Вейротер был ближе ему, чем Кутузов, и Вейротер стал у руководства, хотя Кутузов и числился главнокомандующим. Однако ни Вейротер, ни другие австрийские генералы не могли рассчитывать на успех в борьбе с Наполеоном.Они являлись типичными представителями отжившей прусско-австрийской военной школы, последователями военной системы Фридриха II, и весь их генеральский путь отмечен поражениями, разгромом армий, гибелью солдат, которыми они командовали.Мы уже видели на примере поражения австрийцев под Ульмом, что прусско-австрийская система ведения операций не допускала ни малейшего творчества и отклонения от стратегических рецептов, выработанных в кабинетах. Приверженцы этой системы губили не только солдат. Следуя ей, они в 1806 году в течение нескольких дней привели к полному разгрому прусское государство.Вейротер, «осененный идеей» отрезать Наполеона от Вены, поставил задачу армии обойти правый фланг Наполеона. Обход этот Наполеону ничем не грозил. Для успеха нужен был огромный перевес сил, а союзная армия численностью не превышала французскую, двигалась она медленно, даже без боя делая не более 10–12 километров в сутки, а путь лежал через дефиле, обороняемые противником. Задуманный Вейротером обход был даже выгоден Наполеону. Союзная армия, покидая выгодные Праценские высоты, сама подставляла под удар свой фланг.Для представителей прусско-австрийской военной школы, каким являлся Вейротер, характерна предвзятость решения. Вейротер исходил не из действительной обстановки, которую не изучал, не из поведения противника, которого не разведывал, а из вымышленной, созданной им самим, в своем воображении, обстановки, которая соответствовала его оперативному замыслу.Исходя из предвзятой идеи сражения, Вейротер и написал свою диспозицию на Аустерлицкое сражение, по которой «…союзники атаковали армию, которую они не видали, полагали ее на позиции, которую она не занимала, рассчитывали, что она будет неподвижна, как пограничный столб…», а французская армия сама перешла в наступление.Эту диспозицию немедленно утвердили и Александр I и австрийский император Франц, только через полгода спросивший, в чем же заключалась ее сущность.С утвержденной двумя императорами диспозицией Вейротер приехал в штаб Кутузова, где был собран военный совет, и долго и нудно читал ее собравшимся командирам. Закончив чтение, Вейротер заявил, что все предусмотрено и гибель Наполеона неминуема, тем более что на этом же поле австрийская армия проводила маневры. Австрийский граф Бубна предостерег Вейротера: «…не наделайте только опять таких же ошибок, как в прошлом году на маневрах, не запутайтесь, как и тогда, на этой местности». Оставив без внимания это замечание, Вейротер на вопрос, что делать, если Наполеон сам перейдет в наступление, ответил: «Это не предвидится…»Большинство собравшихся понимало, что диспозиция никуда не годится, но, во-первых, она была уже утверждена, а во-вторых, другой быть уже не могло: до начала сражения оставалось несколько часов.Кутузов во время чтения диспозиции безучастно слушал Вейротера, молчал, а потом посоветовал всем перед боем выспаться.Почему он молчал на военном совете? Ведь он, как никто в армии союзников, понимал создавшееся положение. Люди, ненавидевшие и не понимавшие Кутузова, постоянные посетители великосветских петербургских салонов, говорили о нем как о лживом царедворце, готовом ради личной карьеры пожертвовать интересами русской армии; в качестве примера они указывали на его поведение под Аустерлицем. Способствовал распространению этих разговоров в первую очередь и сам царь, главный виновник Аустерлица. Он сказал: «Я был молод, неопытен, и Кутузов должен был удержать меня от сражения».Да, слаб оказался Кутузов. Не нашел в себе сил, чтобы решительно противопоставить свое мнение мнениям двух императоров, их свите, венскому двору и австрийскому генералитету. Но в этой слабости проявились не карьеризм и лживость, а величайшая драма Кутузова.Это была драма и Суворова, и всех передовых людей России, видевших не раз, как цари губят страну, народ, армию, и бессильных помешать этому. Указывали, что Кутузов любил со всеми соглашаться, уступил австрийцам руководство, и в этом его вина и причина поражения, а вот Суворов не любил соглашаться даже с царем Павлом I, и тем более с австрийцами. За шесть лет до Кутузова Суворов командовал союзной русско-австрийской армией. Он не только не подчинялся, но издевался над бездарными распоряжениями австрийского гофкригсрата. В австрийскую армию он послал русских офицеров обучать ее военному делу, с подчиненными ему тупыми австрийскими генералами он не церемонился, ругал их, грозил судом. Сначала он отвергал приказы гофкригсрата, затем жаловался царю Павлу, писал русскому послу в Австрию, отругивался, наконец болезненный стон «ради спасителя, не мешайте мне…» вырвался у великого полководца, изнемогавшего в борьбе с предательским вмешательством «союзников»-австрийцев.Но авторитет Кутузова, до 1805 года не командовавшего армиями в сражениях, был несравним с авторитетом Суворова, имевшего за плечами к 1799 году Рымник, Измаил и Прагу. Суворову было легче. Он не имел в Итальянском походе рядом с собой двух императоров, два двора, перед ним не было Наполеона, подчинившего волю Александра и Франца, как имел Кутузов перед Аустерлицем.Кутузов видел, как тяжко расплатился Суворов за попытки противопоставить себя Потемкину, видел, как погибал затравленный Суворов, видел, что не спасли Суворова ни слава, ни непримиримость его, ни чудачества, которыми он прикрывался. И Кутузов понял, что «плетью обуха не перешибешь». И так же как Суворов прикрывался чудачеством, так Кутузов усвоил себе манеру во всем соглашаться, но в интересах России и русской армии все делать по-своему.Ради этих интересов находил он в себе мужество принимать тяжелые решения, грозящие ему опалой. В дни Ульма он согласился, что надо оборонять Вену, но ради интересов русской армии сдал ее. Ради интересов России он в 1811 году сдал крепость Рущук, хотя знал, что это вызовет гнев Александра.В 1812 году ради интересов России Кутузов, вопреки воле царя, сдал Наполеону Москву.Но под Аустерлицем Кутузов был бессилен. Он твердо высказался против наступления. Его не послушали.Лев Толстой описывает, как Кутузов обратился к гофмаршалу Александра, чтобы тот помог убедить царя не давать сражения, но гофмаршал ответил: «Мое дело заниматься рисом и котлетами, а ваше, Михаил Илларионович, – военными делами». Сам же Кутузов не в состоянии был отменить сражение, изменить весь план войны, а только это могло изменить судьбу русской армии. Все остальное: сопротивление императорским приказам, споры с австрийскими генералами и даже уход в отставку – не спасло бы его от ненависти царя, а русскую армию от разгрома.Через несколько лет, попав опять в тяжелое положение, преследуемый самодуром фельдмаршалом Прозоровским, Кутузов писал жене: «…хотя в Петербурге многое говорят, а с фельдмаршалом очень уж тяжело служить, но неповинен я, и надо терпеть и работать».«Надо терпеть и работать» – в этом весь Кутузов, все объяснение его поведения и действия под Аустерлицем. Сопротивление Александру привело бы в лучшем случае к отставке и опале, но ни Кутузову, ни русской армии было бы от этого не легче. Его, героя Измаила, в аустерлицком «опыте» Александра обвиняли в трусости, говорили, что он помешан на отступлениях. И Кутузов решил терпеть и работать. На кровавом Аустерлицком поле русская армия, спасенная недавно Кутузовым от разгрома, расплатилась за навязанную ей систему «павловщины», которая слепо скопировала отжившую прусскую военную систему. Против слаженных, органически слитых из трех родов оружия корпусов и дивизий Наполеона стояли колонны случайно сведенных частей.Русская армия расплачивалась за отсталую, заимствованную у Пруссии военную систему, которая устами ее поборника – Александра I – требовала, чтобы солдаты шли по полю сражения в ногу.У Кутузова оставалась только надежда на беспримерную храбрость русских солдат, на то, что в ходе боя правильным решением он сумеет спасти положение.И Кутузов пошел вместе с солдатами под пули французов.Над полем Аустерлица, в далекой Моравии, глубокая ночь. Русским солдатам запрещено покидать строй, и каждый лег там, где стоял.Иногда со стороны противника доносились крики и шум, это Наполеон объезжал лагерь. Он праздновал годовщину своей коронации. Солдатам читали его приказ. Французские солдаты верили своему полководцу, верили в победу и готовились к ней.Русские солдаты в глубоком молчании ждали утра. Они не знали, какая гроза собралась над ними, и тоже верили своим полководцам.В осеннее утро по рядам окоченевших солдат пронеслась протяжная команда «вставай!». Армию подняли и повели в бой. Кутузов ехал впереди четвертой колонны, которой командовал австрийский генерал Коловрат, и эта колонна оказалась единственной, действиями которой Кутузов имел возможность руководить.Четвертая колонна заняла Праценские высоты. По диспозиции она должна была следовать дальше, но Кутузов ее задержал. «Он верно оценил значение Праценской высоты и считал, что ее не следует легкомысленно оставлять. По меньшей мере русским главнокомандующим руководил в этом случае счастливый инстинкт, но, вероятно, что-либо и лучшее», – писал об этом прусский военный историк Юстров. Кутузовым руководило особое чутье местности, которым одарен подлинный полководец, понимание природы сражения и тактики врага.Слева в болотистую долину ушла уже половина армии под командованием Буксгевдена, но там был и Дохтуров.Справа от Кутузова, вдоль Брюннского шоссе, наступал Багратион.Вейротер все время требовал, чтобы четвертая колонна ушла с высот, так как оба императора и австрийский генералитет считали, что, испуганный якобы неожиданным ударом, Наполеон будет обороняться на месте или позорно покинет поле боя. Кутузов все же не покинул Праценские высоты и стал готовиться к сражению.На другом конце Аустерлицкого поля, окруженный маршалами, стоял Наполеон. Его знака ждали корпуса Мюрата, Сульта и Бернадота – около 50 тысяч солдат из 70 тысяч, которыми он располагал. Маршалы рвались в бой. Наполеон медлил. Он ждал, пока освободятся Праценские высоты, не решаясь на трудный во всех условиях боя фронтальный удар.Маршал Сульт просил разрешения атаковать высоты.– Сколько вам надо времени, чтобы их атаковать? – спросил Наполеон.– Четверть часа.– Подождем еще.То ли шпионы передали Наполеону план союзного командования, о чем имеются некоторые данные, то ли он действительно разгадал диспозицию Вейротера, но он упорно ждал, пока русские уйдут с высот.Так они стояли в это туманное утро, два великих полководца, не видя, но отлично понимая друг друга, зная, что значит война.Неизвестно, как бы развернулось сражение, как провели бы бой молодой, поднимающийся к зениту своей славы полководец, собравший в кулак всю свою армию, и старый, умудренный боевым опытом, замечательный русский генерал, если бы он был подлинным главнокомандующим союзной армии. Но события у Праценских высот окончательно показали, что Кутузов не был главкомом своих войск.Недовольный Кутузовым, Александр I прискакал на Праценские высоты, и свита услышала трагический для Аустерлица диалог, переданный Волконским.Александр: Михайло Ларионович! Почему не идете вперед?Кутузов: Я поджидаю, чтобы все колонны пособрались.Александр: Ведь мы не на Царицыном лугу, где не начинают парада, пока не придут все полки!Кутузов: Государь! Потому-то я и не начинаю, что мы не на Царицыном лугу. Впрочем, если прикажете…Император приказал. Он толкнул с высот четвертую колонну, а с ней и всю русскую армию на гибель.– Теперь пора, – просили Наполеона маршалы.– Господа, – ответил Наполеон, – когда неприятель делает ошибку, мы никоим образом не должны прерывать его. Подождем еще двадцать минут.Но вот уже стало ясно, что русские войска идут вниз, освобождая высоты. Момент, который выжидал Наполеон, наступил.– Солдаты! – закричал он. – Враг подставил себя под ваши удары, мы покончим с войной одним ударом грома…Передовые части четвертой колонны были смяты и раздавлены. Она сдерживала атаку с фронта, но была атакована с фланга. Французы заняли Праценские высоты. Русские войска стремились отбить их.Кутузов лично участвовал в бою; Милорадович, Каменский один за другим водили полки и бригады в контратаки. «Знамена вперед!.. Знамена вперед!..» – раздавалась команда, и пехота, и лейб-уланы, конная гвардия, кавалергарды, казаки в течение двух часов, сменяя друг друга, устремлялись в бой, но все напрасно. Силы были неравны, удар противника внезапен.Спасти положение мог только сильный резерв, но Кутузов его не имел, он не был предусмотрен диспозицией Вейротера. Помочь мог Буксгевден, и Дохтуров указывал ему, что обстановка в корне изменилась, решающий бой идет в центре, там гибнут русские войска, но что и Сульт также подставил свой фланг, по которому выгодно бить.Но все было тщетно.Фридрих Вильгельм Буксгевден был непоколебим. Он точно выполнял параграф диспозиции. Сдерживаемый Даву, отказав в помощи гибнувшим частям центра, он медленно продвигался вперед, все больше подставляя свой фланг и тыл.Центр был прорван. Все попытки Кутузова остановить войска оказались безуспешными. Сам он был ранен, рядом с ним убили мужа его дочери Тизенгаузена, бросившегося со знаменем вперед. Кутузов медленно отходил с одной бригадой, пытаясь все же выйти из-под удара и перейти к обороне.Справа еще дрался Багратион, героически сдерживая атаки корпуса Ланна, сражаясь до последней возможности. Слева находилась главная масса войск – колонны Буксгевдена. Кутузов послал ему приказ немедленно отходить.Выполнение этого приказа, сохранив большую часть русской армии, могло изменить результат сражения. Тупое самомнение и полное непонимание обстановки мешали Буксгевдену подчиниться приказу Кутузова. Он продолжал бессмысленное, гибельное наступление.Наполеон, прорвав центр и бросив на одиннадцатитысячный отряд Багратиона восемнадцатитысячный корпус Ланна, все свои силы обрушил на тыл колонн, заведенных Буксгевденом в озерные дефиле. Только теперь понял Буксгевден, что надо отходить. Но было уже поздно.Началась аустерлицкая катастрофа. Войска, прорываясь из окружения, устремились через мельничную плотину, но мельница загорелась от артиллерийского огня, путь оказался отрезанным. Войска переправлялись через реку Литаву по мосту, но мост рухнул, – был отрезан и этот путь. Солдаты бросились на лед, едва покрывавший пруды и озера. Лед подломился, люди тонули.С высоты в упор по запертым в дефиле, по гибнущим в воде людям били десятки французских орудий.Это была бойня.Буксгевден бежал, бросив войска. Из окружения их выводил Дохтуров; ему обязаны спасением те, кто уцелел в аустерлицком аду.Над полем спустилась ночь. Наполеон не преследовал. Победа и без того была полная.Где же были оба императора, Вейротер, Долгоруков, Аракчеев, вся свита, все «герои», жаждавшие сражения?Они бежали. Постыдно бежали их свиты, генералы и попы в полном облачении, явившиеся было благодарить бога за победу. По дорогам мчались обозные фуры и коляски придворных. Этот позорный кортеж открывала царская карета, в которой уносил ноги гофмаршал Толстой.Разнесся слух, что Кутузов убит, царь ранен и все погибло… Но Александр был жив и невредим.В ночь, когда раненный в лицо Кутузов, Дохтуров и Багратион собирали измученных и раненых солдат, чтобы отразить новые удары врага, вся свита русского императора сбилась с ног в поисках… вина.У Александра разболелся живот, и нужно было вино, чтобы развести лекарство для успокоения расслабленного императорского желудка. Кинулись к союзникам, но австрийский гофмаршал вина не дал. Он ответил, что австрийский император спит, а без него дать бутылку вина русскому царю он не может. Выручили казаки, у которых в походных флягах оказалось вино. Александр ночь спокойно почивал, а утром купил у местного еврея лисий тулуп – все царское обмундирование было растеряно – и благополучно отбыл из Австрии.В то же утро в избушке австрийского крестьянина рыдал старик Кутузов. Друзья пытались успокоить его, напоминали, что в самые страшные минуты боя, раненный, видя смерть Тизенгаузена, он оставался спокоен.– Вчера я был полководцем, – сдерживая рыдания, отвечал Кутузов, – сегодня я отец…Кутузов оплакивал не только смерть родного человека, и не своя рана вызвала у него слезы.– Рана здесь, – указывал он на бегущих по Аустерлицкому полю солдат, когда ему кричали, что он ранен в щеку.Долго еще носил эту рану в своем сердце старый полководец. Долго мучили Кутузова укоры и обвинения в аустерлицком поражении, и только через семь лет, когда русские герои-солдаты под руководством Кутузова гнали Наполеона из России, стала заживать глубокая рана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26