двору пробежится, в воробьев камнями покидает, морковинку - зубы прочистить выдернет и снова к мамке: есть давай! Мать с утра до вечера от плиты не отходит.
Целый день два чугунка на огне кипят. Но вот однажды бригадир Полуквас явился Дара-ту в поле звать.
- Не могу я, - объясняет женщина. - Как я своего младенца без присмотра брошу?
- Ну знаешь, ты и святого можешь вывести из терпения! - разозлился бригадир. - Нашла младенца! Парень косая сажень в плечах, а она мне сказки рассказывает! И не стыдно тебе за таким верзилой прятаться?
- Он хоть ростом и велик, а разум-то детский, -возражает мать- Что с него взять, с Вершка малюсенького...
- Ничего себе малюсенький! - возмутился бригадир.- Если он Вершок, то кого же тогда Аршином звать?!
И прилипло это прозвище к мальчонке, навсегда пристало. С этой поры никто его не звал иначе. Аршин, да и только.
Как тут было матери оправдываться? Не скажешь ведь, что не вышла в поле, потому как Аршина не на кого оставить. Да и за ручку такую версту водить не будешь: отец по плечо ему, мать - до пояса, а он знай вышагивает посерёдке, родителей за руки ухватил и тащит.
Словно дошколят в колхозный детский сад ведёт.
Посоветовались родители друг с другом и стали на работу собираться. Наварили горшок картошки, котёл мяса и, уходя из дому, наказали сыну:
- Сам поешь, не маленький.
- Что? Сухую картошку7
- Простокваша в погребе.
- Всё равно будет сухо, ~ огорчился Рокас.
- Масла возьми в чулане. Только варенье не трогай!
- Ладно, не трону, - обещал сын, и мать с отцом ушли.
Сел Аршин, задумался: как бы ему так поесть, чтобы простоквашу самому не наливать, масло из маслобойки не доставать и картошку не студить?
Как самый настоящий пан устроиться!
Думал, думал, наконец придумал. Достанет картофелину из горшка - лезет в погреб за простоквашей. Пока спустится по лестнице, смотришь, картошка и остыла; он её в рот, простоквашей запьёт, а сам из погреба в чулан спешит маслом смазать. Чтобы в горле не застряла.
Понравилась Аршину такая кормёжка: день-деньской знай физкультурой занимайся - вверх-вниз по лестнице носись да челюстями двигай.
И полезно, и время до ужина быстрей бежит. Вернулись родители с работы, так и ахнули, когда увидели, как единственное чадо в поте лица с картошкой управляется.
- Ты что же, весь день так маешься? - не на шутку перепугался Кризас.
- Весь,-улыбается Аршин,-Авось и до вечера не кончу.
- Так и без ног остаться можно...- запричитала Дарата.
А Кризас на свой лад учит сына:
- Вот гляди на меня: я хоть и стар годами, а сколько силы во мне ещё пакляную шапку свободно на голове удерживаю. А всё почему? Потому что не лезу вон из кожи на работе: сено лошадкам одной рукой подбрасываю, а когда та устанет, другой берусь. Так и тружусь попеременно. А ты что делаешь? Целый день как угорелый мечешься. Надо сердце на старость лет поберечь, ты ведь паном быть хочешь. Пузатым, ясновельможным.
- Поберечь - это я готов, - согласился Аршин и подавился сухой картофелиной.
Хорошо, что Кризасу толкушка под руку подвернулась. Взобрался старик на лавку да как трахнет сына по спине - кусок проскочил, и всё обошлось. Даже к доктору вести не понадобилось. Правда, толкушка в щепки разлетелась, так что с того дня Дарате приходилось крупу безменом толочь, а картошку мельничкой молоть.
На другой день родители понаставили вокруг Аршина горшки с едой, миски, кружки, а сами снова на работу ушли. Сынок сидит, ест за милую ду-шу да по животу себя похлопывает - можно не сходя с места до всего рукой дотянуться. Когда всё подчистил, вспомнил про варенье в чулане. Чернику на меду.
Вспомнив, раз обошёл вокруг ведра, покосился, но даже ягодки не взял. Второй раз обошёл - понюхал только, а на третий решил себя за такую выдержку вареньицем попотчевать. Вознаградить за своё долготерпение.
- Ты ведь обещал не трогать! ~ вскричала мать, когда вернулась в дом и увидела пустое ведро.- С чем же мне теперь пироги печь?
- Я целый день не трогал, даже близко к варенью не подходил, а потом на радостях, что слово своё сдержал, решил отведать и сам не заметил, как до дна всё вычерпал, - оправдывается Аршин, вытирая ложку о штаны, а пальцы - о волосы.
И смотрит одним глазом, другой прищурив. Отец подумал, что сынок от удовольствия жмурится, потому и ругать его не стал, объяснив Дарате:
- Ясновельможный пан Яцкус не ложкой - лопатой мёд черпал, и то ничего, как бык здоровый был, только, бывало, когда солнышко пригреет, вся сладость у него на лысине и выступит, букашки всякие слетаются. Он на тот случай воронье перо втыкал в шляпу. Шмелей пугать.
На следующий день Аршин снова одним глазом смотрит. И на третий, и на четвёртый так же, пока наконец Вершок не встревожился:
- Никак, ты снова придумал что-то?
- Как ты учил, так я и делаю: одним глазом смотрю, другой на старость берегу. Тут уж мать всполошилась.
- Где твой ум? - накинулась Дарата на мужа. - Калекой ребёнка вырастишь!
- Много ты понимаешь,-не сдавался Кризас.- Помню, у того же пана Яцкуса на носу очки сидят, на брюхе бинокль болтается, а как выйдет, бывало, сов стрелять, всё равно один глаз зажмурит. Видно, такой фасон у панов.
Слово за слово - поссорились. Замолкли и сидят будто воды в рот набрали: отец заговорит ~ мать ни гугу в ответ; мать голос подаст - отец отмалчивается.
Точно мышь на крупу, надулись оба. Неделю молчат, вторую не разговаривают, третью... Кризас взял лучину, зажёг и давай под кроватью вчерашний день искать.
Не столько ищет, сколько старуху дразнит.
- Ты чего там шаришь? - первой не вытерпела Дарата. - Того и гляди, избу спалишь.
- Да всё думаю, может, твой язык найду, - засмеялся Кризас. - Ты ведь уже третью неделю без языка ходишь.
Ничего не ответила жена, но затаила обиду на мужа. Как баранку впрок отложила.
Дразнил, дразнил Кризас Дарату, наконец старуха не выдержала, отыскала гвоздь, молоток и высматривает на стене местечко поудобнее.
- Ты что делать собираешься? - забывшись, осведомился Вершок.
- Язык твой прибить хочу, чтоб не болтался,- расквиталась за прошлое жена.
Мать с отцом ругаются, Аршин слушает да на ус мотает, выжидая, чем это всё кончится. А когда родители про варенье вспомнили и снова за сына принялись, он им так ответил:
- Ну что вы можете мне сказать, если одна без языка разгуливает, а у другого гвоздём прибит?
От этих слов старик покрутил головой и за шапку взялся.
- Я в твои годы старшим не грубил, - буркнул сыну, прежде чем уйти.
-Ас каких лет начал? - заинтересовался Аршин.- Раньше или позже, чем ясновельможный пан Яцкус?
Старик выскочил за порог да так дверью хлопнул, что с потолка костра посыпалась, а старуха в слезы;
- Я вот сиротой росла, чужим людям и то не смела говорить такое...
- Я тоже сиротой хочу быть, - надул губы Аршин.
- Почему, сыночек, почему, ненаглядный мой? - вскинулась мать.
- Потому что никто меня тогда мучить не будет... Бу-у-у! - заголосило дитя.
Тут и мать поскорей платок на голову. Свадебный, только молью посередке траченный.
ЗАЧЕМ СЛОНУ УШИ?
Чем больше ел, тем толще становился Аршин. Пухнул как на дрожжах. Родители ни белья, ни одежды напастись не могли на него. Только сошьют, принесут домой, обрядят сыночка - смотришь, через день обновка по всем швам трещит, локти рваны, колени драны, спина пополам разлезлась. С плеч да в печь.
Однажды отец повёл сына в сельмаг ботинки покупать, самые большие выбрал. Пятьдесят последнего размера!
Аршин втиснул ногу, прошёлся по магазину, ногами повертел и радуется:
- Ух ты, красивые-то какие!
- Не в красоте толк,- наставляет отец, отсчитывая последние деньги.Важно, чтобы хороши были.
- Хороши, хороши, - чуть не плачет Аршин.
- Покажи, где палец, где пятка? - проверяет отец.
А сын подмётками скрипит, сам улыбается сквозь слезы и нахваливает:
- И блеск, и треск - до чего же хороша обувка!
- Вправду хороша? - последний раз спрашивает отец.
- Лучше некуда!
Заплатили денежки и ушли. Не успели до дому дойти, как Аршинов палец наружу вылез. Будто нож из ножен распоротых. Отец за голову схватился:
- Я же говорил - малы, не хороши тебе!
- Башмаки-то хороши, - отвечает сын,-только палец великоват, - и дальше пошёл, прихрамывая.
Ничего ему Кризас на это не сказал, опасаясь, как бы самому нахлобучки дома не было за такую покупку. Но Дарата даже не глянула на башмаки. Ей не терпелось примерить сыну новую одёжу - широкую, свободную, мешковатую, правда, малость, так она и впрямь была из мешковины, самой прочной. Собака не прокусит.
Только выбежал Аршин за дверь, глядь, тут же назад идёт весь измазанный, оборванный. Как чучело гороховое.
- О господи! - напугалась мать.-Где ты так изодрался?
- По заборам лазил.
- А измазался где?
- Дворец лепил.
- А меня там вылепил? - просветлел отец.
- Нет, грязи не хватило, - объяснил сын, - всю на Яцкуса извёл.
- Нет больше моей моченьки!..-зарыдала Дарата. - Теперь ты, отец, ломай голову, во что сына одеть.
Думал, думал Кризас, наконец додумался. Сторговал у соседа по дешёвке телячью шкуру, выделал, отнёс портному и заказал штаны для сына. Проволокой сшитые, гвоздями сбитые. Когда обновка была готова, Вершок надел на сына штаны и сказал ему:
- Хоть верхом катайся - не протрутся!
Но недолго радовался бедняга.
На другой же день Аршин воротился домой с прорехой на заду. Хотел незаметно боком в дверь шмыгнуть, да споткнулся о порог и грохнулся во всю избу. От сеней и до задней стенки.
Тут отец, конечно, увидел, что штаны разорваны.
- Кожаные?! Железные?! - закричал он, попытался было схватить за шиворот безобразника, но не дотянулся. - Да ясновельможный Яцкус все наряды от деда унаследовал, сам носил и внукам оставил, так в той одежде они и за море смывались, когда у нас тут панов прижали. А ты телячьей кожи штаны за один день ухлопал!
- Я их не хлопал, я катался... ~ захныкал Аршин, и слезы из глаз, как бобы, посыпались.
- Это на новых-то штанах?!
- Да не на штанах, на точиле! Ребята крутили, а я сидел только.
У отца и руки опустились: ну что ты будешь делать...
- Кожаные!.. Железные!..- бормотал Кризас, а про себя уже торговал у соседа бычью шкуру. Из которой подмётки кроят.
На этот раз куртку Аршину шорник шил, штаны - скорняк, а шапку тачал сапожник. В воде вымачивал, потом на тыкву, как на колодку, напялив, молотком отбивал, шилом дырки протыкал и смолёной дратвой стягивал.
Можно подумать, не треух мальчонке - покрышку для тракторного колеса готовил.
Не прошло и двух дней, прибегает с улицы Аршин - на нём не шапка, а какой-то ком, соломой набитый. Гнездо воронье.
- На голове он, что ли, ходил? - всплеснула руками мать.
- Ты где шапку измочалил? - не на шутку разозлился отец.
- Это не я, это всё мальчишки, - оправдывался Аршин.
- Они что - на головах ходили в ней?
- Нет, в футбол играли.
- Твоей шапкой?
- Моей... Ещё и листьев сухих в неё набили.
- Конец света...-всхлипнула мать и плюхнулась на лавку.-А ты что делал, когда мальчишки шапку твою пинали?
- Я на воротах стоял, - ответил сын и заплакал в три ручья. Заревел белугой.
Но на сей раз и слезы не спасли Аршина. Отец влез на лавку и схватил неслуха за уши. Отвислые, холодные.
- Сейчас я тебя выдеру! Говорили тебе, не озорничай?! - тряс он Аршина.
- Говорили.
- Ну что теперь с тобой делать? - Отец уже из сил выбился, а сыну хоть бы хны.
- Да ничего, - говорит Аршин. - Я забыл и нарушил своё слово, и ты своё забудь и нарушь...
Но Кризас выполнил обещанное: цепом сына отдубасил и в угол поставил.
- Стой и думай, за что тебя драли! - топнул ногой Вершок и пальцем погрозил Аршину.
Стоял увалень, стоял верзила, пока яму в углу не вытоптал, а потом придумал всё-таки.
- А слона за уши дерут? - спрашивает Кризаса.
- Нет, - отвечает отец.
- Эх жалость, - вздохнул Аршин. - Такие большие уши и зазря пропадают. Ты бы за них обеими руками ухватиться мог.
Умилился, растрогался Вершок, смахнул ладонью непрошеную слезу и выпустил Аршина из угла. Похлёбку есть
КАК ШАРИК ГРОШ АРШИНУ ЗАРАБОТАЛ
Страда была в самом разгаре. Все трудились - стар и млад, кто здоров и кто болен. Даже камни шевелились на колхозных полях. Один Аршин день-деньской на боку валяется, бьёт баклуши. Точь-в-точь ясновельможный пан Яцкус.
Мать усталая с работы пришла, а дома кавардак: горшки закопчены, посуда немытая, под кроватью грибы растут, мох по стенам зеленеет, паутина - как шпагат в углах. Сам чёрт ногу сломит.
Разозлилась Дарата, сунула Аршину тряпку в руки и, плюнув на мужнины увещевания, приказала дармоеду-сыну посуду мыть. Горшки драить...
А сама схватилась за веник и стала пол мести.
- Пан Яцкус даже пяток себе сам не чесал...-завёл было Кризас, но, завидев, как Дарата машет веником у него под носом, приумолк и тоже работу себе нашёл. Трубку чистить.
Пролежавший все бока Аршин с радостью принялся за дело. Засучил рукава, нагрел воды и давай плескаться, как в дождевой луже.
Все окна забрызгал.
- Смотри не упади с тарелкой-то! - предупреждает мать.
- Как же я упаду, если я за неё обеими руками держусь? - недоумевает Аршин.
Не успел он это сказать, как загляделся в окно, нога за ногу заплелась - и грохнулся. Тарелка - трах об пол! И на кусочки.
- Ну что я говорила?! - подбежала к нему Дарата.- Как это тебя угораздило? - а сама даже приподнять Аршина не в силах.
- Да вот так, - вскочил на ноги Аршин и, схватив другую тарелку, снова брякнулся на пол. Тарелка - вдребезги, а сам чуть стену головой не вышиб и вторую гулю набил. Со страусово яйцо, не меньше.
- Хватит, хватит, не показывай больше!-Мать махнула рукой и сама помыла посуду.
А Кризас, посасывая трубку, не замедлил мудрое слово вставить:
- Давно бы так! Разве это мужское дело - посуду мыть? Аршинчик, дай-ка мне уголёк из печки - трубку раскурить. Да, будь добр, выбери который погорячей.
Аршин, смотрит в печку: угли все как на подбор. Огнём горят. Недолго думая выгреб целый совок и поднёс отцу. Что ни говори - мужское дело!
- Куда мне столько? - удивился Кризас.
- Чтоб ты сам погорячее выбрал, - не моргнув глазом, ответил сын и высыпал всё в отцову пригоршню. Ещё ладно, увернуться старик успел, а то бы сын ему не только деревянные башмаки, но и руки сжёг. Долго ли умеючи!
- Разве это ребячье дело - играть с огнём? - отчитывала Кризаса жена.
А на другой день, отправляясь в поле, снова велела Аршину посуду мыть, правда алюминиевую на этот раз.
Кризасов сынок все кастрюли, миски на пол свалил, кипятком обдал, золой посыпал и сам посреди избы улёгся; лёжа матери помогать решил. Чтобы не сверзиться и не перебить посуду. "Ниже пола не упаду",- рассудил он, посвистывая. Собаку подзывая.
Шарик тут как тут, прибегает со двора, видит - жирные тарелки на полу, и давай вылизывать. Любо-дорого поглядеть, как пёс старается. Аршин по шёрстке его поглаживает и посудину за посудиной ему под нос подсовывает, а тот знай языком орудует.
Аршину только блеск рукавом навести осталось. Попотчевал Шарика за верную службу огрызком колбасы, а сам - на боковую. Такой храп стоял, что вся изба ходуном ходила.
Вечером приходят родители с работы и глазам не верят: впервые в жизни дождались от сына помощи. Мать на радостях клёцками работягу ублажала, а щедрый Кризас ему грош отвалил. Не целый, ломаный, ещё лет сто назад от времени позеленевший.
Поужинав, стал Вершок в ночное собираться. Надел тёплые носки, полушубок накинул и просит сына:
- Достань-ка мне, Аршинчик, сапоги с печки. А то мои деревяшки совсем уже прохудились.
- А это мужское дело? - справился Аршин.
- Мужское, мужское, - заверил Кризас. - Поторопись, меня люди ждут, стоят за дверью.
- Так чего спешить, коли ждут? - пожал плечами сын.- Иное дело, если б не ждали...
Побрёл к печке и сбросил оттуда два правых сапога. Один - материн, другой - отцовский.
- Ты что одинаковые мне даёшь? - спрашивает Кризас.
- Где же одинаковые? Один - большой, другой - маленький, - объясняет Аршин.
- Да, но оба правые! - кипятится Кризас.
- А откуда здесь левым взяться, ежели они на печи остались? - недоумевает сын.
Так и не разрешил отец этой загадки - без сапог отправился в ночное. В галошах на босу ногу.
Вышел во двор, свистнул Шарика, привязал его верёвкой за шею и хотел уже идти, а сын выскочил на порог;
- Оставь собаку!
- Как так - оставь? - заспорил Кризас. ~ А кто мне ночью лошадей будет караулить?
- А кто мне после ужина будет посуду мыть? - выпалил Аршин.
Отец так и поперхнулся, поняв, из какой тарелки ел, но грошик всё же не отобрал. Хоть и не похвалил Аршина за его выдумку.
- Кто ж так делает? - наставлял он будущего пана.- Каждому своё занятие: лошади - поклажу возить, собаке - дом стеречь, кошке - мышей ловить, пану пановать да брюхо себе поглаживать.
1 2 3 4 5 6