Их раскрасневшиеся от солнца или вина лица выражали дружелюбие и почти детское любопытство. Я заметил среди них барда с маленькой арфой в руке, он явно собирался сочинить песнь по моему рассказу.
Вдохновленный таким вниманием этих великих воинов, я даже не вспомнил, что именно эти люди, казавшиеся мне теперь родными, разгромили Эринир, очевидно, уничтожив мое племя.
Я начал свой рассказ об оливковой женщине, правившей этой страной, о волшебном Городе Солнца, прекрасном и ужасном в своем совершенстве, о чуждой нам цивилизации язычников, поклонявшихся богам, живущим на высокой горе. Когда я рассказывал о жертвах, бросаемых в кратер вулкана, до нас вдруг донесся тихий гул и подземный рокот. Лица людей исказил суеверный ужас. Я же, привыкший к подобным звукам, достаточно частым на Антилле, остался спокоен, А гул все нарастал, казалось, что в недрах горы ревут от злости грозные боги. Растолкав людей, к нашему костру подошли три человека: Гвидион, выражавший своим видом абсолютное спокойствие, уже знакомый мне альбинос и воин с усами, заплетенными в косички.
Я никогда не испытывал суеверного ужаса, наверное потому, что я и есть один из самых страшных людских ужасов. Но с приближением альбиноса я вдруг почувствовал, как шевелятся волосы у меня на загривке. Этот оборотень чем-то отличался от других, вызывая даже у меня приступ липкого страха. Он вышел в центр толпы к костру, так, чтобы его было хорошо видно, встал, разведя плечи, бросил на окружающих презрительный взгляд, сделал рукой жест, прося тишины, и заговорил:
— Королевский Друид, мой брат Гвидион, которому подвластна вся мудрость мира, говорит, что боги Антиллы недовольны нашим присутствием. Вы все слышите — они угрожают нам. Над горой, где они живут, появился темный дым, — Бренн повернулся в сторону мрачного Атласа, и все вдруг заметили, что белые облака, покрывающие вершину горы, потемнели и приобрели пепельный цвет. Тем временем вождь продолжал: — Вы также убедились, что Город Солнца неприступен. Боги считают, что с нас довольно уже взятой добычи, и решили не отдавать нам священный Город. У нас нет способа взять его — это цитадель богов. Мы дошли до края мира. Так считает мой брат Гвидион, — Бренн кивнул мне, — ты согласен с этим?
От неожиданности я растерялся и пробормотал:
— Да, город неприступен.
— Вот, пожалуйста, это мнение того, кто немало прожил там и знает город изнутри. Наши трофеи очень велики, такого количества добра нам еще никогда не удавалось взять, где бы мы ни воевали. Вы все теперь богаты! — Толпа радостно загудела в ответ. — Армия Антиллы, та, которая ушла на юг острова, узнала об осаде их столицы и возвращается. Возможно, когда они вернутся, и мы победим их, нам удастся взять и город, если у нас хватит выдержки и сил. Но их численность превосходит нашу. Кроме того, мы не можем воевать с богами этой горы. Пусть вожди племен решат: будем ли мы дожидаться возвращения антильской армии и вступать с ними в бой, чтобы, несмотря на недовольство местных богов, все-таки попытаться взять этот проклятый город или поделим трофеи и уйдем домой, оставив эту неприступную крепость на будущее, чтобы вернуться сюда когда-нибудь более подготовленными.
Поднялся ужасный галдеж. Крики «Домой! Домой!» перемешивались с воплями «Проклятые антильцы!» и уж совсем нецензурной бранью в адрес упрямого города. Никто не хотел рисковать богатой добычей, вступая в новый бой с приближающейся армией. А уж о громыхающих богах Атласа и говорить не приходится. Бренн продолжал свою высокопарную речь, которая время от времени прерывалась раскатами подземного грохота, от чего на лицах Кельтов появлялись гримасы ужаса. Теперь уже вся поэннинская армия дружно вопила: «Домой! Домой!»
Гвидион ушел, а альбинос и его усатый брат остались отдавать приказания командирам отрядов. Наутро войска должны были отправиться на север в горы к Мглистым Камням, которые Гвидион называл Великим Путем.
Меня поразила способность альбиноса переиначивать в глазах армии свои промахи. По его словам выходило, что не он своим неумелым расчетом привел армию к неудачному завершению похода, а, наоборот, их хитрый и умный вождь сумел обвести вокруг пальца даже богов, выудив у них богатую добычу. Все вокруг засуетились, забегали. Бренн, поманив меня пальцем, сказал:
— А тебя, волк, хочет видеть мой брат.
Я поплелся к костру, у которого сидел одинокий Гвидион. Он неотрывно смотрел в пламя и, казалось, не замечал ничего вокруг. Но когда я подошел, он жестом указал мне на место возле себя.
— Я вижу, ты уже поправляешься. Как нога?
— Отлично! — соврал я.
— Это хорошо, — произнес Гвидион, не поднимая на меня взгляда, — завтра тебе надо будет пройти по Великому Пути.
Подошли два его брата, уселись вокруг костра. Гвидион взял меня за плечи и, развернув к ним, сказал:
— Позвольте вам представить: Блейдд, волколак, бывший разведчик Эринирского короля, мой отважный спаситель и телохранитель нашей ненаглядной Мораны.
Альбинос произнес, растягивая слова:
— Ну, так давай перережем горло эринирскому разведчику.
Гвидион улыбнулся:
— Нет, нет, Бренн, он недосягаем для тебя, Я не такая уж неблагодарная тварь, чтобы отдать тебе на растерзание того, кто рисковал ради меня жизнью. Прошлое забыто, — Гвидион развернул меня к себе и заглянул мне в глаза, — не так ли, Блейдд?
Что я мог сказать ему? Что я помню, как мерцали звезды в глазах Светлого короля Эохайда? Что мое племя воевало с Поэннином? Что проклятый альбинос не понравился мне с первого взгляда, и я просто мечтаю вонзить в его горло клыки? Я не успел ответить, Гвидион встряхнул меня за плечи и примирительно произнес:
— Ну, ну, Блейдд. Прошлого не вернуть, жизнь идет дальше, теперь ты на нашей стороне, так же, как Морана, — и улыбнулся мне своей ослепительной, умиротворяющей улыбкой, от которой, казалось, осветилось вечернее небо.
— Конечно, Гвидион, я на вашей стороне, — ответил я, совершенно искренне, чувствуя, как запутывается мое сознание в посветлевших глазах друида, даже не заметив, что предал своего короля и свою погибшую стаю.
— Ну, вот и отлично, — сказал Гвидион, — теперь ты один из нас. Вернешься с нами в Поэннин и будешь служить в нашей армии. Кстати, у нас служит много оборотней, и ты наверняка найдешь себе друзей.
— Почему ты назвал его телохранителем Мораны? — недовольно пробурчал Бренн.
— Он отдал Моране свою волю, Бренн. Ты же не будешь спорить, что лучшего телохранителя, чем волколак, который отдал ей Гвир, нам никогда не сыскать, — улыбаясь, ответил Гвидион.
— Это надо отметить! — воскликнул третий брат, сидевший до этого молча, и приложился к кожаному бурдюку. — Давай, Гвидион, выпьем в этой отличной компании оборотней а то у меня пересохнет горло от ваших разговоров.
— У тебя, Рикк, горло никогда не пересохнет, — пробурчал Бренн, отнимал у Рикка бурдюк с вином.
Когда окончательно стемнело и братья ушли спать под полосатый навес, я направился к палатке, в которой очнулся. Но она уже была свернута, поэннинцы спали на земле под открытым небом, завернувшись в одеяла.
Я побродил среди спящих или укладывающихся воинов в поисках волколаков и вскоре набрел на одного из них, устроившегося неподалеку от палатки Поэннинского вождя. Получив разрешение разместиться возле него, я улегся на землю. Одеяла для меня не нашлось, но в такой жаркой стране, как Антилла, в этом не было особой необходимости.
Мы познакомились с волком, его звали Гресс. Я видел на его лбу бледно-голубые, почти выцветшие отпечатки чьих-то пальцев. Гвир снят с него, но когда-то воля Гресса принадлежала не ему. У нас, волков, не принято расспрашивать друг друга о былом. И так понятно, что если волк состоит у кого-то на службе, то в прошлом у него предательство, горе, потери.
— Много в армии волков? — спросил я.
— Есть, — неопределенно ответил Гресс.
Мы немного поболтали, но Гресс был не слишком разговорчив и быстро заснул.
Когда я проснулся, поднималось хмурое утро. Все уже были на ногах, звон оружия мешался с общим гомоном. Мой новый знакомый сидел подле меня, поглощая свой завтрак. Рядом со мной на земле лежал кусок сырого мяса. Гресс кивнул на него:
— Ешь, это тебе. Если будешь спать по утрам, останешься без завтрака.
Я поблагодарил его. Действительно, кругом все уже поели, костры потушили, и мне негде было бы получить свою порцию. Мимо нас провели колонну антильцев со связанными руками.
— Как много пленных, — сказал я.
Гресс посмотрел на меня, прищурив глаза, и процедил:
— Их было гораздо больше, но вождю надо было развлекаться.
И, предупредив мой вопрос. Гресс поднялся на ноги и закинул за плечи котомку с пожитками. Он был уже полностью собран, и я с удивлением увидел у него за спиной меч.
— Ты пользуешься железным оружием? — спросил я его.
— Как все, — безразлично ответил Гресс.
— Но ты же волк! — воскликнул я.
— Ну и что, — Гресс вынул свой меч из ножен и протянул его мне.
Я взял из его рук меч и, почувствовав холод металла, содрогнулся.
— Как тебе удается держать в руках железо? — спросил я с отвращением.
— Очень просто, Блейдд. Так же, как людям. Мы выдумали, что металл вредит нам. Да, он замедляет перевоплощение, но только если на тебе ошейник, пояс или доспехи. А когда он просто в руках, он не мешает. Поначалу было чуточку неприятно, но быстро привыкаешь. Все наши волки пользуются каким-нибудь оружием. В бою, когда кругом идет настоящая сеча, оно очень даже пригодится, одними клыками не обойдешься. И ты привыкнешь, если захочешь.
В это время пронзительно завыли военные рога. Бренн выстраивал свои отряды. И тогда произошло еще одно чудо в моей жизни. Поскольку я был ранен и истощен, длинные пешие переходы были мне не под силу. Посадить меня в телегу было невозможно, потому что лошадь непременно бы понесла, почувствовав за спиной волка. Нам, оборотням, незнакомо чувство наездника. К прочим достоинствам угасов прибавлялось еще и то, что они легко переносили оборотней. По приказу Гера, Харт Рыбий Хвост посадил меня сзади себя на угаса. Харт был возмущен до глубины души, сочтя это оскорблением. Но, услышав от Гера, что я буду вместо него телохранителем Морейн, повеселевший Харт заявил:
— Того, кто избавит меня от этой взбалмошной юбки, я готов таскать хоть на собственном хребте.
Я уже собирался вступиться за Морейн, возмущенный такой характеристикой моей возлюбленной, но меня замутило от вони, исходящей от угаса, и я, боясь свалиться на землю, вцепился в Харта смертельной хваткой, несмотря на его бурные протесты. Но потом, немного привыкнув, я был потрясен этим волшебным ощущением: перемещаться на высоте человеческого роста от земли, будто в сказочном полете. Поэннинское войско двигалось к горной гряде на горизонте в очень быстром темпе. Я летел, как птица, щуря глаза от набегавших от ветра слез.
Мы поравнялись с угасами королевских братьев. Все принцы были в отличном настроении, довольные возвращением домой, богатой добычей, малыми потерями. Они громко переговаривались, хохотали. Они были чужими мне. Граница между нами, казавшаяся вчера очень тонкой и прозрачной, была теперь, как крепостная стена. С трезвой головы я мог разумно оценить ситуацию. Гвидион был братом короля, Королевским друидом, стоявшим для меня на недосягаемой высоте. Такой же стала теперь и Морейн. Она сестра короля, она ровня этой воинственной троице: розовощекому хохотуну Рикку, вспыльчивому альбиносу и неприступному Гвидиону. Я же не принадлежал к этому обществу ни при каких условиях.
— Ты не жалеешь, что покидаешь Антиллу, так и не найдя того, что искал? — спросил Бренн мага.
— Кто знает. Кое-что я все же нашел в Городе Солнца, — и Гвидион кивнул в мою сторону.
Бренн скривил губы:
— Мало тебе в Поэннине было оборотней, что ты искал за тридевять земель еще одного?
— Кто знает, — повторил Гвидион и, припустив угаса галопом, умчался вперед колонны.
Братья последовали за ним.
Я всматривался им вслед и понял, что авангард колонны уже подошел вплотную к скалам. У их подножия я увидел четыре гигантских камня, стоящих по сторонам света, и несколько камней поменьше. Подъехав ближе, я разглядел, что два камня перекрыты сверху длинным бревном, образуя таким образом проем, в который могли пройти рядом два всадника и даже проехать телега. Как я узнал позже, это и был тот главный переход, которым пользовались много веков назад, еще до крушения основного континента, фоморы.
У камней нас встречали два отряда поэннинцев во главе с Каэлем и Ллеилом, оставленные для охраны прохода. В арке уже происходила суета, у алтарного камня стоял сосредоточенный Гвидион. Он был так напряжен, что я даже на расстоянии, почувствовал, как вокруг него сгущается энергия. Вот он шагнул в проход и исчез, потом снова появился и, отойдя в сторону, начал командовать продвижением армии. Всадники проезжали между двумя камнями и терялись из виду, так же, как это было в Землях Рудаука.
Я был уже наслышан о Мглистых Камнях и от Гвидиона, и от Гресса, кое-что узнал о них еще раньше в Поэннине, когда служил королю Эохайду, но, впервые входя в переход, немного струсил. Я снова вцепился в спину Харта, от чего он возмущенно взревел. Мимо промелькнуло отрешенное лицо Гвидиона, поддерживающего для нас пространство и время. Мир подернулся пеленой, наклонился и заскользил куда-то в бездну, а я провалился в светящееся облако и помчался сквозь него под угрожающий вой боевых рогов. Потом на меня нахлынуло бледное небо Альбиона и запах морозного воздуха, и лес в снежной пелене, и колючий ледяной ветер.
Уже успевшие переправиться воины заворачивались в теплые кельтские плащи и пледы. Мы отъехали в сторону и вместе с другими наблюдали, как из Поэннинских Мглистых Камней один за другим выезжают сначала всадники на угасах потом телеги с обезумевшими лошадьми, за ними шли ошеломленные рабы, погоняемые воинами, и пехота. Вот вышли последние люди. Рикк и Каэль, спешившись, стояли у камней, тревожно вглядываясь в пустоту. Наконец из нее вышел, вернее выпал на руки братьям, утомленный и обессиленный Гвидион, сжимавший в руках свой Камень Власти. Его уложили на телегу, вокруг него засуетились люди. Отряды выстроились, и колонна углубилась в заросшие лесом горы вслед за Поэннинским вождем.
Глава 20
Померкшее светило
Войско расположилось вдоль западной стены Поэннинской крепости. Перед рвом был сооружен деревянный помост для короля и встречающей знати. Я так и сидел на угасе позади Харта и, пытаясь ничего не упустить из виду, высовывался из-за его спины, досаждая ему своей вертлявостью, пока он, наконец, не потребовал, чтобы я спешился.
На помост вышел король Белин в блестящей на солнце золотой короне. Я не видел его несколько лет с тех пор, как следил за войском его отца в Землях Рудаука. Белин постарел, но кровь Дивного Народа не позволяла годам уродовать его лицо, он был по-прежнему красив. А рядом с ним среди других придворных стояла Морейн, сверкая украшениями и сияя своей неповторимой красотой. Впрочем, какая женщина не покажется красавицей, если на ее голове переливается золотая корона. Ее вьющиеся волосы были рассыпаны по плечам поверх великолепного алого плаща, отделанного мехом. Она улыбалась своему войску, вернувшемуся домой, стоя, как и прежде в Эринире, подле своего брата, одной с ней крови. Ком горечи подкатил к моему горлу, когда я вспомнил Серасафа, другого брата Морейн. Вспоминает ли она его? Легко ли ей было сменить одного брата на другого? Серасаф и Белин такие разные, и все-таки оба они королевских кровей, оба они Туаты. Я хотел крикнуть Морейн, что я здесь, но не мог понять, видит ли она меня на таком расстоянии.
Белин церемонно вскинул руку и начал речь. Он приветствовал победителей, великих героев, вернувшихся с богатой добычей. И в ответ ему выли и ревели счастливые победители, искренне верящие в свою победу. Они прошли всю Антиллу, воспользовавшись отсутствием ее армии, грабя мирные поселения, и, простояв у неприступных стен Города Солнца почти месяц, позорно бежали, узнав о возвращении антильского войска. Но кельтские воины были уверены, что они победили. Они поздравляли друг друга, орали воинственные кличи в ответ на приветствие короля.
Девушки понесли вдоль рядов кубки с элем, с помоста что-то опять вещал король их, обещал устроить пир в стенах крепости. Потом глашатай объявил о какой-то девушке, желающей осчастливить одного из витязей своей персоной. Войско радостно оживилось. Несчастные влюбленные, родители которых не давали согласия на их брак, могли исполнить свою мечту лишь двумя способами. Жених мог похитить девушку, что было чревато возможностью мести со стороны ее родственников. Правда, эта месть осуществлялась не так часто. Если жених был не слишком беден, то обычно после кражи невесты ему позволяли оставить себе уже лишенную чистоты девушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Вдохновленный таким вниманием этих великих воинов, я даже не вспомнил, что именно эти люди, казавшиеся мне теперь родными, разгромили Эринир, очевидно, уничтожив мое племя.
Я начал свой рассказ об оливковой женщине, правившей этой страной, о волшебном Городе Солнца, прекрасном и ужасном в своем совершенстве, о чуждой нам цивилизации язычников, поклонявшихся богам, живущим на высокой горе. Когда я рассказывал о жертвах, бросаемых в кратер вулкана, до нас вдруг донесся тихий гул и подземный рокот. Лица людей исказил суеверный ужас. Я же, привыкший к подобным звукам, достаточно частым на Антилле, остался спокоен, А гул все нарастал, казалось, что в недрах горы ревут от злости грозные боги. Растолкав людей, к нашему костру подошли три человека: Гвидион, выражавший своим видом абсолютное спокойствие, уже знакомый мне альбинос и воин с усами, заплетенными в косички.
Я никогда не испытывал суеверного ужаса, наверное потому, что я и есть один из самых страшных людских ужасов. Но с приближением альбиноса я вдруг почувствовал, как шевелятся волосы у меня на загривке. Этот оборотень чем-то отличался от других, вызывая даже у меня приступ липкого страха. Он вышел в центр толпы к костру, так, чтобы его было хорошо видно, встал, разведя плечи, бросил на окружающих презрительный взгляд, сделал рукой жест, прося тишины, и заговорил:
— Королевский Друид, мой брат Гвидион, которому подвластна вся мудрость мира, говорит, что боги Антиллы недовольны нашим присутствием. Вы все слышите — они угрожают нам. Над горой, где они живут, появился темный дым, — Бренн повернулся в сторону мрачного Атласа, и все вдруг заметили, что белые облака, покрывающие вершину горы, потемнели и приобрели пепельный цвет. Тем временем вождь продолжал: — Вы также убедились, что Город Солнца неприступен. Боги считают, что с нас довольно уже взятой добычи, и решили не отдавать нам священный Город. У нас нет способа взять его — это цитадель богов. Мы дошли до края мира. Так считает мой брат Гвидион, — Бренн кивнул мне, — ты согласен с этим?
От неожиданности я растерялся и пробормотал:
— Да, город неприступен.
— Вот, пожалуйста, это мнение того, кто немало прожил там и знает город изнутри. Наши трофеи очень велики, такого количества добра нам еще никогда не удавалось взять, где бы мы ни воевали. Вы все теперь богаты! — Толпа радостно загудела в ответ. — Армия Антиллы, та, которая ушла на юг острова, узнала об осаде их столицы и возвращается. Возможно, когда они вернутся, и мы победим их, нам удастся взять и город, если у нас хватит выдержки и сил. Но их численность превосходит нашу. Кроме того, мы не можем воевать с богами этой горы. Пусть вожди племен решат: будем ли мы дожидаться возвращения антильской армии и вступать с ними в бой, чтобы, несмотря на недовольство местных богов, все-таки попытаться взять этот проклятый город или поделим трофеи и уйдем домой, оставив эту неприступную крепость на будущее, чтобы вернуться сюда когда-нибудь более подготовленными.
Поднялся ужасный галдеж. Крики «Домой! Домой!» перемешивались с воплями «Проклятые антильцы!» и уж совсем нецензурной бранью в адрес упрямого города. Никто не хотел рисковать богатой добычей, вступая в новый бой с приближающейся армией. А уж о громыхающих богах Атласа и говорить не приходится. Бренн продолжал свою высокопарную речь, которая время от времени прерывалась раскатами подземного грохота, от чего на лицах Кельтов появлялись гримасы ужаса. Теперь уже вся поэннинская армия дружно вопила: «Домой! Домой!»
Гвидион ушел, а альбинос и его усатый брат остались отдавать приказания командирам отрядов. Наутро войска должны были отправиться на север в горы к Мглистым Камням, которые Гвидион называл Великим Путем.
Меня поразила способность альбиноса переиначивать в глазах армии свои промахи. По его словам выходило, что не он своим неумелым расчетом привел армию к неудачному завершению похода, а, наоборот, их хитрый и умный вождь сумел обвести вокруг пальца даже богов, выудив у них богатую добычу. Все вокруг засуетились, забегали. Бренн, поманив меня пальцем, сказал:
— А тебя, волк, хочет видеть мой брат.
Я поплелся к костру, у которого сидел одинокий Гвидион. Он неотрывно смотрел в пламя и, казалось, не замечал ничего вокруг. Но когда я подошел, он жестом указал мне на место возле себя.
— Я вижу, ты уже поправляешься. Как нога?
— Отлично! — соврал я.
— Это хорошо, — произнес Гвидион, не поднимая на меня взгляда, — завтра тебе надо будет пройти по Великому Пути.
Подошли два его брата, уселись вокруг костра. Гвидион взял меня за плечи и, развернув к ним, сказал:
— Позвольте вам представить: Блейдд, волколак, бывший разведчик Эринирского короля, мой отважный спаситель и телохранитель нашей ненаглядной Мораны.
Альбинос произнес, растягивая слова:
— Ну, так давай перережем горло эринирскому разведчику.
Гвидион улыбнулся:
— Нет, нет, Бренн, он недосягаем для тебя, Я не такая уж неблагодарная тварь, чтобы отдать тебе на растерзание того, кто рисковал ради меня жизнью. Прошлое забыто, — Гвидион развернул меня к себе и заглянул мне в глаза, — не так ли, Блейдд?
Что я мог сказать ему? Что я помню, как мерцали звезды в глазах Светлого короля Эохайда? Что мое племя воевало с Поэннином? Что проклятый альбинос не понравился мне с первого взгляда, и я просто мечтаю вонзить в его горло клыки? Я не успел ответить, Гвидион встряхнул меня за плечи и примирительно произнес:
— Ну, ну, Блейдд. Прошлого не вернуть, жизнь идет дальше, теперь ты на нашей стороне, так же, как Морана, — и улыбнулся мне своей ослепительной, умиротворяющей улыбкой, от которой, казалось, осветилось вечернее небо.
— Конечно, Гвидион, я на вашей стороне, — ответил я, совершенно искренне, чувствуя, как запутывается мое сознание в посветлевших глазах друида, даже не заметив, что предал своего короля и свою погибшую стаю.
— Ну, вот и отлично, — сказал Гвидион, — теперь ты один из нас. Вернешься с нами в Поэннин и будешь служить в нашей армии. Кстати, у нас служит много оборотней, и ты наверняка найдешь себе друзей.
— Почему ты назвал его телохранителем Мораны? — недовольно пробурчал Бренн.
— Он отдал Моране свою волю, Бренн. Ты же не будешь спорить, что лучшего телохранителя, чем волколак, который отдал ей Гвир, нам никогда не сыскать, — улыбаясь, ответил Гвидион.
— Это надо отметить! — воскликнул третий брат, сидевший до этого молча, и приложился к кожаному бурдюку. — Давай, Гвидион, выпьем в этой отличной компании оборотней а то у меня пересохнет горло от ваших разговоров.
— У тебя, Рикк, горло никогда не пересохнет, — пробурчал Бренн, отнимал у Рикка бурдюк с вином.
Когда окончательно стемнело и братья ушли спать под полосатый навес, я направился к палатке, в которой очнулся. Но она уже была свернута, поэннинцы спали на земле под открытым небом, завернувшись в одеяла.
Я побродил среди спящих или укладывающихся воинов в поисках волколаков и вскоре набрел на одного из них, устроившегося неподалеку от палатки Поэннинского вождя. Получив разрешение разместиться возле него, я улегся на землю. Одеяла для меня не нашлось, но в такой жаркой стране, как Антилла, в этом не было особой необходимости.
Мы познакомились с волком, его звали Гресс. Я видел на его лбу бледно-голубые, почти выцветшие отпечатки чьих-то пальцев. Гвир снят с него, но когда-то воля Гресса принадлежала не ему. У нас, волков, не принято расспрашивать друг друга о былом. И так понятно, что если волк состоит у кого-то на службе, то в прошлом у него предательство, горе, потери.
— Много в армии волков? — спросил я.
— Есть, — неопределенно ответил Гресс.
Мы немного поболтали, но Гресс был не слишком разговорчив и быстро заснул.
Когда я проснулся, поднималось хмурое утро. Все уже были на ногах, звон оружия мешался с общим гомоном. Мой новый знакомый сидел подле меня, поглощая свой завтрак. Рядом со мной на земле лежал кусок сырого мяса. Гресс кивнул на него:
— Ешь, это тебе. Если будешь спать по утрам, останешься без завтрака.
Я поблагодарил его. Действительно, кругом все уже поели, костры потушили, и мне негде было бы получить свою порцию. Мимо нас провели колонну антильцев со связанными руками.
— Как много пленных, — сказал я.
Гресс посмотрел на меня, прищурив глаза, и процедил:
— Их было гораздо больше, но вождю надо было развлекаться.
И, предупредив мой вопрос. Гресс поднялся на ноги и закинул за плечи котомку с пожитками. Он был уже полностью собран, и я с удивлением увидел у него за спиной меч.
— Ты пользуешься железным оружием? — спросил я его.
— Как все, — безразлично ответил Гресс.
— Но ты же волк! — воскликнул я.
— Ну и что, — Гресс вынул свой меч из ножен и протянул его мне.
Я взял из его рук меч и, почувствовав холод металла, содрогнулся.
— Как тебе удается держать в руках железо? — спросил я с отвращением.
— Очень просто, Блейдд. Так же, как людям. Мы выдумали, что металл вредит нам. Да, он замедляет перевоплощение, но только если на тебе ошейник, пояс или доспехи. А когда он просто в руках, он не мешает. Поначалу было чуточку неприятно, но быстро привыкаешь. Все наши волки пользуются каким-нибудь оружием. В бою, когда кругом идет настоящая сеча, оно очень даже пригодится, одними клыками не обойдешься. И ты привыкнешь, если захочешь.
В это время пронзительно завыли военные рога. Бренн выстраивал свои отряды. И тогда произошло еще одно чудо в моей жизни. Поскольку я был ранен и истощен, длинные пешие переходы были мне не под силу. Посадить меня в телегу было невозможно, потому что лошадь непременно бы понесла, почувствовав за спиной волка. Нам, оборотням, незнакомо чувство наездника. К прочим достоинствам угасов прибавлялось еще и то, что они легко переносили оборотней. По приказу Гера, Харт Рыбий Хвост посадил меня сзади себя на угаса. Харт был возмущен до глубины души, сочтя это оскорблением. Но, услышав от Гера, что я буду вместо него телохранителем Морейн, повеселевший Харт заявил:
— Того, кто избавит меня от этой взбалмошной юбки, я готов таскать хоть на собственном хребте.
Я уже собирался вступиться за Морейн, возмущенный такой характеристикой моей возлюбленной, но меня замутило от вони, исходящей от угаса, и я, боясь свалиться на землю, вцепился в Харта смертельной хваткой, несмотря на его бурные протесты. Но потом, немного привыкнув, я был потрясен этим волшебным ощущением: перемещаться на высоте человеческого роста от земли, будто в сказочном полете. Поэннинское войско двигалось к горной гряде на горизонте в очень быстром темпе. Я летел, как птица, щуря глаза от набегавших от ветра слез.
Мы поравнялись с угасами королевских братьев. Все принцы были в отличном настроении, довольные возвращением домой, богатой добычей, малыми потерями. Они громко переговаривались, хохотали. Они были чужими мне. Граница между нами, казавшаяся вчера очень тонкой и прозрачной, была теперь, как крепостная стена. С трезвой головы я мог разумно оценить ситуацию. Гвидион был братом короля, Королевским друидом, стоявшим для меня на недосягаемой высоте. Такой же стала теперь и Морейн. Она сестра короля, она ровня этой воинственной троице: розовощекому хохотуну Рикку, вспыльчивому альбиносу и неприступному Гвидиону. Я же не принадлежал к этому обществу ни при каких условиях.
— Ты не жалеешь, что покидаешь Антиллу, так и не найдя того, что искал? — спросил Бренн мага.
— Кто знает. Кое-что я все же нашел в Городе Солнца, — и Гвидион кивнул в мою сторону.
Бренн скривил губы:
— Мало тебе в Поэннине было оборотней, что ты искал за тридевять земель еще одного?
— Кто знает, — повторил Гвидион и, припустив угаса галопом, умчался вперед колонны.
Братья последовали за ним.
Я всматривался им вслед и понял, что авангард колонны уже подошел вплотную к скалам. У их подножия я увидел четыре гигантских камня, стоящих по сторонам света, и несколько камней поменьше. Подъехав ближе, я разглядел, что два камня перекрыты сверху длинным бревном, образуя таким образом проем, в который могли пройти рядом два всадника и даже проехать телега. Как я узнал позже, это и был тот главный переход, которым пользовались много веков назад, еще до крушения основного континента, фоморы.
У камней нас встречали два отряда поэннинцев во главе с Каэлем и Ллеилом, оставленные для охраны прохода. В арке уже происходила суета, у алтарного камня стоял сосредоточенный Гвидион. Он был так напряжен, что я даже на расстоянии, почувствовал, как вокруг него сгущается энергия. Вот он шагнул в проход и исчез, потом снова появился и, отойдя в сторону, начал командовать продвижением армии. Всадники проезжали между двумя камнями и терялись из виду, так же, как это было в Землях Рудаука.
Я был уже наслышан о Мглистых Камнях и от Гвидиона, и от Гресса, кое-что узнал о них еще раньше в Поэннине, когда служил королю Эохайду, но, впервые входя в переход, немного струсил. Я снова вцепился в спину Харта, от чего он возмущенно взревел. Мимо промелькнуло отрешенное лицо Гвидиона, поддерживающего для нас пространство и время. Мир подернулся пеленой, наклонился и заскользил куда-то в бездну, а я провалился в светящееся облако и помчался сквозь него под угрожающий вой боевых рогов. Потом на меня нахлынуло бледное небо Альбиона и запах морозного воздуха, и лес в снежной пелене, и колючий ледяной ветер.
Уже успевшие переправиться воины заворачивались в теплые кельтские плащи и пледы. Мы отъехали в сторону и вместе с другими наблюдали, как из Поэннинских Мглистых Камней один за другим выезжают сначала всадники на угасах потом телеги с обезумевшими лошадьми, за ними шли ошеломленные рабы, погоняемые воинами, и пехота. Вот вышли последние люди. Рикк и Каэль, спешившись, стояли у камней, тревожно вглядываясь в пустоту. Наконец из нее вышел, вернее выпал на руки братьям, утомленный и обессиленный Гвидион, сжимавший в руках свой Камень Власти. Его уложили на телегу, вокруг него засуетились люди. Отряды выстроились, и колонна углубилась в заросшие лесом горы вслед за Поэннинским вождем.
Глава 20
Померкшее светило
Войско расположилось вдоль западной стены Поэннинской крепости. Перед рвом был сооружен деревянный помост для короля и встречающей знати. Я так и сидел на угасе позади Харта и, пытаясь ничего не упустить из виду, высовывался из-за его спины, досаждая ему своей вертлявостью, пока он, наконец, не потребовал, чтобы я спешился.
На помост вышел король Белин в блестящей на солнце золотой короне. Я не видел его несколько лет с тех пор, как следил за войском его отца в Землях Рудаука. Белин постарел, но кровь Дивного Народа не позволяла годам уродовать его лицо, он был по-прежнему красив. А рядом с ним среди других придворных стояла Морейн, сверкая украшениями и сияя своей неповторимой красотой. Впрочем, какая женщина не покажется красавицей, если на ее голове переливается золотая корона. Ее вьющиеся волосы были рассыпаны по плечам поверх великолепного алого плаща, отделанного мехом. Она улыбалась своему войску, вернувшемуся домой, стоя, как и прежде в Эринире, подле своего брата, одной с ней крови. Ком горечи подкатил к моему горлу, когда я вспомнил Серасафа, другого брата Морейн. Вспоминает ли она его? Легко ли ей было сменить одного брата на другого? Серасаф и Белин такие разные, и все-таки оба они королевских кровей, оба они Туаты. Я хотел крикнуть Морейн, что я здесь, но не мог понять, видит ли она меня на таком расстоянии.
Белин церемонно вскинул руку и начал речь. Он приветствовал победителей, великих героев, вернувшихся с богатой добычей. И в ответ ему выли и ревели счастливые победители, искренне верящие в свою победу. Они прошли всю Антиллу, воспользовавшись отсутствием ее армии, грабя мирные поселения, и, простояв у неприступных стен Города Солнца почти месяц, позорно бежали, узнав о возвращении антильского войска. Но кельтские воины были уверены, что они победили. Они поздравляли друг друга, орали воинственные кличи в ответ на приветствие короля.
Девушки понесли вдоль рядов кубки с элем, с помоста что-то опять вещал король их, обещал устроить пир в стенах крепости. Потом глашатай объявил о какой-то девушке, желающей осчастливить одного из витязей своей персоной. Войско радостно оживилось. Несчастные влюбленные, родители которых не давали согласия на их брак, могли исполнить свою мечту лишь двумя способами. Жених мог похитить девушку, что было чревато возможностью мести со стороны ее родственников. Правда, эта месть осуществлялась не так часто. Если жених был не слишком беден, то обычно после кражи невесты ему позволяли оставить себе уже лишенную чистоты девушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50