А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


* * *
Андервуд был не один. В его кабинете находился молодой человек в строгом костюме и в очках с круглой оправой.
– Добрый вечер, – приветствовал их Андервуд, едва приподнимаясь с кресла и явно скованный посторонним присутствием. – Позвольте представить вам помощника окружного прокурора господина Купфермана.
Затем он представил гостю Нефф и Уилсона. Детективы стали устраиваться. Предстояло рабочее совещание, и не было резона терять время на дальнейшие формальности.
– Начнем, пожалуй, – сказал он. – Я сообщил прессе, что сегодня вечером мы сделаем для нее заявление. Правильно ли я сделал?
– Несомненно, – ответил Уилсон и взглянул на помощника прокурора. – Вы жвачку жуете? Не дадите ли и мне? – Молодой человек протянул ему пакетик. – Спасибо. А то мне запретили курить.
– Мне хотелось бы выяснить, обнаружили ли вы что-нибудь такое, что оправдывало бы мое вмешательство, – спросил Купферман.
Так вот почему он здесь! Это был мальчик на побегушках у окружного прокурора. Его послали сюда разнюхать, не допустил ли департамент ошибок. А вдруг копы угробили себя потому, что были с червоточинкой?
– Этого не требуется. Ребята служили в бригаде дорожного движения, а не по линии борьбы с наркобизнесом. Они честно занимались своим делом.
– Вы уверены в этом?
– Какого-то расследования в этом направлении еще не проводили, – уточнила Бекки. – Мы занимались только выяснением причины смерти.
Было очевидно, что Андервуда интересовал именно этот аспект вопроса. Он наклонился вперед и сделал жест рукой, приглашающий развить эту тему.
– Это дело собак, – безличным голосом оповестил Уилсон. – Это все, что мы можем к настоящему времени утверждать. Их загрызли собаки.
– Ну нет! Это абсолютно исключено. Ни за что на свете я не упомяну этого в коммюнике для печати.
– Мы в этом не уверены, – сказала Бекки, – но Эванс убежден полностью. Единственный необычный момент при вскрытии – обнаружение остатков окиси углерода.
– Окиси углерода! Но ведь она относится к группе парализующих газов! Это вполне может объяснить, почему парни не воспользовались оружием. Это уже лучше. Почему бы сразу об этом не сказать? – Он пристально посмотрел на Уилсона. – Я лично считаю, что это – главный новый момент в расследовании. Пояснил ли медэксперт, где они ее наглотались?
Уилсон насмешливо хмыкнул.
– Да ведь его количество было слишком ничтожным.
– Это ты так считаешь, старина. Если я могу воспользоваться этим объяснением, мне не придется классифицировать это дело как нераскрытое. Нельзя же опубликовать в газетах: «Да, речь идет о двух копах, которые делали пометки на заброшенных автомобилях и были атакованы собаками, не сумев на это даже отреагировать». Исключено, чтобы я выступил с подобным заявлением.
– Спасибо.
– Что это значит?
– Просто спасибо. Ни больше ни меньше. Я тебе рассказал все, что нам известно. Если ты дашь мне еще несколько дней, мы еще что-нибудь раскопаем... А что до причин смерти, то, судя по всему, она наступила вследствие ран, нанесенных собаками. Должен признаться, что это мне нравится не больше, чем тебе. Но это факты. И если журналисты требуют от тебя заявления для печати, это единственное, что ты можешь им сказать.
– Хватит, надоело! Смерть вызвана окисью углерода. Так надо. Именно это я и сообщу прессе.
– Господин старший детектив, вы подумали о последствиях? – вступила в разговор Бекки.
Она-то уже все проанализировала и считала, что появление подобного коммюнике явилось бы чертовски серьезной ошибкой.
– О каких еще последствиях?
– Я вот о чем. Если в момент гибели они находились в сознании – а мы знаем, что так и было, – это значит, что мы встретились с чем-то опасным. И этого «чего-то» люди должны остерегаться, а полиция ликвидировать.
– Согласен, но это – не проблема. Я намерен отдать приказ почистить этот дьявольский отстойник и уничтожить там всех одичавших собак. И я сделаю заявление, что полицейские погибли, отравившись угарным газом, и что их тела обглодали уже после того, как они лишились сознания или были в полусознательном состоянии. – Он откашлялся. – Вас это устраивает?
– Лишь как твое мнение, – скупо прокомментировал Уилсон.
– Хорошо. Ничего не предпринимайте и ничего не говорите вразрез с моим заявлением, ясно? А ваши оценки оставьте при себе. Само собой разумеется, что дело закрыто и вы им больше не занимаетесь.
– Андервуд, этому делу не суждено быть закрытым надолго, – спокойно произнес Уилсон. – Ты можешь нас выставить за порог и делать какие угодно заявления, но все равно это кончится для тебя неприятностями. Вопрос не решен.
– А я утверждаю обратное. Ждите продолжения, это все, что вам остается делать.
– На Фаунтин-авеню произошло что-то чертовски необычное.
– Ничего такого, с чем бы не справились наши парни из Тэктикел Петроул Форс. – Его лицо налилось кровью, эта перепалка слишком взвинтила его. – Повторяю: нет ничего такого, с чем нельзя было бы справиться! За исключением, конечно, вас обоих. Вы просто бездари. Собаки... это же курам на смех! Это даже не оправдание и еще менее того объяснение. На меня насел целый город, требуя решения этой проблемы, а вы приносите мне тут всякое дерьмо!
– Ну раз ты считаешь нас некомпетентными сыщиками, – вкрадчиво заявил Уилсон, – почему бы тебе не созвать комиссию по расследованию? Какие у тебя претензии?
– Заткнись и пошли прочь! Вами займутся непосредственные ваши начальники.
– Так будет или нет комиссия по расследованию?
– Заткнись и пошли прочь!
Они повиновались. Даже Уилсон считал, что совещание окончено.
– Я поеду домой, – сказала Бекки во время спуска на лифте в подземный гараж. – Тебя подбросить?
– Не надо. Я пройдусь до Чайнатаун и перекушу там. Увидимся завтра утром.
– Значит, до завтра.
В одиннадцать часов Андервуд выступил с телеэкрана с лаконичным заявлением: окись углерода, одичавшие собаки, предстоящая их травля полицейским патрулем, вопрос прояснен в течение одного дня.
«Ну что за невезуха», – подумала она.
Глава 3
Слепой Майк О’Доннел ненавидел эту часть своей ежедневной прогулки. От этих улиц так и веяло чем-то зловещим, они были пустынны и таили в себе опасность. Из проходов, тянувшихся к руинам домов, смрадно воняло отбросами и мочой. О’Доннел предпочитал оживление, царившее на расстоянии в несколько жилых массивов отсюда, но его скудные средства не позволяли взять такси, и он был вынужден тащиться по этой унылой дороге пешком. Шум и гам, радостные звуки, некогда, в годы его детства, господствовавшие здесь, постепенно сменились расползавшимся из года в год подобно раковой опухоли мертвящим спокойствием. Сейчас оно охватило почти весь квартал. Оживленно было лишь в одном жилом блоке, где он ютился со своей дочкой, да у станции метро в двадцати минутах ходьбы от него.
Эта двадцатиминутка всегда была ему неприятна, а с каждым днем – все больше и больше. По дороге случалось натыкаться на все виды отбросов человеческого общества – токсикоманов, полоумных, извращенцев. Но несмотря ни на что, он выжил в этой обстановке. Он не сопротивлялся, когда его грабили. Чего ему было терять? Каких-то несколько жалких долларов. Однажды его избили – мальчишки. Он взывал к их милосердию, пытался пристыдить, но напрасно. Они затащили его в пустовавшую коробку и вдоволь над ним понатешились.
Майк был крепким и сильным мужчиной. Таким и нужно было быть, чтобы прожить шестьдесят лет в Бронксе. К тому же у него на содержании находилась горячо любимая дочь! Славная девочка, вот только мужей не умела выбирать. Бог знает, что за типы... от них пахло одеколоном и брильянтином, они вечно как коты кружили по квартире, да и эта их презрительная манера разговаривать... дочь говорила, что они актеры... знаем мы таких артистов... Майк брел на ощупь, выставив вперед палочку, и пытался выбросить подобные мысли из головы. Ему нельзя было возвращаться домой в таком настроении, иначе они снова поссорятся.
Вдруг он уловил какой-то звук, заставивший его вздрогнуть. Казалось, в нем не было ничего человеческого, но с другой стороны, каким же ему быть? Это не слишком напоминало голос человека, но в то же время не настолько соответствовало рычанию, чтобы приписать его зверю.
– Кто здесь?
И снова прямо перед ним раздался точно такой же звук. Он почувствовал чье-то присутствие. Кто-то НАХОДИЛСЯ совсем близко и, судя по всему, лежал, свернувшись на земле.
– Я могу чем-нибудь вам помочь? Вы ранены?
Нечто скользнуло вдоль тротуара. Затем странный шум уже послышался одновременно со всех сторон – от здания за его спиной и с улицы рядом с ним. Он понял, что его медленно окружают.
Майк О’Доннел поднял палку и начал вращать ею вокруг себя. Реакция была мгновенной: он умер так быстро, что успел лишь удивиться этому.
Они принялись за дело с необыкновенной эффективностью: тело – из горла продолжала хлестать кровь – затащили в заброшенный дом. Человек был старым и тяжелым, но их было шестеро, и настроены они были решительно. Следовало действовать быстро и не дать застать себя врасплох.
Майк и представить себе не мог, насколько опустел этот квартал за последние годы. Уехали все, за исключением наркоманов и других подонков, то есть остались только слабые люди, но именно они их и привлекали. Труп слепого старика присоединился к бесчисленным бренным останкам, догнивавшим в близлежащих развалинах.
* * *
Но, в отличие от других, у него была семья. И он не вернулся. Дочка Майка совсем обезумела. Она еще раз позвонила в Дом для слепых. Нет, ответили ей, старика не видели. Окончив работу, он там больше не появлялся. Было уже шесть часов, времени потеряно более чем достаточно. И поэтому ее следующий звонок был в полицию.
Чаще всего люди, о которых заявляют, что они пропали без вести, возвращаются домой сами или не возвращаются вовсе. Да к тому же их, куда-то запропастившихся, так много, что полиция, как правило, реагирует не очень быстро. За исключением тех случаев, когда речь идет о ребенке или о молодой женщине, беспричинно покинувшей свой дом или же, как это произошло с О’Доннелом, о человеке, который ни за что добровольно не оставил бы очаг, где ему гарантирована малая толика безопасности и комфорта на этой земле. Поскольку ситуация с ним была нетипичной, то и внимание к ней было проявлено особое. Ничего чрезвычайного, просто расследовать это происшествие поручили одному из детективов. Распространили описание его примет. Довольно долго беседовали с его дочерью, чтобы установить маршрут его вероятного следования от станции метро до своей квартиры. Но дальше этого не пошло. Тела так и не обнаружили. Полиция заявила дочери слепого, чтобы она ждала и не отчаивалась. Через неделю ей посоветовали ни на что больше не надеяться: его уже никогда не найдут. Убийца, видимо, хорошенько спрятал труп где-то в городе. Дочь Майка О'Доннела вынуждена была смириться с мыслью о его гибели и с тем, что уже никогда больше его не увидит. Она все сделала, что могла, но где-то в глубине души обрела одну-единственную убежденность: в том, что тем или иным образом, но ее отца поглотил город.
В течение этих недель Бекки и Уилсона перебросили на другие дела. Об О'Доннеле они ничего не слышали, проводили расследование по факту другого убийства, – словом, занимались вечной рутиной мерзопакостей, выпадающих на долю криминальной бригады.
Впервые фамилию О’Доннела Бекки Нефф услышала от судебно-медицинского эксперта.
– А я думал, что вы ушли в отставку, – сказал тот ей по телефону. – Вы сейчас чем-нибудь занимаетесь?
– Да ничего особенного. Так, суетимся.
За ее спиной Уилсон нахмурился. Им теперь звонили нечасто, и столь долгий разговор по телефону должен быть небезынтересным.
– У меня тут возникла проблема с неким О'Доннелом, и я хотел бы, чтобы вы подъехали взглянуть.
– Шеф...
– А вы скажите, что пойдете выпить кофейку – и ко мне. Возможно, у меня для вас припасено именно то, что вам нужно.
– Что стряслось? – спросил Уилсон, как только она повесила трубку.
– У него там какая-то проблема. Говорит, что это могло бы нас заинтересовать.
– Шеф...
– Он предлагает прерваться на чашечку кофе и подъехать тем временем к нему. Мне эта идея по душе.
Эванс ожидал их в холле.
– Пальто не снимайте, – предупредил он. – Мы пойдем в морг.
Это означало, что трупы весьма разложились. Судмедэксперт располагал небольших размеров холодильной установкой – комнатой, где едва могли разместиться три хирургических стола и несколько человек вокруг них. Уже на лестнице сильно запахло дезинфицирующим раствором. У Уилсона затравленно забегали глаза. Для его клаустрофобии опять наступал момент испытания. Он не раз признавался Бекки, что эта холодильная камера неизменно являлась ему в ночных кошмарах.
– Видеть это не так-то приятно, – поддерживал разговор Эванс. – Друзья, я приглашаю вас к себе только тогда, когда попадается что-то по-настоящему тягостное. Надеюсь, что вы выдержите это зрелище.
Если это он так шутил, то явно некстати. Бекки не поддержала его смешок.
– И что же вы нам продемонстрируете? – спросила она.
– Три старых, совсем разложившихся трупа.
Он завел их в небольшую слабо освещенную комнату и прикрыл за собой дверь. Комментариев не требовалось: было очевидно, что с этими людьми обошлись точно так же, как и с Ди Фалько и Хоулигеном. Это было ужасно: те же глубокие царапины на костях, те же следы от клыков. Бекки охватил настолько сильный страх, что душившие ее эмоции отошли на второй план. Увидев эти трупы, она окончательно утвердилась во мнении, что старший детектив как раз и допустил ту ошибку, которой она так опасалась... И доказательством тому были эти новые необъяснимые убийства.
– О Господи! – воскликнул Уилсон.
Судебно-медицинский эксперт улыбнулся, но на сей раз он был далек от шуток.
– Это невероятно. Они в таком состоянии, что определить что-либо трудно...
– Ну уж нет, это самым недвусмысленным образом указывает на нечто вполне определенное, – вмешалась Бекки, – если вы согласитесь с тем, что их убили не люди.
– Но тогда кто?
– Вот это как раз и необходимо выяснить, но вы теряете с нами время. Андервуд запретил нам заниматься этим делом.
– Ну и что, снова поручит.
– В департаменте полно детективов, – сказал Уилсон.
Эванс открыл дверь.
– Это дело он поручит только вам, – заявил он. – Я все сделаю ради этого. Так что – за работу. Надо наконец во всем разобраться.
Они не спросили у него, где были найдены предъявленные им тела, но получили информацию, позвонив в штаб-квартиру. Уилсон сразу же после этого соединился с 41-м округом и попросил к телефону капитана. Конечно, ответил тот, они могут приехать хоть сейчас, но дело поручено другим детективам.
– Возможно, это убийство как-то связано с тем преступлением, которым мы сейчас занимаемся. – Уилсон повесил трубку. – Поехали.
Они с трудом пробирались сквозь сплошные пробки.
– Что за дрянь все эти высокопоставленные чинуши, – ругнулась Бекки.
– Эй! Ты что это, милая, вскипела?
– А почему бы и нет? Мы малодушно позволили им похоронить двух копов и заставить забыть о них, хотя прекрасно знали, что здесь что-то не так... Проклятые политиканы. Убивают двух их подчиненных, а полиция Нью-Йорка даже не проводит расследования. Вот Сидмен никогда бы не допустил этого.
Они двигались по запущенным улицам 41-го округа: кругом одни пустыри, заваленные кирпичами, развалины нежилых домов, обуглившиеся и заброшенные руины, раскуроченные автомашины, гонимый ветром мусор. Бекки подумалось: «Где-то здесь скрывается что-то неведомое. Там что-то все же есть». Она была уверена в этом. А по изменению настроения Уилсона, по тому, как он сменил позу, по нахлынувшему на его лицо румянцу и опустившимся уголкам рта она поняла, что тот тоже убежден в этом.
Участок напоминал мрачного вида крепость с не слишком облупленным фасадом, и общее состояние здания резко отличалось от тех трущоб, которые они только что миновали. Вокруг него теснилось несколько еще заселенных домов. Опасность держалась в стороне. Действительно, легендарная плодовитость Бронкса придавала двум близлежащим жилым массивам вид спокойного процветания. На улицах царило оживление, тротуары были тщательно подметены, на окнах висели занавески, на углу даже высилась находившаяся в хорошем состоянии католическая церковь.
Когда их провели к капитану, тот поднял голову от бумаг, разглядывая Нефф и Уилсона. С первого взгляда было видно, что он все еще терялся в догадках относительно причины их визита.
– Нам посоветовал посетить вас Эванс, – вместо объяснения выложил Уилсон.
– Эванс надавил на судебно-медицинского эксперта Бронкса, чтобы тот направил трупы в Манхэттен. Почему – мы не знаем,
В голосе капитана слышалась обида.
– Он сделал это потому, что на телах обнаружены те же проявления насилия, что и в деле Ди Фалько и Хоулигена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22