Суд вынесет решение в конце недели.
– Что вы чувствуете по этому поводу?
– Я схожу с ума, – срывающимся голосом проговорила Джойс. – Поэтому я и пришла. Да, мне нужны деньги, но дело не только в этом. Это дело принципа. Норман не должен был умирать. У него остались две маленькие дочери, которые нуждаются в нем. Теперь он не увидит, как они станут девушками, как выйдут замуж, как у них будут дети. А я, я же полагалась на него. Мы думали, что состаримся вместе. А теперь не можем. Кто-то должен заплатить за это.
Кэйси уже слышала все это. В Джойс опять говорил все тот же гнев. С самого начала они обсуждали, как с хорошими людьми происходят плохие вещи. Джойс не желала смириться с этим тогда и не смирилась до сих пор.
– Наши шансы на победу невелики, – продолжала Джойс. – Адвокат сказал это сразу, как только я обратилась к нему, и в конце слушаний он повторил это. Судья задает такие вопросы, которые играют на руку нашим противникам. И что же мне делать, если решение будет не в нашу пользу? Я имею в виду, я не должна буду успокоиться на этом. Мы можем подать апелляцию. Но мой адвокат откажется. Он сказал, что подчинится решению суда, и, возможно, он прав. Порой я чувствую себя настолько измученной, что мечтаю только об одном – чтобы все поскорее закончилось. А потом приходит второе дыхание, и я вновь хочу выиграть дело; я просто действую.
– А если вы выиграете, что тогда?
– Это будет значить, что мне удалось что-то доказать. Тогда я смогу оставить все это позади и жить дальше.
– А если вы проиграете? Джойс медлила с ответом.
– Не знаю. Поэтому я и нервничаю. Мы с вами говорили о гневе. Но что я буду делать с ним, если мне некого будет обвинять?
После встреч с тремя остальными клиентами Кэйси все еще продолжала раздумывать над словами Джойс. Пока Конни был жив, поддерживать свой гнев было легко; пока он жил и дышал, он мог набрать телефонный номер, послать ей сообщение или записку, даже передать что-нибудь через общих знакомых. Теперь, когда его не стало, эти пути были закрыты. А ее гнев?
Сейчас, направляясь в сад, Кэйси не могла поддерживать его в себе. Она даже специально пыталась это сделать. Она стала думать о том, чтобы переместить столик и стулья на другое место, просто чтобы сделать так, как хочется ей. Однако три шага под перголой – и она уже не могла придумать лучшего места для столика, чем то, на котором он находился.
Для любых негативных мыслей сад был черной дырой, он засасывал и растворял их в себе.
Небо затянулось облаками, воздух стал более влажным, но и без солнца место не потеряло своего очарования. Рассеянный свет делал все вокруг словно плюшевым. Деревья стали отличаться друг от друга больше цветом, чем структурой крон. Цветы стали неяркими, камни казались мягкими.
Кэйси прикрыла глаза, чтобы открыть их через несколько секунд, когда звук распахивающейся двери и шагов возвестил о появлении Мег. Она несла бутылку вина и блюдо, на котором лежали маленькие шпажки с нанизанными на них кусочками жареной говядины и овощей. Кэйси только начала размышлять над тем, с какой стороны подступиться к этому изобилию, как подоспела помощь.
– Проезжала мимо, решила на всякий случай проверить, вдруг ты здесь, – радостно объяснила Брайанна, не мешкая присоединившись к трапезе. – Я ведь могу к этому и привыкнуть.
Кэйси думала о себе то же самое.
– Ну и как это, работать на его рабочем месте? – спросила Брайанна.
Кэйси отложила в сторону пустую шпажку и, откинувшись на спинку стула со стаканом вина в руках, постаралась привести в порядок мысли.
– Очень, очень странно. Меня не оставляла мысль: «Кэйси, что ты здесь делаешь?» Он писал за этим столом. Он говорил по этому телефону. Идеи, вышедшие из этого офиса, распространились по всему миру. А теперь тут осталась только бедная старушка Кэйси.
– И что же не так со старушкой Кэйси?
– Я не могу делать то, что делал он. Я поняла это сегодня, беседуя с клиенткой. На редкость умная женщина, преуспевающий предприниматель, владелица трех дорогих ресторанов, в которых никогда нет свободных мест, при этом страдает жутким комплексом самозванки.
– А причина?
– Ее отец держал лавку. Мать была домохозяйкой. Они думали, что, поступая в кулинарную школу, она зря теряет время. Они пытались отговорить ее от покупки первого ресторана; говорили, что выше головы не прыгнешь, когда она открыла второй, а когда открыла третий – вычеркнули ее из завещаний.
– Почему?
– Они сказали, что она слишком безрассудна и они не хотят, чтобы она спустила их с трудом нажитые сбережения. И вот так она и живет, мрачнее тучи, процветая с каждым годом все больше, но все равно продолжая ощущать, что ее рестораны – это карточный домик на грани падения. Потому что так воспринимают это ее родители. И это глубоко укоренилось в ней.
– Но это совсем не твой случай. Конни никогда не говорил тебе, что ты делаешь что-то плохо.
– Словами – нет, – проговорила Кэйси, касаясь губами края стакана.
– А ты думаешь, что он оставил бы тебе этот особняк, зная, что ты будешь принимать здесь клиентов, если бы считал тебя никудышным консультантом?
Кэйси пожала плечами. Она вообще не представляла, что мог думать о ней Конни, неважно, плохое или хорошее.
– Кэйси, у тебя великолепная практика. Мы с Джой пошли по пути наименьшего сопротивления, поступив на службу. – Джой работала в государственной клинике, Брайанна – в реабилитационном центре.
– Я бы не сказала, что у вас легкая работа.
– Но нам не приходится беспокоиться о том, где взять клиентов. Они всегда под рукой. А тебе – приходится, и посмотри, какую клиентуру ты сумела набрать. Ну-ка, расскажи мне о сегодняшних посетителях?
В деле поднятия духа на Брайанну всегда можно было положиться.
– Две фобии, заниженная самооценка, три адаптационных нарушения и один приступ паники.
– У тебя или у нее?
– У нее. Она не сразу смогла найти дом. А если что-то оказывается не там, где она рассчитывает, она впадает в панику и начинает воображать все, что угодно.
– Например?
– Голос ее мужа. Она всю жизнь терпит от него словесные оскорбления и теперь стала слышать его голос постоянно. И поэтому переживает из-за любых пустяков.
– Она дошла до стадии понимания, что на самом деле его нет рядом?
– Разумом – да. Чувствами – нет. Порой это просто парализует ее.
– Может быть, ей нужно от него уйти?
– Если бы проблема была только внутри нее – да. Но здесь все сложнее. У них четверо детей, которые еще живут с ними, а единственное, чем она умеет заниматься, – вести хозяйство. Она относится к мужу как к работодателю. Если он ее уволит, куда она пойдет, и что тогда будет с детьми? Нет, она не может от него уйти. Лучшее, что я могу сделать для нее – помочь ей обрести перспективу. Взглянуть на все со стороны, реально оценить, что она делает хорошо, и научиться как-то взаимодействовать с тем, что он говорит. Она на самом деле слышит его голос.
Брайанна подозрительно притихла. Она глотнула вина и неожиданно погрустнела. Потом тихо спросила:
– Как твоя мама?
Кэйси посмотрела на нее искоса.
– Это к вопросу о голосах?
– Ты продолжаешь?
– По-своему, да.
– Кэйси, – покачала головой Брайанна.
– Я все понимаю. Если она действительно находится в таком растительном состоянии, как утверждают доктора, она не может слышать, не может думать, не может ничего знать. Но, Брай, я чувствую там ее присутствие. Клянусь, это так. Я знаю, о чем она думает.
– Какие-нибудь улучшения есть?
– Сегодня опять были судороги. Врач сказал, что она слабеет.
– И что ты чувствуешь?
– Я должна испытывать облегчение. Такое существование нельзя назвать жизнью.
– Нет, что ты чувствуешь?
– Если это правда, я знаю, что это к лучшему. Я больше не плачу. За три года все выплакала. Меня уже даже больше не трясет, как раньше. Я привыкла видеть ее в таком состоянии.
– Так что же ты чувствуешь? – не отступала Брайанна.
– Опустошение, – ответила Кэйси, приложив ладонь к занывшему сердцу.
За эти три наполненных болью года Кэйси успела понять, что наилучший способ справиться с опустошением – занять голову чем-то еще. Она чувствовала себя хорошо, общаясь с клиентами, когда ее обязанностью было переживать их чувства. Ей было хорошо, когда она занималась йогой, бегом или спортивными играми с друзьями.
Однако в этот вечер, когда Брайанна уехала, единственным, что отвлекало ее, были размышления о Конни и «Флирте с Питом». Ради того, чтобы найти рукопись, она была готова копаться в вещах Конни.
Дюйм за дюймом она обыскала кабинет. Ничего, имеющего хотя бы отдаленное отношение к запискам, ей не попалось, однако она нашла личный архив Конни – банковские уведомления, копии чеков, налоговые декларации. Все это было сложено в аккуратно помеченные и расположенные по порядку пластиковые коробки в нижних ярусах шкафов. Просматривая бумаги, она узнала, что он выписывал чеки от руки, вовремя оплачивал счета, поддерживал государственное радио и телевидение и ежегодно жертвовал крупные суммы обществу натуралистов Мэна.
Он родился в Мэне. Что-то связывало его с Мэном всю жизнь. Кэйси могла поклясться, что Литтл-Фоллз, настоящий или выдуманный, был в Мэне.
Она просмотрела все мэнские бумаги, пытаясь найти упоминание о городе. Она просмотрела брошюры, в которых он заполнял бланки заявок на пешеходные экскурсии, путешествия на каноэ, экспедиции по наблюдению за птицами и горные походы. Некоторые из них – точнее сказать, всего несколько штук, – выглядели так, словно так никогда и не были отосланы, к некоторым были даже подколоты неоплаченные чеки. Другие, должно быть, отсылались, так как на них стояли отметки о получении. Она прочла все эти брошюры. Упоминания о Литтл-Фоллз не было ни в одной.
Когда она вернула все на свои места, то поняла, что слишком устала, чтобы возвращаться в квартиру. Учитывая, что встреча с первым завтрашним клиентом была назначена на восемь утра, это просто не имело смысла.
На этот раз она направилась сразу в гостевую спальню. Конни все еще присутствовал там, с другой стороны холла, однако теперь, просмотрев его счета и осознав ответственность, которую он возложил на нее, она чувствовала себя отчаянной и дерзкой. В конце концов, решила она, так как она – единственная, не считая привидения, кто теперь должен оплачивать эти счета, у нее есть право ложиться спать там, где вздумается.
Она уснула, размышляя о надежных, практичных, материальных вещах, вроде отопления и вентиляции, кровельных и малярных работах и выведении насекомых, однако в полночь неожиданно проснулась, уверенная, что ее разбудил какой-то звук.
Она села в постели и осмотрелась. Комнату довольно ярко освещали уличные фонари. Она могла видеть все достаточно ясно, но не увидела ничего.
Затаив дыхание, она прислушивалась. Город спал, тихо посапывая за ее окном. В комнате не раздавалось ни звука. В холле тоже.
Говоря себе, что ее воображение, пока она спала, вышло из-под контроля, она улеглась обратно в кровать и закрыла глаза. Однако через несколько секунд вскочила снова и на этот раз уже не смогла остаться в кровати. Накинув халат, она подкралась к двери и прислушалась. Отправляясь спать, она оставила дверь полуоткрытой, и в том же состоянии она и оставалась. Конечно, это ничего не значило. Привидения проходят и сквозь двери. Но она не верила в привидения.
Выскользнув в холл, она затаилась. Откуда-то из глубины дома доносилось гудение, но в этом механическом звуке не было ничего сверхъестественного или необычного. На цыпочках подкравшись к двери спальни Конни, она снова прислушалась. Этот звук был почти неслышным. Она не могла определить его происхождение.
Как обычно, дверь была приоткрыта. Стараясь не задеть ее, Кэйси заглянула в комнату, но не смогла разглядеть почти ничего. Входить она не стала. Она еще не настолько осмелела. Убеждая себя, что звуку, который ей послышался, можно дать рациональное объяснение и Мег с утра несомненно сможет ей его дать, она отступила назад. И вот тогда она увидела глаза.
Глава 8
Кэйси не медлила. С быстротой молнии она бросилась в свою комнату и с силой захлопнула дверь.
Глаза ей померещились. Никаких психозов, просто сила внушения. Ее сосед сказал о привидении, вот она его и увидела. На самом деле это не столь уж сильно отличалось от разговоров с матерью. Врачи утверждали, что Кэролайн не могла разговаривать в течение этих трех лет, и кто такая была Кэйси, чтобы спорить? Если она слышала голос, она просто воображала его себе.
Конечно, она слышала голос Кэролайн потому, что хотела его слышать, а в случае с привидением было совсем не так. Значит, ее воображение подстегнул чуждый дух этого дома? Или тот факт, что комната с другой стороны лестничной площадки принадлежала ее отцу и какая-то часть ее души все-таки хотела, чтобы он был там, после того, как он пригласил ее в этот дом?
Очень тихо она вернулась в постель. Не сняв халата – она не хотела, чтобы какое-то воображаемое привидение видело ее обнаженной, – она легла на спину посередине кровати и лежала так, сложив руки на животе и не отводя глаз от двери.
Никакого движения. Никакого звука. Она продолжала смотреть и слушать примерно с час, пока наконец не заснула, но спала беспокойно, часто просыпаясь, чтобы снова прислушиваться и присматриваться. Когда, наконец, забрезжил рассвет, она поняла, что слишком сосредоточилась на своих переживаниях.
Достав из спортивной сумки желтую майку и шорты, она быстро натянула их на себя и скрутила волосы резинкой. Открывая дверь своей комнаты, она не могла не подумать о ночных звуках и бросила взгляд на темную полоску за приоткрытой дверью Конни. Однако ей удалось без всяких происшествий добраться до лестницы, и дальше она, не останавливаясь, поспешила вниз, через главный холл, мимо акварелей Рут – не отрывая глаз от ступеней – через офис и, наконец, в сад.
Выйдя из-под перголы, она ощутила мгновенное успокоение. Сейчас, на рассвете, в саду было свежо, хотя день и обещал снова быть теплым. В воздухе сладко пахло… сиренью, она узнала запах сирени. Запах привел ее к двум обильно усыпанным лиловыми кистями кустам, посаженным позади цветочных клумб. Она улыбнулась, прикрыла глаза и некоторое время наслаждалась запахом.
Через несколько минут, чувствуя себя словно обласканной цветами, она выбрала подходящее место в заросшей части сада и опустилась на землю. Она проделала обычный комплекс, в течение пятнадцати минут принимая различные позы приветствия солнцу, сосредоточившись на своем дыхании. Она расслабляла одну часть тела за другой, концентрируясь – действительно концентрируясь – на том, чтобы изгнать из тела напряжение, возникшее от всяких жутких мыслей, вроде привидений, работы в офисе Конни, смерти Кэролайн и полном одиночестве в мире, которое последует за этим. С каждым глубоким вдохом накачивая организм позитивной энергией, она чувствовала, как невидимые зажимы отпускают ее шею, спину, живот, ноги. Когда ее мысли норовили уйти в сторону, она настойчиво загоняла их на место. Снова и снова она наполняла легкие воздухом и медленно, старательно выдыхала.
Она повторила цикл поз три раза и, закончив, почувствовала себя значительно более расслабившейся. Как всегда, излюбленное блюдо она приберегла на десерт. Используя в качестве опоры ствол старого каштана, она опустилась макушкой на землю, создав дополнительную поддержку сцепленными на затылке пальцами, и медленно начала поднимать тело вверх – бедра, затем ноги, затем ступни, – пока не достигла состояния равновесия и покоя.
Стойка на голове оказывала тонизирующее действие. Она всегда ощущала это, но сильнее всего – после бессонной ночи. Сила тяжести, действовавшая на ее тело в обратном обычному направлении, давала системе кровообращения освежающую встряску. Тело приятно покалывало, кожа дышала, грудь поднималась. Это взбадривало ее не хуже, чем пригоршня ледяной воды, выплеснутая в разгоряченное лицо.
А сан вверх ногами стал обновленным миром оттенков и форм. В нем не было никаких привидений. Все было правильным и твердым – в том числе и мужчина, который неожиданно, бесшумно появился перед ней. Должно быть, он прошел через заднюю калитку, но был таким же реальным, как можжевельники и тисы, из которых слагался фон для его перевернутого изображения.
По крайней мере, она считала, что он был настоящим.
Однако потом она передумала. Он не приходит по вторникам. Она просто захотела, чтобы он был здесь, – захотела, чтобы он увидел, в какой она спортивной форме, как идет ей желтый цвет. Ей хотелось подразнить его и почувствовать в этом свою силу, в качестве компенсации за то бессилие, которое она ощущала во всем, что касалось ее родителей. Она хотела, чтобы он появился здесь. Его присутствие добавляло привлекательности саду, он был Адамом для нее – Евы.
Вызвать дух садовника было очень заманчиво, и вверх тормашками он выглядел весьма интригующе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Что вы чувствуете по этому поводу?
– Я схожу с ума, – срывающимся голосом проговорила Джойс. – Поэтому я и пришла. Да, мне нужны деньги, но дело не только в этом. Это дело принципа. Норман не должен был умирать. У него остались две маленькие дочери, которые нуждаются в нем. Теперь он не увидит, как они станут девушками, как выйдут замуж, как у них будут дети. А я, я же полагалась на него. Мы думали, что состаримся вместе. А теперь не можем. Кто-то должен заплатить за это.
Кэйси уже слышала все это. В Джойс опять говорил все тот же гнев. С самого начала они обсуждали, как с хорошими людьми происходят плохие вещи. Джойс не желала смириться с этим тогда и не смирилась до сих пор.
– Наши шансы на победу невелики, – продолжала Джойс. – Адвокат сказал это сразу, как только я обратилась к нему, и в конце слушаний он повторил это. Судья задает такие вопросы, которые играют на руку нашим противникам. И что же мне делать, если решение будет не в нашу пользу? Я имею в виду, я не должна буду успокоиться на этом. Мы можем подать апелляцию. Но мой адвокат откажется. Он сказал, что подчинится решению суда, и, возможно, он прав. Порой я чувствую себя настолько измученной, что мечтаю только об одном – чтобы все поскорее закончилось. А потом приходит второе дыхание, и я вновь хочу выиграть дело; я просто действую.
– А если вы выиграете, что тогда?
– Это будет значить, что мне удалось что-то доказать. Тогда я смогу оставить все это позади и жить дальше.
– А если вы проиграете? Джойс медлила с ответом.
– Не знаю. Поэтому я и нервничаю. Мы с вами говорили о гневе. Но что я буду делать с ним, если мне некого будет обвинять?
После встреч с тремя остальными клиентами Кэйси все еще продолжала раздумывать над словами Джойс. Пока Конни был жив, поддерживать свой гнев было легко; пока он жил и дышал, он мог набрать телефонный номер, послать ей сообщение или записку, даже передать что-нибудь через общих знакомых. Теперь, когда его не стало, эти пути были закрыты. А ее гнев?
Сейчас, направляясь в сад, Кэйси не могла поддерживать его в себе. Она даже специально пыталась это сделать. Она стала думать о том, чтобы переместить столик и стулья на другое место, просто чтобы сделать так, как хочется ей. Однако три шага под перголой – и она уже не могла придумать лучшего места для столика, чем то, на котором он находился.
Для любых негативных мыслей сад был черной дырой, он засасывал и растворял их в себе.
Небо затянулось облаками, воздух стал более влажным, но и без солнца место не потеряло своего очарования. Рассеянный свет делал все вокруг словно плюшевым. Деревья стали отличаться друг от друга больше цветом, чем структурой крон. Цветы стали неяркими, камни казались мягкими.
Кэйси прикрыла глаза, чтобы открыть их через несколько секунд, когда звук распахивающейся двери и шагов возвестил о появлении Мег. Она несла бутылку вина и блюдо, на котором лежали маленькие шпажки с нанизанными на них кусочками жареной говядины и овощей. Кэйси только начала размышлять над тем, с какой стороны подступиться к этому изобилию, как подоспела помощь.
– Проезжала мимо, решила на всякий случай проверить, вдруг ты здесь, – радостно объяснила Брайанна, не мешкая присоединившись к трапезе. – Я ведь могу к этому и привыкнуть.
Кэйси думала о себе то же самое.
– Ну и как это, работать на его рабочем месте? – спросила Брайанна.
Кэйси отложила в сторону пустую шпажку и, откинувшись на спинку стула со стаканом вина в руках, постаралась привести в порядок мысли.
– Очень, очень странно. Меня не оставляла мысль: «Кэйси, что ты здесь делаешь?» Он писал за этим столом. Он говорил по этому телефону. Идеи, вышедшие из этого офиса, распространились по всему миру. А теперь тут осталась только бедная старушка Кэйси.
– И что же не так со старушкой Кэйси?
– Я не могу делать то, что делал он. Я поняла это сегодня, беседуя с клиенткой. На редкость умная женщина, преуспевающий предприниматель, владелица трех дорогих ресторанов, в которых никогда нет свободных мест, при этом страдает жутким комплексом самозванки.
– А причина?
– Ее отец держал лавку. Мать была домохозяйкой. Они думали, что, поступая в кулинарную школу, она зря теряет время. Они пытались отговорить ее от покупки первого ресторана; говорили, что выше головы не прыгнешь, когда она открыла второй, а когда открыла третий – вычеркнули ее из завещаний.
– Почему?
– Они сказали, что она слишком безрассудна и они не хотят, чтобы она спустила их с трудом нажитые сбережения. И вот так она и живет, мрачнее тучи, процветая с каждым годом все больше, но все равно продолжая ощущать, что ее рестораны – это карточный домик на грани падения. Потому что так воспринимают это ее родители. И это глубоко укоренилось в ней.
– Но это совсем не твой случай. Конни никогда не говорил тебе, что ты делаешь что-то плохо.
– Словами – нет, – проговорила Кэйси, касаясь губами края стакана.
– А ты думаешь, что он оставил бы тебе этот особняк, зная, что ты будешь принимать здесь клиентов, если бы считал тебя никудышным консультантом?
Кэйси пожала плечами. Она вообще не представляла, что мог думать о ней Конни, неважно, плохое или хорошее.
– Кэйси, у тебя великолепная практика. Мы с Джой пошли по пути наименьшего сопротивления, поступив на службу. – Джой работала в государственной клинике, Брайанна – в реабилитационном центре.
– Я бы не сказала, что у вас легкая работа.
– Но нам не приходится беспокоиться о том, где взять клиентов. Они всегда под рукой. А тебе – приходится, и посмотри, какую клиентуру ты сумела набрать. Ну-ка, расскажи мне о сегодняшних посетителях?
В деле поднятия духа на Брайанну всегда можно было положиться.
– Две фобии, заниженная самооценка, три адаптационных нарушения и один приступ паники.
– У тебя или у нее?
– У нее. Она не сразу смогла найти дом. А если что-то оказывается не там, где она рассчитывает, она впадает в панику и начинает воображать все, что угодно.
– Например?
– Голос ее мужа. Она всю жизнь терпит от него словесные оскорбления и теперь стала слышать его голос постоянно. И поэтому переживает из-за любых пустяков.
– Она дошла до стадии понимания, что на самом деле его нет рядом?
– Разумом – да. Чувствами – нет. Порой это просто парализует ее.
– Может быть, ей нужно от него уйти?
– Если бы проблема была только внутри нее – да. Но здесь все сложнее. У них четверо детей, которые еще живут с ними, а единственное, чем она умеет заниматься, – вести хозяйство. Она относится к мужу как к работодателю. Если он ее уволит, куда она пойдет, и что тогда будет с детьми? Нет, она не может от него уйти. Лучшее, что я могу сделать для нее – помочь ей обрести перспективу. Взглянуть на все со стороны, реально оценить, что она делает хорошо, и научиться как-то взаимодействовать с тем, что он говорит. Она на самом деле слышит его голос.
Брайанна подозрительно притихла. Она глотнула вина и неожиданно погрустнела. Потом тихо спросила:
– Как твоя мама?
Кэйси посмотрела на нее искоса.
– Это к вопросу о голосах?
– Ты продолжаешь?
– По-своему, да.
– Кэйси, – покачала головой Брайанна.
– Я все понимаю. Если она действительно находится в таком растительном состоянии, как утверждают доктора, она не может слышать, не может думать, не может ничего знать. Но, Брай, я чувствую там ее присутствие. Клянусь, это так. Я знаю, о чем она думает.
– Какие-нибудь улучшения есть?
– Сегодня опять были судороги. Врач сказал, что она слабеет.
– И что ты чувствуешь?
– Я должна испытывать облегчение. Такое существование нельзя назвать жизнью.
– Нет, что ты чувствуешь?
– Если это правда, я знаю, что это к лучшему. Я больше не плачу. За три года все выплакала. Меня уже даже больше не трясет, как раньше. Я привыкла видеть ее в таком состоянии.
– Так что же ты чувствуешь? – не отступала Брайанна.
– Опустошение, – ответила Кэйси, приложив ладонь к занывшему сердцу.
За эти три наполненных болью года Кэйси успела понять, что наилучший способ справиться с опустошением – занять голову чем-то еще. Она чувствовала себя хорошо, общаясь с клиентами, когда ее обязанностью было переживать их чувства. Ей было хорошо, когда она занималась йогой, бегом или спортивными играми с друзьями.
Однако в этот вечер, когда Брайанна уехала, единственным, что отвлекало ее, были размышления о Конни и «Флирте с Питом». Ради того, чтобы найти рукопись, она была готова копаться в вещах Конни.
Дюйм за дюймом она обыскала кабинет. Ничего, имеющего хотя бы отдаленное отношение к запискам, ей не попалось, однако она нашла личный архив Конни – банковские уведомления, копии чеков, налоговые декларации. Все это было сложено в аккуратно помеченные и расположенные по порядку пластиковые коробки в нижних ярусах шкафов. Просматривая бумаги, она узнала, что он выписывал чеки от руки, вовремя оплачивал счета, поддерживал государственное радио и телевидение и ежегодно жертвовал крупные суммы обществу натуралистов Мэна.
Он родился в Мэне. Что-то связывало его с Мэном всю жизнь. Кэйси могла поклясться, что Литтл-Фоллз, настоящий или выдуманный, был в Мэне.
Она просмотрела все мэнские бумаги, пытаясь найти упоминание о городе. Она просмотрела брошюры, в которых он заполнял бланки заявок на пешеходные экскурсии, путешествия на каноэ, экспедиции по наблюдению за птицами и горные походы. Некоторые из них – точнее сказать, всего несколько штук, – выглядели так, словно так никогда и не были отосланы, к некоторым были даже подколоты неоплаченные чеки. Другие, должно быть, отсылались, так как на них стояли отметки о получении. Она прочла все эти брошюры. Упоминания о Литтл-Фоллз не было ни в одной.
Когда она вернула все на свои места, то поняла, что слишком устала, чтобы возвращаться в квартиру. Учитывая, что встреча с первым завтрашним клиентом была назначена на восемь утра, это просто не имело смысла.
На этот раз она направилась сразу в гостевую спальню. Конни все еще присутствовал там, с другой стороны холла, однако теперь, просмотрев его счета и осознав ответственность, которую он возложил на нее, она чувствовала себя отчаянной и дерзкой. В конце концов, решила она, так как она – единственная, не считая привидения, кто теперь должен оплачивать эти счета, у нее есть право ложиться спать там, где вздумается.
Она уснула, размышляя о надежных, практичных, материальных вещах, вроде отопления и вентиляции, кровельных и малярных работах и выведении насекомых, однако в полночь неожиданно проснулась, уверенная, что ее разбудил какой-то звук.
Она села в постели и осмотрелась. Комнату довольно ярко освещали уличные фонари. Она могла видеть все достаточно ясно, но не увидела ничего.
Затаив дыхание, она прислушивалась. Город спал, тихо посапывая за ее окном. В комнате не раздавалось ни звука. В холле тоже.
Говоря себе, что ее воображение, пока она спала, вышло из-под контроля, она улеглась обратно в кровать и закрыла глаза. Однако через несколько секунд вскочила снова и на этот раз уже не смогла остаться в кровати. Накинув халат, она подкралась к двери и прислушалась. Отправляясь спать, она оставила дверь полуоткрытой, и в том же состоянии она и оставалась. Конечно, это ничего не значило. Привидения проходят и сквозь двери. Но она не верила в привидения.
Выскользнув в холл, она затаилась. Откуда-то из глубины дома доносилось гудение, но в этом механическом звуке не было ничего сверхъестественного или необычного. На цыпочках подкравшись к двери спальни Конни, она снова прислушалась. Этот звук был почти неслышным. Она не могла определить его происхождение.
Как обычно, дверь была приоткрыта. Стараясь не задеть ее, Кэйси заглянула в комнату, но не смогла разглядеть почти ничего. Входить она не стала. Она еще не настолько осмелела. Убеждая себя, что звуку, который ей послышался, можно дать рациональное объяснение и Мег с утра несомненно сможет ей его дать, она отступила назад. И вот тогда она увидела глаза.
Глава 8
Кэйси не медлила. С быстротой молнии она бросилась в свою комнату и с силой захлопнула дверь.
Глаза ей померещились. Никаких психозов, просто сила внушения. Ее сосед сказал о привидении, вот она его и увидела. На самом деле это не столь уж сильно отличалось от разговоров с матерью. Врачи утверждали, что Кэролайн не могла разговаривать в течение этих трех лет, и кто такая была Кэйси, чтобы спорить? Если она слышала голос, она просто воображала его себе.
Конечно, она слышала голос Кэролайн потому, что хотела его слышать, а в случае с привидением было совсем не так. Значит, ее воображение подстегнул чуждый дух этого дома? Или тот факт, что комната с другой стороны лестничной площадки принадлежала ее отцу и какая-то часть ее души все-таки хотела, чтобы он был там, после того, как он пригласил ее в этот дом?
Очень тихо она вернулась в постель. Не сняв халата – она не хотела, чтобы какое-то воображаемое привидение видело ее обнаженной, – она легла на спину посередине кровати и лежала так, сложив руки на животе и не отводя глаз от двери.
Никакого движения. Никакого звука. Она продолжала смотреть и слушать примерно с час, пока наконец не заснула, но спала беспокойно, часто просыпаясь, чтобы снова прислушиваться и присматриваться. Когда, наконец, забрезжил рассвет, она поняла, что слишком сосредоточилась на своих переживаниях.
Достав из спортивной сумки желтую майку и шорты, она быстро натянула их на себя и скрутила волосы резинкой. Открывая дверь своей комнаты, она не могла не подумать о ночных звуках и бросила взгляд на темную полоску за приоткрытой дверью Конни. Однако ей удалось без всяких происшествий добраться до лестницы, и дальше она, не останавливаясь, поспешила вниз, через главный холл, мимо акварелей Рут – не отрывая глаз от ступеней – через офис и, наконец, в сад.
Выйдя из-под перголы, она ощутила мгновенное успокоение. Сейчас, на рассвете, в саду было свежо, хотя день и обещал снова быть теплым. В воздухе сладко пахло… сиренью, она узнала запах сирени. Запах привел ее к двум обильно усыпанным лиловыми кистями кустам, посаженным позади цветочных клумб. Она улыбнулась, прикрыла глаза и некоторое время наслаждалась запахом.
Через несколько минут, чувствуя себя словно обласканной цветами, она выбрала подходящее место в заросшей части сада и опустилась на землю. Она проделала обычный комплекс, в течение пятнадцати минут принимая различные позы приветствия солнцу, сосредоточившись на своем дыхании. Она расслабляла одну часть тела за другой, концентрируясь – действительно концентрируясь – на том, чтобы изгнать из тела напряжение, возникшее от всяких жутких мыслей, вроде привидений, работы в офисе Конни, смерти Кэролайн и полном одиночестве в мире, которое последует за этим. С каждым глубоким вдохом накачивая организм позитивной энергией, она чувствовала, как невидимые зажимы отпускают ее шею, спину, живот, ноги. Когда ее мысли норовили уйти в сторону, она настойчиво загоняла их на место. Снова и снова она наполняла легкие воздухом и медленно, старательно выдыхала.
Она повторила цикл поз три раза и, закончив, почувствовала себя значительно более расслабившейся. Как всегда, излюбленное блюдо она приберегла на десерт. Используя в качестве опоры ствол старого каштана, она опустилась макушкой на землю, создав дополнительную поддержку сцепленными на затылке пальцами, и медленно начала поднимать тело вверх – бедра, затем ноги, затем ступни, – пока не достигла состояния равновесия и покоя.
Стойка на голове оказывала тонизирующее действие. Она всегда ощущала это, но сильнее всего – после бессонной ночи. Сила тяжести, действовавшая на ее тело в обратном обычному направлении, давала системе кровообращения освежающую встряску. Тело приятно покалывало, кожа дышала, грудь поднималась. Это взбадривало ее не хуже, чем пригоршня ледяной воды, выплеснутая в разгоряченное лицо.
А сан вверх ногами стал обновленным миром оттенков и форм. В нем не было никаких привидений. Все было правильным и твердым – в том числе и мужчина, который неожиданно, бесшумно появился перед ней. Должно быть, он прошел через заднюю калитку, но был таким же реальным, как можжевельники и тисы, из которых слагался фон для его перевернутого изображения.
По крайней мере, она считала, что он был настоящим.
Однако потом она передумала. Он не приходит по вторникам. Она просто захотела, чтобы он был здесь, – захотела, чтобы он увидел, в какой она спортивной форме, как идет ей желтый цвет. Ей хотелось подразнить его и почувствовать в этом свою силу, в качестве компенсации за то бессилие, которое она ощущала во всем, что касалось ее родителей. Она хотела, чтобы он появился здесь. Его присутствие добавляло привлекательности саду, он был Адамом для нее – Евы.
Вызвать дух садовника было очень заманчиво, и вверх тормашками он выглядел весьма интригующе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41