Мурад смутился и стал бормотать что-то невнятное. Тогда Кемаль, с упреком и тоном наставника, сказал ему:
– Все надежды патриотов обращены к вам; вся нация видит в вас залог счастливого будущего. Если вы, еще будучи наследником, стараетесь позировать передо мной, самым близким вам человеком, и питаете намерение обмануть меня, готового в любую минуту пожертвовать для вас жизнью, что вы сделаете с народом, когда станете падишахом? Если будет продолжаться эта ваша игра, дать вам престол было бы изменой народу.
Мурад промолчал. Он не смел ссориться с теми, в ком видел единственную надежду на спасение. Но чем дальше, тем яснее становилась для Намык Кемаля вся тщетность возлагаемых Обществом надежд на персональные перемены в династии.
Шинаси не долго оставался с друзьями. В 1865 году его ближайший товарищ – албанец Саид Сермеди, тот самый, с которым в революционные дни 1848 года они вместе карабкались на купол Пантеона, чтобы водрузить там республиканский флаг, был арестован по обвинению в подготовке покушения на жизнь великого визиря Али-паши. Улики против него были слабые, и он отделался, после нескольких месяцев тюрьмы, ссылкой в крепость Акку на сирийском побережье. Но Шинаси, помня свое участие в Обществе новых османцев и ненависть к себе великого визиря, решил бежать. С помощью издателя французской газеты «Courrier d'Orient» – Пьетри, с которым он познакомился через Сермеди и который не раз оказывал ему значительные услуги, печатая его статьи, не могущие быть опубликованными в «Тасфири Эфкяр», Шинаси удалось сесть тайком на французский пароход и бежать во Францию. «Тасфири Эфкяр» он передал Намык Кемалю. Он был так напуган, что не посвятил даже своего друга Кемаля в план бегства; он сообщил лишь ему, что уезжает лечиться на воды в Бруссу, и просил временно взять на себя заведывание редакцией.
Этот случай не смутил членов Общества. Наиболее революционно настроенные и пылкие из них настаивали на немедленном выступлении. Был создан детально разработанный план заговора. Выступление было назначено на 15-е число первого лунного месяца Мухаррема 1283 года (1866 г.). В этот день, согласно обычаю, заведенному с 1840 года после опубликования хатишерифа Гюль-Хане, султан приезжал в Высокую Порту и выслушивал от великого визиря отчет о событиях прошлого года, а также давал краткие инструкции на наступающий год. План заговорщиков заключался в том, чтобы среди этой торжественной обстановки вынудить у султана согласие на конституцию. Успех заговора казался тем более несомненным, что войсками, назначенными для охраны султана, должен был командовать Омер-паша – член Общества.
Для обсуждения деталей заговорщики за три дня до этого собрались в окрестностях Стамбула, в дачной местности Макри-Кей. Возбужденные, уверенные в несомненном успехе предприятия, они весело возвращались в город, не подозревая, что среди них находится предатель, донесший великому визирю Али-паше о заговоре.
«В назначенный день, – рассказывает один из участников, Эбуззиа Тефик, – согласно уговору, члены Общества собрались около мечети Айя-София, ожидая, что вот-вот заиграет музыка, возвещающая о приближении султана. Прошло однако урочное время, и к ужасу своему заговорщики узнали, что Омер-паша и несколько других членов Общества арестованы. Они спустились от Айя-София к берегу Золотого Рога и здесь встретили министра финансов Рюштю-пашу, также участника заговора, который, сидя в карете, дал им знак, что все открыто».
В городе начались аресты. Сорок арестованных было посажено на пароход, долго после этого стоявший в Золотом Роге. Но к счастью предатель был сравнительно далек от верхушки движения и не знал многих участников; арестованные же, несмотря на все старания властей, никого не выдали. Однако, положение Намык Кемаля и Зия-бея как виднейших фигур движения было в высшей степени опасное. Их близость с наследником делала их особенно подозрительными в глазах Абдула-Азиса.
С другой стороны, султанские шпионы все дальше и дальше разматывали клубок заговора. Аресты шли за арестами. То колоссальное влияние, которым пользовались среди передовых людей того времени и молодежи Зия и Кемаль, заставляло задумываться над их арестом в самой столице. Чтобы удалить их отсюда, правительство придумало хитрый план. Зия-бей был назначен начальником округа на Кипр, а Кемаль – вице-губернатором в Эрзерум. Оба прекрасно понимали, что стоит им только уехать в эти отдаленные провинции, как жестокая расправа с ними будет неминуема. Они предпочли бежать за границу.
В эмиграции
Ради счастья народа пусть покоя мы не знаем,
Родины спеша на призыв, на чужбину уезжаем.
НАМЫК КЕМАЛЬ
Зия и Кемаль бежали не только в целях личного спасения. Мысль о поездке за границу тесно переплеталась в их сознании с планами создания за границей центра борьбы против правительства, откуда можно было бы сплачивать разбитые реакцией и разрозненные силы, вести пропаганду и подготовлять новых борцов. Но для этого нужны были средства, которых не было ни у того, ни у другого. Вот почему они колебались до последней минуты, когда неожиданно помощь пришла в лице Мустафа Фазыл-паши, одного из крупнейших сановников империи.
Мустафа Фазыл-паша был колоритнейшей фигурой того времени. Потомок египетского хедива Магомета-Али, того самого, чье восстание в царствование Махмуда II чуть не кончилось гибелью для Оттоманской империи, владелец колоссальных феодальных поместий и вместе с тем крупнейший промышленник Египта, так как ему принадлежал там ряд недавно построенных сахарных заводов, он представлял собой типичного фрондирующего вельможу. Состоя в 1865 году председателем Высшего финансового совета, он имел сильные трения с Али и Фуадом, в результате чего вынужден был уйти в отставку. Ущемленный в своем самолюбии, он уехал за границу, откуда решил предпринять борьбу с правительством Высокой Порты.
К этому времени, вследствие изменения порядка престолонаследия в Египте, он лишился права на хедиват, за что получил крупнейшую денежную компенсацию – 4 млн. английских фунтов.
Поселившись в Париже, он опубликовал во французской прессе ряд писем к султану Абдул-Азису, обвиняя последнего в том, что он ведет Турцию к гибели.
Эти письма заинтересовали членов Общества новых османцев. Кемаль и некто Садуллах перевели их на турецкий язык, тайно отпечатали с помощью Жана Пьетри в типографии «Courrier d'Orient» на Пер?, и начали нелегально распространять среди чиновников, офицеров и молодежи.
Со своей стороны Мустафа Фазыл-паша также начал искать сближения с младотурками.
Узнав о намерении правительства удалить Зия-бея и Намык Кемаля из столицы, он поспешил завязать с ними сношения и предложил им выехать за границу.
Сообщение о назначении Зии на Кипр, а Намыка в Эрзерум появилось в официальной газете 11 марта 1867 года, а 19 дней спустя оба они получили записки с приглашением явиться в редакцию «Courrier d'Orient».
Это приглашение было подписано итальянцем Сакакини – директором египетского сахарного завода Мустафа Фазыл-паши.
Когда Зия прибыл в редакцию, он нашел там Сакакини и Жана Пьетри. Они разговорились, но о цели приглашения не было сказано ни слова. Ждали Намык Кемаля. Наконец появился и он. До этого времени он и Зия знали друг друга очень мало, главным образом по наслышке, да изредка встречаясь на некоторых собраниях Общества. Дружба, связавшая их затем на долгие годы, началась здесь, в редакции французской газеты, в результате приглашения египетского паши, обращенного к ним обоим.
Сакакини прочел письмо. Паша писал:
«Мы все знаем о той катастрофе, к которой идет наша страна. События возлагают на нас священную обязанность принять меры к спасению находящейся в опасности родины, пока это еще не поздно, а также позаботиться о ее будущем.
Вы оба являетесь интеллигентными, образованными людьми и вместе с тем получившими известность писателями. Ваш патриотизм, преданность интересам родины, таланты и энергия не вызывают сомнения даже в тех разрушителях отечества, которые хотят удалить, изгнать вас.
Пришло время, когда вы можете сослужить истинную службу делу спасения, счастья и свободы отечества. Чтобы объединить вас на поприще этого служения, я приглашаю вас в Париж. У меня есть средства для того, чтобы с помощью ваших талантов и патриотизма достичь желаемой цели, и я вполне искренне предоставляю эти средства в ваше распоряжение.
Мустафа Фазыл».
Риджаизаде Экрем.
Кемаль и Зия согласились без колебания. Было решено, что с ними вместе поедут еще Агях-эфенди, бывший редактор «Толкователя событий», и редактор «Мухбира» («Корреспондент») – Али-Суави, газета которого была недавно закрыта правительством за статьи об отдаче крепости Белград сербам, что правительство тщательно скрывало от населения. Жан Пьетри взялся оповестить Суави и немедленно послал к нему Калаваси-эфенди, главного редактора «Courrier d'Orient». Кемаль и Зия занялись подготовлениями к отъезду.
В эту эпоху в Обществе новых османцев появился человек, который своей энергией, умом и незаурядными организаторскими способностями выдвигался на роль общепризнанного вождя движения. Это был недавно отозванный в Стамбул со своего поста вали дунайских провинций, Мидхат-паша. У Зии в последнее время завязались тесные отношения с Мидхатом, и он не хотел уехать, не повидавшись с ним и не договорившись о том, как поддерживать их связь из-за границы.
Через несколько дней после того, как Зия и Кемаль решили эмигрировать, они ночью посетили Мидхат-пашу в его доме неподалеку от старого дворца. Мидхат был уже тогда на подозрении, и правительство, намереваясь произвести радикальную ликвидацию оппозиции, решило удалить его из столицы так же, как и других. Только-что перед приходом Зии и Кемаля его вызывали во дворец и, под предлогом вновь начавшихся в Дунайской области волнений, предложили ему вернуться на старый пост. Узнав об этой новости, Зия горько усмехнулся:
– Нет сомнения, что в этом деле замешана рука Али-паши. Я слишком долго был секретарем дворцовой канцелярии, чтобы не знать всех их хитростей и интриг.
В эту ночь они договорились о дальнейшей работе Общества, сообщили Мидхат-паше о своем намерении бежать и условились, что Эбуззия-Тефик будет брать их письма во французском консульстве и передавать жене Мидхата – Найме-ханым. Распрощались.
До окончания приготовлений к побегу было решено притворяться, что они подчинились решению правительства. Они оформляли получение подъемных денег и настолько ввели в заблуждение правительство, что Али-паша на радостях предложил Кемалю персональное, довольно крупное пособие. Но Кемаль отказался от него и тут же решил поскорей покинуть Стамбул. Побег был назначен на 17 мая. Издание «Тасфири Эфкяра» Намык оставил своим приятелям и единомышленникам, начинавшим выдвигаться литераторам – Эбуззия-Тефику и Риджаизаде Экрему.
Мустафа Фазыл-паша был подробно осведомлен о материальном положении Зии и Кемаля. Зия имел кое-какие средства, но содержал большую семью. Что касается Кемаля, то он сам с женой и дочерью жил на средства отца. Мустафа Фазыл прислал Кемалю 10 000 франков, а Зие лично 1 5 ООО и 20 000 франков для семьи, которая оставалась в Стамбуле.
16 мая перед вечерним эзаном, как было заранее выработано по плану, Зия сидел на террасе ресторана «Волори» на Большой улице Пера. Когда он увидел подходящего Кемаля, он встал и, перейдя через улицу, начал спускаться по переулку к французскому посольству. На некотором расстоянии за ним следовал Кемаль. Стараясь оставаться незамеченными, они вошли один за другим в здание французского посольства.
Учитывая нарастающее брожение против реакционного правительства, могущее закончиться переворотом и приходом к власти либеральных элементов, французская дипломатия благоразумно перестраховывала свое влияние на турецкую политику, оказывая ряд значительных услуг представителям конституционных групп и поддерживая контакт с последними.
Французским послом в Стамбуле был тогда Буре. Беглецы были ему рекомендованы Мустафа Фазыл-пашой и Жаном Пьетри. Он принял их в приемной посольства. В беседе с послом они провели часть ночи, а в половине третьего утра, переодевшись в европейское платье, в сопровождении служащих посольства поехали на французский пароход «Босфор».
17 мая рано утром пароход выходил в Мраморное море, огибая Дворцовый мыс. Яркое солнце вставало над анатолийскими прибрежными горами. Легкая дымка вилась над ливанскими кедрами, венчающими вершины Принцевых островов; ослепительно сверкало тысячами блесток утреннее море. Вдали белели паруса рыбачьих лодок. Направо разворачивалась неповторяемая панорама Стамбула: старые стены Византии, тонущий в буйной весенней зелени Топ-Капу, стройные минареты и широкие массивные куполы мечетей. У беглецов сжалось сердце. Вытирая влажные глаза, Зия следил за полетом чаек, вившихся вокруг парохода, и невольно у него вырвались стихи:
Кто сроднился с страной, не покинет ее без причины,
Без нужды, добровольно не ищут чужбины…
Абдул-Хамид Зия – один из виднейших писателей и деятелей Танзимата – родился в 1825 году. Отец его, Фердюддин-эфенди, служил секретарем Галатской таможни. Семья жила в маленьком живописном местечке на азиатском берегу Босфора – Кандилли. В старое время в более или менее зажиточных турецких домах был обычай поручать надзор за детьми старому слуге – «лала» (дядька), тип которого очень напоминает Савельича из «Капитанской дочки». «Лала» Зии, Исмаил-ага, был пятидесятилетний отставной солдат, видавший виды, исходивший в походах из конца в конец всю громадную Оттоманскую империю, бившийся за нее на самых далеких и глухих ее окраинах. Его простые и вместе с тем захватывающие рассказы о виденном и пережитом расширяли умственный горизонт ребенка. Под влиянием «лалы» у Зие создался интерес к жизни простого народа и первые поэтические наклонности. Не умея ни читать, ни писать, старик знал много стихов, да и сам сочинял их, чем приводил в восхищение ребенка.
Скоро Зия стал сам писать стихи и приносил их читать старику, который помогал мальчику преодолевать разные трудности стихосложения. Скопив небольшую сумму из даваемых отцом карманных денег, Зия со своим дядькой шел на базар и покупал там различные популярные лубочные стихотворные сборники вроде «Ашик Керима», «Ашик Гариба», «Ашик Омера» и других. Скоро он уже сам стал исправлять нехитрую поэзию своего лала. Но влияние старика продолжало действовать на него благотворно.
Кончив в Кандилли первоначальную школу, Зия учился в «рюштие» в Стамбуле. Однажды отец его, бывший очень темным человеком и притом религиозным фанатиком, воспитанным в ненависти к шиитам, узнав, что в школе дают уроки иранского языка, заявил сыну:
– Смотри, не ходи на эти уроки. Кто знает по-ирански, тот теряет половину веры.
Зия не смел ослушаться отца, но иранский язык привлекал его, так как все те сочинения об «ашиках», которыми он увлекался, были иранского происхождения. О своем огорчении он поведал дядьке.
– Не обращай внимания на отца, – сказал лала, – он говорит тебе это потому, что сам не знает иранского языка. Когда отец увидит, что ты хорошо учишься и не отстаешь от товарищей, он сам первый будет доволен. Если бы я мог, я бы сам учился по-ирански.
Сомнения мальчика рассеялись. Он с жаром принялся за язык, впоследствии так пригодившийся ему.
Окончив «рюштие», Зия поступил в министерскую канцелярию. В то время это считалось как бы продолжением образования. Здесь он познакомился со сверстниками и со старшими товарищами, увлекавшимися поэзией и писавшими стихи. Скоро его произведения обратили на себя внимание, расходились среди товарищей, читались высшими чиновниками министерства. Еще в ранней молодости он издал несколько сборников, содержавших все виды «классической» поэзии. Способности юноши, его поэтический дар обратили на себя внимание великого визиря Мустафы Решид-паши, и вскоре молодой Зия был принят секретарем в Дворцовую канцелярию (1855 год).

Зия-паша.
До этого Зия, как и вся молодежь того времени, увлекавшаяся поэзией, вел жизнь богемы: проводил ночи в кофейнях, слушая сазы, в пивных за выпивками и чтением стихов. С момента назначения в Дворцовую канцелярию он сразу остепенился и бросил пить. Стал усиленно заниматься французским языком и уже через несколько месяцев хорошо им овладел. Перед молодым человеком, вышедшим из бедной семьи, открывалась блестящая карьера.
Преклоняясь перед своим покровителем Решид-пашой, Зия пишет ему хвалебные оды в классическом стиле. Пишет он их и султану Абдул-Меджиду, шейх-уль-исламу Ариф-Хикмету и ряду других власть имущих. К несчастью для Зии, в конце 1858 года умер Решид-паша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23