Он сделал приглашающий жест: – Садись же.
Джон и не подумал отреагировать на приглашение в его собственном доме.
– Можно узнать, где ты пропадал последние дни?
Марвин проглотил пищу и принялся жестикулировать.
– Ну, то там, то сям… Константина не баба, а просто чертовка, скажу я тебе. Просто ненасытная. И мне уже неотложно понадобилось подкрепиться и передохнуть, ты понимаешь?
– Джереми говорил, что она звонила сюда и искала тебя. Значит, ты не все это время был с ней?
– Эй, но ведь она же не единственная женщина в Италии, а? – Он откинулся, небрежно закинул руку на спинку стула и ухмыльнулся. – Если бы я знал, как здесь принимают музыканта только потому, что он приехал из Нью-Йорка, я бы уже давно сюда прискакал. Просто полный отпад, представляешь? Я купил себе бас с первой зарплаты – Штейнбергер, прибор обалденный, скажу тебе, – и немного погонял тут. Просто гениально. У моей киски был один тип, ну просто итальянский кузен Джона Бон Джови, и она его бросила – только потому, что тотально запала на мой нью-йоркский акцент, можешь себе представить?
Джон даже не сделал попытки что-нибудь себе представить.
– При ключевых словах «первая зарплата», – сказал он подчеркнуто холодно, – я вспоминаю, что в библиотеке все еще стоят нераспакованные коробки с книгами, а стеллажей и в помине нет.
Марвин бросил на него презрительный взгляд, потянулся к бутылке с кленовым сиропом и полил им очередной блин.
– Честно говоря, я не предполагал, что мне придется вкалывать. Я думал, это договор между приятелями, одному из которых повезло, а другой тоже мог бы немного урвать от этого везенья.
– Я тоже поначалу так думал, но теперь вижу, что это была ошибка. Я не могу платить тебе за ничегонеделанье, потому что я тем самым оскорбляю людей, которые на меня действительно работают.
Во взгляде Марвина что-то затаилось.
– Эй, послушай, я дал тебе приют, когда Сара выставила тебя за дверь, я делился с тобой косяком и пивом. Быстро же ты про это забыл.
Он хорошо знает, на какие кнопки нажимать, подумал Джон и почувствовал, как в нем поднимается раздражение. Эту сцену он представлял себе проще. К раздражению примешивалась малодушие; если он не может управиться даже с таким пустяком, то как ему подступиться к мировым проблемам?
– Я этого не забыл, – ответил он. – Но держать тебя в штате я не могу.
Марвин набил рот блином, как будто боялся, что его отнимут, и молча смотрел на него, жуя. От этого с ума можно было сойти.
– Я мог бы оказать тебе стартовую поддержку, – предложил Джон, когда уже не в силах был выдержать этот молчаливый взгляд. – Разовый взнос, на котором ты мог бы выстроить свое будущее.
Марвин склонил голову. Джон сжал губы. Больше он не скажет ни слова.
– О'кей, – сказал наконец Марвин. – Миллион долларов.
Джон покачал головой, играя желваками.
– Исключено. Максимум сто тысяч.
– Ну и крохобор же ты! С твоим-то богатством?
– Сто тысяч, и ты съезжаешь сегодня же. – Джон набрал воздуха. – Какая-нибудь из твоих бесчисленных поклонниц тебя приютит.
Марвин закрыл глаза и начал пощипывать струны воображаемой гитары. Промычал неясную мелодию и сказал:
– Я так и так планировал начать карьеру в итальянском музыкальном бизнесе. Я уже познакомился с одним, у него есть студия, он знает кучу продюсеров, вообще крутой тип. Правда, по-английски говорит хреново, м-да. Но я мог бы основать свой банд. Насрать на Нью-Йорк, он мне осточертел. – Он снова открыл глаза. – Сто тысяч долларов и полет в Нью-Йорк, чтобы я забрал там мои песенки и пожитки. И ты от меня избавишься.
Джон смотрел на него. В мозгу у него было чисто выметено.
– И, эй, полет первым классом, если это тебя не надорвет.
– Договорились, – сказал Джон, пока Марвину не пришло в голову еще что-нибудь.
* * *
Час спустя Джон проследил из окна, как Марвин садился в такси со своим вещмешком, с чеком на сто пять тысяч долларов и миллионом лир наличными в кармане. Когда такси свернуло за угол, он вздохнул с облегчением.
Одно дело сделано. Не геройский подвиг, но все же дело, доведенное до конца.
И теперь, когда землю окропили первые капли крови, он мог идти вперед и чинить кровавые расправы. Он поднял телефон, который все это время держал в руках, и набрал номер Маккейна.
– Я принимаю ваше предложение, – просто сказал он.
– Хорошо, – спокойно ответил звучный голос. – Завтра я приеду.
После этого, дрожащими руками, он набрал номер Вакки. Секретарша соединила его с Грегорио.
– Я только что нанял Маккейна, – сказал Джон, даже не поздоровавшись, – чтоб хватило запаса мужества.
– Мне очень жаль это слышать, – ответил Грегорио голосом как полярный лед. – Это значит, что отныне мы чужие люди.
21
Позднее Джон вспоминал этот день как момент, когда его жизнь рывком переключилась на полный ход и он перестроился на полосу обгона, чтобы ускоряться и ускоряться, не видя, кого или что догоняет – или от чего бежит…
Маккейн позвонил еще раз, чтобы поставить его в известность, что он прилетит чартерным рейсом и что встречать его не надо, он приедет на такси. И утро превратилось в неподвижное ожидание. Солнце палило, не было ни ветерка, море лежало гладкое, как свинец. Даже в сухих кустах, где обычно свиристело, шелестело и чирикало, воцарилась бездыханная тишина. Из-за жары, должно быть, но Джону казалось, что цикады и певчие птицы замерли в ожидании вместе с ним. Он то и дело выходил на балкон перед гостевой комнатой, откуда хорошо просматривалась дорога, над которой дрожал зной. Больше ничего. Он всякий раз набирал воздух и снова уходил в прохладу, спрашивая себя, правильное ли принял решение.
Такси приехало, когда он зашел в кухню выпить стакан воды. Через кухонное окно он видел, как открылась дверца машины и наружу вывалилась массивная фигура Маккейна. В руках у него был только дипломат, и он опять умудрялся выглядеть неряшливо в костюме за четыре тысячи долларов.
Джон вышел ему навстречу.
– Мистер Фонтанелли, – воскликнул Маккейн, пыхтя так, будто ему пришлось всю дорогу толкать такси.
– Называйте меня Джон.
– Малькольм, – ответил Маккейн, пожимая ему руку.
Дом он не удостоил даже взглядом. Джон провел его в гостиную, где Маккейн немедленно расположился за журнальным столиком, будто зашел на минутку. Он раскрыл свой дипломат, извлек оттуда карту мира и развернул его на полированной поверхности.
– Какой город, – спросил он, – должен стать будущим центром мира?
– Что-что? – растерялся Джон.
– Речь идет о размещении штаб-квартиры фирмы. Мы откроем холдинговую компанию в качестве крыши для всех дальнейших мер, и у нее должна быть официальная штаб-квартира. Естественно, у нас будут филиалы по всему миру, но нам нужна централь. Вопрос: где?
Джон нерешительно склонился над картой мира:
– А какое место подошло бы лучше всего?
– Любое. Вы Джон Сальваторе Фонтанелли, богатейший человек всех времен. Где вы, там и верх.
– Хм-м. – Что-то мешало ему принять это решение здесь и сейчас, причина крылась в настроении. Но Маккейн явно ждал от него именно этого. Джон где-то читал, что вкус к принятию решений является одним из важнейших свойств руководящего персонала. – Как насчет Флоренции?
Маккейн кивнул, хоть и с колебанием.
– Флоренция. Хорошо, не хуже и не лучше любого другого места.
– В принципе мне все равно, – поспешно добавил Джон.
– Тогда я мог бы предложить вам Лондон. Не потому, что я там живу, и не потому, что в моем доме живет моя старая мать, – это все легко урегулировать, и я, естественно, подстроюсь к вашему решению. Но Лондон – важная финансовая площадка. С традициями. Если мы откроем штаб в лондонском Сити, это будет иметь значительную символическую ценность.
Джон пожал плечами.
– Хорошо. Лондон мне подходит.
– Чудесно. – Маккейн снова сложил карту мира. – Тогда мы открываем Fontanelli Enterprises со штабом в Лондоне. – Он мельком огляделся, как будто только сейчас заметил, что он в чужом доме, а не в своем бюро. – Будет нетрудно там же подобрать для вас соответствующее жилье.
– Что вам не нравится в этом? – удивился Джон.
Маккейн энергично поднял руки:
– Что вы, что вы. Дом в полном порядке. Не поймите меня неправильно… – казалось, он раздумывал, как ему выразить то, что вертелось у него на языке. – Вакки выстроили вас по своему образу и подобию, это сразу видно. Но у них не так много фантазии. Каким бы красивым ни был этот дом, это жилье обычного миллионера, а не богатейшего человека всех времен. С позиции даже миллиардера из конца списка журнала Forbes вы живете как бедняк.
– На это плевать, – сказал Джон. – Главное, мне здесь удобно.
– Дело не в этом. Для такого человека, как вы, удобство не цель, а нечто естественное. Основное условие, так сказать. – Маккейн сидел на диване, а Джон стоял по другую сторону журнального столика, но англичанину каким-то образом удавалось поглядывать на него так, будто строгий учитель доброжелательно склоняется к первокласснику. – Здесь действуют другие правила, Джон. Куда бы мы ни пошли, речь будет идти уже не о богатстве, а о власти. А в мире власти приходится играть по правилам власти, и нравится нам это или нет, но к этим правилам принадлежит и импонирующая манера держаться. Вы должны производить на других впечатление и указывать им их место. Вам придется стать самой сильной гориллой в стаде, вожаком, за которым следуют остальные. – Он попытался улыбнуться, но серьезность не ушла из его глаз. То был взгляд генерала, который должен повести свое войско в суровую битву. – И вы им станете. Поверьте мне.
На секунду натянулась тишина – упавшую иголку было бы слышно. Потом за окном закричала чайка. Джон кивнул, хотя не мог бы утверждать, что со всем согласился. Но он выбрал этот путь и пойдет им.
– Кроме того, этот ваш дом никуда не денется, – Маккейн снова рывком пришел в движение, открыл дипломат, достал из него бумаги, толстый календарь и мобильный телефон. – Итак, начали! – сказал он, и это прозвучало как клич к бою. Джон сел на подлокотник кресла и слушал, как Маккейн звонил лондонскому нотариусу и обрабатывал его до тех пор, пока тот не смирился с тем, что ему придется принять их еще сегодня вечером по поводу основания финансовой компании.
– Пока соберите с собой самое необходимое, – сказал Маккейн. – А я тем временем все организую.
Джон был рад, что хоть на несколько мгновений вырвется из магнитного поля этого человека. Ему еще предстояло привыкнуть к темпу, который задавал Маккейн. Он позвал Джереми и попросил его собрать дорожную сумку.
– На какой срок, сэр? – спросил дворецкий.
Джон пожал плечами.
– Несколько дней. Я не знаю. Может продлиться и дольше.
– Я должен поставить в известность охранников? Когда вы уезжаете?
– Сегодня. Сейчас. Да, дайте знать Марко.
Дворецкий кивнул с каменным лицом и скрылся наверху. Джон остался стоять в холле, слушая эхо голоса Маккейна – который настаивал, уговаривал, требовал, отдавал распоряжения, скрыто угрожал. Это был не человек, а бульдозер. С триллионом долларов за спиной он мог сровнять с землей все, что стояло на его пути.
– Выписки со счетов! – крикнул Маккейн из гостиной.
– Что выписки? – крикнул Джон в ответ, не уверенный, к нему ли это требование относилось.
Но тут англичанин собственной персоной скатился по лестнице:
– Вы должны распечатать выписки со своих расчетных счетов и взять их с собой. Как я полагаю, компьютер стоит в подвале, так?
– Да, но я понятия не имею, как делаются распечатки.
– Я вам покажу.
И он строевым шагом направился в подвал, который сейфовая фирма укрепила и забронировала по последнему слову техники. Маккейн тактично отвернулся, когда Джон набирал цифровой код, и одобрительно кивнул, увидев за дверью компьютер и новую программу:
– Неплохо. Кто это сделал? Молодой Вакки, как я понимаю. Как его зовут? Эдуардо?
Джон кивнул. Сумма в нижней строчке нарастала быстрее, чем когда бы то ни было, и теперь она составляла один триллион и тридцать миллиардов долларов.
– Прекрасно, прекрасно. Можно мне? – Он сел перед компьютером на стул и покликал мышкой. – Как я и думал, он просто надстроил мою программу. Но удачно, я должен признать. Да, тогда посмотрим, что он нам напечатает…
– Наверное, понадобится огромное количество бумаги? – сообразил Джон.
– По одной строчке на каждый счет – приблизительно двенадцать тысяч страниц, – кивнул Маккейн. – Тридцать пачек бумаги. Это, разумеется, слишком много; мы сделаем сводную таблицу по странам и по видам вкладов. Это будет листов сорок. – Принтер принялся жужжать и выплевывать страницы. – Я сейчас подумал: а компьютер в канцелярии Вакки все еще стоит? Мы должны его отключить. Не то что я не доверяю Вакки, это люди прямо-таки сверхчеловеческой честности, но мысль, что существует смотровая дыра в наши финансы, мне не нравится, вы это понимаете?
– М-м, – промычал Джон. Ему стало не по себе, когда Маккейн заговорил о наших финансах. Но он наверняка допустил это лишь по рассеянности.
* * *
Процедура основания компании Fontanelli Enterprises Limited проходила еще более закрыто, чем передача состояния. Над Лондоном смеркалось, когда они вошли в контору нотариуса, обшитую темными панелями, с высокими потолками, в которой еще витал дух Британской империи. Нотариус, седой господин с изысканными манерами и осанкой игрока в поло, выглядел и вел себя так, будто был кровным родственником самой королевы. Он излагал Джону содержание Устава компании на четко артикулированном первоклассном английском так, будто во рту у него перекатывалась горячая картофелина, и запнулся, лишь когда до его сознания дошло, что он удостоверяет основание общества с собственным ликвидным капиталом в один триллион долларов. Хотя тут же взял себя в руки, как будто ничего и не было. Джон становится, как он объяснил, единственным акционером общества, а Малькольм Маккейн – его управляющим. Дальше шли целые страницы с параграфами, и в конце он пожелал взглянуть на договор найма управляющего акционерным обществом.
– Сейчас это не важно, – вырвалось у Маккейна заметно несдержанно. – Мы заключим самый обыкновенный договор найма. Для этого и нотариус не потребуется.
– Как вам будет угодно, – ответил нотариус и склонил голову набок, что должно было выражать некоторое неудовольствие.
Маккейн бросил на Джона быстрый взгляд.
– Он хотел слупить с нас дополнительный комиссионный сбор, – шепнул он ему по-итальянски.
Снова штемпели, подписи, пресс-папье. Ни шампанского, ни поздравлений. Тонкая, бледная женщина ждала в дверях, чтобы забрать на хранение экземпляры определенных документов, потом нотариус передал Джону его экземпляр, пожал руку ему и Маккейну, и на этом все кончилось. Пять минут спустя они уже ехали в машине в отель Джона.
* * *
На следующее утро Джон ожидал, что отель будет осажден прессой. К его немалому облегчению, проснувшись и выглянув за тяжелую штору на улицу, он не обнаружил ни одной спутниковой тарелки.
Но и незамеченной их ночная церемония не осталась. Когда Джон сидел в столовой своего номера за удивительно плохим завтраком, появился Маккейн с охапкой газет. Sun где-то в глубине приводила пространное сообщение, суть которого сводилась к тому, что «триллионовый мальчик завел себе новую игрушку». Financial Times дала статью на две колонки, но хотя бы на первой странице, правда, внизу и в том язвительном тоне, которым это издание славилось. Снисходительно отмечалось, что пока не установлено, какие деловые задачи ставит перед собой Fontanelli Enterprises. Не собирается ли компания под давлением пророчества купить тропические леса Амазонки, чтобы остановить их истребление и сохранить зеленые легкие Земли?
– Мы их еще удивим, – было единственным комментарием Маккейна.
Джон пролистал охапку:
– А что американские газеты?
– Для них еще рано, – сказал Маккейн. – Только CNN пообещало дать специальный сюжет на полчаса. Мне, правда, интересно, чем они его наполнят. Домыслами, наверное.
– Это плохо или хорошо? – спросил Джон, разглядывая остаток своего неаппетитного тоста и решив его не доедать.
Маккейн сгреб газеты в кучу и выбросил их в мусорную корзину.
– «Любая реклама – хорошая реклама», это действительно не только для Голливуда. Это у многих отобьет сегодня утром аппетит.
Кофе при ближайшем рассмотрении тоже оказался плохим.
– Можем мы куда-нибудь пойти, где можно хорошо позавтракать? – попросил Джон.
* * *
Еще в лифте отеля Маккейн начал вести телефонные переговоры с маклером о подходящем офисе.
– Лучше всего целый высотный дом в лондонском Сити, – говорил он своему собеседнику, шагая через фойе. – Если нужно, я заплачу наличными.
Джон растерянно отметил, что Маккейн все держит в памяти. Он помнил наизусть все телефоны, знал все адреса и не нуждался в карте города, чтобы разыскать эти адреса.
– Я думаю, для начала достаточно иметь филиалы в Нью-Йорке, Токио, Париже, Берлине, Сиднее и Кувейте, – объявил ему Маккейн, когда они маневрировали через центр Лондона в его по-прежнему не прибранном «Ягуаре».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Джон и не подумал отреагировать на приглашение в его собственном доме.
– Можно узнать, где ты пропадал последние дни?
Марвин проглотил пищу и принялся жестикулировать.
– Ну, то там, то сям… Константина не баба, а просто чертовка, скажу я тебе. Просто ненасытная. И мне уже неотложно понадобилось подкрепиться и передохнуть, ты понимаешь?
– Джереми говорил, что она звонила сюда и искала тебя. Значит, ты не все это время был с ней?
– Эй, но ведь она же не единственная женщина в Италии, а? – Он откинулся, небрежно закинул руку на спинку стула и ухмыльнулся. – Если бы я знал, как здесь принимают музыканта только потому, что он приехал из Нью-Йорка, я бы уже давно сюда прискакал. Просто полный отпад, представляешь? Я купил себе бас с первой зарплаты – Штейнбергер, прибор обалденный, скажу тебе, – и немного погонял тут. Просто гениально. У моей киски был один тип, ну просто итальянский кузен Джона Бон Джови, и она его бросила – только потому, что тотально запала на мой нью-йоркский акцент, можешь себе представить?
Джон даже не сделал попытки что-нибудь себе представить.
– При ключевых словах «первая зарплата», – сказал он подчеркнуто холодно, – я вспоминаю, что в библиотеке все еще стоят нераспакованные коробки с книгами, а стеллажей и в помине нет.
Марвин бросил на него презрительный взгляд, потянулся к бутылке с кленовым сиропом и полил им очередной блин.
– Честно говоря, я не предполагал, что мне придется вкалывать. Я думал, это договор между приятелями, одному из которых повезло, а другой тоже мог бы немного урвать от этого везенья.
– Я тоже поначалу так думал, но теперь вижу, что это была ошибка. Я не могу платить тебе за ничегонеделанье, потому что я тем самым оскорбляю людей, которые на меня действительно работают.
Во взгляде Марвина что-то затаилось.
– Эй, послушай, я дал тебе приют, когда Сара выставила тебя за дверь, я делился с тобой косяком и пивом. Быстро же ты про это забыл.
Он хорошо знает, на какие кнопки нажимать, подумал Джон и почувствовал, как в нем поднимается раздражение. Эту сцену он представлял себе проще. К раздражению примешивалась малодушие; если он не может управиться даже с таким пустяком, то как ему подступиться к мировым проблемам?
– Я этого не забыл, – ответил он. – Но держать тебя в штате я не могу.
Марвин набил рот блином, как будто боялся, что его отнимут, и молча смотрел на него, жуя. От этого с ума можно было сойти.
– Я мог бы оказать тебе стартовую поддержку, – предложил Джон, когда уже не в силах был выдержать этот молчаливый взгляд. – Разовый взнос, на котором ты мог бы выстроить свое будущее.
Марвин склонил голову. Джон сжал губы. Больше он не скажет ни слова.
– О'кей, – сказал наконец Марвин. – Миллион долларов.
Джон покачал головой, играя желваками.
– Исключено. Максимум сто тысяч.
– Ну и крохобор же ты! С твоим-то богатством?
– Сто тысяч, и ты съезжаешь сегодня же. – Джон набрал воздуха. – Какая-нибудь из твоих бесчисленных поклонниц тебя приютит.
Марвин закрыл глаза и начал пощипывать струны воображаемой гитары. Промычал неясную мелодию и сказал:
– Я так и так планировал начать карьеру в итальянском музыкальном бизнесе. Я уже познакомился с одним, у него есть студия, он знает кучу продюсеров, вообще крутой тип. Правда, по-английски говорит хреново, м-да. Но я мог бы основать свой банд. Насрать на Нью-Йорк, он мне осточертел. – Он снова открыл глаза. – Сто тысяч долларов и полет в Нью-Йорк, чтобы я забрал там мои песенки и пожитки. И ты от меня избавишься.
Джон смотрел на него. В мозгу у него было чисто выметено.
– И, эй, полет первым классом, если это тебя не надорвет.
– Договорились, – сказал Джон, пока Марвину не пришло в голову еще что-нибудь.
* * *
Час спустя Джон проследил из окна, как Марвин садился в такси со своим вещмешком, с чеком на сто пять тысяч долларов и миллионом лир наличными в кармане. Когда такси свернуло за угол, он вздохнул с облегчением.
Одно дело сделано. Не геройский подвиг, но все же дело, доведенное до конца.
И теперь, когда землю окропили первые капли крови, он мог идти вперед и чинить кровавые расправы. Он поднял телефон, который все это время держал в руках, и набрал номер Маккейна.
– Я принимаю ваше предложение, – просто сказал он.
– Хорошо, – спокойно ответил звучный голос. – Завтра я приеду.
После этого, дрожащими руками, он набрал номер Вакки. Секретарша соединила его с Грегорио.
– Я только что нанял Маккейна, – сказал Джон, даже не поздоровавшись, – чтоб хватило запаса мужества.
– Мне очень жаль это слышать, – ответил Грегорио голосом как полярный лед. – Это значит, что отныне мы чужие люди.
21
Позднее Джон вспоминал этот день как момент, когда его жизнь рывком переключилась на полный ход и он перестроился на полосу обгона, чтобы ускоряться и ускоряться, не видя, кого или что догоняет – или от чего бежит…
Маккейн позвонил еще раз, чтобы поставить его в известность, что он прилетит чартерным рейсом и что встречать его не надо, он приедет на такси. И утро превратилось в неподвижное ожидание. Солнце палило, не было ни ветерка, море лежало гладкое, как свинец. Даже в сухих кустах, где обычно свиристело, шелестело и чирикало, воцарилась бездыханная тишина. Из-за жары, должно быть, но Джону казалось, что цикады и певчие птицы замерли в ожидании вместе с ним. Он то и дело выходил на балкон перед гостевой комнатой, откуда хорошо просматривалась дорога, над которой дрожал зной. Больше ничего. Он всякий раз набирал воздух и снова уходил в прохладу, спрашивая себя, правильное ли принял решение.
Такси приехало, когда он зашел в кухню выпить стакан воды. Через кухонное окно он видел, как открылась дверца машины и наружу вывалилась массивная фигура Маккейна. В руках у него был только дипломат, и он опять умудрялся выглядеть неряшливо в костюме за четыре тысячи долларов.
Джон вышел ему навстречу.
– Мистер Фонтанелли, – воскликнул Маккейн, пыхтя так, будто ему пришлось всю дорогу толкать такси.
– Называйте меня Джон.
– Малькольм, – ответил Маккейн, пожимая ему руку.
Дом он не удостоил даже взглядом. Джон провел его в гостиную, где Маккейн немедленно расположился за журнальным столиком, будто зашел на минутку. Он раскрыл свой дипломат, извлек оттуда карту мира и развернул его на полированной поверхности.
– Какой город, – спросил он, – должен стать будущим центром мира?
– Что-что? – растерялся Джон.
– Речь идет о размещении штаб-квартиры фирмы. Мы откроем холдинговую компанию в качестве крыши для всех дальнейших мер, и у нее должна быть официальная штаб-квартира. Естественно, у нас будут филиалы по всему миру, но нам нужна централь. Вопрос: где?
Джон нерешительно склонился над картой мира:
– А какое место подошло бы лучше всего?
– Любое. Вы Джон Сальваторе Фонтанелли, богатейший человек всех времен. Где вы, там и верх.
– Хм-м. – Что-то мешало ему принять это решение здесь и сейчас, причина крылась в настроении. Но Маккейн явно ждал от него именно этого. Джон где-то читал, что вкус к принятию решений является одним из важнейших свойств руководящего персонала. – Как насчет Флоренции?
Маккейн кивнул, хоть и с колебанием.
– Флоренция. Хорошо, не хуже и не лучше любого другого места.
– В принципе мне все равно, – поспешно добавил Джон.
– Тогда я мог бы предложить вам Лондон. Не потому, что я там живу, и не потому, что в моем доме живет моя старая мать, – это все легко урегулировать, и я, естественно, подстроюсь к вашему решению. Но Лондон – важная финансовая площадка. С традициями. Если мы откроем штаб в лондонском Сити, это будет иметь значительную символическую ценность.
Джон пожал плечами.
– Хорошо. Лондон мне подходит.
– Чудесно. – Маккейн снова сложил карту мира. – Тогда мы открываем Fontanelli Enterprises со штабом в Лондоне. – Он мельком огляделся, как будто только сейчас заметил, что он в чужом доме, а не в своем бюро. – Будет нетрудно там же подобрать для вас соответствующее жилье.
– Что вам не нравится в этом? – удивился Джон.
Маккейн энергично поднял руки:
– Что вы, что вы. Дом в полном порядке. Не поймите меня неправильно… – казалось, он раздумывал, как ему выразить то, что вертелось у него на языке. – Вакки выстроили вас по своему образу и подобию, это сразу видно. Но у них не так много фантазии. Каким бы красивым ни был этот дом, это жилье обычного миллионера, а не богатейшего человека всех времен. С позиции даже миллиардера из конца списка журнала Forbes вы живете как бедняк.
– На это плевать, – сказал Джон. – Главное, мне здесь удобно.
– Дело не в этом. Для такого человека, как вы, удобство не цель, а нечто естественное. Основное условие, так сказать. – Маккейн сидел на диване, а Джон стоял по другую сторону журнального столика, но англичанину каким-то образом удавалось поглядывать на него так, будто строгий учитель доброжелательно склоняется к первокласснику. – Здесь действуют другие правила, Джон. Куда бы мы ни пошли, речь будет идти уже не о богатстве, а о власти. А в мире власти приходится играть по правилам власти, и нравится нам это или нет, но к этим правилам принадлежит и импонирующая манера держаться. Вы должны производить на других впечатление и указывать им их место. Вам придется стать самой сильной гориллой в стаде, вожаком, за которым следуют остальные. – Он попытался улыбнуться, но серьезность не ушла из его глаз. То был взгляд генерала, который должен повести свое войско в суровую битву. – И вы им станете. Поверьте мне.
На секунду натянулась тишина – упавшую иголку было бы слышно. Потом за окном закричала чайка. Джон кивнул, хотя не мог бы утверждать, что со всем согласился. Но он выбрал этот путь и пойдет им.
– Кроме того, этот ваш дом никуда не денется, – Маккейн снова рывком пришел в движение, открыл дипломат, достал из него бумаги, толстый календарь и мобильный телефон. – Итак, начали! – сказал он, и это прозвучало как клич к бою. Джон сел на подлокотник кресла и слушал, как Маккейн звонил лондонскому нотариусу и обрабатывал его до тех пор, пока тот не смирился с тем, что ему придется принять их еще сегодня вечером по поводу основания финансовой компании.
– Пока соберите с собой самое необходимое, – сказал Маккейн. – А я тем временем все организую.
Джон был рад, что хоть на несколько мгновений вырвется из магнитного поля этого человека. Ему еще предстояло привыкнуть к темпу, который задавал Маккейн. Он позвал Джереми и попросил его собрать дорожную сумку.
– На какой срок, сэр? – спросил дворецкий.
Джон пожал плечами.
– Несколько дней. Я не знаю. Может продлиться и дольше.
– Я должен поставить в известность охранников? Когда вы уезжаете?
– Сегодня. Сейчас. Да, дайте знать Марко.
Дворецкий кивнул с каменным лицом и скрылся наверху. Джон остался стоять в холле, слушая эхо голоса Маккейна – который настаивал, уговаривал, требовал, отдавал распоряжения, скрыто угрожал. Это был не человек, а бульдозер. С триллионом долларов за спиной он мог сровнять с землей все, что стояло на его пути.
– Выписки со счетов! – крикнул Маккейн из гостиной.
– Что выписки? – крикнул Джон в ответ, не уверенный, к нему ли это требование относилось.
Но тут англичанин собственной персоной скатился по лестнице:
– Вы должны распечатать выписки со своих расчетных счетов и взять их с собой. Как я полагаю, компьютер стоит в подвале, так?
– Да, но я понятия не имею, как делаются распечатки.
– Я вам покажу.
И он строевым шагом направился в подвал, который сейфовая фирма укрепила и забронировала по последнему слову техники. Маккейн тактично отвернулся, когда Джон набирал цифровой код, и одобрительно кивнул, увидев за дверью компьютер и новую программу:
– Неплохо. Кто это сделал? Молодой Вакки, как я понимаю. Как его зовут? Эдуардо?
Джон кивнул. Сумма в нижней строчке нарастала быстрее, чем когда бы то ни было, и теперь она составляла один триллион и тридцать миллиардов долларов.
– Прекрасно, прекрасно. Можно мне? – Он сел перед компьютером на стул и покликал мышкой. – Как я и думал, он просто надстроил мою программу. Но удачно, я должен признать. Да, тогда посмотрим, что он нам напечатает…
– Наверное, понадобится огромное количество бумаги? – сообразил Джон.
– По одной строчке на каждый счет – приблизительно двенадцать тысяч страниц, – кивнул Маккейн. – Тридцать пачек бумаги. Это, разумеется, слишком много; мы сделаем сводную таблицу по странам и по видам вкладов. Это будет листов сорок. – Принтер принялся жужжать и выплевывать страницы. – Я сейчас подумал: а компьютер в канцелярии Вакки все еще стоит? Мы должны его отключить. Не то что я не доверяю Вакки, это люди прямо-таки сверхчеловеческой честности, но мысль, что существует смотровая дыра в наши финансы, мне не нравится, вы это понимаете?
– М-м, – промычал Джон. Ему стало не по себе, когда Маккейн заговорил о наших финансах. Но он наверняка допустил это лишь по рассеянности.
* * *
Процедура основания компании Fontanelli Enterprises Limited проходила еще более закрыто, чем передача состояния. Над Лондоном смеркалось, когда они вошли в контору нотариуса, обшитую темными панелями, с высокими потолками, в которой еще витал дух Британской империи. Нотариус, седой господин с изысканными манерами и осанкой игрока в поло, выглядел и вел себя так, будто был кровным родственником самой королевы. Он излагал Джону содержание Устава компании на четко артикулированном первоклассном английском так, будто во рту у него перекатывалась горячая картофелина, и запнулся, лишь когда до его сознания дошло, что он удостоверяет основание общества с собственным ликвидным капиталом в один триллион долларов. Хотя тут же взял себя в руки, как будто ничего и не было. Джон становится, как он объяснил, единственным акционером общества, а Малькольм Маккейн – его управляющим. Дальше шли целые страницы с параграфами, и в конце он пожелал взглянуть на договор найма управляющего акционерным обществом.
– Сейчас это не важно, – вырвалось у Маккейна заметно несдержанно. – Мы заключим самый обыкновенный договор найма. Для этого и нотариус не потребуется.
– Как вам будет угодно, – ответил нотариус и склонил голову набок, что должно было выражать некоторое неудовольствие.
Маккейн бросил на Джона быстрый взгляд.
– Он хотел слупить с нас дополнительный комиссионный сбор, – шепнул он ему по-итальянски.
Снова штемпели, подписи, пресс-папье. Ни шампанского, ни поздравлений. Тонкая, бледная женщина ждала в дверях, чтобы забрать на хранение экземпляры определенных документов, потом нотариус передал Джону его экземпляр, пожал руку ему и Маккейну, и на этом все кончилось. Пять минут спустя они уже ехали в машине в отель Джона.
* * *
На следующее утро Джон ожидал, что отель будет осажден прессой. К его немалому облегчению, проснувшись и выглянув за тяжелую штору на улицу, он не обнаружил ни одной спутниковой тарелки.
Но и незамеченной их ночная церемония не осталась. Когда Джон сидел в столовой своего номера за удивительно плохим завтраком, появился Маккейн с охапкой газет. Sun где-то в глубине приводила пространное сообщение, суть которого сводилась к тому, что «триллионовый мальчик завел себе новую игрушку». Financial Times дала статью на две колонки, но хотя бы на первой странице, правда, внизу и в том язвительном тоне, которым это издание славилось. Снисходительно отмечалось, что пока не установлено, какие деловые задачи ставит перед собой Fontanelli Enterprises. Не собирается ли компания под давлением пророчества купить тропические леса Амазонки, чтобы остановить их истребление и сохранить зеленые легкие Земли?
– Мы их еще удивим, – было единственным комментарием Маккейна.
Джон пролистал охапку:
– А что американские газеты?
– Для них еще рано, – сказал Маккейн. – Только CNN пообещало дать специальный сюжет на полчаса. Мне, правда, интересно, чем они его наполнят. Домыслами, наверное.
– Это плохо или хорошо? – спросил Джон, разглядывая остаток своего неаппетитного тоста и решив его не доедать.
Маккейн сгреб газеты в кучу и выбросил их в мусорную корзину.
– «Любая реклама – хорошая реклама», это действительно не только для Голливуда. Это у многих отобьет сегодня утром аппетит.
Кофе при ближайшем рассмотрении тоже оказался плохим.
– Можем мы куда-нибудь пойти, где можно хорошо позавтракать? – попросил Джон.
* * *
Еще в лифте отеля Маккейн начал вести телефонные переговоры с маклером о подходящем офисе.
– Лучше всего целый высотный дом в лондонском Сити, – говорил он своему собеседнику, шагая через фойе. – Если нужно, я заплачу наличными.
Джон растерянно отметил, что Маккейн все держит в памяти. Он помнил наизусть все телефоны, знал все адреса и не нуждался в карте города, чтобы разыскать эти адреса.
– Я думаю, для начала достаточно иметь филиалы в Нью-Йорке, Токио, Париже, Берлине, Сиднее и Кувейте, – объявил ему Маккейн, когда они маневрировали через центр Лондона в его по-прежнему не прибранном «Ягуаре».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80