А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Я готова действовать, котик. Только ты сначала достань меня из подвала, отмой, перевяжи раны, накорми. Тогда я начну действовать, можешь не сомневаться. Хотя, может, и заявлю сначала о том, что ты со мной делал, куда следует. Тоже ведь действие…
— Вижу, ты мне не веришь, — донесся снизу тихий голос— Все правильно: таким, как я, верить нельзя в принципе. Но, знаешь, это неважно.
— Почему?
— Потому, что ты сделал меня свободной. Эти ворота рая, о которых ты говорил… я почувствовала их. Поэтому то, что я сделаю сейчас, я сделаю только для себя. Мне не надо от тебя ничего. Я специально дожидалась тебя, чтобы сказать это и… и показать.
Девушка нагнулась и подняла с пола раскрытую опасную бритву. В темноте белая рукоятка представлялась неярким пятном, зато луна насытила стальное лезвие деликатным, мерцающим свечением.
— Что ты собираешься делать? — спросил заинтригованный мужчина.
— Меня по жизни соблазняли две вещи, — сказала девушка, поднимая бритву к лицу. — Деньги и еб… прости, деньги и секс. Ты же знаешь, я считала себя красивой и хотела стать фотомоделью. Для чего? Для того, чтобы видеть свою рожу на обложках журналов и грести зелень лопатою. А в свободное время — жрать и трахаться. Я осознала, что это неправильно. Мои желания привели меня нa панель. И если бы ты не забрал меня оттуда, я отбросила бы коньки… то есть я умерла бы максимум года через полтора. На наркотиках дольше не живут…
— И что теперь? — спросил мужчина, чувствуя усиленное сердцебиение. Внутри у него все тряслось от нетерпения. В груди закипал пожар ликования.
— Теперь я хочу изгнать свои грехи. Я сказала, что я осознала их. Но это может быть неправда, верно? Может, я говорю это только для того, чтобы освободиться?
— Может, — согласился мужчина.
— Тогда к черту разговоры, — решительно произнесла Катя. — Я должна искупить свою вину. И я сделаю это. Потому что в Библии сказано: «Если тебя соблазняет твой глаз — вырви его на хр…. прости, просто вырви его и отбрось подальше». Может, я говорю не совсем так, как там написано, но смысл такой. И я сделаю это.
Ладони мужчины вспотели от возбуждения. Примерно месяц назад он привез для Кати Библию карманного формата — в мягкой обложке, с тонкими, папиросной бумаги, страницами. Их бесплатно раздавали протестанты, хлынувшие в страну лет пятнадцать назад, и тогда мужчина соблазнился на подачку, поскольку еще не твердо стоял на пути. Книга долго пылилась на антресолях. Выбрасывать ее было жалко, читать — невозможно: церковь отрицательно относилась ко всем этим западным перепечаткам слова Божия в коленкоровых переплетах. Постигать Истину в таком исполнении — все равно что пить воду из грязного ведра. Поэтому мужчина привез Библию Кате. Он не рассчитывал, что девушка пролистает хоть одну главу. Техническая возможность для чтения существовала: установилось бабье лето, и мужчина иногда приезжал к сторожке днем, открывал люк и, покуривая, сидел несколько часов на раскладном рыболовном стульчике, погрузившись в думы. Таким образом, девушка ловила прощальные поцелуи осеннего солнца и дышала свежим воздухом. Сеансы эти устраивались конечно же не для чтения, а из чистого милосердия. Но оказалось, пленница нашла в себе силы открыть книгу…
— Еще раз спасибо, — произнесла Катя и поднесла бритву к голове.
Затем она сделала резкое движение. На пол упал клок грязных волос. Мужчина понял, что девушка хочет обрить себя наголо. Она с ожесточением проводила бритвой по голове, и каждый раз на пол летели новые пряди. Это был нелегкий процесс. С одной стороны, волосы сбривались легко, поскольку покрылись сажей и грязью — естественными, хотя и отвратительными увлажнителями. Но по этой же причине бритва вместе с волосам резала кожу. Катя несколько раз вздрагивала от боли, по ее вискам текли струйки крови. Но пальцы крепко сжимали бритву. При этом она смотрела прямо в лицо мужчине. Долгий, проникающий взгляд, в котором не было и капли ненависти или осуждения. Нет, нет и еще раз нет! Только решимость и… и…
ПРЕДАННОСТЬ!
Мужчина пошатнулся, как от удара. Слово возникло где-то в глубине его существа. Чуть пониже сердца. Словно от Кати внутрь его тела прошла какая-то волна и, ударившись при откате о ребра, вымыла к мозгу драгоценную жемчужину.
Преданность! — загудело в голове.
Преданность! — зашлось от восторга сердце.
Преданность! — мягко пропульсировал низ живота, заставив гениталии напрячься.
Между тем Катя закончила свое дело. Лысая, окровавленная, она стояла на загаженном полу подвала и продолжала смотреть в глаза мужчины. Он захотел немедленно бросить вниз веревку, но его остановило то же сладостное чувство, которое пронзало сейчас его тело.
— Ты меня поражаешь, — глухо сказал он, пристально рассматривая голову девушки. Кое-где на ней остались редкие волоски, ускользнувшие от бритвы. Впрочем, они не торчали вверх, а, смешавшись с кровью, прилипли к коже, сделавшись похожими на корневую систему вынутого из земли сорняка.
— Это ерунда, — сплюнула набежавшую ей на губы кровь Катя. — Волосы отрастут. Волосы всегда отрастают. Остаются только шрамы.
Медленно, стиснув зубы, она полоснула себя по лицу. Лезвие, и до того не бывшее острым, а от бритья окончательно затупившееся, резало кожу только после сильного нажима, нехотя. Тем глубже получалось проникновение. Из щеки Екатерины брызнула густая кровь — точно сок из спелого граната. Девушка охнула от боли, но бритву от лица не отняла и довела руку почти до самого подбородка. Теперь ее правая щека оказалась разъятой надвое. В глубине рассевшейся по разные стороны кожи, виднелась мышечная ткань. Кровь лилась хлюпая, почти фонтаном.
— Ты… ты… — не смог подобрать слов мужчина.
— Я всего лишь уничтожила свою тягу к суетной славе и деньгам, — сказала девушка уголком рта, дальнего от пореза. — Теперь никаких обложек журналов и денег соответственно.
— Я сейчас принесу веревку, — выдохнул мужчина. — Ты достойна выйти из этого подвала.
— Нет, — покачала головой девушка, отчего кровь из раны полилась еще сильнее. — Я уничтожила только одну голову дракона. Осталась еще одна. Мне ведь нравилось заниматься сексом. Никогда не верь проституткам, утверждающим, что на панель их толкнула нужда — им просто нравилось сношаться. Поэтому опасность взяться за старое всегда будет существовать. В Москве слишком много клиентов. Некоторых даже возбуждает, если у женщины есть физический недостаток.
Катя перешла в другой угол подвала. Только сейчас мужчина заметил, что буржуйка натоплена добела. Невероятно, но Катя, по всей видимости, экономила дрова несколько дней. Как ей удалось продержаться — один бог знает. Зато теперь закопченное железо алело от жара, маленькие, оранжевые в темноте угли источали легкий дымок.
— Что ты собираешься делать? — пересохшими губами прошептал мужчина.
Девушка рванула на себе юбку. Пришедшая в ветхость за два месяца материя поддалась легко, даже без треска. Мужчина увидел, что под юбкой у Кати ничего не надето. Наверное, она загодя избавилась от нижнего белья.
— Я хочу отрубить вторую голову зверю, — произнесла девушка.
— Постой, в этом нет нужды! — крикнул мужчина, хотя его сердце сжалось от предвкушения.
— Надо идти до конца, — сделала жалкую попытку улыбнуться Катя. Улыбка мгновенно сменилась гримасой боли. — Пока между моих ног есть источник греха, я всегда смогу вернуться на панель. А я не вернусь на панель. Никогда! И я докажу тебе это!
— Стой! — вяло произнес мужчина.
Его лоб покрылся горячей испариной. Сердце колотилось в бешеном ритме. Тело тряслось от возбуждения.
Девушка поставила ноги так, что буржуйка оказалась прямо под ее промежностью.
— Я делаю это совершенно свободно, — сказала Катя и села на раскаленное железо.
Раздалось мерзкое шипение. В воздухе запахло горелой человеческой плотью. Лицо девушки побелело от нестерпимой боли, она до крови прикусила губы. Ей хотелось встать и отнять от своего тела жарящий его заживо огонь. Но неимоверным усилием воли ей удавалось удерживать себя. При этом она продолжала смотреть в глаза мужчине. И он понял, что это больше, чем просто взгляд.
В этом взгляде было все. Абсолютно все. Его сбывшиеся мечты. Его награда за многолетний кропотливый труд. Его надежды на будущее. Его гордость. Его слава. Его блистательная, яркая, пронзающая небо торжествующим кличем победа.
Мужчине показалось, что по его телу прокатился мощный животворящий взрыв. Он понял, что кричит. Он почувствовал, что кончил и теплая сперма вязко растекается по ногам. Словно во сне, он осознал, что бежит к машине за веревкой и, вернувшись, привязывает ее к стропилам, а затем спускается по веревке в подвал.
Катя неподвижно лежала на полу. Болевой шок лишил ее сознания, бросил на землю. При падении девушка зацепила ногой буржуйку — угли рассыпались по полу. Мужчина затоптал пламя ботинком и наклонился над окровавленным изуродованным телом. Пощупал сонную артерию на шее. Засмеялся от радости, когда почувствовал слабые, неуверенные толчки.
От его прикосновений девушка пришла в себя.
— Я жива? — дрогнули ее губы.
— Ты свободна, милая, ты свободна! — в экстазе выкрикнул мужчина и поцеловал Катю в окровавленный, пахнущий грязью и дымом лоб.
Он обвязал тело девушки веревкой, схватил за один конец, как по канату выбрался наружу и вытащил ее из подвала. Впопыхах из бокового кармана его куртки выпал медальон. Мужчина не заметил пропажи. И только яркая луна отразилась в блестящем металлическом кружочке, на котором было выгравировано очень простое изображение. Эмблема его партии. Круг и две расходящиеся внутри его полосы, перехваченные в начале поперечной чертой…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Меня окатили чем-то холодным. Я открыл глаза и увидел Свина. Рядом с ним стоял отец Александр. В руках Священник держал стеклянный кувшин с ледяным морсом. Ани в комнате не было.
— Опять Присутствие? — скорее утвердительно, чем вопросительно, произнес Свин.
Я поднялся с кровати, смахнул с лица остатки ягод, плававших в морсе, и обхватил голову руками. Последнее видение разнесло мой внутренний мир вдребезги, что не замедлило сказаться на физическом состоянии. Голова гудела от напряжения. Руки тряслись. К горлу подкатывал противный ком тошноты.
— Давно это у тебя? — участливо наклонился ко мне Священник.
Я почувствовал прикосновение его руки. Скорее всего, он хотел помочь мне. Однако позитивных изменений я пока не чувствовал.
— Третий раз. Как водится, самый тяжелый из всех.
Свин принялся сканировать мою ауру: я чувствовал это по легкому головокружению. Отец Александр тоже не отставал. Довольно обыденная процедура, однако все равно неприятно чувствовать себя букашкой на лабораторном столе.
— События трехгодичной давности, — наморщил лоб Свин после продолжительного молчания.
— Я бы остановился на двухгодичном сроке, — вынес свое резюме отец Александр.
— Какая разница? — спросил я. — Главное, что мне теперь известно, кто находился у истоков «Стоящих рядом».
— Значит, вот куда пропадала девушка Сафонова, — задумчиво нахмурился Священник. — Бедняжка…
— Бедняжка не бедняжка, но роль свою выполнила хорошо, — хрюкнул начисто лишенный сентиментальности Свин. — Весь Приморск теперь без половых органов…
Я с трудом поднялся на ноги и подошел к столу. На дне бутылки оставалось несколько капель кьянти — я вылил их в рот с отчаянием хронического алкоголика.
— Гаврила, нам надо ехать, — напомнил Священник. — У тебя десять минут на сборы.
— Ты тоже поедешь? — сам не зная почему, спросил я.
— Разумеется, — кивнул отец Александр. — И я, и Аня, и все, кого ты видел.
— Неужели ты так просто оставишь свой храм?
Ничего не ответив, Священник вышел из комнаты и гулко захлопнул за собой дверь.
— Ну и дела, — прокряхтел Свин. — И все это в двадцать первом веке в одном из самых демократических государств на земле…
Мне не хотелось рассуждать с ним о демократии: на душе и так было муторно, да и времени в обрез. Я принялся было собираться, но сообразил, что вещей у нас как таковых нет, а посему и собирать нечего, С одной стороны грустно, с другой — меньше хлопот. Я облачился в презентованную мне отцом Александром одежду, застегнул на Свине жилетку и скормил ему оставшийся на столе шоколад. После этих нехитрых процедур мы вышли на улицу.
Двор церкви был заставлен машинами. Среди них несколько подержанных иномарок во главе с черным «крайслером» Священника, темно-вишневый «ниссан-патрол», с мощным кенгурятником и зеркальными стеклами, остальные — отечественного производства. Почти у всех машин на крыше громоздились тюки с вещами: покидать отчий дом всегда тяжело, но еще тяжелее покидать его с пустыми руками. Вот беглецы и захватили с собой что могли: зимние вещи, аппаратуру, дорогую сердцу мебель. Бородатый детективщик, наивная душа, крепил на крыше своей «Волги» картонные коробки.
— Книги? — спросил я его, помогая закинуть наверх последнюю тару.
— Книги, — растерянно улыбнулся он. — Знаете, у меня хорошая подборка: первое собрание Алексея Толстого, весь Фаулз на английском и многое из Майн Рида. Вы любите Майн Рида?
— В детстве читал пару вещей.
— Понимаю, сейчас его почти забыли, — вздохнул парень. — Но для меня он дорог как память. Не хочется, знаете ли, брать с собой какие-то импортные утюги. Вот я и подумал: уж лучше книги. Буду лежать на диване и вспоминать счастливое детство…
Аню я обнаружил у ее «девятки».
— Как ты? — спросила она, неловко усмехнувшись.
Поскольку на улице было темно, я не мог ручаться, но мне показалось, что девушка покраснела.
— Уже лучше, — ответил я на вопрос.
— Голова не болит?
— Чуть-чуть.
— Я сильно испугалась, когда ты потерял сознание. Хорошо, отец Александр оказался рядом. Он всегда может помочь. Многие здесь уверены, что он даже умеет лечить… молитвой или чем-то еще. Я не очень в этом разбираюсь.
— Он действительно умеет лечить.
— Хорошо… — снова засмущалась девушка. — С кем ты поедешь?
— Еще не определился.
— У меня есть одно место. Если хочешь…
Я пообещал подумать и направился к Священнику. На самом деле следовало обговорить детали бегства из славного города Приморска. Насколько я понял, оно не обещало быть легким.
Отец Александр стоял рядом со своим «крайслером». Его окружала группа людей, среди которых я заметил и тех двух парней в банданах, что встретили нас при входе. Свин вертелся где-то рядом. Простодушное рыло моего старшего офицера, похоже, вызывало симпатию у беглецов. Финансовые спекулянты Черногорцевы даже угостили его кексом, извлеченным из полиэтиленового пакета. Я подошел поближе к собравшимся и прислушался.
— Я не могу вам что-то обещать, — тихо говорил отец Александр. — Но я прошу вас настроиться. У нас есть силы, но главная сила — не снаружи, а внутри. Если вы используете ее, мы прорвемся. Если нет… Лучше не будем рассматривать такой вариант…
Он говорил тихо, волнуясь. Это означало, что Священник сосредоточен. И говорит действительно важные вещи, иначе он, по обыкновению, пересыпал бы свою речь шутками и анекдотами из жизни святых, которые очень любил.
— На что мы должны настраиваться? — спросила Саша.
При неярком свете восходящего солнца две предосудительные с точки зрения нравственности «Стоящих рядом» подруги выглядели еще более жалко, чем вчера вечером. Воробушки воробушками, тщательно прикрывающие редкими перьями свое неправильно ориентированное чувство…
— Есть два варианта, — сказал Священник. — Те, кто может верить, пусть верит. Верьте, что мы прорвемся! Но у вас не должно возникать даже малейшего сомнения в этом. Иначе лучше использовать второй вариант.
Он помолчал, очевидно, тщательно взвешивая в уме слова, которые хотел сказать.
— Нет ничего хуже, чем полувера. Когда человек то верит в успех, то нет. Помните Апокалипсис? «О если бы ты был холоден или горяч…» Тот, кто колеблется, никогда не выигрывает. Надо либо верить — и тогда победа придет по вере. Либо, наоборот, не верить вовсе, выбросить свои надежды на помойку — и тогда победа даруется свыше по принципу воронки.
— Воронки? — переспросил гламурный фотограф, стоявший чуть поодаль.
— Когда вас затягивает в воронку, надо расслабиться и отдаться движению воды, — пояснил отец Александр. — В таком случае есть шанс быть выброшенным наверх. Поэтому верьте или не верьте, но только не будьте посередине! Все, Бог благословит! По машинам!
Люди начали расходиться. Я дожидался, развлекаясь догадками, какой процент от общего числа будет верить без сомнения, а какой, наоборот, погружаться в водоворот отчаяния. Подсчеты как-то не складывались.
Отец Александр подошел ко мне. Вскоре к нам присоединился Свин: рыло в крошках, но довольный, я бы даже сказал — веселый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40