Юноша был одет в серые, нарочно см
ятые и с недюжими отверстиями на коленях джинсы, на голове у него был кожа
ный черный шлем летчика-высотника с длинными ушами еще более длинными ис
ходящими от них веревочками, ноги его были обуты в кирзовые сапоги, а на ше
е висела связка ключей (вероятно, частная коллекция), при чем каждый ключи
к был подвешен на вышевисящий, т. о. ключики свисали длинной цепочкой к ног
ам.
Словом юноша был гопником с ног до головы, но это лишь на первый, как прави
ло, ошибочный взгляд. К тому же сей музейный экспонат был не особо разгово
рчив и поспешил вытянуть нас на поверхность.
XV
Глава про гопников
Вечером я уже считал деньги. Ну вот, опят
ь Ч сначала ответил, а потом задал вопрос: “Ну зачем мне столько денег?”
За стеной на кухне нахально трезвонил соседский телефон, на улице было е
ще светло, а я сидел в темноте и думал: ну вот, завтра точно начну “нью гам”,
все сначала.
Дети на кухне играли в футбол,
Юная леди жевала DIROL,
В доме безудержно счетчик жужжал,
Кто-то звонка телефонного ждал.
В темном футляре в кармане очки,
Опытным взглядом сужались зрачки,
Доктор-профессор, глумясь над столом,
Ищет в кривой уравненья излом.
И, не взирая на то что слепой,
На три аршина глядит под тобой,
Сверлит глазами соседский сортир
В щелях замков посторонних квартир.
По вечерам, доставая футляр,
Он чистоплотно строчил мемуар
И, не желая сознаться что стар,
Мысли свои упаковывал в “rar”
Он и сегодня сидит за столом,
Словно бы на эшафоте пустом.
Сквозь водородно-урановый смех
Доктор-профессор похерит нас всех.
Лезет же дурь такая тебе в голову, да еще и в стихах. Дурь, да еще и в с
тихах Ч ну как тут не записать! А теперь вы меня спросите: “А имею ли я прав
о назвать это стихами?” А то и вообще: ”А имею ли я право?”
Право на что? На собственные мысли? Или я грешен тем, что не знаю: укладыва
ются они в анапест или амфибрахий. Но позвольте, разве средства важнее це
ли? Условие “Владение способом выражения собственных мыслей/чувств” Ч
необходимое, но недостаточное, в отличии от условия достаточного, коем я
вляется наличие этих самых мыслей/чувств, достаточного на столько, что б
ы назвать этого человека к примеру поэтом, музыкантом, художником, артис
том, в зависимости от средств выражения. И, в конце концов, человек, владею
щий классической игрой на гитаре, умеющий рисовать, владеющий искусство
м стихосложения, но выражающий при этом чью-либо (если вообще выражающи
й) м/ч Ч имеет ли он хоть какое-нибудь отношение к искусству?
Тем временем местные локальные гопнички решили потратить остаток дня
и распить пластмассовую бутылку из-под пива (за содержимое не ручаюсь). Не
однократно передавая ее из рук в руки и, тем самым приводя ее содержимое в
“боевую готовность”, они долго решали кому же ее открывать. И наконец, дов
едя оную до состояния крайней нестабильности (до экстаза) вручили ее (бут
ылку, а не жидкость) одному из смельчаков (вероятно, самому смелому. Будуща
я жертва, ничего не подозревая, зачиняла вскрытие, медленно поворачивая
крышечку по направлению “против часовой стрелки”. жидкость же в это врем
я (вернее наиболее возбужденная ее часть) вырвала из рук опешевшей жертв
ы крышечку и с яростным наслаждением начала обливать напротив стоявшег
о гопника. Естественно мелкие брызги, рикошетом отлетавшие от второго по
страдавшего, задевали и остальных наиболее любопытных. Наконец содержи
мое, свирепо зашипев, разлилось по асфальту. Вторая жертва была “хоть выж
имай”, первая же, продолжая пребывать в шоке, громко матерно сказала: (цит
ирую дословно) “Ну что,
!!! Напились за мой счет?! Окружающие ухмылялись, смахивая с себя остат
ки содержимого и допивая его же из найденной на соседнем газоне бутылки.
XVI
Немного о зачастившемся ”Я”
В детском саду меня порой изрядн
о доставали. Тамошнее общество меня невзлюбило сразу и надолго. Проявляя
свои чувства ко мне коллективными бойкотами, драками, злостными шутками
и пр. Я же добивался их уважения, используя свое непрерывное состояние аф
фекта и сподручные средства (напр. стулья, деревянные цилиндры, тарелки с
манной кашей и т.д. и т.п.) И так, непрерывно расставляя на своих сверстниках
(фригидных гопниках) фиолетовые пятна этими самыми сподручными средств
ами, а также проявляя всяческие черты своей неуравновешенности, ходил я
в детский сад. Ходил я туда, вызывая непрерывную жалость воспитателей в б
елых халатах, жалость похожую на три копейки, случайно упавшие мимо шапк
и безногого бомжа в переходе.
Вскоре, по причине достижения семилетнего возраста, пошел я в школу. В шк
оле мне понравилось Ч там были металлические стулья, с собой приходилос
ь таскать тяжелый портфель, а в нем Ч учебники в жестком переплете, а глав
ное Ч металлическая подставка под всю эту литературу.
Одним словом был я хлопцем геройским, вел активную борьбу с обществом, в т
о время как меня учили и всячески поучали, испытывая на мне всевозможные
методы воспитания, учения и поучения. Я от этого неистово бесился внутри
себя и на каждый вопрос типа: “О чем ты думаешь во время урока?”, отвечал, чт
о контролирую свои чувства и никогда не врал. Чувств было на столько мног
о, что они, порой преобладая над разумом и не помещаясь в моей физической с
убстанции, выползали, выпрыгивали и, выплескиваясь, разливались по асфал
ьту и, затекая кому-то в ботинки, служили причиной некоторых недомоганий.
Так вот рос я и, вместе со мной росли, крепли, размножались и совершенств
овались мои средства борьбы с обществом. И наконец одно из этих средств (н
е помню точно какое, но видимо чрезвычайно совершенное) привело меня к по
трясающему открытию Ч я внезапно понял, что общество состоит из людей и,
притом, не все имеют в голове злобные шутки, а в руках металлические стуль
я, хотя, как я выяснил позже многие владеют методами куда более серьезным
и.
Ну а дальше вы все сами знаете, а если не знаете Ч читайте дальше.
XVII
ЭЛЬКА*
Привет!
Ты такой крутой фантазер. Ты, наверное можешь выдумать себе
чашку чая, шикарный наряд, билет в автобусе или, даже, мост
что бы перейти вставшую на твоем пути реку. Видимо по такой
же причине ты утверждаешь будто по моему адресу живет другой
человек, носящий притом мои инициалы, что внешне мы похожи
как две капли воды, что зовут ее (меня) каким-то французским
именем ЭЛЬКА и, что вообще Ч ты даже меня придумал. А после
ты даже сподобился сказать, что я “лишь физическая субстанция,
служащая лишь материальной оболо
чкой для идеологического
персонажа” твоей фантазии.
В таком случае, а не продлить ли тебе свою идиллию Ч
фантазируй дальше. Придумай какой-нибудь нелепый “ Happy end ”
Вперед!
(Далее следовала дата и подпись Л. К.)
* В примечании говорится: Один из наиболее достоверных источников
, коим является моя голова, сообщает читателю, что все вышеизложенное ест
ь ни что иное как продолжение предыдущего и последующего и написано все
тем же автором предыдущего и бесконечно последующего.
XVIII
От стены к стене
Я проснулся в два часа
ночи в кресле. В темной комнате цветными пятнами мелькал включенный теле
визор, отражаясь от потолка и заставляя мои глаза двигаться в расширител
ьно-сужающемся направлении. Звонили в дверь. Звонили уже давно и настойч
иво (чем меня и разбудили).
Ну а я, бдителен и вежлив, открыл дверь, а там - почтал
ьон. Тут мне пришлось окончательно проснуться. Он мне сразу: распишитесь,
то да се, И сует мне конвертик. Борода седая - старенький, сумка на плече (там
еще много таких, видать). И как он их не путает, не кичится своей важностью.
Конвертик тем временем пухнул у меня в руках, обязуясь занять меня в это
т вечер (вечер ли?) чем-нибудь интересненьким. Пока я рассматривал сей доку
мент дедушка-почтальон уже исчез, и передо мной был лишь пустой коридор, о
свещенный крепко настоянным светом, излучаемым вкрученной заботливой
рукой соседа (любителя сигарет иностранного происхождения и заметной в
ежливости, вернее ее волшебной причины) в аккуратно выведенный из-под рт
утной лампы проводок (вернее в висячий на нем патрон).
Вот как раз этот самый свет из этой самой лампочки из этого самого патро
на и светил мне. А светил он на конвертик: На строчках для обратного адреса
красовались пять несоразмерных букв - Э.Л.Ь.К.А.
А потом он осветил и содержимое конверта: В конверте были пустые листы. Т
ри абсолютно чистых листа и третий с надписью по диагонали "Придумай сам
что здесь написать", сделанной чернильным карандашом.
Т.О., пребывая в шоке, я заплыл в свою квартиру (мои ноги, как мне тогда каза
лось, шли на десять сантиметров над паркетом). Как когда-то давно (видимо н
астолько, что я уже не помню когда) я ни как не мог приземлиться. Воздух - упр
угий серо-зеленый газ, как силикатный клей. Было душно, я открыл входную дв
ерь и все окна, заливая свою квартиру этой дрянью. Глаза мои, как больно! Гл
аза как на иголках - чуть в сторону - сломал иглу, а закрыл глаза - все иглы вп
иваются хором в веки, в щеки, в мозг, в шею, в пальцы - все в иголках. Каждое при
косновение к себе как пулевое ранение. Когда я стал совсем задыхаться я п
ошел на кухню и, схватив самый острый нож, начал отрезать себе по кусочку в
оздух. Отрезал и вдыхал, отрезал - вдыхал, отрезал и опять вдыхал и опять от
резал. Отрезательно-вдыхательные движения сопровождались у меня с медл
енным продвижением по квартире. И вот так, беспорядочно размахивая ножом
ходил я от стены к стене, многократно разрезая собственную тень и спотык
аясь об нее полубосыми ногами, пока не наткнулся на зеркало. Зеркало, ниче
го не подозревая, чинно висело на стене и холодно отражало действительно
сть.
Тем временем в нем красовался некий мерзавец. Мерзавец с нахальным люб
опытством разглядывал меня большими на выкат глазами. Скандально взъер
ошенные волосы, обиженно надутые щеки, плотно сжатые губы - ненавижу! Нена
вижу я этого гада!!! Пырнул я его ножом в морду сучью, а он и рассмеялся - улыб
ка кривая - от глаза до подбородка, зубы через один. Смешно! А я ему еще разок
- он брови сдвинул, губы сжал, как змея перед укусом, смотрит из подлобья и н
ервно дышит. Злиться изволишь, наглец?! Ну держись! Сейчас не встанешь, гни
да!
Бил я его долго и по морде, так что кровища в разные стороны, а зубы с глаза
ми местами поменялись. Бил по челюсти, так что нижняя ударялась об верхню
ю и повторяла это движение много раз. Бил я его пока не устал и, видимо, очен
ь больно, судя по крайне искаженному выражению лица.
И тут я увидел в зеркале... Я увидел в зеркале свое отражение Неужели я бил
себя и совершенно ничего ни чего не чувствовал, скорее наоборот - мне это н
равилось. Я обнял себя руками, и руки скользнули по окровавленному лицу. Л
ицо было изрезано, исколото, с него струилась кровь, со щек на шею и, залива
ясь за воротник, растекалась по спине. Я плакал, размазывая кровь и слезы п
о лицу, пальцы тряслись и цеплялись за первые попавшиеся под руку предме
ты. В зеркале смеялся младенец. Как он смеялся было даже слышно, смеялся он
надо мной. "А ведь я так и остался ребенком", - подумал вдруг я, - так и остался.
XIX
Горящий младенец
В замочной скважине раздались знакомы
е созвучия. Кого несет Ч подумал я и, утираясь уже и без того розовыми рук
авами, заглянул в замочную скважину. Там было невероятно темно (сосед, нед
авно уехавший на дачу, выкрутил и забрал свою лампочку с собой). Я открыл д
верь; на лестнице смеялись. Гопнички балуются Ч подумал я и шваркнул две
рью так, что от дверного косяка с хрустом полетела штукатурка, а на торце д
вери заметно прибавилось трещин.
Телевизор как всегда стоял на пыльном комоде и нес пьяный бред. С ним-то
я расправился быстро. Взял вазу с засохшими розами (воды уже в ней не было)
и, вытряхнув содержимое швырнул ей в голубой экран. Тот, немного притихну
в зашипел, затрещал, посыпались искры, дым и еще бог знает что в неизвестны
х мне направлениях, а потом вдруг Ч паутина на побелевшим, мерцающем в бе
шенстве экране погасла и осыпалась с обгоревшей трубки. После чего ящик,
собрав оставшиеся на тот момент силы, вероятно, позаимствовав их немного
у электросети, яростно чмокнув и разорвав свой корпус, издал гулкий дина
митно-протяжный стон, вспыхнул ослепительным солнечным светом, погас и с
молк на веки. Лишь розетка билась в агонии у комода и шкварчала багровыми
языками Ч причиной будущего пожара.
В этот момент я на мгновение выздоровел и, вырубив все электричество в к
вартире, накрыл одеялом зловещий очаг, тот повозмущался, подымился, пово
нял, да и затих.
Вдруг я почувствовал, что на голове у меня что-то мелькает и шевелится. П
рикоснувшись к голове и обжарив руку, я понял, что на голове у меня пожар.
XX
Помогите!
С горящей головой метнулся я к окну, выс
кочил на балкон и, совершенно не вспоминая о чувстве страха, глубоко прог
нувшись, облокотился через перила и бешено заорал: Помогите! ! !
Под окном шла бабуся, в ее руке была тяжелая сумка с провизией, а в ног
ах путалась маленькая пушистая собачонка. От моего вопля старушка, слегк
а напугавшись, вздрогнула и подняла голову вверх (чисто ради любопытства
) и, посмотрев на мою горящую шевелюру, поспешила домой.
Тем временем с моей головы падали горящие лохмотья, оседая на пожелтев
шие листья нижерастущих деревьев и заботливо собранные местным дворни
ком кучки мусора. Некоторые из них (листьев и кучек) загорались, но потом м
оментально потухали, извергая едкий дым, стремящийся в окошки нижеживущ
их жильцов. Где-то вдали задребезжала песня, слова были еще не ясны. В конц
е тротуара, что лежал вдоль дома напротив, задрожали по-братски обнявшие
ся тени. Земля под их ногами дрожала, но несмотря на это они старались как
можно прочнее стоять на ногах. Один из них разглядывал мою горящую голов
у на фоне погасших черных окон и через некоторое время, сообразив в чем де
ло, он прижал своего собрата к плечу и, указав на меня пальцем, ужасающем ш
епотом протрезвляюще сказал: “Смотри, пожар!”
Тут они остановились и, запрокинув головы начали завороженно созерцат
ь так называемый пожар. Я тоже последовал их примеру и поднял голову ввер
х. В эту ясную сентябрьскую ночь среди прочих звезд на небе параноидальн
о ярко, как уличный фонарь, светила луна. Полнолуние, Ч подумал я, Ч так я и
знал...
Чуть вниз глаза Ч ночной город: оставшиеся редкогоревшие огоньки видим
ых мне домов выявляли причудливо уродливые очертания ночного пейзажа М
осквы.
XXI
Семь гудков
Все это время сквозь мои одежды пробива
лся ветерок, сначала казавшийся мне освежающе прохладным, снизу тянуло б
одрящим гнильем и сыростью, но вскоре я продрог, тем более, что на голове д
отлевали последние волосы, черным пеплом оседая под ноги. Ноги зябли на х
олодном кафеле и необходимо было идти домой. Нечеловеческим усилием вол
и я сдвинул себя с места и повернул к балконной двери. Дальше было уже легч
е. Под воздействием свежего воздуха хотелось спать, ноги, объявив свою са
мостоятельность, перестали меня слушаться и я упал на кровать, а потом, не
много поворочавшись уткнулся в подушку, обнял ладонями свою лысую голов
у и заплакал. Мне стало невыносимо жалко себя. Я долго пытался сдержать эт
о унизительное чувство, но здесь оно вырвалось из меня наружу и растекло
сь по подушке соплями, слюнями, слезами и еще бог знает чем. Мне было проти
вно чувствовать свои руки на голове, думать о местоположении своих ног. Я
сжал свою голову еще сильнее, так, что стало больно и вспомнил (совершенно
случайно) интересную мысль о том, что “Каждому человеку надо, чтоб было ес
ть куда пойти” Но каждый раз, когда я куда-нибудь уходил, я уходил не “ку
да”, а “откуда”.
Мне страшно. Оглушающая тишина сковала мое тело с чугунную кованую фор
му. Я боялся поднять, пошевелить рукой-ногой, поднять голову от подушки, не
говоря уже о том, что бы встать. За моей спиной как всегда кто-то стоял, при
чем явно с недоброй мыслью. Вот сейчас он идет к окну, смотрит на небо, откр
ывает балкон, тень от его головы ложится на мою голову, меня пронизывает х
олодный ветер, тень от его ботинок идет по моей спине, он говорит слово и я
оборачиваюсь: в лицо мне светит огромная, ростом с пол окна, луна; у окна ни
кого нет.
Звонит телефон и мне уже не так страшно, я встаю и иду на кухню, зажигаю св
ет, пугаю тараканов и беру трубку:
1 2 3 4 5 6
ятые и с недюжими отверстиями на коленях джинсы, на голове у него был кожа
ный черный шлем летчика-высотника с длинными ушами еще более длинными ис
ходящими от них веревочками, ноги его были обуты в кирзовые сапоги, а на ше
е висела связка ключей (вероятно, частная коллекция), при чем каждый ключи
к был подвешен на вышевисящий, т. о. ключики свисали длинной цепочкой к ног
ам.
Словом юноша был гопником с ног до головы, но это лишь на первый, как прави
ло, ошибочный взгляд. К тому же сей музейный экспонат был не особо разгово
рчив и поспешил вытянуть нас на поверхность.
XV
Глава про гопников
Вечером я уже считал деньги. Ну вот, опят
ь Ч сначала ответил, а потом задал вопрос: “Ну зачем мне столько денег?”
За стеной на кухне нахально трезвонил соседский телефон, на улице было е
ще светло, а я сидел в темноте и думал: ну вот, завтра точно начну “нью гам”,
все сначала.
Дети на кухне играли в футбол,
Юная леди жевала DIROL,
В доме безудержно счетчик жужжал,
Кто-то звонка телефонного ждал.
В темном футляре в кармане очки,
Опытным взглядом сужались зрачки,
Доктор-профессор, глумясь над столом,
Ищет в кривой уравненья излом.
И, не взирая на то что слепой,
На три аршина глядит под тобой,
Сверлит глазами соседский сортир
В щелях замков посторонних квартир.
По вечерам, доставая футляр,
Он чистоплотно строчил мемуар
И, не желая сознаться что стар,
Мысли свои упаковывал в “rar”
Он и сегодня сидит за столом,
Словно бы на эшафоте пустом.
Сквозь водородно-урановый смех
Доктор-профессор похерит нас всех.
Лезет же дурь такая тебе в голову, да еще и в стихах. Дурь, да еще и в с
тихах Ч ну как тут не записать! А теперь вы меня спросите: “А имею ли я прав
о назвать это стихами?” А то и вообще: ”А имею ли я право?”
Право на что? На собственные мысли? Или я грешен тем, что не знаю: укладыва
ются они в анапест или амфибрахий. Но позвольте, разве средства важнее це
ли? Условие “Владение способом выражения собственных мыслей/чувств” Ч
необходимое, но недостаточное, в отличии от условия достаточного, коем я
вляется наличие этих самых мыслей/чувств, достаточного на столько, что б
ы назвать этого человека к примеру поэтом, музыкантом, художником, артис
том, в зависимости от средств выражения. И, в конце концов, человек, владею
щий классической игрой на гитаре, умеющий рисовать, владеющий искусство
м стихосложения, но выражающий при этом чью-либо (если вообще выражающи
й) м/ч Ч имеет ли он хоть какое-нибудь отношение к искусству?
Тем временем местные локальные гопнички решили потратить остаток дня
и распить пластмассовую бутылку из-под пива (за содержимое не ручаюсь). Не
однократно передавая ее из рук в руки и, тем самым приводя ее содержимое в
“боевую готовность”, они долго решали кому же ее открывать. И наконец, дов
едя оную до состояния крайней нестабильности (до экстаза) вручили ее (бут
ылку, а не жидкость) одному из смельчаков (вероятно, самому смелому. Будуща
я жертва, ничего не подозревая, зачиняла вскрытие, медленно поворачивая
крышечку по направлению “против часовой стрелки”. жидкость же в это врем
я (вернее наиболее возбужденная ее часть) вырвала из рук опешевшей жертв
ы крышечку и с яростным наслаждением начала обливать напротив стоявшег
о гопника. Естественно мелкие брызги, рикошетом отлетавшие от второго по
страдавшего, задевали и остальных наиболее любопытных. Наконец содержи
мое, свирепо зашипев, разлилось по асфальту. Вторая жертва была “хоть выж
имай”, первая же, продолжая пребывать в шоке, громко матерно сказала: (цит
ирую дословно) “Ну что,
!!! Напились за мой счет?! Окружающие ухмылялись, смахивая с себя остат
ки содержимого и допивая его же из найденной на соседнем газоне бутылки.
XVI
Немного о зачастившемся ”Я”
В детском саду меня порой изрядн
о доставали. Тамошнее общество меня невзлюбило сразу и надолго. Проявляя
свои чувства ко мне коллективными бойкотами, драками, злостными шутками
и пр. Я же добивался их уважения, используя свое непрерывное состояние аф
фекта и сподручные средства (напр. стулья, деревянные цилиндры, тарелки с
манной кашей и т.д. и т.п.) И так, непрерывно расставляя на своих сверстниках
(фригидных гопниках) фиолетовые пятна этими самыми сподручными средств
ами, а также проявляя всяческие черты своей неуравновешенности, ходил я
в детский сад. Ходил я туда, вызывая непрерывную жалость воспитателей в б
елых халатах, жалость похожую на три копейки, случайно упавшие мимо шапк
и безногого бомжа в переходе.
Вскоре, по причине достижения семилетнего возраста, пошел я в школу. В шк
оле мне понравилось Ч там были металлические стулья, с собой приходилос
ь таскать тяжелый портфель, а в нем Ч учебники в жестком переплете, а глав
ное Ч металлическая подставка под всю эту литературу.
Одним словом был я хлопцем геройским, вел активную борьбу с обществом, в т
о время как меня учили и всячески поучали, испытывая на мне всевозможные
методы воспитания, учения и поучения. Я от этого неистово бесился внутри
себя и на каждый вопрос типа: “О чем ты думаешь во время урока?”, отвечал, чт
о контролирую свои чувства и никогда не врал. Чувств было на столько мног
о, что они, порой преобладая над разумом и не помещаясь в моей физической с
убстанции, выползали, выпрыгивали и, выплескиваясь, разливались по асфал
ьту и, затекая кому-то в ботинки, служили причиной некоторых недомоганий.
Так вот рос я и, вместе со мной росли, крепли, размножались и совершенств
овались мои средства борьбы с обществом. И наконец одно из этих средств (н
е помню точно какое, но видимо чрезвычайно совершенное) привело меня к по
трясающему открытию Ч я внезапно понял, что общество состоит из людей и,
притом, не все имеют в голове злобные шутки, а в руках металлические стуль
я, хотя, как я выяснил позже многие владеют методами куда более серьезным
и.
Ну а дальше вы все сами знаете, а если не знаете Ч читайте дальше.
XVII
ЭЛЬКА*
Привет!
Ты такой крутой фантазер. Ты, наверное можешь выдумать себе
чашку чая, шикарный наряд, билет в автобусе или, даже, мост
что бы перейти вставшую на твоем пути реку. Видимо по такой
же причине ты утверждаешь будто по моему адресу живет другой
человек, носящий притом мои инициалы, что внешне мы похожи
как две капли воды, что зовут ее (меня) каким-то французским
именем ЭЛЬКА и, что вообще Ч ты даже меня придумал. А после
ты даже сподобился сказать, что я “лишь физическая субстанция,
служащая лишь материальной оболо
чкой для идеологического
персонажа” твоей фантазии.
В таком случае, а не продлить ли тебе свою идиллию Ч
фантазируй дальше. Придумай какой-нибудь нелепый “ Happy end ”
Вперед!
(Далее следовала дата и подпись Л. К.)
* В примечании говорится: Один из наиболее достоверных источников
, коим является моя голова, сообщает читателю, что все вышеизложенное ест
ь ни что иное как продолжение предыдущего и последующего и написано все
тем же автором предыдущего и бесконечно последующего.
XVIII
От стены к стене
Я проснулся в два часа
ночи в кресле. В темной комнате цветными пятнами мелькал включенный теле
визор, отражаясь от потолка и заставляя мои глаза двигаться в расширител
ьно-сужающемся направлении. Звонили в дверь. Звонили уже давно и настойч
иво (чем меня и разбудили).
Ну а я, бдителен и вежлив, открыл дверь, а там - почтал
ьон. Тут мне пришлось окончательно проснуться. Он мне сразу: распишитесь,
то да се, И сует мне конвертик. Борода седая - старенький, сумка на плече (там
еще много таких, видать). И как он их не путает, не кичится своей важностью.
Конвертик тем временем пухнул у меня в руках, обязуясь занять меня в это
т вечер (вечер ли?) чем-нибудь интересненьким. Пока я рассматривал сей доку
мент дедушка-почтальон уже исчез, и передо мной был лишь пустой коридор, о
свещенный крепко настоянным светом, излучаемым вкрученной заботливой
рукой соседа (любителя сигарет иностранного происхождения и заметной в
ежливости, вернее ее волшебной причины) в аккуратно выведенный из-под рт
утной лампы проводок (вернее в висячий на нем патрон).
Вот как раз этот самый свет из этой самой лампочки из этого самого патро
на и светил мне. А светил он на конвертик: На строчках для обратного адреса
красовались пять несоразмерных букв - Э.Л.Ь.К.А.
А потом он осветил и содержимое конверта: В конверте были пустые листы. Т
ри абсолютно чистых листа и третий с надписью по диагонали "Придумай сам
что здесь написать", сделанной чернильным карандашом.
Т.О., пребывая в шоке, я заплыл в свою квартиру (мои ноги, как мне тогда каза
лось, шли на десять сантиметров над паркетом). Как когда-то давно (видимо н
астолько, что я уже не помню когда) я ни как не мог приземлиться. Воздух - упр
угий серо-зеленый газ, как силикатный клей. Было душно, я открыл входную дв
ерь и все окна, заливая свою квартиру этой дрянью. Глаза мои, как больно! Гл
аза как на иголках - чуть в сторону - сломал иглу, а закрыл глаза - все иглы вп
иваются хором в веки, в щеки, в мозг, в шею, в пальцы - все в иголках. Каждое при
косновение к себе как пулевое ранение. Когда я стал совсем задыхаться я п
ошел на кухню и, схватив самый острый нож, начал отрезать себе по кусочку в
оздух. Отрезал и вдыхал, отрезал - вдыхал, отрезал и опять вдыхал и опять от
резал. Отрезательно-вдыхательные движения сопровождались у меня с медл
енным продвижением по квартире. И вот так, беспорядочно размахивая ножом
ходил я от стены к стене, многократно разрезая собственную тень и спотык
аясь об нее полубосыми ногами, пока не наткнулся на зеркало. Зеркало, ниче
го не подозревая, чинно висело на стене и холодно отражало действительно
сть.
Тем временем в нем красовался некий мерзавец. Мерзавец с нахальным люб
опытством разглядывал меня большими на выкат глазами. Скандально взъер
ошенные волосы, обиженно надутые щеки, плотно сжатые губы - ненавижу! Нена
вижу я этого гада!!! Пырнул я его ножом в морду сучью, а он и рассмеялся - улыб
ка кривая - от глаза до подбородка, зубы через один. Смешно! А я ему еще разок
- он брови сдвинул, губы сжал, как змея перед укусом, смотрит из подлобья и н
ервно дышит. Злиться изволишь, наглец?! Ну держись! Сейчас не встанешь, гни
да!
Бил я его долго и по морде, так что кровища в разные стороны, а зубы с глаза
ми местами поменялись. Бил по челюсти, так что нижняя ударялась об верхню
ю и повторяла это движение много раз. Бил я его пока не устал и, видимо, очен
ь больно, судя по крайне искаженному выражению лица.
И тут я увидел в зеркале... Я увидел в зеркале свое отражение Неужели я бил
себя и совершенно ничего ни чего не чувствовал, скорее наоборот - мне это н
равилось. Я обнял себя руками, и руки скользнули по окровавленному лицу. Л
ицо было изрезано, исколото, с него струилась кровь, со щек на шею и, залива
ясь за воротник, растекалась по спине. Я плакал, размазывая кровь и слезы п
о лицу, пальцы тряслись и цеплялись за первые попавшиеся под руку предме
ты. В зеркале смеялся младенец. Как он смеялся было даже слышно, смеялся он
надо мной. "А ведь я так и остался ребенком", - подумал вдруг я, - так и остался.
XIX
Горящий младенец
В замочной скважине раздались знакомы
е созвучия. Кого несет Ч подумал я и, утираясь уже и без того розовыми рук
авами, заглянул в замочную скважину. Там было невероятно темно (сосед, нед
авно уехавший на дачу, выкрутил и забрал свою лампочку с собой). Я открыл д
верь; на лестнице смеялись. Гопнички балуются Ч подумал я и шваркнул две
рью так, что от дверного косяка с хрустом полетела штукатурка, а на торце д
вери заметно прибавилось трещин.
Телевизор как всегда стоял на пыльном комоде и нес пьяный бред. С ним-то
я расправился быстро. Взял вазу с засохшими розами (воды уже в ней не было)
и, вытряхнув содержимое швырнул ей в голубой экран. Тот, немного притихну
в зашипел, затрещал, посыпались искры, дым и еще бог знает что в неизвестны
х мне направлениях, а потом вдруг Ч паутина на побелевшим, мерцающем в бе
шенстве экране погасла и осыпалась с обгоревшей трубки. После чего ящик,
собрав оставшиеся на тот момент силы, вероятно, позаимствовав их немного
у электросети, яростно чмокнув и разорвав свой корпус, издал гулкий дина
митно-протяжный стон, вспыхнул ослепительным солнечным светом, погас и с
молк на веки. Лишь розетка билась в агонии у комода и шкварчала багровыми
языками Ч причиной будущего пожара.
В этот момент я на мгновение выздоровел и, вырубив все электричество в к
вартире, накрыл одеялом зловещий очаг, тот повозмущался, подымился, пово
нял, да и затих.
Вдруг я почувствовал, что на голове у меня что-то мелькает и шевелится. П
рикоснувшись к голове и обжарив руку, я понял, что на голове у меня пожар.
XX
Помогите!
С горящей головой метнулся я к окну, выс
кочил на балкон и, совершенно не вспоминая о чувстве страха, глубоко прог
нувшись, облокотился через перила и бешено заорал: Помогите! ! !
Под окном шла бабуся, в ее руке была тяжелая сумка с провизией, а в ног
ах путалась маленькая пушистая собачонка. От моего вопля старушка, слегк
а напугавшись, вздрогнула и подняла голову вверх (чисто ради любопытства
) и, посмотрев на мою горящую шевелюру, поспешила домой.
Тем временем с моей головы падали горящие лохмотья, оседая на пожелтев
шие листья нижерастущих деревьев и заботливо собранные местным дворни
ком кучки мусора. Некоторые из них (листьев и кучек) загорались, но потом м
оментально потухали, извергая едкий дым, стремящийся в окошки нижеживущ
их жильцов. Где-то вдали задребезжала песня, слова были еще не ясны. В конц
е тротуара, что лежал вдоль дома напротив, задрожали по-братски обнявшие
ся тени. Земля под их ногами дрожала, но несмотря на это они старались как
можно прочнее стоять на ногах. Один из них разглядывал мою горящую голов
у на фоне погасших черных окон и через некоторое время, сообразив в чем де
ло, он прижал своего собрата к плечу и, указав на меня пальцем, ужасающем ш
епотом протрезвляюще сказал: “Смотри, пожар!”
Тут они остановились и, запрокинув головы начали завороженно созерцат
ь так называемый пожар. Я тоже последовал их примеру и поднял голову ввер
х. В эту ясную сентябрьскую ночь среди прочих звезд на небе параноидальн
о ярко, как уличный фонарь, светила луна. Полнолуние, Ч подумал я, Ч так я и
знал...
Чуть вниз глаза Ч ночной город: оставшиеся редкогоревшие огоньки видим
ых мне домов выявляли причудливо уродливые очертания ночного пейзажа М
осквы.
XXI
Семь гудков
Все это время сквозь мои одежды пробива
лся ветерок, сначала казавшийся мне освежающе прохладным, снизу тянуло б
одрящим гнильем и сыростью, но вскоре я продрог, тем более, что на голове д
отлевали последние волосы, черным пеплом оседая под ноги. Ноги зябли на х
олодном кафеле и необходимо было идти домой. Нечеловеческим усилием вол
и я сдвинул себя с места и повернул к балконной двери. Дальше было уже легч
е. Под воздействием свежего воздуха хотелось спать, ноги, объявив свою са
мостоятельность, перестали меня слушаться и я упал на кровать, а потом, не
много поворочавшись уткнулся в подушку, обнял ладонями свою лысую голов
у и заплакал. Мне стало невыносимо жалко себя. Я долго пытался сдержать эт
о унизительное чувство, но здесь оно вырвалось из меня наружу и растекло
сь по подушке соплями, слюнями, слезами и еще бог знает чем. Мне было проти
вно чувствовать свои руки на голове, думать о местоположении своих ног. Я
сжал свою голову еще сильнее, так, что стало больно и вспомнил (совершенно
случайно) интересную мысль о том, что “Каждому человеку надо, чтоб было ес
ть куда пойти” Но каждый раз, когда я куда-нибудь уходил, я уходил не “ку
да”, а “откуда”.
Мне страшно. Оглушающая тишина сковала мое тело с чугунную кованую фор
му. Я боялся поднять, пошевелить рукой-ногой, поднять голову от подушки, не
говоря уже о том, что бы встать. За моей спиной как всегда кто-то стоял, при
чем явно с недоброй мыслью. Вот сейчас он идет к окну, смотрит на небо, откр
ывает балкон, тень от его головы ложится на мою голову, меня пронизывает х
олодный ветер, тень от его ботинок идет по моей спине, он говорит слово и я
оборачиваюсь: в лицо мне светит огромная, ростом с пол окна, луна; у окна ни
кого нет.
Звонит телефон и мне уже не так страшно, я встаю и иду на кухню, зажигаю св
ет, пугаю тараканов и беру трубку:
1 2 3 4 5 6