Даже он, плохо разбирающийся в людях, помнил, какими восторженными глазами смотрел юный герцог Квэ-Эро на его тетушку.Квейг вздохнул — сомневаться в мудрости наместницы он не смел, и все же, в глубине души был уверен, что в данном случае Энрисса ошибается:— Если бы я сомневался в мудрости наместницы, ваши галеры уже искали бы другую гавань.— Тогда я не вижу смысла продолжать этот бесполезный разговор. Мы спорим уже вторую неделю. Лучше взгляните еще раз: разве они не прекрасны?— Они уродливы, Тейвор. Повернитесь и вы увидите, что такое действительно прекрасный корабль!— Вы о своем галиоте? Да, красиво, но это бесполезная красота. Я уже не говорю о том, во сколько вам обошлась постройка. За эти деньги можно построить три такие галеры, а в бою от вашей красавицы не будет никакого прока! Времена бесполезной красоты уходят, герцог. Привыкайте к новым очертаниям прекрасного. Отныне прекрасно то, что полезно!За ужином Квейг сидел мрачнее Келиана, ковырял вилкой в тарелке, и от того, чтобы выругаться, его удерживало только присутствие супруги. Ивенна не выдержала первая:— Что случилось? Я думала, что проводив нашего дорогого гостя, вы сразу повеселеете.— Он вовремя уехал. Еще день — и я нашел бы повод для дуэли.— Да, на редкость неприятный молодой человек. Заранее сочувствую его будущей супруге.Когда гость приехал, Ивенна честно исполнила долг радушной хозяйки, но проявлять радушие по отношению к графу Тейвор было столь же бесполезно, как кокетничать со статуей короля. Он не обращал внимания ни на изысканный стол, ни на новое платье герцогини, ни на прекрасный вид из окон отведенных ему покоев. С тем же успехом его можно было кормить черствым хлебом и поселить в сарае. Как собеседник граф Тейвор тоже не представлял никакого интереса для дамы, и даже из вежливости не мог сделать вид, что беседа с дамой представляет интерес для него. Он мог часами обсуждать особенности формы носового тарана на своих галерах, но понятия не имел, что происходит при дворе, а из книг интересовался исключительно военными трактатами. Не удивительно, что граф до сих пор не был женат. Ивенна понимала, по какой причине Квейг всю неделю пребывал в отвратительном настроении, но недоумевала, почему долгожданный отъезд гостя это настроение не исправил.— Неприятный — и Аред с ним, мне на нем не жениться. Но вот если бы он все неприятности забрал с собой — цены б ему не было.— Да, эти галеры просто отвратительны, — Ивенна не стала напоминать мужу, что тот сам согласился разместить в своих водах новые корабли.— Это вы еще не видели гребцов.— Я думала, они наймут местных рыбаков.— Как же! Согласится кто-нибудь из моряков за гроши на веслах корячиться! Он привез каторжников, а заодно и надсмотрщиков. Боюсь, что уже через неделю в порту начнется беспредел.— Может быть, написать наместнице?— А толку? Она и так знает, Высокий Совет одобрил эту гениальную идею.— Их нельзя пускать в город.— Мне и их посадить на цепь?— Можно сделать проще. Отгородить для них место в порту и запретить выходить за его пределы.— И оцепить это место городской стражей. С тем же успехом я могу поставить своих стражников вместо надсмотрщиков.— Если у них будет достаточно вина и женщины, они и сами не пойдут в город. Они привыкли жить среди своих.— Вино это не проблема, но женщины, — Квейг болезненно поморщился: нравы в Квэ-Эро поражали своей свободой жителей северных провинций, но именно эта свобода и воспитала в местных девушках уважение к себе. Ни одна портовая шлюха не согласится жить с тюремными крысами, даже за большие деньги. А если и согласится — герцогу что, больше на не что налоги потратить?Ивенна задумчиво посмотрела на мужа: был еще один вариант избавиться и от каторжников, и от надсмотрщиков, и от галер. Если начнутся беспорядки — Квейг сможет с полным правом навести порядок на своей земле. Но для этого нужны серьезные проблемы, одна-две драки в порту это еще не повод пойти против решения Высокого Совета. И все же, если сделать это сейчас — можно будет обойтись малой кровью. Лучше один раз похоронить десять человек, чем терпеть постоянные стычки с чужаками. Она осторожно намекнула:— Если в городе начнутся беспорядки, вы ведь сможете принять меры, не так ли?— Смогу, но не раньше, чем они начнутся!— Но ведь проблем все равно не избежать.Квейг с удивлением посмотрел на жену, он никак не мог поверить, что хрупкая Ивенна предлагает ему спровоцировать бойню в собственном городе, пусть и ради благой цели:— Надеюсь, что получится. Запру их в порту, и пусть только попробуют нос высунуть.— Проще один раз выморить крыс, чем каждый раз заделывать новые норы. Крысиную природу не переделаешь.Герцог отодвинул полную тарелку, разговор с женой напрочь отбил остатки аппетита:— Спасибо за совет, сударыня, но я пока что займусь заделыванием нор. Не хочу вместе с крысами перетравить обитателей дома. Это ведь мой дом. И ваш также. Постарайтесь привыкнуть к этой мысли.Ивенна вздохнула — такая щепетильность уместна для жреца Хейнара, но не для правящего герцога. Иннуон бы не сомневался ни минуты, окажись перед ним подобный выбор. Ну вот, опять она сравнивает брата и мужа, и снова не в пользу последнего. Нельзя так — пускай Квейг и не самый лучший герцог, но человек-то он хороший.Квейг вышел на открытую галерею, облокотился о перила, в голове звучали прощальные слова Тейвора: «Отныне прекрасно то, что полезно!» Неужели наместница тоже так думает? Наверное, если позволила Тейвору приковать каторжников к веслам. Он посмотрел на парусник, появившийся на горизонте, лунный свет серебрил паруса и волны. Разве такая красота может быть бесполезной? Да, галеры лучше приспособлены для боя, но неужели нужно посвятить жизнь подготовке к войне? Да и потом, это еще вопрос, лучше ли. Он бы предпочел парусник. Право же, руки чешутся организовать в порту небольшой целенаправленный пожар, после которого королевской казне придется искать новые средства на создание военного флота, но плохие или хорошие, а галеры тоже были кораблями, и все существо потомственного морехода восставало против подобного кощунства. Придется терпеть, кроме того, если сжечь эти галеры — оставшиеся деньги пойдут на постройку новых, а так можно все-таки выжать из Тейвора парусники, как и было договорено с самого начала. Он закрыл глаза и во всех подробностях представил себе новые корабли. Он сам разработал чертежи, вдохновившись витражом в кабинете Иннуона. Когда все будет готово — он пригласит Энриссу в гости, и пусть она сама убедится, что такое подлинная красота. XLVIII Энрисса сидела за клавикордом в музыкальном салоне на первом этаже и играла сложную, но монотонную мелодию. На клавиши она не смотрела, играла, закрыв глаза, позолота на стенах неприятно резала взгляд, отражая огонь свечей. Давно пора переделать здесь все, этой комнате гораздо больше подошли бы приглушенные синие тона вместо парадной роскоши белого с золотом, да все не доходили руки. Кроме того, пришлось бы перекрашивать коридор, потом соседние комнаты, потом все крыло, а на это уже не будет денег, и все так и застынет на середине, а ничто не раздражало Энриссу сильнее не доведенных до конца планов.Наместница подошла к окну — опять падал снег. Осень закончилась внезапно, еще вчера лил проливной дождь. Прошел месяц, Ванр должен вернуться со дня на день, и сразу же уехать снова. Каждый вечер наместница говорила себе, что Аред с ней, книгой, она найдет, кого отправить обыскивать библиотеки, а Ванр пусть остается на своем единственно правильном месте — подле нее. Но утром она находила десятки причин, по которым это дело нельзя было поручить никому другому. В конце концов, женщина победила правительницу, и Энрисса решила, что отправит Ванра только в библиотеку Суэрсена, а остальные пусть проверяют другие чиновники. Нужно подобрать исполнительных, но недалеких молодых людей. Пусть даже кто-то из них и найдет книгу — все равно не поймет, что с ней делать. Никому из них она не сможет доверять так, как Ванру, но лучше оправданный риск, чем невыносимое одиночество. Но как же это на самом деле печально — скоро уже шесть лет, как она на троне, но доверять может всего лишь одному человеку — и то потому, что делит с ним ложе. Хотела бы она знать, каким колдовством Ланлосс Айрэ подчиняет себе людей? Три прознатчика в Инхоре, и ни один из них не выдал генерала! А ведь от графа Инхор они не получили ни гроша. Похвальная верность, только не тому хозяину. Что ж, больше они не предадут никого. Оставалось надеяться, что Ланлосс Айрэ поймет намек, он не любит терять своих людей. Наместница не сомневалась, что новых прознатчиков он вычислит также быстро, как и предыдущих, но, наученный горьким опытом, не станет переманивать их на свою сторону. Энрисса вздохнула: похоже, любовь и власть исключают друг друга. Вот и у Ланлосса та же беда, что и у нее: любит, кого нельзя любить. Не побоялся взять в любовницы белую ведьму. Хотя чего ему-то бояться? Если все откроется, накажут девушку, графу разве что попеняют. А вот Ванру, если все откроется, не жить. И все равно он не испугался. Нет, не будет Энрисса ничего предпринимать. Если магистр Илана сама узнает — то так тому и быть, а нет — так нет. Боги справедливы и всегда воздают по заслугам. Энрисса загадала: пока у Ланлосса и его ведьмы все хорошо, то и у нее с Ванром все будет в порядке. * * * Ванр торопливо шел по коридору. Он обязательно должен был увидеть Энриссу прямо сейчас, не успев даже помыться и переодеться с дороги. Увидеть и убедиться, что его по-прежнему ждут. Ванр не доверял женщинам — так уж сложилось, что ни одна из встретившихся ему на жизненном пути не отличалась воспеваемой в древних легендах верностью. Его старшая сестра отдавалась любому, кто мог хоть как-то протолкнуть по служебной лестнице увальня-мужа, придворные дамы меняли кавалеров чаще, чем носовые платки, служанки с готовностью задирали юбки при первом намеке на монету. Судя по рассказам отца, мать Ванра отличалась благочестием и скромным нравом, но сам молодой человек не успел в этом удостовериться, оставшись сиротой в пятилетнем возрасте. Глубоко укоренившаяся убежденность в испорченности всего женского племени придала ему смелости добиться любви наместницы, но эта же убежденность превращала его существование в кошмар. Даже находясь при дворе, Ванр постоянно ждал, что Энрисса найдет ему замену, теперь же, возвращаясь после долгого отсутствия, он был в этом почти уверен. Она не отослала его, если бы не хотела избавиться.Ванр проверил все уголки дворца, где наместница обычно скрывалась от назойливого внимания придворных: небольшую крытую оранжерею на третьем этаже, оконную нишу в тупике, отходившем от оружейной залы, малую часовню и даже выходящий в сад балкон, хотя постоянно опасающаяся простуды наместница вряд ли пожелала бы дышать свежим воздухом в такую непогоду. Энриссы нигде не оказалось, впору было признать поражение и отправиться домой, а завтра явиться на утреннюю аудиенцию, но чутье подсказывало, что первую встречу нельзя откладывать на завтра. Про музыкальный салон он вспомнил в последнюю очередь — Энрисса заходила туда редко, когда хотела поиграть на клавикорде, обычно предпочитая небольшую арфу, стоявшую в ее покоях. Ванр остановился в дверях, молча наблюдая, как наместница, стоит к нему спиной, прислонившись лбом к холодному стеклу. Она должна была повернуться сама, без слов и деликатного покашливания, почувствовать, что он, наконец, здесь. Так и случилось. Энрисса медленно обернулась и замерла у окна, опустив руки. Вот он стоит в дверях, шерстяной плащ намок, и растаявшие снежинки переливаются на свету, сапоги грязные, поперек щеки — полоска копоти. Губы Энриссы сами собой расплылись в счастливой улыбке: пришел, ночью, уставший, грязный, сразу с дороги, нашел ее во дворце и стоит тут, не говоря ни слова. Если бы она не обернулась, так бы и ушел, увидев, но не обеспокоив, а утром, в привычном облике исполнительного секретаря докладывал бы наместнице о результатах поездки. Энрисса шагнула ему навстречу, протянула руки и, все также молча, прижалась к колючей щеке, жадно вдыхая запах мокрой шерсти и дыма. Боги всемогущие, за что такая милость? * * * Утром подтянутый, благоухающий розовой водой Ванр стоял в кабинете наместницы, отдыхая взглядом на янтарных панелях. Он думал, что такие бессонные ночи, как прошедшая, здоровью только на пользу — не то, что под холодным дождем рассвета дожидаться. Наместница запаздывала, и он успел вволю полюбоваться на янтарную листву. Наконец, Энрисса вошла в кабинет, села за стол и, словно не было этих долгих недель, произнесла привычную фразу:— Я вас внимательно слушаю, господин Пасуаш.Ванр, поклонившись, передал ей список:— Думаю, вы сочтете это достойным внимания, ваше величество.Энрисса быстро пробежала глазами по названиям:— Однако! Каким образом вы вывезли все это из герцогского замка? На месте гостеприимного хозяина я бы вас удавила, а труп ночью сожгла в камине, вместе с уликами.— А он не в курсе, пришлось немного схитрить. Я внес в эти книги в список под другими названиями, а его светлость не догадался проверить.— Что лучше любых оправданий подтверждает его невиновность. Знай он про запрещенные трактаты, хранил бы их в надежном месте.— Я тоже так подумал, ваше величество, книги старые, самому позднему списку — шестьсот с лишним лет. Думаю, лорд Алестар даже и не знает, какое наследство ему досталось от предков. Он вообще не великий книгочей, в библиотеке все паутиной покрылось. Жаль, там не было родовой летописи, было бы интересно посмотреть, кто собрал эти сокровища.— Подозреваю, что Скурудж Уннэр по прозвищу «Жадный». Удивительной алчности был человек, даже для герцога Ойстахэ. Собственную семью держал в черном теле: дочерей не выдал замуж, чтобы не платить приданое, жену заставлял ткать, а сыновьям пожалел нанять наставников, сам учил грамоте. В годы его правления в герцогстве Ойстахэ и в самом деле завелись разбойники, люди спасались от голода в лесах. А потом начали находить детей… мертвых.— Так это не слухи?— Нет, к сожалению. К еще большему сожалению, Саломэ VII Святая в своем религиозном рвении была слишком занята борьбой с темными культами, чтобы заметить, что творится у нее под носом. Герцог Скурудж умело морочил ей голову — оставлял себе почти все налоги, уверяя, что тратит деньги на богоугодные дела. Вот и получалось — один храм построил, на десять храмов украл. Впрочем, не он один так делал. Стоило убедить наместницу в своей приверженности благому делу — и можно было из нее веревки вить. Иногда я удивляюсь, почему империя до сих пор существует.Ванр не удивлялся. В загадочные проклятья не менее загадочного короля он не верил: сумей герцоги и графы договориться между собой и решить, кому сидеть на троне — в тот же день закончилась бы власть наместниц. И вовсе не обязательно, что вместе с этой традицией закончится империя — вон, у соседей, как и положено, на троне сидят мужчины и передают власть своим сыновьям. А в империи на одну наместницу вроде Энриссы приходилось по три таких, как Саломэ VIII, которую так и прозвали — «Глупая». По крайней мере, сейчас страна в надежных руках, а до следующей наместницы, Ванр, дадут боги, и не доживет.— И скончался благочестивый герцог, конечно же, в кругу безутешных детей и внуков?— Не совсем так. Дети и внуки были безутешны, но только потому, что так долго ждали, прежде чем отправить почтенного предка на тот свет. Состарившись, герцог окончательно лишился рассудка. Из крови простолюдинов золото никак не получалось, тогда он решил, что стоит попробовать кровь родичей, все равно этих дармоедов много, а золота всегда не хватает. У его младшего сына было три дочери — сплошное разорение для семьи, а сын еще имел наглость требовать у престарелого отца денег для устройства своих девиц. Вот им-то любящий дедушка кровь и пустил, после чего скоропостижно скончался.— Право же, если все это известно в таких подробностях, я не понимаю, каким образом род Уннэр сохранил свои владения.Энрисса усмехнулась — порой Ванр проявлял непростительную для чиновника наивность:— Так получилось, что наместница скончалась буквально через несколько дней после герцога, и всем было уже не до того. К тому же, новый герцог Ойстахэ удачно поддержал на выборах Амальдию Первую, и та, придя к власти, предпочла закрыть глаза на семейную драму в роду своих верных сторонников, тем более что дети перестали пропадать, а налоги исправно поступали в казну.— Какое, право же, удачное совпадение.— Нет-нет, герцог тут не при чем, Саломэ было уже 108 лет, и многие боялись, что боги наградили старую каргу бессмертием за верную службу. Она простудилась во время очередного ночного бдения у статуи короля — простояла всю ночь на коленях на холодном полу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69