Обитатели Москвы частью выехали из города, частью собрались на Воробьевых горах и в Кремле, чтобы участвовать в сражении, или ждали его, находясь дома, уверенные, что противника не пустят в город. Но весть о том, что Москву сдают, донеслась и к ним.Толпы народа хлынули вслед за армией. Люди покидали дома, несли детей, тащили стариков и больных. В Москве оставались тысячи русских раненых, которых не успели эвакуировать, и на улицах разыгрывались душераздирающие сцены. Всю ночь в глубокой тревоге и унынии армия двигалась через Москву, и на рассвете прошли последние ее полки. Кутузов подъехал к Дорогомиловской заставе, чтобы миновать Москву.– Проводи меня так, чтобы мы ни с кем не встретились, – обратился он к ординарцу.Они проехали бульварами и появились у Яузского моста. Здесь произошла встреча Кутузова с Ростопчиным. Решение Кутузова сдать Москву свело на нет и без того беспочвенные, хвастливые заверения Ростопчина, что он-де будет сам отстаивать столицу. Теперь все усилия этого мелкого человека, «сумасшедшего Федьки», как звала Федора Ростопчина Екатерина II, свелись к тому, чтобы всю вину свалить на Кутузова и клеветать, чернить его, насколько хватит сил.Здесь, на мосту, он пытался укорять Кутузова, объясниться с ним, но Кутузов отвернулся, приказал очистить мост и поехал дальше. Он остановил дрожки у старообрядческого кладбища, пропуская мимо себя русскую армию.Сгущался сумрак. Над опустевшей Москвой плыл звон колокола. Слепой пономарь кладбищенской церкви, для которого не существовало событий, медленно и ритмично дергал за веревку. Толь доложил, что французы уже вступили в Москву, но фельдмаршал, опершись рукой на колено, был в глубоком раздумье и ничего как будто не слышал.В этот момент к нему подъехал знаменитый партизан капитан Фигнер. Он доложил, что приказание Кутузова выполнено и на квартире Фигнера собраны люди для выполнения тайного приказа полководца, сложены ракеты и зажигательные вещества.– Москва запылает в первую же ночь, – закончил свой доклад Фигнер.Кутузов обнял Фигнера и тихо произнес:– Москва станет последним торжеством Бонапарта. Замыслов Кутузова никто не понял и теперь. Ростопчин доносил царю, рисуя Кутузова предателем Москвы, а Беннигсен доносил так, что Кутузов казался помешанным стариком.Государственный совет требовал прислать протокол совещания в Филях и объяснения, почему Москва сдана без сражения.Царь запрашивал, что привело Кутузова к «столь несчастной решимости».Кутузов не отвечал, и впоследствии перепуганный император истошно завопил из Петербурга: «Князь Михаил Илларионович! Со 2 сентября Москва в руках неприятеля… на вашей ответственности остается, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы…» Кутузов не ответил и повел армию дальше по Рязанской дороге, так и оставив открытой дорогу на Петербург.Разные слухи ползли в народе, забирались в армию.Появилась опасность, что армия и парод могут усомниться в успехе войны, а это означало катастрофу.Монахтин, узнав о падении Москвы, в гневе сорвал повязки со своих ран и умер. Не пережил падения Москвы и Багратион. Из Владимирской губернии, куда его отвезли на излечение, он продолжал слать в Москву своей армии указания, советы, запросы и не получал ответа. Офицер, которого он лично послал к Дохтурову, не зная, что от Багратиона скрывают падение Москвы, сказал ему об этом. В страшной тревоге вскочил Багратион с кровати, забыв о раздробленной ноге, и тут же упал в обморок. Наступила агония и смерть.Даже мужественный и честный Барклай заколебался. «Благодарите бога, что вас отозвали отсюда, у нас здесь нельзя ожидать ничего дельного…» – сказал он отъезжавшему в Петербург Клаузевицу.В глубоком раздумье смотрел Кутузов на ночной небосклон, озаренный заревом пожара Москвы. Мимо него двигались обозы, толпы людей. Порою холодный сентябрьский ветер приносил пепел и запах пожарища, шевелил седыми волосами полководца, и никто тогда не знал, какие думы обуревают его старую голову, какие чувства волнуют сердце, по каким путям поведет он народ, русскую армию к спасению России. Великий полководец по-прежнему хранил невозмутимое молчание.Ни русский народ, ни русская армия, ни Кутузов неповинны в сдаче Москвы. Россия была феодальной страной, и сдача Москвы – вынужденная жертва, принесенная в дань российской отсталости. Великая жертва, принесенная ради великой победы над врагом.Велик героизм всего русского парода, велик талант Кутузова, и огромны были жертвы, которые сделали Россию победительницей в неравной войне 1812 года.На то же место, где стоял на Поклонной горе Кутузов, прибыл со штабом Наполеон.– Наконец! Вот он, знаменитый город! – вырвалось восклицание у Наполеона.Да и пора уже: все усилия, все тяготы, все жертвы были позади, а цель, великая цель всей жизни, к которой он стремился столько лет, наконец, достигнута – Москва у ого ног!Последние русские солдаты покинули Москву, преследуемые авангардом Мюрата. Армия Кутузова была единственной реальной силой, которую надо было разбить, чтобы овладеть Москвой, но Кутузов побоялся нового сражения и где-то бежит со своей деморализованной армией, а он господином положения, победителем стоит на Поклонной горе, на вершине своих самых дерзких мечтаний…Начиная войну с Россией, он имел в виду прежде всего весьма определенные выгоды. Он хотел победить Россию и сокрушить Англию. Но иногда наиболее близким людям он высказывал и другие, неизмеримо дальше идущие мечты.– У меня хранится карта, – говорил он Нарбонну, – на которой указаны средства народов и пути, по которым можно пройти от Эривани и Тифлиса до английских владений в Индии… Представьте себе, что Москва взята, Россия сломлена, с царем заключен мир или он пал жертвой дворцового заговора; что, может быть, явится новый, зависящий от меня трон, и скажите мне, разве есть средство закрыть отправленной из Тифлиса великой французской армии и союзным войскам путь к Гангу? Разве недостаточно прикосновения французской шпаги, чтобы во всей Индии обрушились подмостки торгашеского величия?..Но и этого ему было мало. Воюя с Россией, он одновременно занимался Египтом и Сирией, откуда посланные им люди присылали ему сведения об этих странах.Став хозяином в завоеванной России, он будет хозяином Черного моря, и если раньше турки, побежденные русской армией, отказались от предписанной им роли в войне 1812 года, то теперь он продиктует свою волю Оттоманской империи в Константинополе, он проникнет в Азию, покорит ее слабые народы, и тогда… император Запада будет и господином Востока, повелителем мира.Не для этого ли в его личном обозе везли тщательно укрытые, специально охраняемые повозки, где хранились его статуя, которую он собирался установить в Кремле, и драгоценные императорские регалии!Полушутя-полусерьезно жаловался он своим приближенным, что не может заставить народы почитать себя как бога…– Я явился слишком поздно, – говорил он, – нельзя свершить ничего великого. Согласен: карьера моя хороша.Я прошел прекрасный путь. Но какое различие с древностью! Вспомните Александра Македонского: когда он завоевал Азию и объявил себя сыном Юпитера, ведь, за исключением Олимпии, которая знала, как к этому относиться, да еще Аристотеля и нескольких афинских педантов, ему поверил весь Восток! Ну, а если бы мне пришло в голову объявить себя сыном предвечного и воздать себе преклонение в качестве такового? Ведь последняя торговка захохочет мне в глаза. Нет! Народы теперь слишком просвещенны!Он говорил об этом раньше полушутя, но теперь в том, что он властелин мира, стоя на Поклонной горе над покоренной Москвой, Наполеон ни на минуту не сомневался.Осталось только разыграть сцену принятия ключей от Москвы, сцену, которую он так любил и к которой он привык в Европе.Он принимал ключи Берлина и ключи Вены, ключи итальянских городов и ключи Лиссабона и многих других крепостей и городов, но шел час… другой… третий, а ключей от Москвы ему не несли. Москва была пуста.Русские люди не понесли «властелину мира» ключей от своей столицы.Он вспомнил, что так же, как пуста Москва, был пуст Смоленск, были пусты самые глухие русские деревушки почти на всем его пути от Немана. Но он еще не понимал, да и не мог бы примириться с мыслью, что его свергают в бездну. По одному мановению руки императора французские корпуса двинулись вперед и несколькими потоками вливались в улицы Москвы. Сам он поселился в Кремле и спокойно уснул сном победителя.Страшно было его пробуждение.В окна кремлевского дворца било зарево пожара. Наполеон вскочил. Мамелюк подал ему одежду, но сапоги полетели в лицо любимому лакею, а император, босой, полуголый, кинулся к окнам, выходящим на Красную площадь. На Красной площади горели торговые ряды. Он кинулся к окнам, выходящим на Москву-реку, и увидел, как, охваченное огнем, пылало Замоскворечье.Одевшись, он вышел на кремлевский двор, стал отдавать распоряжения потушить пожар, но все было напрасно.– Какое ужасное зрелище! Это сами они поджигают, – произнес он. – Сколько прекрасных зданий, какая необычайная решимость! Что за люди! Это скифы.Огонь подступал все ближе, и маршалы уговорили Наполеона бежать. Они едва прорвались сквозь горевшие улицы и благополучно добрались до Петровского дворца.Но Наполеон не знал тогда, что еще более страшный для него пожар, в котором погибнут его армия и его слава великого полководца, разгорается за стенами Москвы. Как пожар, разгорается партизанское движение, разгорается народная война, свергнувшая в бездну высоко забравшегося захватчика…После пожара Москвы, бушевавшего несколько дней и уничтожившего почти всю столицу, Наполеон возвращался в Кремль. По сожженным улицам бродили его солдаты, продолжавшие грабить, не обращая внимания даже на него – их грозу и кумира. Это потрясло Наполеона. Он отдавал приказ за приказом, но дисциплина армии, основа ее боеспособности, падала на его глазах, и он не в силах был остановить этот разрушительный процесс.– Где же Кутузов и его армия? – стал тревожиться Наполеон.Он потребовал ответа у Мюрата, и тот приказал своему авангарду, преследующему Кутузова по Рязанской дороге, разбить арьергард, прикрывающий русскую армию, и разведать ее главные силы. Командовавший авангардом Себастиани выполнил приказ. Арьергард Кутузова был отброшен, но… оказывается, он никого не прикрывал. Русской армии за ним не было. Семидесятитысячная армия исчезла средь бела дня. Мюрат метался в поисках несколько дней, не решаясь донести Наполеону, что он потерял всю русскую армию, потерял и не может найти, как иголку в стоге сена.Кутузов завершил свой гениальный марш-маневр. Дойдя до Красной Пахры, Кутузов приказал арьергарду отходить все дальше и дальше на Рязань, заманивая за собой французов, а сам со всей армией быстро и скрытно свернул с Рязанской дороги и пошел на Калужскую дорогу, став близ деревни Тарутино, угрожая коммуникациям французской армии.Сдача Москвы и последовавший за ней гениальный марш-маневр – вершина полководческого искусства Кутузова.Вся сущность и многообразие полководческого таланта Кутузова выявились здесь с наибольшей яркостью. Он понимал природу войны, предвидел дальнейший ход операций. Он верил в силы своего народа, русской армии, он проникал в замысел противника и противопоставлял ему свой замысел. Замечательным маневром, разумно организованным маршем он занимал стратегически выгодное положение. Свой замысел он прикрывал военной хитростью и глубокой военной тайной. Мудрый и осторожный, он стремился к победе малой кровью, сберегая жизни солдат и командиров. Он осуществлял свои решения с огромным упорством и гибкой последовательностью, не щадя своей жизни и благополучия, оставив нам замечательный пример мужества и ответственности перед родиной.Отходы Кутузова – это маневр, направленный к выигрышу времени и пространства для решительного удара. Так было под Рущуком, Кремсом и, наконец, под Бородином. Не «генерал ретирад», как это пытались изобразить враги или не понявшие его историки, а полководец, сущностью искусства которого был широкий стратегический маневр вне поля боя, переход от обороны к наступлению и разгром противника в то время, когда все данные для успеха были на стороне неприятеля. И только теперь, когда, совершив изумительный марш-маневр к Тарутину, Кутузов создал реальную угрозу французам, все поняли, что полководец был прав.Теперь вспомнили слова Кутузова о том, что «самой сдачей Москвы я приготовлю гибель Наполеону», что «армия французская рассосется в Москве, как губка в воде»; вспомнили, как убеждал он, что Москва сдана за Россию, а Россия там, где русский народ, обещал, что заставит французов питаться кониной, как год назад заставил это делать турок. Тогда на все эти слова Кутузова не обращали внимания, а они были пророческими.Теперь стало всем ясно, что отходить сразу по Калужской дороге означало поставить армию под разгром с флангов и что движение на другие дороги стратегических выгод не сулило, в то время как маневр на Рязанскую дорогу, прикрытую по условиям местности с флангов, уводил русскую армию, особенно до перехода Москвы-реки, от опасности. Это сближало ее с армиями Тормасова и Чичагова. Стало ясно, что неожиданное появление армии на Калужской дороге преграждало Наполеону путь в южные губернии России, к оружейным заводам Тулы и Брянска и ставило под удар основную коммуникацию Наполеона на Смоленской дороге.В ходе войны 1812 года обозначился перелом.
ГЛАВА V Лагерь русской армии расположился у деревни Тарутино за небольшой болотистой рекой Нарой. Кутузов хотел дать войскам отдых, накопить новые силы.Народ поднялся на войну с иноземными захватчиками, и к лагерю подходили все новые и новые вооруженные отряды. Кутузов решил пока не тревожить Наполеона, не вызывать его на новые бои, а, наоборот, успокоить своим якобы бездействием.Но полководец снова оказался не понятым императором Александром и его приспешниками. Александр видел, что Наполеон спокойно сидит в Москве, дорога на Петербург остается открытой, а русская армия «бездействует» у Тарутина, и, не разобравшись в новой стратегической обстановке, он настаивал, чтобы Кутузов дал сражение Наполеону. Царь давно бы заключил мир с Наполеоном, на что его толкали брат Константин, царица-мать и небольшая группа дворян, сторонников мира. Но царь боялся.Никогда еще с той ночи, когда в соседней комнате душили его отца, не переживал Александр такой тревоги, как сейчас.В годовщину своей коронации он побоялся даже ехать верхом в Казанский собор и поехал в закрытой карете. Толпы народа встретили царя суровым молчанием.«…Никогда не забуду тех минут, – писала придворная дама графиня Эдлинг, – когда мы поднимались по ступеням в собор, следуя среди толпы. Не раздалось ни одного приветствия. Можно было слышать наши шаги, и я нисколько не сомневалась, что достаточно было малейшей искры, чтобы кругом все воспламенилось. И, взглянув на государя, поняла, что происходит в его душе, и мне показалось, что колени подо мной подгибаются…»И теперь, когда мелькала мысль о заключении мира с Наполеоном, перед Александром снова появился призрак задушенного отца. Он гнал от себя мысль о мире, потому что отлично помнил, как Павла умертвили русские дворяне, интересы которых Павел нарушил, заключив союз с Наполеоном.Александр смог бросить свою армию, когда Наполеон вторгся в Россию; он был пассивен, когда враг занимал одну губернию за другой. Но когда под царем зашатался трон, когда под ударом оказалась личная судьба, Александра охватил животный страх. Вся царская семья приготовилась к бегству из Петербурга. Старая царица, уверенная, что Наполеон возьмет Петербург, заставила всех заниматься вопросом, куда увезти одну из царевен, которая должна родить.Было приказано эвакуировать из Петербурга все, включая архивы и даже памятник Петру I на Сенатской площади.Царь часами бродил по каменноостровским рощам, хватался за библию и погружался в чтение. Он говорил окружающим, что нашел в библии свое утешение, клялся, что отрастит бороду, уйдет в Сибирь. И чем больше росла тревога в душе Александра, чем настойчивее Константин и царица требовали заключения мира, тем настойчивее царь заставлял Кутузова сразиться с Наполеоном и закрыть дорогу на Петербург. Но Кутузов не двигал свою армию с места. Теперь у Александра была к нему не только зависть незадачливого полководца, не только неприязнь царя к генералу, который воспитывает армию, игнорируя царские указы. Он испытывал к Кутузову жгучую ненависть. Ему казалось, что своим бездействием Кутузов ставит под удар личное благополучие царской семьи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26