Дальнейшие действия зависят от обстановки, но и они должны быть наступательными.Предлагая план, Багратион рассчитывал на мир с Англией. Он предвидел, что возможны неурядицы в странах Европы, завоеванных Наполеоном. «Мысль сия, – писал Багратион, – получает еще больше вероятия, если принять во уважение, что ни один из побежденных народов не признает себя счастливым, а, напротив, с трепетом ожидает ежедневно усугубления зла».Правильно полагая, что «война сия с обеих сторон производима будет с самым большим напряжением и неизбежны большие потери», Багратион настаивал на новом большом наборе рекрутов. Рекруты должны быть обучены и вооружены. Все это требовало огромных расходов, и Багратион советовал ввести «чрезвычайную контрибуцию по всей России».Итак, мобилизация всех сил и переход в решительное наступление для защиты страны – вот чего требовал Багратион, потому что, как он писал впоследствии, «если враг приблизится, всем народом на него навалиться – или победить, или у стен отечества лечь… Надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах, ибо война теперь не обыкновенная, а национальная».Выполнение плана Багратиона сорвало бы стратегическое развертывание французской армии, отнимало ее плацдарм в Польше, разрушало базу в Данциге. План Багратиона лишал Наполеона выгод внезапности и предполагал нанесение удара тогда, когда силы Наполеона еще не были сосредоточены для вторжения. План Багратиона приводил к лишению французов поддержки Австрии и Польши и сбрасывал со счетов 70 тысяч австрийских и польских солдат, вошедших в наполеоновскую армию. Это, несомненно, повлияло бы и на политику колебавшейся Пруссии, представитель которой Шарнгорст тайно приезжал в Петербург за помощью. Наступательный план Багратиона опирался на силы России, на боевой опыт русских войск, показавших под Прейсиш-Эйлау, что они успешно могут бороться с французской армией.План Багратиона показывает, что в 1812 году в России были возможности для ведения войны наступательной, а не оборонительной, на что обрек ее Александр I.Тот план войны, который осуществляли Александр и его бездарная свита, обрекал и 1-ю и 2-ю армии на разгром поодиночке, и о нем правильно сказали, что это «план сумасшедшего или изменника…».Автором этого плана являлся советник Александра I – прусский генерал барон Карл Людвиг Август фон Пфуль. По оценке его соотечественника Карла Клаузевица, Пфуль давно уже вел настолько замкнутую умственную жизнь, что решительно ничего не знал о мире повседневных явлений. Юлий Цезарь и Фридрих II были его любимыми авторами и героями. Он почти исключительно был занят бесплодными мудрствованиями над их военным искусством, не оплодотворенным хотя бы в малейшей степени духом исторического исследования. Явления новейших войн коснулись его лишь поверхностно.Когда Франция нанесла первые удары Пруссии, Пфуль, по свидетельству того же Клаузевица, заявил: «Я уже ни о чем не забочусь; ведь все равно все идет к черту». В 1806 году, во время бегства из Пруссии после ее поражения, он насмешливо заявил, снимая шляпу: «Прощай, прусская монархия». А в ноябре 1812 года, когда началось уже бегство французов из России, Пфуль заявил тому же Клаузевицу, что у русских «ничего путного не выйдет…».Вот этого генерала, присланного в 1806 году в Петербург с каким-то поручением, Александр I, очаровавшись им, буквально выпросил у прусского короля и, взяв на русскую службу, стал учиться у него военному искусству.Шесть лет Пфуль пробыл в России, обучая царя, и за эти годы не сумел даже изучить русского языка, хотя приставленный к нему денщиком неграмотный украинец Федор Владыко научился разговаривать по-немецки и не раз помогал своему хозяину объясняться с русскими.Карл Клаузевиц, вступивший в ряды русской армии, краснея за своего земляка, писал: «Если бы Александр обладал большим знанием людей, он, конечно, не проникся бы доверием к способностям человека, который так рано покидает побежденную сторону» и при этом насмехается над поражением прусской армии. Но Клаузевиц не понял, что дело не в знании людей, что Александру Пфуль оказался более близок, чем сам Клаузевиц – носитель передовых идей в военном искусстве, что император России верит Пфулю больше, чем русским суворовским генералам.По плану Пфуля русские войска были разделены на две армии – 1-я армия – Барклая-де-Толли, – она была растянута почти на 200 километров в районе Вильно, и 2-я – Багратиона – она растянулась на 100 километров в районе Волковыска. 1-я армия под давлением сил Наполеона должна была отходить к укрепленному лагерю на реке Дриссе, а 2-я – атаковать французов во фланг и тыл. 3-я армия Тормасова в районе Луцка прикрывала направление на Киев и фланг армии Багратиона. Активные действия она начала лишь в конце войны, объединившись с Дунайской армией Чичагова.
Пфуль не учел, что Наполеон, имея 500 тысяч солдат, мог сосредоточить превосходящие силы и против 1-й и против 2-й армий одновременно и, пользуясь их разобщенностью, разгромить их.Александр I и Пфуль были главными, но не единственными виновниками хаоса и неразберихи. Как и под Аустерлицем, царя окружала толпа стяжателей и титулованных бездельников. Лев Толстой в этой толпе насчитал девять групп людей, которые строили планы войны, советовали наступать, отходить, обороняться на месте, но прежде всего строили планы личной наживы, разбалтывали военные тайны. Вокруг них сновали французские шпионы, доносившие Наполеону о движении русских войск.Сколь деятельно готовил Наполеон вторжение, столь же деятельно русский император готовил смотры и парады, лично репетировал ход церковного богослужения, бывал на балах.В ночь на 24 июня в честь царя давал бал барон Беннигсен. Он в этой войне был еще без должности и хотел ее получить, а предвидя, что русская армия должна будет отступать, он торопился продать Александру свое имение под Вильно, пока его еще не заняли французы. На балу сделка состоялась. Александр уплатил 12 тысяч рублей золотом. Веселье было в полном разгаре, когда в зале появился гонец с грозной вестью о том, что армия Наполеона перешла границу и вторглась в Россию.Царь со своим штабом уехал в Свенцяны. Барклай начал отход к дрисскому укрепленному лагерю.Теперь Барклай и царь руководили войсками не только из двух штабов, но и из двух отдаленных друг от друга пунктов. Пагубность этого больше всего сказалась на положении Багратиона.Используя ошибки плана Пфуля и неразбериху, созданную «руководством» царя, Наполеон главными силами занял Вильно, оказался на фланге расположения 2-й армии, двинул корпус Богарнэ в разрыв между 1-й и 2-й армиями, а против Багратиона – корпус маршала Даву и войска своего брата Иеронима.Багратион несколько дней вообще не получал приказов и не знал о положении 1-й армии. Затем он получил приказ быть готовым поддержать Платова, атакующего согласно плану войны войска Наполеона, наступающие против 1-й армии. Через два дня он получил новый приказ – отходить на соединение с 1-й армией. С первых же дней войны Багратион был дезориентирован. Он имел возможность соединиться с 1-й армией, двигаясь через Минск, но директива царя об этом не только опоздала и дезориентировала главнокомандующего 2-й армии, но и предписывала ему двигаться на соединение с 1-й армией через Вилейку, то есть совершать облическое движение перед фронтом наступающих корпусов французской армии. 17 июня (ст. ст.) Багратион, отослав больных и обозы в Бобруйск, начал марш через Слоним, Новогрудок на Вилейки и, пройдя без дневок 150 километров, 22 июня переправился через Неман. Но уже сказались результаты опоздания директивы Александра I. Когда 2-я армия переправилась через Неман, Багратион узнал, что в тылу, у Слонима, появились авангарды Иеронима, слева подходил корпус Богарнэ, а маршал Даву уже занял Воложин, преграждая путь на Вилейки. 23 июня Багратион повернул армию, перешел Неман и двинулся на Минск, но и Минск уже занял маршал Даву. Багратион решил идти через Бобруйск, Могилев, и как раз в этот момент Александр I потребовал атаковать Даву в Минске. Но Багратион все же ушел к Бобруйску. Багратион раньше настаивал на решении бросить 2-ю армию по тылам Наполеона от Белостока к Варшаве, но теперь избегал боя, понимая лучше царя и его свиты, что ввязываться в бой под угрозой окружения значительно более многочисленным врагом нельзя. «Данное мне направление на Новогрудок, – мужественно возражал он в ответ на директиву царя, – не только отнимало у меня способы к соединению через Минск, но угрожало потерей всех обозов, лишением способов к продовольствию и совершенным пресеченьем даже сношений с 1-й армией».Двигаясь форсированным маршем к Бобруйску, 2-я армия достигла Слуцка. Там стало известно, что войска Даву уже заняли Свислочь, расположенную в сорока километрах от Бобруйска, а Иероним атакует арьергард Платова. У Мира Платов заманил авангард Иеронима в засаду и нанес ему жестокое поражение. Багратион был готов атаковать Иеронима, отбросить его, затем обрушиться на Даву, но боялся, что Иероним уйдет, не приняв боя, и это еще больше отдалит 2-ю армию от 1-й, которая отходила от Вильно не на Минск, а на Свенцяны. Разрыв между обеими армиями достиг 300 километров.1-я армия Барклая достигла дрисского лагеря. Царя, наконец, убедили, что лагерь, если армия останется в нем, станет ловушкой. Жестокая действительность опрокинула план Пфуля. Нового плана военных действий не было. Под натиском противника русские армии продолжали отходить, и результат «руководства» царя стал окончательно ясен. Надвигалась новая, еще более страшная, чем Аустерлиц, катастрофа. Брат царя Константин умолял Александра заключить мир, а наиболее умные из царских приближенных посоветовали ему «для спасения России» покинуть армию, что тот довольно быстро и выполнил.Однако перед отъездом Александр не распорядился, кто же из командующих армиями – Барклай или Багратион – будет главнокомандующим, когда 1-я и 2-я армии соединятся.Единственно разумное, что мог сделать Барклай, – это продолжать отход, ибо отход, как писал К. Маркс, стал уже вынужденной необходимостью.Наполеон занимал один город за другим, война охватывала все новые губернии.Одна из основ стратегии Наполеона заключалась в том, что его армия питалась за счет народа побежденной страны и потому, не привязанная к базам, могла свободно и быстро совершать маневры.Покоряя страны, Наполеон немедленно накладывал контрибуции, и его главный интендант Дарю беспощадно взимал их с населения. «Враг как сноп, – говорили французы, – чем больше бьешь, тем больше выколачиваешь». В иных случаях, отняв все у населения, Наполеон прибегал к закупкам продовольствия в местности, не охваченной войной.Но в России Наполеона ждало другое. Крестьянство увидело, что освобождения от крепостного права он не принес. Наполеон и не собирался освобождать русских крестьян.Действуя в интересах крупной буржуазии, Наполеон стремился создать мировую монархию, и, «…после победы реакции внутри страны, контрреволюционная диктатура Наполеона превратила войны со стороны Франции из оборонительных в завоевательные». В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 34, стр. 196.
Наполеону нужно было порабощенное население побежденных стран. И Россия нужна была ему не как свободное, растущее государство с раскрепощенным населением, а как колония буржуазной Франции. Русское крестьянство поняло, что Наполеон, сохраняя ярмо помещика, несет еще иго иноземного поработителя, и крестьянство поднялось на борьбу. Крестьяне покидали свои деревни, поджигали все, что могло служить врагу. Каждое утро по 10–12 французских солдат от роты отправлялись далеко в стороны от дороги в поисках хлеба, фуража. Редко кто из них возвращался живым – их убивали крестьяне, в лучшем же случае они приходили с пустыми руками.Так повторялось изо дня в день. Французская армия стала испытывать лишения, падала духом. Но, все еще грозная, она достигла Смоленска.Пророчество Наполеона о том, что армии Багратиона и Барклая никогда не встретятся, не сбылось. Оба генерала, проявив замечательное искусство вождения войск, встретились у Смоленска. Здесь разыгрался первый крупный бой, после которого русская армия отошла дальше, оставив позади невиданный костер – Смоленск горел.Тот разлад, который оставил царь, не установив единого командования, усилился и привел к конфликту между Багратионом и Барклаем. Багратион был против дальнейшего отхода.Барклай считал, что отход дальше необходим: он ослабляет Наполеона и усиливает русскую армию, и генералам, требовавшим прекращения отхода, он твердо отвечал: «Пусть каждый выполняет свой долг, а я выполняю свой», и отход продолжал.Но отходить не хотели и русские солдаты. Они рвались в бой. И если раньше им объясняли необходимость отхода к Смоленску надобностью соединить обе армии, то теперь появилось новое объяснение, несправедливое и оскорбительное для Барклая, пагубное для всего дела. Его действия стали объяснять изменой, и первый, кто открыто пустил этот слух, был брат царя Константин.«Что делать, друзья, – сказал он жителям Смоленска. – Мы не виноваты. Не допустили нас выручать вас. Не русская кровь течет в том, кто нами командует. А мы, и больно, но должны слушать его. У меня не менее вашего сердце надрывается».Константин, помогавший брату своему Александру губить все достойное, русское в армии, совершил очередное против нее преступление, бросив незаслуженное обвинение Барклаю и посеяв тревожные слухи.Дальше так не могло продолжаться. Русской армии, побеждавшей в Европе, вдвойне готовой к героизму в Отечественной войне на своей земле, за свою родину, нужен был полководец, который сумел бы найти правильный путь к победе, ибо на этот раз от победы зависела судьба России.В это тревожное время Кутузов приехал из Горошек в Петербург и был избран начальником петербургского и московского ополчений. По ночам, запершись в кабинете, часами просиживал он над картой театра войны, внимательно изучая движения войск. В одну из таких ночей ему доставили письмо императора.«Михаил Илларионович! – писал Александр I Кутузову, назначая его главнокомандующим. – Известные военные достоинства ваши, любовь к отечеству и неоднократные опыты отличных подвигов приобретают вам истинное право на сию доверенность. Избирая вас для сего важного дела, я прошу всемогущего бога да благословит деяния ваши к славе российского оружия и да оправдаются тем счастливые надежды, которые отечество на вас возлагает.Пребываю к вам благосклонный Александр».Царь опять лгал. Он продолжал ненавидеть Кутузова и не доверять ему. В те же дни он писал своей сестре Екатерине:«В Петербурге я увидел, что решительно все были за назначение главнокомандующим старика Кутузова: это было общее желание. Зная этого человека, я вначале противился его назначению, но когда Ростопчин письмом от 5 августа сообщил мне, что вся Москва желает, чтоб Кутузов командовал армией, находя, что Барклай и Багратион оба неспособны на это… мне оставалось только уступить единодушному желанию, и я назначил Кутузова. Я должен был остановить свой выбор на том, на кого указывал общий глас».Назначение Кутузова главнокомандующим Александр обставил так, чтобы в случае неудачи умыть руки, он передоверил подбор главнокомандующего специальному комитету, который единодушно наметил Кутузова. Однако после этого решения Александр назначил начальником штаба Беннигсена, чтобы в нужный момент заменить им Кутузова.– О эта «старая лисица севера»! – многозначительно сказал Наполеон, узнав о назначении Кутузова.– Постараюсь доказать великому полководцу, что он прав, – скромно промолвил Кутузов, узнав о реплике Наполеона.С искренней радостью провожаемый народом, полководец отправился к русским войскам, отходившим к Москве. В пути, изучая обстановку, он рассылал приказы, запросы, распоряжения, требуя сведений о новых формированиях, об ополчении, о противнике. С дороги направил он Милорадовича с резервными войсками навстречу отходящим частям, считая главной задачей «приращение армии».30 августа под Царево-Займищем, скромно одетый, на небольшом донском иноходце, Кутузов появился перед войсками. Первое, что услышали от него солдаты одного из полков, которые, увидев главнокомандующего, начали суетиться, чиститься, строиться, были слова:– Не надо всего этого. Мне нужно посмотреть, здоровы ли вы, дети мои. Солдату в походе не до щегольства, ему нужно отдыхать после трудов и готовиться к победе…Позиция у Царево-Займища не удовлетворила Кутузова, и он вынужден был пока отступить, чтобы найти удобную позицию, соединиться с подходившими войсками Милорадовича и ополчением и дать генеральное сражение.Положение его как главнокомандующего было исключительно трудным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Пфуль не учел, что Наполеон, имея 500 тысяч солдат, мог сосредоточить превосходящие силы и против 1-й и против 2-й армий одновременно и, пользуясь их разобщенностью, разгромить их.Александр I и Пфуль были главными, но не единственными виновниками хаоса и неразберихи. Как и под Аустерлицем, царя окружала толпа стяжателей и титулованных бездельников. Лев Толстой в этой толпе насчитал девять групп людей, которые строили планы войны, советовали наступать, отходить, обороняться на месте, но прежде всего строили планы личной наживы, разбалтывали военные тайны. Вокруг них сновали французские шпионы, доносившие Наполеону о движении русских войск.Сколь деятельно готовил Наполеон вторжение, столь же деятельно русский император готовил смотры и парады, лично репетировал ход церковного богослужения, бывал на балах.В ночь на 24 июня в честь царя давал бал барон Беннигсен. Он в этой войне был еще без должности и хотел ее получить, а предвидя, что русская армия должна будет отступать, он торопился продать Александру свое имение под Вильно, пока его еще не заняли французы. На балу сделка состоялась. Александр уплатил 12 тысяч рублей золотом. Веселье было в полном разгаре, когда в зале появился гонец с грозной вестью о том, что армия Наполеона перешла границу и вторглась в Россию.Царь со своим штабом уехал в Свенцяны. Барклай начал отход к дрисскому укрепленному лагерю.Теперь Барклай и царь руководили войсками не только из двух штабов, но и из двух отдаленных друг от друга пунктов. Пагубность этого больше всего сказалась на положении Багратиона.Используя ошибки плана Пфуля и неразбериху, созданную «руководством» царя, Наполеон главными силами занял Вильно, оказался на фланге расположения 2-й армии, двинул корпус Богарнэ в разрыв между 1-й и 2-й армиями, а против Багратиона – корпус маршала Даву и войска своего брата Иеронима.Багратион несколько дней вообще не получал приказов и не знал о положении 1-й армии. Затем он получил приказ быть готовым поддержать Платова, атакующего согласно плану войны войска Наполеона, наступающие против 1-й армии. Через два дня он получил новый приказ – отходить на соединение с 1-й армией. С первых же дней войны Багратион был дезориентирован. Он имел возможность соединиться с 1-й армией, двигаясь через Минск, но директива царя об этом не только опоздала и дезориентировала главнокомандующего 2-й армии, но и предписывала ему двигаться на соединение с 1-й армией через Вилейку, то есть совершать облическое движение перед фронтом наступающих корпусов французской армии. 17 июня (ст. ст.) Багратион, отослав больных и обозы в Бобруйск, начал марш через Слоним, Новогрудок на Вилейки и, пройдя без дневок 150 километров, 22 июня переправился через Неман. Но уже сказались результаты опоздания директивы Александра I. Когда 2-я армия переправилась через Неман, Багратион узнал, что в тылу, у Слонима, появились авангарды Иеронима, слева подходил корпус Богарнэ, а маршал Даву уже занял Воложин, преграждая путь на Вилейки. 23 июня Багратион повернул армию, перешел Неман и двинулся на Минск, но и Минск уже занял маршал Даву. Багратион решил идти через Бобруйск, Могилев, и как раз в этот момент Александр I потребовал атаковать Даву в Минске. Но Багратион все же ушел к Бобруйску. Багратион раньше настаивал на решении бросить 2-ю армию по тылам Наполеона от Белостока к Варшаве, но теперь избегал боя, понимая лучше царя и его свиты, что ввязываться в бой под угрозой окружения значительно более многочисленным врагом нельзя. «Данное мне направление на Новогрудок, – мужественно возражал он в ответ на директиву царя, – не только отнимало у меня способы к соединению через Минск, но угрожало потерей всех обозов, лишением способов к продовольствию и совершенным пресеченьем даже сношений с 1-й армией».Двигаясь форсированным маршем к Бобруйску, 2-я армия достигла Слуцка. Там стало известно, что войска Даву уже заняли Свислочь, расположенную в сорока километрах от Бобруйска, а Иероним атакует арьергард Платова. У Мира Платов заманил авангард Иеронима в засаду и нанес ему жестокое поражение. Багратион был готов атаковать Иеронима, отбросить его, затем обрушиться на Даву, но боялся, что Иероним уйдет, не приняв боя, и это еще больше отдалит 2-ю армию от 1-й, которая отходила от Вильно не на Минск, а на Свенцяны. Разрыв между обеими армиями достиг 300 километров.1-я армия Барклая достигла дрисского лагеря. Царя, наконец, убедили, что лагерь, если армия останется в нем, станет ловушкой. Жестокая действительность опрокинула план Пфуля. Нового плана военных действий не было. Под натиском противника русские армии продолжали отходить, и результат «руководства» царя стал окончательно ясен. Надвигалась новая, еще более страшная, чем Аустерлиц, катастрофа. Брат царя Константин умолял Александра заключить мир, а наиболее умные из царских приближенных посоветовали ему «для спасения России» покинуть армию, что тот довольно быстро и выполнил.Однако перед отъездом Александр не распорядился, кто же из командующих армиями – Барклай или Багратион – будет главнокомандующим, когда 1-я и 2-я армии соединятся.Единственно разумное, что мог сделать Барклай, – это продолжать отход, ибо отход, как писал К. Маркс, стал уже вынужденной необходимостью.Наполеон занимал один город за другим, война охватывала все новые губернии.Одна из основ стратегии Наполеона заключалась в том, что его армия питалась за счет народа побежденной страны и потому, не привязанная к базам, могла свободно и быстро совершать маневры.Покоряя страны, Наполеон немедленно накладывал контрибуции, и его главный интендант Дарю беспощадно взимал их с населения. «Враг как сноп, – говорили французы, – чем больше бьешь, тем больше выколачиваешь». В иных случаях, отняв все у населения, Наполеон прибегал к закупкам продовольствия в местности, не охваченной войной.Но в России Наполеона ждало другое. Крестьянство увидело, что освобождения от крепостного права он не принес. Наполеон и не собирался освобождать русских крестьян.Действуя в интересах крупной буржуазии, Наполеон стремился создать мировую монархию, и, «…после победы реакции внутри страны, контрреволюционная диктатура Наполеона превратила войны со стороны Франции из оборонительных в завоевательные». В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 34, стр. 196.
Наполеону нужно было порабощенное население побежденных стран. И Россия нужна была ему не как свободное, растущее государство с раскрепощенным населением, а как колония буржуазной Франции. Русское крестьянство поняло, что Наполеон, сохраняя ярмо помещика, несет еще иго иноземного поработителя, и крестьянство поднялось на борьбу. Крестьяне покидали свои деревни, поджигали все, что могло служить врагу. Каждое утро по 10–12 французских солдат от роты отправлялись далеко в стороны от дороги в поисках хлеба, фуража. Редко кто из них возвращался живым – их убивали крестьяне, в лучшем же случае они приходили с пустыми руками.Так повторялось изо дня в день. Французская армия стала испытывать лишения, падала духом. Но, все еще грозная, она достигла Смоленска.Пророчество Наполеона о том, что армии Багратиона и Барклая никогда не встретятся, не сбылось. Оба генерала, проявив замечательное искусство вождения войск, встретились у Смоленска. Здесь разыгрался первый крупный бой, после которого русская армия отошла дальше, оставив позади невиданный костер – Смоленск горел.Тот разлад, который оставил царь, не установив единого командования, усилился и привел к конфликту между Багратионом и Барклаем. Багратион был против дальнейшего отхода.Барклай считал, что отход дальше необходим: он ослабляет Наполеона и усиливает русскую армию, и генералам, требовавшим прекращения отхода, он твердо отвечал: «Пусть каждый выполняет свой долг, а я выполняю свой», и отход продолжал.Но отходить не хотели и русские солдаты. Они рвались в бой. И если раньше им объясняли необходимость отхода к Смоленску надобностью соединить обе армии, то теперь появилось новое объяснение, несправедливое и оскорбительное для Барклая, пагубное для всего дела. Его действия стали объяснять изменой, и первый, кто открыто пустил этот слух, был брат царя Константин.«Что делать, друзья, – сказал он жителям Смоленска. – Мы не виноваты. Не допустили нас выручать вас. Не русская кровь течет в том, кто нами командует. А мы, и больно, но должны слушать его. У меня не менее вашего сердце надрывается».Константин, помогавший брату своему Александру губить все достойное, русское в армии, совершил очередное против нее преступление, бросив незаслуженное обвинение Барклаю и посеяв тревожные слухи.Дальше так не могло продолжаться. Русской армии, побеждавшей в Европе, вдвойне готовой к героизму в Отечественной войне на своей земле, за свою родину, нужен был полководец, который сумел бы найти правильный путь к победе, ибо на этот раз от победы зависела судьба России.В это тревожное время Кутузов приехал из Горошек в Петербург и был избран начальником петербургского и московского ополчений. По ночам, запершись в кабинете, часами просиживал он над картой театра войны, внимательно изучая движения войск. В одну из таких ночей ему доставили письмо императора.«Михаил Илларионович! – писал Александр I Кутузову, назначая его главнокомандующим. – Известные военные достоинства ваши, любовь к отечеству и неоднократные опыты отличных подвигов приобретают вам истинное право на сию доверенность. Избирая вас для сего важного дела, я прошу всемогущего бога да благословит деяния ваши к славе российского оружия и да оправдаются тем счастливые надежды, которые отечество на вас возлагает.Пребываю к вам благосклонный Александр».Царь опять лгал. Он продолжал ненавидеть Кутузова и не доверять ему. В те же дни он писал своей сестре Екатерине:«В Петербурге я увидел, что решительно все были за назначение главнокомандующим старика Кутузова: это было общее желание. Зная этого человека, я вначале противился его назначению, но когда Ростопчин письмом от 5 августа сообщил мне, что вся Москва желает, чтоб Кутузов командовал армией, находя, что Барклай и Багратион оба неспособны на это… мне оставалось только уступить единодушному желанию, и я назначил Кутузова. Я должен был остановить свой выбор на том, на кого указывал общий глас».Назначение Кутузова главнокомандующим Александр обставил так, чтобы в случае неудачи умыть руки, он передоверил подбор главнокомандующего специальному комитету, который единодушно наметил Кутузова. Однако после этого решения Александр назначил начальником штаба Беннигсена, чтобы в нужный момент заменить им Кутузова.– О эта «старая лисица севера»! – многозначительно сказал Наполеон, узнав о назначении Кутузова.– Постараюсь доказать великому полководцу, что он прав, – скромно промолвил Кутузов, узнав о реплике Наполеона.С искренней радостью провожаемый народом, полководец отправился к русским войскам, отходившим к Москве. В пути, изучая обстановку, он рассылал приказы, запросы, распоряжения, требуя сведений о новых формированиях, об ополчении, о противнике. С дороги направил он Милорадовича с резервными войсками навстречу отходящим частям, считая главной задачей «приращение армии».30 августа под Царево-Займищем, скромно одетый, на небольшом донском иноходце, Кутузов появился перед войсками. Первое, что услышали от него солдаты одного из полков, которые, увидев главнокомандующего, начали суетиться, чиститься, строиться, были слова:– Не надо всего этого. Мне нужно посмотреть, здоровы ли вы, дети мои. Солдату в походе не до щегольства, ему нужно отдыхать после трудов и готовиться к победе…Позиция у Царево-Займища не удовлетворила Кутузова, и он вынужден был пока отступить, чтобы найти удобную позицию, соединиться с подходившими войсками Милорадовича и ополчением и дать генеральное сражение.Положение его как главнокомандующего было исключительно трудным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26