– Не забывай, это ведь излишки со складов ЦРУ, оставшиеся после войны во Вьетнаме. Тебе отлично известно, что он нам достался задарма.
– Пожалуй, но я не уверен, что нам взамен дадут другой, если мы потеряем или сломаем этот. – Он выдвинул металлический ящик и осторожно поставил его на стол. – Ты им уже пользовался?
– Ты прекрасно знаешь, что да.
– Хорошо, я все же еще раз тебе объясню, как он действует.
Он открыл футляр и вытащил оттуда похожий на коробку матово-серый металлический предмет. По форме и размерам тот напоминал 750-граммовую банку из-под чая, но с окулярами бинокля с одной стороны и блестящим рыбьим глазом объектива с другой. Корпус был совершенно гладким, за исключением едва заметного крестообразного углубления, очевидно предназначенного для большого пальца.
– Вот так ты открываешь пульт управления, – сказал Яблонски, надавливая на крест.
Металлическая планка размером в десять квадратных сантиметров отошла в сторону, обнажив две черные кнопки и узкую прорезь.
– Пленку вставляешь сюда, – он просунул в щель небольшой черный квадратик. – Рассчитано на 200 снимков. Счетчик кадров в нижней части рамки обзора окуляров. Вверху – показатель освещенности объекта съемки. Регулируешь верхней кнопкой, что напротив соответствующей цифры. Здесь...
Он протянул аппарат. Дик взял его и приложил к глазам. Изображение было мутным, но три цифры выделялись превосходно.
– Читай снизу.
– Внизу 200, в середине 66, вверху 0,6.
– Это значит, что тебе осталось сделать 200 снимков, что освещенность составляет 66 единиц и что ты снимаешь объект на расстоянии в 60 сантиметров. Дай сюда аппарат. Вот так, ставишь верхнюю кнопку на 66, другую на 0,6 метра.
Теперь смотри.
– Это еще что такое?
– Верхний угол замка, тугодум. В аппарат объект виден так близко на небольшом расстоянии, что перестаешь узнавать даже знакомые предметы. Лучше посмотри в окно.
Дик повернулся вполоборота. Сначала сменились две верхние цифры, затем в видоискателе появились ветви дерева. Он отчетливо видел, в каких местах лед вмерз в кору, а где его растопило солнце. Яблонски пододвинул его руку к крестообразному углублению для большого пальца.
– Потяни назад.
Раздался щелчок. На боковой стенке аппарата закрылось оконце, а над тремя цифрами в видоискателе загорелся красный огонек.
– Ты видишь огонек?
– Ага.
– Можно снимать. Нажми от себя.
Аппарат снял пять фото с короткими интервалами. Счетчик кадров показывал 195.
– Он всегда снимает сериями по пять. А сейчас нажми к себе.
Поле видимости расширилось, и он увидел внизу тротуар.
– Теперь ты работаешь с 50 метров. Это объектив с переменным фокусным расстоянием от 50 до 500. Когда ты нажимаешь на кнопку от себя и книзу, ты делаешь серию снимков одновременно с изменением фокусного расстояния. Все очень просто. Не забывай только закрывать фотоэлемент перед такой съемкой.
Дик оторвал глаза от окуляров. Яблонски пальцем показывал ему, где она располагается.
– На нем держится весь аппарат. И еще, если меняешь положение, не забывай проверять фокусное расстояние. Это не влияет на резкость, но помни, что самое длинное фокусное расстояние у объектива тогда, когда объект находится точно на расстоянии, указанном цифрой в видоискателе. Если ты хочешь его изменить, регулируй этой кнопкой.
– Ты кончил? Я все это прекрасно помню.
– Превосходно, тогда без проблем. Но умоляю тебя: не приноси его обратно в коробке из-под обуви. И верни эту штуковину не позже завтрашнего полудня, иначе придется поджарить тебе одно место.
– Разумеется, господин... господин комиссар. Слушаюсь, сэр!
– Не выпендривайся. Дик, я шучу. Сколько тебе надо пленок?
– Еще пару кассет. Вот уж действительно компактные штучки. Ты уверен, что пленка в каждой из них дает 200 снимков?
– Ясное дело. Не будет же техника врать.
Дик положил аппарат в футляр и поднял его. Он покинул Яблонски, который какое-то время глядел ему вслед.
Едва тот вышел, как Яблонски снял трубку телефона.
– Капитан Лессер, – отрывисто сказал он, – вы просили предупредить, если Дик Нефф обратится ко мне с какой-нибудь просьбой. Так вот, он только что был у меня. И взял аппарат «Старлайт».
Глава 8
Членам поисковой группы по-прежнему ничего обнаружить не удавалось. Казалось, парк не желал навести их хотя бы на малейший след. Скамейка с алевшим от человеческой крови снегом, несколько лохмотьев, возможно, оставшихся от одежды жертвы. И все. Ни тела, ни свидетелей. И до сих пор никто не заявил о пропавшем без вести. Полицейские ждали, что им с минуту на минуту прикажут покинуть место происшествия. Округ не мог позволить себе продолжать тратить время впустую. И тогда к стольким тайнам этого города добавилась бы еще одна.
Сомнений в том, что кто-то погиб здесь, не было. Но что предпринять для розыска убийцы, если нет иных, кроме этой крови, следов?
– Может, хоть это даст что-нибудь новенькое, – заметил медэксперт, когда сержант протянул ему прозрачный пластиковый пакет с обрывками ткани.
Бекки Нефф воздержалась от комментариев. Все было так неопределенно. И потом даже заявление Уилсона, по правде говоря, не внушало доверия. Черт побери, ведь его вполне могли напугать собаки. Как ни досадно, но у них не было ни одного аргумента, способного убедить штаб-квартиру. Уж если какой-то сыщик ради забавы решил провести расследование в отношении оборотней, он непременно должен добиться успеха, иначе рассчитывать на что-либо, кроме досрочной отправки на пенсию, ему не придется.
– Вы мне верите? – спросил Уилсон, прерывая сгустившуюся в машине тишину.
– Да-а, – протянула Бекки, удивляясь его вопросу.
– Речь идет не о тебе, дурочка. Я имею в виду нашего гения. Хочу знать его мнение.
– Если это не случилось в приступе белой горячки, тогда, на мой взгляд, вы видели то, о чем говорили.
– Спасибо.
После своего рассказа о ночном происшествии Уилсон все время молчал. Бекки не могла понять, размышлял ли он или просто впал в депрессию. Он выглядел еще более сумрачным, чем обычно.
Когда Уилсон повернулся, снова уставясь в парк через стекло машины, Эванс поднял брови.
– Послушайте, – сказал он ему в спину, – если для вас это так важно, ну что же, тогда я верю. Мне так хотелось бы вам хоть немного помочь.
– Из маленьких ручейков сбегаются большие реки, – кисло произнесла Бекки.
– Я убежден в этом. Именно так и должно быть.
– Пожалуй, – сказал Уилсон. – Именно так.
Внезапно поднялась какая-то суматоха. Два копа из Сен-трал парк вскочили на мотоциклы; парни из 20-го округа ринулись к машинам. Бекки поспешно включила радио: «13, повторяю – 13, в Бетезда Фаунтин».
– Господи!
Бекки живо пристроилась в хвост другим машинам. Они неслись, не разбирая дороги, прямо через парк, подминая под себя свежий снег. «13» – это самый серьезный сигнал, который может дать полицейский: это означало, что он попал в беду. Получив его, все соседние полицейские подразделения, а порой и более удаленные, были обязаны немедленно прийти на помощь. Этот сигнал полицейские ненавидели больше всего на свете, но если такое случалось, то откликались на него от всей души.
Когда-то Бетезда Фаунтин был элегантным рестораном на открытом воздухе. Летом сюда стекалась самая пестрая публика, чтобы подегустировать вина и полюбоваться на фонтан. Затем наступили 60-е годы, когда нагрянули наркотики. И Бетезду превратили в рынок их сбыта. Ресторан закрылся. Фонтан забросали мусором. Стены покрылись всякого рода надписями. Появились и убийства. Теперь это, некогда любимое горожанами место отдыха уныло пустовало как летом, так и зимой. На эспланаде, нависшей над бассейном, скорчившись и переломившись пополам, лежало лицом в снегу тело в голубой форме полицейского.
Первыми до него добрались мотоциклисты.
– Он ранен, – крикнул один из них.
Со стороны Рузвельтовской больницы уже завывала сирена «скорой помощи».
Бекки пристроила свой «Понтиак» сразу же за мотоциклами, и все трое пулей выскочили наружу.
– Я медик, – совсем ни к чему бросил на ходу Эванс.
В нью-йоркской полиции не было человека, который не знал бы, чем занимается Эванс. Он подбежал к раненому.
Бекки ни на шаг не отставала от него. Это был коп средних лет, наверняка один из членов поисковой группы в парке,
– Вот подлая тварь, – сказал он, силясь улыбнуться, – эта мерзавка собака так продырявила мне брюхо.
Говорил он с трудом, еле слышно.
– Проклятье, – выругался Эванс.
– Это серьезно, док? – спросил коп сквозь слезы.
Медик отвернулся.
– Лучше не двигайся, дружок, пока не принесут носилки. Какой бы ни была рана, вы так потеряете меньше крови.
– До чего больно от этой пакости, – простонал полицейский.
Затем его глаза округлились, голова упала на грудь.
– Быстро, любую повязку! – приказал Эванс. – Он потерял сознание.
Двое друзей пострадавшего наложили ее прямо на дыру, зиявшую в его пальто.
– Где же эта похоронная колымага? – отрывисто спросил Эванс. – Если они не подсуетятся, коп отдаст концы.
В тот же момент подъехала «скорая», и медбригада, не мешкая, принялась за дело. Осторожно разрезали верхнюю одежду и обнажили рану.
Было жутко смотреть, как пульсировали темно-синие стенки кишечника. Бекки едва не разрыдалась. Опять ОНИ! И только что! Пять минут тому назад! Они бродят где-то рядом. Она дотронулась до плеча медэксперта.
– Оставьте меня в покое. – Он осматривал рану. – Увезите его, – приказал он полицейским. Затем посмотрел на Бекки и прошептал всего два слова: – Не выживет.
Раненого положили на носилки, внесли в машину, которая, взвизгнув колесами, помчала его в отделение неотложной помощи. Поскольку с пострадавшим был врач из больницы, Эванс вернулся в тепло «Понтиака».
Остальные полицейские оставались все еще на месте происшествия и, сбившись в небольшие группы, рассматривали обагренные кровью следы на снегу. Все молчали. Да и о чем было говорить? У одного из их коллег только что выпустили наружу кишки, и он заявил, что это сделала собака. Подошел, отдуваясь, как тюлень, капитан округа. По неизвестным причинам он добирался сюда пешком.
– Что это еще за бордель?
– Ранили Бейкера.
– Каким образом?
– Какой-то зверь прогрыз ему 20-сантиметровую дыру в животе, да так, что вывалились кишки.
– Что за чушь собачья?
– Вы правы, господин, он утверждает, что это сделала собака.
Бекки почувствовала, как Уилсон схватил ее за руку. Она содрогнулась от внезапно окатившей ее волны ужаса.
– Послушай меня, малышка, – сказал он ей удивительно спокойным голосом на ухо. – Мотоцикл ведь не так трудно вести. Сумеешь?
– Думаю, что да.
– Лучше сумей, потому что сейчас тебе придется этим заняться. Это несложно.
– А машина?
– Не думай о ней! И как только доберемся до мотоцикла, удирай что есть духу!
Она не стала задавать никаких вопросов, хотя и не совсем поняла, почему он потребовал это сделать. Но партнеру привыкаешь верить, а Бекки достаточно доверяла Уилсону, чтобы повиноваться беспрекословно. Бывало, что и он оказывался в таком же положении. И не так уж редко!
Подбираясь к мотоциклу, она заметила, что и он незаметно делал то же самое.
– Гони, Бекки!
Они прыгнули в сиденья. Мотоциклы рванули, стукнувшись о кромку тротуара. Бекки вильнула, но быстро выпрямила руль и, выжимая газ, умчалась к аллее, которая вела в Парк Ист-Драйв, а оттуда – на улицу, где им уже не грозила никакая опасность. Она слышала, как всполошились, не веря своим глазам, полицейские. Краем глаза она успела заметить взметнувшийся вслед за ней разъяренный клубок из мускулов и шерсти, быстрый, как ветер, призрак. И только тогда она сообразила, что происходит на самом деле. «Черт возьми!» – прошептала Бекки. Она до упора выжала газ, и мотоцикл, взревев, в яростном броске взметнул снег и устремился вперед, подскакивая на ухабах. В любую минуту ее могло занести. Скорость 50... 70... 90. Но кто он, этот преследователь? Она на мгновенье обернулась. О ужас! Один из них! С открытой пастью, кошмарной мордой, перекошенной от ненависти и сведенной в невероятном усилии погони, – то был зверь... человек... НЕЧТО. Она застонала, но держалась молодцом. Опалившее ее дыхание этого исчадья стало постепенно затихать и вскоре выплеснулось последний раз слабым криком досады! И все. Мотоциклы выскочили в аллею, вихрем рассекли кусты, ломая на ходу ветви, и вырвались на Пятую авеню. Прямо напротив высились Плаза и коробка «Дженерал моторе». Тут же – генерал Шерман со своим неизменным лжехохолком из голубиного помета. Чинно выстроились в ряд в ожидании клиента конные упряжки. Из ноздрей лошадей шел пар. Резко затормозив, детектива остановились перед оживленным входом в отель.
– Мы находимся перед Плаза, – буркнул Уилсон в рацию, установленную на мотоцикле. – Приезжайте за нами.
Подъехала полицейская машина.
– Что происходит, лейтенант? – спросил водитель, – Вас разыскивают за угон мотоциклов.
– Пошел-ка ты подальше, приятель! Мы на службе. Нам показалось, что мы заметили подозрительного.
– Неужели? Тогда садитесь! Мы доставим вас в 20-й участок.
Они оставили мотоциклы парням из комиссариата Парк Вест, которые уже подкатили на другой машине. Ехали молча. Уилсон потому, что ему нечего было сказать, а Бекки потому, что, даже если бы и захотела, не смогла бы вымолвить ни слова. Она все еще не пришла в себя от того, что осталась в живых, установив к тому же рекорд скорости, на который никак не считала себя способной. «Ведь они намеревались меня загрызть» – эта мысль неотступно преследовала ее. Она посмотрела на коллегу. Вовремя же он сумел разгадать эту ловушку. И какую! Они улизнули буквально в последний момент.
– Ты поняла, что произошло? – спросил Уилсон.
Он несколько минут задумчиво покачивал головой. Полицейская машина двигалась по Сентрал парк Вест, Уилсон подергал запертую дверцу. Окна были задраены.
– Они очень хитры, – наконец выдавил он из себя.
– Мы знали об этом.
– Но эта западня была очень умно подстроена. Ранить того копа... предусмотреть, что мы обязательно туда бросимся... устроить засаду. Все это очень хитро сделано.
– Как ты об этом догадался? Признаться, лично я ничего не заметила.
– Тебе следует научиться думать с позиции самообороны. Они не убили, а только покалечили этого беднягу. Это меня насторожило. Почему просто ранили, когда они так запросто уничтожают людей? Это же классическая хитрость охотников, заманивающих дичь. Как только я это сообразил, то сразу же понял, что надо сматываться. Откровенно говоря, меня удивляет, что нам это удалось.
Машина остановилась у здания полицейского участка. Внимательно осмотрев обе стороны улицы и убедившись в отсутствии опасности, оба детектива выскочили и бегом поднялись по ступенькам. Дежурный сержант, взглянув на них, изрек:
– Вас ждет капитан.
– Он, наверное, чувствует себя сейчас, как на раскаленных углях, – прошептал Уилсон, когда они входили в кабинет.
Это был элегантный мужчина, одетый с иголочки, с волосами серо-стального цвета и лицом, изборожденным морщинами. Однако по жестам и поведению он выглядел моложе своих лет. Он только что снял пальто и сел за стол. Нахмурившись, поднял голову,
– Я капитан Уолкер. Что, черт побери, происходит?
– Мы заметили подозрительного...
– Хватит нести вздор! Все видели, как эти собаки выскочили из-под вашей машины и гнались за вами половину пути до площади Великой Армии. Что это еще за цирк?
– Собаки?
На артиста Уилсон явно не тянул. «Вид у него и в самом деле неискренний», – подумалось Бекки. Но, быть может, она его недооценивала?
– Совершенно верно, собаки. Я сам их видел. Мы все их разглядели. И Бейкер сказал, что кишки ему выпустили тоже собаки.
Уилсон покачал головой.
– Что вы хотите этим сказать?
– Послушайте, я не знаю, чем вы занимаетесь. Мне лишь ясно, что вы работаете по спецзаданию. Но моему полицейскому подло вспороли живот. По его словам, это сделала собака. А вы удрали, как зайцы, словно за вами по пятам гналась курносая. Хотя это были всего-навсего собаки. И поэтому я хочу знать, что это значит.
Зазвонил телефон. Капитан что-то тихо пророкотал, выругался и повесил трубку.
– А тут еще и «Нью-Йорк пост». Они направили сюда репортера и фотографа для немедленной встречи со мной. Что я им скажу?
Вмешалась Бекки. Уилсон, набычившись, готов был вот-вот взорваться.
– Расскажите им все, что, без всякого сомнения, соответствует истине. Ваш коллега был ранен неизвестно каким образом. Если население узнает, что у человека вырвали с мясом ободочную кишку и выплюнули ее на тротуар, поднимется невообразимая паника. А бедняга-коп перед смертью успел сказать всего лишь несколько слов, верно? Что касается гнавшихся за нами собак, то, возможно, так и было на самом деле. Но это – простое совпадение.
Капитан пристально рассматривал их.
– Все это вранье. Не знаю, правда, почему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22