! Ч за это я был изгнан с урока и, к великому сожалению, рассказа
ть о том, что же было дальше не могу.



V
Дядя клоун заболел

Мой приговор Ч шестьсот третья статья,

Но в ней лишь написано: “бог вам судья!”

Под вечер изнеможенно уставший ехал я за
мерзшем автобусе. Мать-природа, знобясь холодным потом, поливала сверху
крупный дождь. На улицах на редкость мало народу в это время. Половина оди
ннадцатого вечера Ч все романтики давно уже спали. Было темно, как в танк
е после взрыва.
Возвращаясь домой от автобуса, я был благополучно облит рассолом из ог
ромной лужи около моего дома проезжавшим по ней “БЭ-МЭ-ВЭ”. Я крикнул в сле
д водителю, что я не рассада, и поливать меня не надо, за что был нагло проиг
норирован водителем в зеленом пиджаке.
Проезжая в лифте, я уже спал, так как мои мысли почти перешли в сон.

В виде “вещи, забытой другими пассажирами” и готовой сиюминутно рвануть
, особенно когда из меня вынули последнюю чеку, сказав, что звонил Р.В. , рван
улся я к телефону, жадно набирая какой-то номер. В ответ мычали гудки.
Я опять Ч он мне снова Я ему снова, а он мне опять...
В итоге, обругав свой черный пыльный телефон всяческими словами, состоящ
ими из редкоупотребляемых печатных символов, я случайно забрел в комнат
у, споткнулся о кровать и, рухнув на нее, более не вставал.
Из окна било яркое солнце... Почему мне звонит Р.В.? Ну, во-первых он может у м
еня что-нибудь попросить (за исключением денег, конечно), потом, он может п
озвать кого-нибудь ко мне в гости или немножко попахнуть по поводу того, ч
то я где-то, что-то, не тому и не так сказал.
А все же, почему из окна идет яркий свет, ведь на улице глубокая ночь Ч об
этом я не подумал, а, вернее, старался не думать. В место этого я подошел к не
му (к окну) поближе. С улицы в мою квартиру дул приятный теплый ветер. В горо
де было душное лето, в комнате было жарко и влажно, но очень хотелось пить.
Тут я обнаружил, что в оконных рамах напрочь отсутствуют стекла. Я выглян
ул из окна и увидел:
На улице светило знойное летнее солнце, дул все тот же освежающий ветер
ок. На неестественно голубом небосводе висели ослепительно-белые облак
а, плавно тянувшись с запада. На пепельных раскаленных тротуарах лежала
давно осевшая парализованная пыль, ее никто не тревожил. На улицах город
а не было ни души. На лавочках не сидели старушки, по деревьям не лазили ма
льчишки, по пыльным тротуарам не бродили одинокие юноши и девушки, не лет
али от карниза к карнизу голуби, даже комары и те не вампирили москвичей в
эту ночь. Да, на дворе была самая настоящая ночь, и лишь яркое солнце и шум д
еревьев приводили меня в некоторое замешательство.
Обернувшись, я увидел сидящего в кресле СЭРа. На нем, как всегда, была огр
омная черная шляпа, светлый двубортный пиджак и черная бархатная бабочк
а. Все это высказывало скрытое пренебрежение к окружающим и, вероятно от
талкивало их , но не меня.
Ч Тебя смущает, что на улице нет людей? Ч начал СЭР, продолжая медитати
вно пялиться в соседнюю стену, Ч на улице нет детей? Нет машин? В твоей ком
нате даже нет комаров?
Не волнуйся, это не белая ночь. По улицам ходят пешеходы, в детском саду к
ричат дети, чирикают воробьи и лают собаки, но ты глядишь сквозь них всех.
Ты не видишь вокруг себя людей, не слышишь птиц, ты их не замечаешь, но так в
них нуждаешься.
Тогда за что ты их так ненавидишь? Ч
тут я обратил внимание на то, что он смотрел мне прямо в глаза, из-за чего мн
е стало не по себе, как будто на меня вместо глаз нацелены два ствола дробо
вика.
Ч так в чем же причина твоей ненависти? Ч повторил СЭР.
Ч Я не могу их любить, но ненавижу, потому что люблю, потому что больше не
кого не любить не ненавидеть, а испытывать это чувство я должен, потому ка
к для меня это Ч способ выживания. А за что их любить Ч их любить не за что!

СЭР привычным мне движением подвинул к себе кресло, после чего я оконча
тельно и бесповоротно почувствовал себя в гостях.
Ч Но что они тебе сделали плохого, а, потом, что значит за что, любовь Ч ч
увство иррациональное, Ч тихо сказал он и уперся взглядом в паркет, Ч За
что ты их так?
Ч Я не могу иначе, я их люблю, но по-своему. Ты прав, я не могу без них жить и
очень боюсь духовного одиночества, в коем пребываю уже больше года. И мне
порой бывает чрезвычайно тяжко, но если бы мне сказали: “Ткни пальцем на л
юбого, и он будет с тобой.”, я бы сжал свои руки в кулаки...
То, что произошло полтора года тому назад...
Ч Я знаю, Ч перебил меня СЭР, Ч но это еще не повод, что бы ненавидеть
всех людей.
Ч Я понимаю, что ты хочешь до меня донести, но любого человека, которого
я вижу впервые, я встречаю с мыслью, что он хочет совершить сделку. Сделка
может быть куплей или продажей, он (она) может покупать и продавать меня ил
и себя, неважно, главное Ч рано или поздно, но сделка состоится.
Ч Да ты, я смотрю, боишься людей?
Ч Нет, у меня комплекс. Я не могу...
Ч Да нет у тебя ни какого комплекса! Ч взбесился СЭР, Ч вернее есть! И зн
аешь как он называется? Ты! Знаешь как называется твой комплекс?!
КОМПЛЕКС НЕВМЕНЯЕМОСТИ !!
После этого он резким рывком встал с кресла и, подойдя к окну шагну
л в воздух. Я тоже подошел к окну и, также, взобравшись на стол, шагнул из нег
о. СЭР пошел быстрее, удаляясь от меня все дальше и дальше.
Под моими ногами шумели деревья Ч единственный признак жизни в городе
. СЭР куда-то исчез и я пытался спуститься вниз. Я шагал вниз, но вместо этог
о поднимался еще выше. Чем быстрее я шел, тем выше я оказывался. Дома стано
вились меньше, тротуары длиннее и уже. Я уже шел выше крыш домов, а выше уже
ничего не было. Вот тут-то мне и стало жутко.
А упаду ли я если перестану идти? Я шел вдоль тротуара и попробовал остан
овиться Ч пошел на посадку. Остались последние два метра до земли, но я ни
как не снижался. Не снижался, не снижался...
И вдруг упал, упал на асфальт...
Я лежал посреди огромного шоссе, вокруг, по обеим сторонам, проносились и
номарки, гремели фургоны, скрипели баянами набитые автобусы. Я лежал поч
ти что в природном одеянии под палящим солнцем на раскаленном асфальте о
живленной городской магистрали среди белого дня...

Зазвенел будильник, норовя упасть со стола и побрякивая в затухающем т
емпе, ехал он к окну. Ехал, ехал, свалился и, ударившись о паркет замолчал. Ми
нутки две я еще мог поспать, но вскоре начали подходить и говорить “встав
ай!”. Наконец я не выдержал и открыл глаза: из окна холодным ветром со снег
ом завывал новый день, светил, неизвестно откуда взявшийся свет фонарей,
акомпонимировала всему этому сигнализация чьей-то машины. Ну уж очень н
е хотелось мне идти туда, где меня совсем не ждут, где не заметят ни моего п
рисутствия, ни моего отсутствия Ч в школу, к занятым друзьям, к наглой рож
е В.А., к холодной парте, вместо нагретой мягкой подушки.
Тем не менее оставалось десять минут до выхода и я вскочил. Немного круж
илась голова, хотелось пить и спать. Я, сам не замечая того, уже надевал бот
инки, забинтовывая изорванные шнурки. Причесываясь с закрытыми глазами,
поправлял я бабочку, одновременно раздражаясь количеством складок на п
иджаке (еще вчера глаженом).
Спектакль продолжается. Дядя клоун заболел, но “Режиссер с удивленным
лицом, снимающий фильмы с печальным концом” еще здесь. Со щек осыпался гр
им, потерялся смешной красный носик на резиночке, и зрители, окончательн
о напившись в буфете, хотят спать. Но не надо смотреть в зал, смотри лучше н
а декорации и спокойно играй свою истерику. Гордость или стыд будешь исп
ытывать только ты.
Опаздывая на семь минут, я вышел из дома. По главному жизненному закону л
ифт не ехал минуты две, а, опускаясь вниз, останавливался через этаж.

VI
Последний ход
Я молча без стука вошел в класс. “Опозда
л минут на пять” Ч подумал я. Похмельные заспанные лица... Напротив сидел
М.Д. , теребя свой немытый хвостик волос. На улице было еще темно. Нас освеща
ли ртутные лампы дневного света, и в связи с этим цвет кожи у всех присутст
вующих отдавал мертвечиной.
За последней партой сидел СЭР, как всегда при параде, и периодически ком
ментировал речь учителя, дополняя ее всяческими умничествами. М.Д. непон
имающе растеряно озирался при том старательно ковыряясь в носу. Я опять
почувствовал себя лежащим посреди шоссе, и все мои силы были направленны
на борьбу со сном. Это было похоже на бег от морской волны: то захлестнет т
ебя с ног до головы, то выбросит на берег, а очнешься Ч опять по новой.
На горизонте показался розово-фиолетовый жгутик рассвета, больше похо
жий на закат, так и светил он сквозь полиэтиленовое небо. Все начали чего-т
о писать. СЭР громко сказал “Извините!”, встал и вышел... Вернее не вышел, а у
шел, и ушел далеко, если даже не сказать уехал. Ехал он к Л.К. Он знал, что ее не
т дома, он даже плохо помнил адрес, но она могла уже прийти к его приезду, а е
сли даже и нет, то все равно его злая шутка бы удалась. Она не могла не получ
иться, ведь это последнее, что ему осталось. И поэтому он это делать переду
мал. СЭР хотел оставить за собой этот последний ход.
“Предательство! Ненавижу предательство!” Ч шевеля губами думал СЭР Ч
“Это есть самое гнусное преступление против жизни” Как можно ненавидет
ь Ч он знал, но как можно предавать? Вот они Ч ходячие трупы!
Она родилась с сильным сердцем и чистой душой, и вот Ч ее научили, вылеч
или, опустили занавес. Браво!.. А что потом? Потом Ч привилегированный кре
млевский колледж, потом Ч работа в кремле по маминой рекомендации, пото
м Ч богатый муж, такие же как она, несчастные дети, а под конец Ч унизител
ьная старость, смертельное одиночество и + ежедневное ощуще
ние, что кто-то ждет твоей смерти (что от части правда). Ну прямо Ч без пяти
смерть. Разве ты этого ждешь?!
Нет, это уже не равнодушие и, тем более, не ненависть, а самое настоящее
самопредательство .
А что такое преданность, верность? Нет, слова не те. Что-то в этом закрепощ
ающее несвободное, какой-то покорно рабский фанатизм, некое желание подч
иняться.
Я заберусь на самое высокое здание на проспекте Мира и, гордо смотря в не
беса и заглушая рев машин, прокричу: “Друзья-сестрички, вы несвободны, рас
крепощайтесь!” “Раскрепощайтесь?” Ч не значит ли это, что нужно покинут
ь крепость Ч столь надежное и привычное убежище, обеспечивая нам мораль
ный, а порой и физический покой? Или... Для каждой крепости Ч свои стены.
А, тем временем Друзья-сестрички вызовут пожарников. Те в свою очередь п
роедут сквозь толпу ошеломленного люда, периодически покручивающего п
альцем у виска и обменивающегося между собой мнениями по этому поводу, и
протянут могучую пожарную лестницу, (если таковая достанет до карниза) ч
то бы снять меня Ч сумасшедшего с крыши. И это Ч как минимум. Хорошо если
мне сразу не завяжут рукава заботливо вызванные бдительными прохожими
санитары.
Да, нет, конечно, я никуда не полезу и ничего не буду кричать. Потому что я
боюсь, стесняюсь, я неподходяще одет и мало ел с утра... Вот она Ч несвобода
!

VII
Анестезия
Поздно под вечер возвращался я домой...
И сразу засыпал.
На одно ухо я ложился, а на другое орал телевизор. Хотелось чем-нибудь з
акинуться и уснуть в глубокой литоргии, что бы на утро не проснуться. С гол
овой накрывшись одеялом, я уткнулся в стену и начал разглядывать обои. Но
тут заверещал телефон. Я встал, пошлепал босыми ногами на кухню.
Из окна светил зеленовато-рассеянный свет, еле-еле пробивающийся сквоз
ь низкие облака. Низкие до такой степени, что, выглянув в окно, я не мог не за
метить, что нижняя их граница простирается в двух метрах над моим окном. Н
а кухне было тепло и тихо, но я чувствовал, как за окном ураганом завывал х
олодный ветер. Я, нагнувшись через стол, посмотрел из окна вниз.
Я не боялся высоты, но мне было страшновато. Место положение моей кварти
ры было крайне неестественно. Она находилась как минимум этаже на тридца
том. Внизу под окном в тумане копошились машины. Все это было как-то угрожа
ющее неуютно: огромные пространства, эта колоссальная высота разрывали
меня на части и одновременно давили, вернее зловеще нависали надо мной. И
з-за этого мои ноги шли в разные (а, порой, и в противоположные) стороны, Руки
делали одно, голова думала о втором, (а, вернее, ни о чем) глаза смотрели на т
ретье.
“Ах, да! Звонил телефон!” Ч вспомнил я было и...
И тут увидел:
Над моим телефоном глобально надругались. Надтреснутый корпус сиротли
во лежал посреди стола. На стене, пробивая жалобную слезу, грустил одинок
ий оборванный провод, а справа, на недоломанном мной в детстве стуле, сиде
ла юная вандалистка, обличенная в образе Л.К.
Сидела она, покачиваясь, и продолжала измываться над пожилым механизмом
моего телефона, нагло при том. Нагло при том улыбаясь, и, даже, ехидно хихик
ая. Слева же на табуретке сидел ее братишка. Мальчик поспешил надругатьс
я над трубкой, заранее оторванной заботливой рукой начинающего трешера.
раскручивали, раскурочивали, били-колотили они с таким азартом и , как каз
алось в унисон, что, наверное, истерли бы его в мелкий порошок. Но тут связь
между разумом и моим организмом восстановилась Ч я решительно (при том
ничего не решая) взялся за трубку и начал отнимать ее у малого. Однако мало
й в недоумении начал неистово сопротивляться, не переставая смотреть на
меня обиженно-черными большими глазами из подлобья. Разогнув его пальцы
, плотно обвивающие трубку моего телефона, я бережным движением прижал е
е к своей груди и поспешил удалиться со своей добычей в маленькую комнат
у, что пустовала за стенкой. Заботливо-ласково и, наверное с безумным видо
м, приложил я остатки трубки к уху...
И тот час же ста свидетелем чужого разговора. Говорил кто-то наредкость
знакомым голосом, сообщая собеседнику что-то про залитую квартиру. И тут
к моим ногам приступила вода, я почувствовал, что стою в луже, а лужа не что
иное, как моя квартира.
Это было сногсшибательно, хотя я итак еле стоял на ногах, но они меня все
же несли. Несли они меня на кухню, конечно Ч хотелось узнать причину пото
па. Под паркетом все хлюпало, а линолеум на кухне и вовсе обнаглел Ч плава
л, нахально покачиваясь на волнах, исходящих кругами от моих ног. По центр
у кухни стоял малой. На этот раз в его руках была кружка (та самая, в которой
я кручу отстой) Его одухотворенное лицо превращало дальнейшее мое к нему
приближение в сущее преступление, по этой причине я застыл на месте. (К то
му же я зело побаивался нашей беседы, как правило ведущей к выпадению в ос
адок одного из нас.)
Итак, Малой медленно, тоненькой струйкой лил воду на пол, слегка нагнув г
олову и завороженно смотря в кружку. Делал он это с необычайным старание
м, испытывая при этом отрешенно-божественный кайф и, вероятно, вкладывая
в это одуренный смысл. Он внимательнейшим образом следил за
неизменностью толщины струйки. “Во бездонная посуда!” Ч подумал я.



VIII
Продолжение
Мне все это не понравилось. (Право, парано
йя какая-то!) По этой причине я решил немедленно покинуть свой дом, (соверш
енно не задумываясь о последствиях) и я, забыв одеться, вылетел на улицу. т
ут мне стало холодно. Очень холодно... Конечности произвольно тряслись ме
лкой дрожью, сердцебиение слышали даже прохожие, в груди все съежилось и
знобилось, а мозги, те вообще сводило. Стало очень худо. Так худо, что я реши
л проснуться. Но я никак не просыпался.
Не просыпался. Тут я в панике начал применять всевозможные народные пр
иемы (пощипывание, стенодолбежка головой и т. д.) Ч не помогает...
Я бежал, смотря на мокрый асфальт и мелькающие по нему ноги. Я бежал по пе
реулкам, улицам, шоссе, проспектам. Мои шаги увеличивались в геометричес
кой прогрессии. Я бежал несмотря на грязь, сбивая пешеходов, шлепая по луж
ам и...
Упал. Просто Ч споткнулся и упал. Через некоторое время я встал, но где м
ои ноги я еще не понимал. Двигаясь в сторону ближайшего дома, я увидел свои
ноги на должном месте, однако, не чувствуя оных, понял, что чего-то сильно о
тбил, правда не до конца. Я тяжело дышал (даже задыхался) как конь, прибеж
авший на ипподроме первым.
И тут я понял Ч это не сон.
это не сон ! ! Ч заорал я в отчаянном бешенстве.
Это не сон. Ч повторило эхо из окон соседних домов.

IX
Кто такая Л.К.

Про таких наверно говорят: с волками жит
ь Ч по-волчьи выть.

Я долго стоял у двери, никак не решаясь позвонить.
1 2 3 4 5 6