А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Оказывается, у нее есть знакомый врач, непревзойденный авторитет по таким патологиям. Его зовут Уильям Роско.
– Это, безусловно, хорошая новость, – вновь вступил в разговор Ковини. – Не стану утомлять вас долгими научными подробностями – вам они все равно будут непонятны. Имейте в виду главное: возможность пересадки существует. Я проконсультировался с профессором Роско. Он крупнейший специалист по микрохирургаи глаза и к тому же много занимался трансплантацией, пересадкой стволовых клеток и тому подобными экспериментами. Вам совершенно необходимо лететь в Штаты, поскольку в Италии закон об искусственном зачатии запрещает пересадку стволовых клеток. Мы долго говорили с профессором по телефону. Как выяснилось, есть нечто еще более уникальное, нежели Тара.
– Что-что?
– Донор, который может оказаться совместимым. Профессор Роско путем пересадки стволовых клеток берется блокировать лимфоциты, способные оказать противодействие чужеродной роговице, и таким образом избежать возможного отторжения.
Эстафету надежды подхватил Карло Мартини:
– Только это нельзя откладывать. Один клиент матери, большая шишка, предоставляет в наше распоряжение свой личный самолет. Завтра вылетаем, а на послезавтра назначена операция. Если, конечно, ты согласна и чувствуешь себя в силах…
Расслышав мольбу в голосе отца, она поспешно отозвалась:
– Конечно, согласна.
Еще бы мне не согласиться. Я готова перенести все муки ада.
Щекотливый момент миновал благодаря новому вмешательству профессора Ковини.
– Очень хорошо, – подытожил он. – А теперь, синьор Мартини, нам лучше дать ей покой. Полагаю, мы изрядно утомили вашу дочь.
– Разумеется, профессор.
Отец поцеловал ее в щеку и прошептал на ухо, как будто поделился некой тайной:
– Пока, моя радость. До завтра.
Затем чужая рука слегка сжала ее пальцы.
– Примите мои наилучшие пожелания, синьорина. Поверьте, это не пустые слова. Я глубоко вам сочувствую и восхищен вашим огромным мужеством.
Морин услышала неловкую возню (видимо, они с трудом разминулись со штативом капельницы), затем шаги, удаляющиеся от кровати. Тихо открылась и закрылась дверь, и Морин осталась одна в палате. Должно быть, в капельницу ввели успокоительное, потому что Морин почувствовала, как на нее накатывает дремота, и стала ждать погружения в сон.
Хотя бы несколько часов не думать о том, что ей предстоит, и не молиться всем богам, чтобы на минуту, всего лишь на минуту ей вернули зрение.
Большего она не просит.
На одну минуту.
Этого будет достаточно, чтобы заглянуть в глаза и удержать в памяти издевательскую мину Арбена Галани, а затем навсегда стереть ее выстрелом из пистолета.
Дальше – темнота.

Часть третья
Нью-Йорк
14
Джордан на умеренной скорости подъехал к Бруклинскому мосту. Движение еще не накопило привычной ярости, поэтому Джордан, несмотря на изворотливость «дукати», встал вместе с машинами в очередь на проезд по этой повисшей в воздухе полосе металла и асфальта.
Ныне Бог не судил людям раздвигать воды, пришлось им выстроить мосты. Джордан всегда воспринимал их как символ переправы на другой жизненный берег. За спиной у него остался адрес: Полис-Плаза, один. Проезжая мимо, он не удостоил взглядом Главное полицейское управление, где прослужил не год и не два.
Без внимания оставил он и нью-йоркский муниципалитет – имитацию Белого дома в миниатюре, где его брат распоряжался вверенной ему властью.
Прямо сейчас он проезжал над городской тесниной Уотер-стрит, и если бы повернул голову вправо, то увидел бы крышу дома, где парень по имени Джеральд Марсалис разменял свою жизнь на небытие, так разменял, что даже умер под чужим именем.
А убийца Джерри Хо до сих пор гуляет на свободе.
Но Джордан головы не поворачивал; он смотрел прямо перед собой и представлял, как лежащий впереди пролет моста отражается в зеркальном козырьке его цельного шлема. На все эти вехи пути он не смотрел не из равнодушия к ним – просто ему не надо было смотреть, чтобы помнить об их существовании. Память никогда его не подводила. Все воспоминания отложились в ней с предельной четкостью, словно достопримечательности на цветных открытках, включая и стоящую на обороте цену.
Есть люди, которым труднее отречься от себя, нежели расплачиваться за последствия своих поступков. Джордан Марсалис принадлежал к их числу и не задавался вопросом, достоинство это или недостаток.
Так уж сложилось.
Джордан понял это про себя уже давно, когда его друг Тед Кочинский попросил у него взаймы тысячу долларов. Джордан знал, что они нужны ему позарез и что, скорее всего, Тед их не вернет. Но он, тем не менее, одолжил ему эти деньги, потому что отказать в данном случае было труднее, чем лишиться тысячи долларов.
По той же самой причине три года назад ночью он заменил брата в разбитой машине и взял на себя вину за то, к чему был совершенно непричастен.
Потом ему было горько и обидно от того, как повел себя Кристофер, но «закон Кочинского» сработал и на сей раз, причем Джордан отдавал себе отчет, что дело тут не только в отношениях с братом, а в том, что он частично выплатил долг, назначенный ему еще их общим родителем, Джейкобом Марсалисом. Кристофер вырос в атмосфере богатства и презрения к отцу, Джордан же был окружен его любовью и потому – справедливо или нет – считал себя обязанным старшему брату. Они росли не вместе, но знали о существовании друг друга. Когда случай их свел, каждый уже выбрал в жизни свой путь. Единственное, что их объединяло, – это голубые глаза и витавшая над ними тень отца. Правда, они смотрели на нее под разным углом зрения.
Братья никогда не касались этой темы в разговорах, но оба понимали, что ее таким образом не вычеркнуть из сознания. По молчаливому согласию они оставили ее висеть над собой, как дамоклов меч, не зная, на чью голову он упадет.
Мир полон людей, покинувших отчий дом и мечтающих о возвращении. Джордан чувствовал, что путешествие, которое он сейчас отложил, на самом деле началось уже давно. Жизнь в Нью-Йорке была для него лишь долгой временной стоянкой, необходимой для того, чтобы рассчитаться с долгами.
Ведь сердце, странное сердце
Щемит и зовет уплыть…
В памяти Джордана внезапно всплыли слова песни Коннора Слейва, парня, который, в отличие от Джерри Хо, понимал, что совершать восхождение надо по самому крутому склону – не потому, что этот склон единственный, а потому, что сам он так устроен.
Перед ним резко затормозил «вольво», и водитель, высунувшись из окошка, напустился на ехавшего впереди. Джордан легко вывернул влево и обошел неожиданный затор в движении и в мыслях.
Миновав мост, он вырулил на Адамса и поехал до перекрестка с Фултон-стрит, оставив слева Бруклин-Хайтс – респектабельный квартал старых, великолепно отреставрированных домов – и неподражаемую панораму небоскребов Манхэттена.
Далее он двинулся на юг, в район, где обитал Джеймс Буррони, напарник по «делу Марсалиса», как его окрестили репортеры.
Он позвонил Джеймсу после очередных переговоров с Кристофером в Грейси-Мэншн. Джордан привык считать, что политические деятели живут в неприступном, бронированном кругу и, несмотря на свой публичный имидж, не способны быть просто людьми, а во всем остаются политиками.
Разговаривая с братом, Джордан впервые задал себе вопрос: действительно ли Кристофер хороший мэр или только в нужный момент оказался лучше своих соперников?
С тех пор как он увидел мертвого сына в карикатурной позе, на полу его ателье, Кристофер метался, как зверь в клетке, и Джордан до сих пор не мог понять – то ли это отцовская скорбь, то ли ярость по поводу собственного бессилия, которое он, как первый гражданин города, вынужден демонстрировать всему Нью-Йорку.
Так или иначе, лихорадочное расследование убийства Джеральда спустя две недели оказалось в полном тупике. Сыщики перекопали вдоль и поперек жизнь покойного и не нашли ни одного следа, ни одной зацепки. Между тем масс-медиа изощрялись в самых разных гипотезах. Они даже вытащили на свет тот старый случай на дороге и увязали его с демоническим гением покойного Джерри Хо.
Когда были исчерпаны факты, на смену им пришли фантазии.
К счастью, удалось обезвредить Лафайета Джонсона, пока он не наделал больших бед, упиваясь своей внезапной популярностью. Кристофер лично встретился с ним и уговорил держать язык за зубами с помощью единственно понятного тому аргумента – денег. Благодаря аналогичным мерам другие источники скандальной информации также не спешили подпитывать репортеров, и газетная шумиха осталась на мелководье досужих вымыслов.
Увы, недалеко от нее ушло и следствие.
Джордан припарковался на другой стороне от дома Буррони – первого на улице небольших, утопающих в зелени вилл. Заглушив мотор, он некоторое время разглядывал представшую ему постройку. То, что он увидел, его по меньшей мере озадачило. Он ожидал чего-то иного, чтоб не сказать – чего-нибудь получше.
Перед домом стоял белый «чероки» старой модели. Дверь дома отворилась, оттуда вышла женщина, ведя за руку мальчика лет десяти. Она – высокая блондинка с некрасивым, но выразительным и добрым лицом, а малыш – копия Буррони, никакого анализа ДНК не нужно.
Джордан тут же устыдился этой мысли, увидев металлический костыль на одной ноге мальчика. Слегка прихрамывая, он что-то оживленно рассказывал матери. Следом за ними, неся два чемодана, вышел Буррони.
Он поднял голову, увидел через дорогу человека на мотоцикле и на мгновение приостановился – видимо, узнал. Тем временем женщина с мальчиком уже дошли до машины и открыли дверцы.
Буррони уложил в багажник оба чемодана. Джордан дождался, пока он попрощается с женой и, чуть наклонившись, поправит на голове мальчика бейсболку. «Бывай, чемпион», – донеслись до него слова детектива. Затем Буррони обнял сына, но смотрел при этом на него, на Джордана.
Мать и сын уселись в машину; ребенок высунулся из окошка и помахал стоявшему на газоне отцу. Джордан взглядом проводил машину до перекрестка. Когда сзади замигал правый поворотник, он поставил мотоцикл на опору, снял шлем и перешел дорогу.
Джеймс Буррони выглядел смущенно, и это смущение передалось ему. Джордан понял, что застал детектива в момент слабости, которой тому не хотелось делиться с посторонними.
– Привет, Джордан. Чему обязан?
В тоне сквозила настороженность; его нельзя было назвать грубым, но и особой сердечности не чувствовалось. Буррони, видимо, пока непривычно было называть его по имени. В ходе совместного расследования их отношения не улучшились и не ухудшились – между ними по-прежнему не было никаких отношений. Оба воспринимали свое общение как временное и вынужденное.
«Раз я бросил первый камень, – решил Джордан, – мне же надо сделать и первый шаг».
– Здравствуй, Джеймс. Хочу с тобой поговорить. С глазу на глаз, как частное лицо. Уделишь мне минуту-другую?
Детектив кивнул в сторону, куда укатил джип.
– Жена и сын поехали отдыхать к свояченице, на взморье, в Порт-Честер. Так что в ближайшие две недели я свободен.
– Боюсь, двух недель у нас не будет, – тряхнул головой Джордан. – Ни у тебя, ни у меня.
– Даже так?
– Даже так.
Буррони вдруг опомнился: что ж они стоят на газоне в саду?…
– Заходи, выпьем чего-нибудь.
Не дожидаясь ответа, он повернулся и пошел к дому. Войдя за ним, Джордан огляделся. Обыкновенное американское жилище, куда люди возвращаются с работы, где позади дома есть непременный надувной бассейн, где по воскресеньям проходят традиционные обеды с барбекю и баночным пивом.
Где есть если не счастье, то хотя бы покой.
На тумбочке в прихожей стояла фотография Буррони с сыном. Объектив поймал мальчика в момент, когда тот решительно взмахнул бейсбольной битой.
Бывай, чемпион.
Буррони перехватил его взгляд, а Джордан сделал вид, что не заметил, как слегка надломился голос детектива.
– Сын спит и видит бейсбол.
– «Янки»?
– Кто ж еще!
Хозяин, пройдя из прихожей в гостиную, указал ему на диван.
– Садись. Чего тебе налить?
– Колы, если можно.
– Сейчас.
Буррони вышел и вскоре вернулся с подносом, на котором стояли две банки диетической колы и два стакана. Поставив поднос на столик по левую руку от Джордана, он уселся напротив в кожаное кресло, немного потертое, но, видимо, удобное.
– Говори.
– У тебя новостей нет?
Детектив покачал головой, открывая банку.
– Никаких. Я потряс агентов, вхожих в богемные круги, где вращался твой племянник. Ничего. Одно сплошное…
Он осекся и отхлебнул из стакана, видимо сообразив, что сморозил что-то не то.
– Не смущайся, – усмехнулся Джордан. – Я понял: одно сплошное дерьмо, да и от него никакого толку.
– Вот именно. Результаты вскрытия тебе известны. Эксперты ничего пока не накопали. Сам знаешь: много следов все равно что ни одного.
Джордан в ответ счел своим долгом посыпать голову пеплом.
– Мне тоже похвастаться нечем. Кручу эти комиксы и так и эдак, но так и не понял, какая связь может быть между моим племянником, Линусом и той, кому, судя по номеру на стене, предназначена роль Люси. К тому же мне непонятно, как репортерам удалось пронюхать то, что мы решили держать в секрете. Откуда, например, они узнали, что я занимаюсь этим делом?
– А что говорит мэр?
– Что он может сказать? Ведь это он меня попросил неофициально примкнуть к расследованию. На него самого давят. Даже если отставить в сторону личную трагедию, его положению не позавидуешь. Формула знакомая: как он защитит наших сыновей, если не смог защитить собственного? Политика – штука жестокая, Джеймс.
– Ну да, потому я до сих пор мотаюсь по городу, вместо того чтобы перекладывать бумажки в кабинете.
На сей раз Джордан глотнул из стакана, собираясь с духом, чтобы сказать главное. Поначалу он не считал это целью своего приезда, но теперь изменил мнение.
– Вот что я хочу тебе сказать, Джеймс. Будь уверен: как бы дело ни обернулось, я сделаю все, чтобы данное тебе обещание было выполнено.
Буррони помолчал, глядя на банку с колой, как будто мог вычитать на ней свой ответ.
– Ты прости меня за тогдашний наш разговор в кафе… – наконец выдавил он.
– Ерунда. Я тоже много всякого тебе наговорил. В горячке чего не скажешь.
Буррони покосился на фотографию сына, словно готовясь отразить удар биты, но мяч так до него и не долетел. Доля секунды, но от Джордана она не ускользнула.
Бывай, чемпион…
– Жизнь порой труднее, чем мы себе представляем.
– Так или иначе, все образуется. И не надо ничего объяснять.
Они молча обменялись взглядами. А когда вновь заговорили, это уже был разговор двух понимающих друг друга людей.
– Тебе тоже досталось, Джордан.
Джордан пожал плечами.
– Всем достается.
Он встал, взял с дивана шлем. Буррони поднялся вслед за ним. Он был пониже и помассивнее Джордана, но в домашней обстановке, без неизменной черной шляпы почему-то казался незащищенным.
– До свидания, Джеймс.
– Думаю, до скорого, – вздохнул детектив.
Несмотря на этот вздох, Джордан почувствовал, что Буррони уже не тяготит перспектива скорой встречи с ним.
Заводя мотоцикл и глядя сквозь козырек шлема на Джеймса Буррони, стоявшего в дверях дома, Джордан подумал, что, видимо, приезжал не зря.
Только что они сказали друг другу правду. Всем достается. Жизнь никого не пощадила – ни Буррони, ни Кристофера, ни его самого.
А если они не поторопятся, не пощадит и женщину, чье имя им пока неизвестно, но она уже стала движущейся мишенью в уме того, кто называет ее Люси.
15
Шандель Стюарт вскочила так стремительно, что гладкие черные волосы закрыли искаженное гневом лицо. Элегантное платье от Версаче вздернулось, обнажив длинные ноги, и двое мужчин на диване увидели полосу голого бедра над чулком.
– Какого хрена? Что вы мелете?
Голос прозвучал надменно, как у женщины, привыкшей повелевать без всяких к тому оснований. Испепелив собеседников взглядом, она резко повернулась, схватила с полки сигареты, сунула одну в зубы и прикурила с таким видом, будто намеревалась поджечь мир. Затем прошагала к большому – во всю стену – окну, которое выходило на веранду, повисшую над Центральным парком, и застыла спиной к мужчинам, выжигая сигарету и вместе с ней – клокотавшую в груди ярость.
За окном на летнем небе собирались грозовые облака, медленно, но верно отвоевывая пространство у солнечного света.
Джейсон Макайвори перевел глаза на Роберта Орлика, с которым они на паях владели адвокатской конторой «Макайвори, Орлик и компаньоны», занимающейся в основном наследственными делами. Шикарный офис фирмы находился в самом центре города, напротив парка Баттери. Компаньоны понимающе переглянулись: оба давно привыкли к выходкам и лексикону стоявшей перед ними дамы и устали мириться с ними.
Но, несмотря на усталость, оба лишь поерзали на диване и стали ждать, когда утихнет очередная буря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39