Получив доступ к воде и воздуху, микробы мгновенно размножаются, образуя кишащий многими миллионами ненасытный сгусток голодных живых существ, как щелок разъедающих живую плоть. Поврежденные стенки траншеи служили свидетельством попыток попавших в беду людей выбраться из этого коварного убежища. Из-под резиновой накидки высовывалась полуразложившаяся рука. Около двух лежавших на земле трупов Аркадий подобрал нетронутые сосуды с водой, сделал из рубашки маски, намочил и повязал их себе и Приблуде. Они двинулись дальше, уходя от надвигающегося дыма.
Они двигались, оставляя дым позади себя. В одном месте Аркадий споткнулся о край траншеи. Двигавшийся впереди Приблуда обернулся и схватил за руку, не дав ему упасть. Они продолжали брести по горящим равнинам, были свидетелями беспорядочно разбросанных щедрой рукой картин беды и героизма, гибели в бою, о чем не сообщила ни одна газета, за исключением, может быть, короткого абзаца о том, что где-то в Московской области ветром разнесло несколько горящих угольков.
Наконец они добрели до палисадника из обгоревших деревьев.
— Деваться некуда, всюду дым, — заныл Приблуда, вглядываясь в окружающую темноту. — Зачем вы привели сюда? Видите, деревья и здесь горят.
— Это не дым, а ночь. А вон звезды, — сказал Аркадий. — Мы спасены.
* * *
Огонь не тронул дом. Через несколько дней пошли дожди, страшные грозы погасили пожар. Снова играли в волейбол охранники, самолет привозил свежий провиант, даже мороженое. Кроме того, самолет доставил генерального прокурора, который так и не снял плаща и говорил, опустив голову и заложив руки за спину.
— Вы хотите, чтобы перед вами склонилась вся система правосудия. Вы всего лишь один человек, следователь, к тому же не из самых важных. Тем не менее ни доводы, ни убеждения не возымели на вас никакого действия. Нам в полном объеме известно о соучастии Асановой в преступной деятельности иностранного агента Осборна и изменников Бородина и Давидовой. Мы знаем, что вы утаиваете сведения об Асановой и своих отношениях с ней. Следователь, намеренно поступающий так, плюет в лицо своей стране. Но терпение кончается, и вы увидите, что на вас обрушится справедливый гнев.
На следующей неделе вернулся врач из клиники имени Сербского. Он далее не приглашал Аркадия, а отправился с Приблудой туда, что когда-то было огородом. Аркадий наблюдал из окна верхнего этажа. Доктор что-то говорил Приблуде, спорил с ним и наконец стал на чем-то настаивать. Он открыл портфель, показал Приблуде шприц, какими пользуются ветеринары, вручил ему портфель и сразу же вернулся на взлетную дорожку. Майор куда-то ушел.
Днем Приблуда постучался к Аркадию и пригласил его пойти по грибы. Несмотря на жару, он был в пиджаке, в руках два больших лукошка для грибов.
Меньше чем в получасе ходьбы находилась нетронутая огнем небольшая рощица. После дождей там как по волшебству появилась трава, расцвели цветы и почти за одну ночь появились грибы. Там было много столетних дубов, прикрывавших своей тенью покрытую мхом землю. Глаз грибника замечал каждый листок, выцветший кусочек коры, стебельки полевых цветов, неутомимых насекомых. Грибы уподоблялись животным, на которых охотятся, — маскировались, замирали, как зайчишки, заслышавшие шаги охотника. Они на мгновение высовывались и тут же исчезали из виду. Лучше всего их видно уголком глаза — там скромная коричневая шляпка, а тут среди листьев целая куча оранжевых шляпок, вот еще один морщинистый, как крошечный динозавр, а там еще один прячет свою красную головку. Их больше называли не по именам, а говорили, какие лучше мариновать, а какие солить, сушить, жарить, есть сырыми, с хлебом, в сметане, под водочку, да еще под какую — чистую, анисовую, тминную, с вишневой косточкой. У грибника таких разговоров хватало на весь год.
Приблуда с удовольствием ковырял землю, а Аркадий разглядывал его узкий лоб, челку седеющих каштановых волос, русский нос пятачком, покрытый бородавками подбородок, квадратную колоду фигуры, плохо пошитый пиджак, выпирающую из-под него кобуру. В лесу появились длинные тени, и Аркадий вспомнил, что они пропустили обед.
— Ничего, — успокоил Приблуда, — зато завтра попируем грибами. Смотрите, сколько набрал, — он открыл свое лукошко, полное самых разных грибов, подробно объясняя Аркадию, какой гриб на что годится и по каким праздникам его лучше всего подавать. — А что у вас?
Аркадий открыл свое лукошко и высыпал на землю свою дневную добычу — сплошь зеленовато-бледные грибы на тонких ножках.
Приблуда аж подскочил.
— Да это же поганки! Вы что, с ума сошли?
— Доктор приказал убить меня, — сказал Аркадий. — Вы не сделали этого по пути сюда, значит, убьете на обратном пути? Ждете, когда стемнеет? Как это будет — выстрел в голову или игла в руку? А почему бы не грибы?
— Прекратите!
— Не будет завтра пиршества, майор. Меня не будет в живых.
— Он не приказывал, а только советовал.
— Он что, сотрудник КГБ?
— Такой же майор, как и я.
— Он передал вам портфель.
— Я его спрятал. Так человека не убивают.
— Неважно как. Такое предложение является приказом.
— Я потребовал письменного приказа.
— Вы?!
— Да, я, — с вызовом ответил Приблуда. — Не верите?
— Тогда завтра поступит письменный приказ, и вы меня убьете. Какая разница?
— Сдается мне, что вокруг этого решения идут споры. Врач слишком торопится. Мне нужны конкретные письменные указания. Я не убийца. Я такой же человек, как и вы, — Приблуда поддал ногой поганки. — Я человек.
На обратном пути Приблуда выглядел более несчастным, чем Аркадий. Аркадий дышал полной грудью, словно хотел выпить до дна свежий ночной воздух. Он размышлял о свое старом враге, устало шагавшем рядом. Приблуда убьет его, как только получит письменный приказ, но он все же взял на себя риск, отказавшись исполнить его по первому слову. Для обреченного человека это была мелочь, но для Приблуды она имела значение — как-никак пятно на послужном списке.
— Венера, — показал Аркадий на яркую звезду у горизонта. — Вы из деревни, майор, должны знать звезды.
— Сейчас не время глядеть на звезды.
— А там Плеяды, — показал Аркадий. — Вот Цефей, над ним Рыбы, а вот Водолей. Чудесная ночь. Если не считать пожара, это первая ночь с тех пор, как я здесь, когда я не в доме, а вот там хвост Тельца.
— Вам бы надо было стать астрономом.
— Возможно.
Некоторое время они шли молча. Только звуки шагов, хруст обгоревшей земли да шелест травы. Появился дом, ярко озаренный желтыми огнями. Аркадий различал бегущих от дома людей с карманными фонарями и винтовками. Он отступил в тень, чтобы лучше видеть ночь.
— Мы все сходим с орбиты, майор. Все вместе. Кто-то притягивает меня, я притягиваю вас, кого притягиваете вы?
— Я должен знать одну вещь, — сказал Приблуда. — Если бы мы знали друг друга год назад, вы бы все равно не давали мне жизни?
— За двоих убитых на Клязьме?
— Да, — Приблуда серьезно посмотрел на Аркадия.
Аркадий слышал крики, хотя трудно было разобрать слова. Собственное затянувшееся молчание смущало его, а для Приблуды было просто невыносимым.
— Может быть, — ответил Приблуда на собственный вопрос, — если бы мы тогда были друзьями, я бы так не сделал.
Аркадий повернулся в сторону приближавшихся шагов, и ему в лицо ударил свет фонаря.
— Всякое бывает, — сказал он.
Один из охранников ударом приклада привычно сбил Аркадия с ног.
— У вас новые посетители, — сообщил другой Приблуде. — Обстановка меняется.
3
В октябре Аркадия самолетом доставили в Ленинград и привезли в здание, похожее на огромный музей. Это был Дворец пушнины. Его провели в обрамленный белыми колоннами амфитеатр, уставленный рядами столов и стульев. На сцене на возвышении ждали пять офицеров КГБ в форме — генерал и четыре полковника. Во Дворце стоял запах несвежего мяса.
Генерал принял иронический тон.
— Говорят, что здесь пахнет любовью, — он вздохнул. — А я бы предпочел поговорить о национальных интересах. Дело в том, Аркадий Васильевич, что каждый год сюда съезжаются коммерсанты со всех стран мира и, сидя за этими столами, тратят семьдесят миллионов долларов на советскую пушнину. Советский Союз — главный экспортер пушнины. И всегда им был. И дело здесь не в норках, они хуже американских, и не в рысях, их слишком мало, и не в каракуле, это в конечном счете всего лишь овчина. Дело в советском соболе. Соболь идет дороже золота, если брать грамм за грамм. Как, по-вашему, советское правительство должно отнестись к утрате монополии на соболя?
— У Осборна всего шесть соболей, — заметил Аркадий.
— Я поражен, и уже давно, как мало вы знаете! Как могло получиться, что так много людей — прокурор Москвы, немец Унманн, сотрудники госбезопасности и милиции — благодаря вам поплатились жизнью, а вы так мало знаете, — генерал задумчиво подергал ресницу. — Шесть соболей? С помощью помощника заместителя министра торговли Менделя мы установили, что в сговоре с его покойным отцом, заместителем министра торговли, американец Осборн лет пять назад похитил еще семь соболей. Это были обыкновенные соболи из подмосковных зверосовхозов. Мендели надеялись что Осборну не удастся развести зверьков высокой породы. Младший Мендель никогда не осмелился бы помочь американцу завладеть баргузинскими соболями. Он говорил об этом сам, и я ему верю.
— Где он сейчас?
— Он покончил с собой. Слабый был человек. Однако дело в том, что Осборн заполучил семь обыкновенных соболей целых пять лет назад. По нашим самым скромным оценкам, средний приплод составляет пятьдесят процентов в год, так что у него сейчас имеется примерно полсотни соболей. Его сговор с сибиряком Костей Бородиным дал ему еще шесть. Шесть самцов баргузинского соболя. Если придерживаться тех же оценок, через пять лет у Осборна будет минимум двести высокопородных соболей, а через десять лет — более двух тысяч. К тому времени, боюсь, нам придется забыть о нашей исторической монополии на соболя. Гражданин Ренко, почему, по-вашему, вы все еще живы?
— А Ирина Асанова жива? — спросил Аркадий.
— Да.
Аркадий начал кое-что понимать. Он не вернется в загородный дом и его не убьют.
— В таком случае мы к вашим услугам, — сказал он.
— Хорошо. Вы нам нужны.
— Где она?
— Вам нравится путешествовать? — мягко, словно боясь причинить боль, спросил генерал. — Хотелось ли вам когда-нибудь побывать в Америке?
Нью-Йорк
1
Первым впечатлением от Америки были ходовые огни танкера и сигнальные огни на клотиках рыболовных траулеров.
Уэсли, рослый лысеющий молодой человек, с гладкими, как булыжник, чертами лица, с которого не сходило ни к чему не обязывающее выражение любезности. На нем был синий костюм-тройка. Рот, щеки и подмышки Уэсли испускали лимонно-мятный аромат. В течение всего полета он, скрестив ноги, курил трубку и, бормоча под нос, отвечал на вопросы Аркадия. В нем было что-то от неуклюжего теленка-сосунка.
Они занимали в самолете целый отсек. Большинство остальных пассажиров составляли «заслуженные артисты», гастролирующие музыканты, шумно обсуждавшие часы и парфюмерию, которые они успели купить во время стоянки в аэропорту Орли. Аркадия там не выпустили.
— Вы понимаете, что означает слово «ответственность»? — спросил по-английски Уэсли.
Пассажиры сгрудились на одну сторону — самолет подлетал к суше: темные массивы полей рассекались тускло светящимися полосами.
— Это означает, что вы будете мне помогать? — спросил Аркадий.
— Это означает, что данную операцию проводит ФБР. Это означает, — серьезно добавил Уэсли, будто продавал что-то Аркадию, — что мы за вас отвечаем.
— Перед кем?
Всех пассажиров охватило детское возбуждение, когда самолет пролетел над первым американским населенным пунктом. Казалось, что он сплошь состоял из автомашин. Машины забили улицы и прижимались к домам, которые на вид были слишком велики для людей.
— Я рад, что вы задали этот вопрос. — Уэсли выбил трубку о пепельницу в подлокотнике. — Высылка — дело сложное, особенно в отношениях между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Нам и без того хватает осложнений. Вы понимаете, что такое «осложнение»?
Крутой спуск создавал иллюзию возрастающей скорости. Показалась скоростная автомагистраль — бесконечная вереница цветных дорожных огней — и исчезла в лабиринте обыкновенных автострад. Не верилось, что может быть столько мощеных дорог. Куда все они вели? Сколько же на них автомашин? Казалось, все население там, внизу, или просто ехало, или переезжало, или эвакуировалось.
— В Советском Союзе осложнением является все, что нежелательно, — ответил Аркадий.
— Вот именно!
Цепочки огней слились в торговые центры, улицы, лодочные стоянки. «РАСПРОДАЖА ПО СЛУЧАЮ ДНЯ БЛАГОДАРЕНИЯ» — гласила огромная вывеска. Над жилыми кварталами самолет снизился еще больше. В иллюминаторах появились подсвеченные изумрудные травяные площадки для игр. Позади домов голубели опустевшие плавательные бассейны. Теперь можно было разглядеть первого американца, глазевшего вверх, стоя в освещенных дверях дома.
— Позвольте сказать вам о нежелательном для нас осложнении, — сказал Уэсли. — Вы не можете перебежать. Если бы операцию проводил КГБ, тогда пожалуйста. Вы могли бы явиться к нам, и мы бы с радостью предоставили вам убежище. К примеру, любой на этом самолете может перебежать.
— А если они не хотят, а я захочу?
— Так вот, им можно, а вам нельзя, — ответил Уэсли.
Аркадий услышал толчок выпускаемых шасси. Он искал в улыбке Уэсли хотя бы частицу юмора.
— Вы, конечно, шутите, — заметил он.
— Ничуть, — ответил Уэсли. — Существует закон. Прежде чем разрешить перебежчику остаться в Соединенных Штатах, его дело рассматривается и решается в нашем бюро. В отношении вас уже принято решение, согласно которому вы не можете остаться в стране.
Аркадий подумал, что у него могут возникнуть трудности с языком.
— Но я же пока еще не пытался перебежать.
— В таком случае бюро с радостью возьмет на себя ответственность, — сказал Уэсли. — Пока вы не попытаетесь перебежать.
Аркадий приглядывался к агенту. С таким человеком он сталкивался впервые. Внешность была вполне человеческая — брови, ресницы, губы двигались как надо, но Аркадий подозревал, что под черепом, в коре головного мозга, помещался геометрически правильный рисунок складок.
— Если вы перебежите, то только к нам, — сказал Уэсли. — К кому бы вы ни перебежали, вас передадут в наши руки. И мы, разумеется, сразу вернем вас в Советский Союз. Так что пока вы в наших руках, совершенно бессмысленно перебегать к нам, не правда ли?
Авиалайнер пролетал над рядами ветхих домов, освещенных ужасными уличными фонарями. Улицы остались позади, и самолет сделал широкий вираж над заливом, а затем все небо закрыл залитый огнями остров. Из воды поднимались тысячи расточительных, как звезды, башен из света. Пассажиры по достоинству оценили это зрелище.
— Значит, вы не окажете мне содействие, — сказал Аркадий.
— Наоборот, помогу всем, что в моих силах, — ответил Уэсли.
За окнами замелькали посадочные огни. Самолет коснулся земли и стал тормозить.
К тому времени, когда самолет подрулил к стоянке «Пан Америкэн», проход был забит музыкантами, их инструментами, свертками с подарками и авоськами с провизией. Русские напускали на лица безразличие к американской технике, и, хотя все проходили мимо Аркадия и Уэсли, никто на них не взглянул. Теперь, когда они были всего в нескольких шагах от потрясающего перехода, напрямую соединяющего самолет со зданием аэровокзала, никто не желал подвергнуться пагубному влиянию Америки. Все оглядывались друг на друга.
Когда все пассажиры покинули самолет и обслуживающий персонал, проникнув в самолет через хвостовую дверь, рассыпался по салонам, Уэсли по служебному трапу вывел Аркадия на бетонированную площадку под хвостовыми двигателями «Ильюшина». Свистели двигатели, мерцали красные хвостовые огни. Неужели самолет сразу возвращается в Москву, удивился Аркадий. Уэсли тронул его за плечо и указал на автомобиль, направляющийся к ним по взлетной полосе.
Они не проходили американскую таможню. Машина выехала через ворота прямо на скоростную автостраду.
— Мы с вашими людьми обо всем договорились, — сказал Уэсли, удобно устраиваясь на заднем сиденье рядом с Аркадием.
— С моими людьми?
— С КГБ.
— Я не из КГБ.
— КГБ утверждает то же самое. Другого мы и не ожидали.
По сторонам дороги мелькали брошенные машины. Не оставленные недавно, а развалины, словно со времен давно прошедших войн. На одной было написано: «Свободу Пуэрто-Рико». По шоссе мчались машины бесчисленных марок и цветов. Водители тоже были всех цветов кожи. Впереди виднелся все тот же потрясающий городской силуэт, что был виден из самолета.
— О чем же вы договорились с КГБ?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Они двигались, оставляя дым позади себя. В одном месте Аркадий споткнулся о край траншеи. Двигавшийся впереди Приблуда обернулся и схватил за руку, не дав ему упасть. Они продолжали брести по горящим равнинам, были свидетелями беспорядочно разбросанных щедрой рукой картин беды и героизма, гибели в бою, о чем не сообщила ни одна газета, за исключением, может быть, короткого абзаца о том, что где-то в Московской области ветром разнесло несколько горящих угольков.
Наконец они добрели до палисадника из обгоревших деревьев.
— Деваться некуда, всюду дым, — заныл Приблуда, вглядываясь в окружающую темноту. — Зачем вы привели сюда? Видите, деревья и здесь горят.
— Это не дым, а ночь. А вон звезды, — сказал Аркадий. — Мы спасены.
* * *
Огонь не тронул дом. Через несколько дней пошли дожди, страшные грозы погасили пожар. Снова играли в волейбол охранники, самолет привозил свежий провиант, даже мороженое. Кроме того, самолет доставил генерального прокурора, который так и не снял плаща и говорил, опустив голову и заложив руки за спину.
— Вы хотите, чтобы перед вами склонилась вся система правосудия. Вы всего лишь один человек, следователь, к тому же не из самых важных. Тем не менее ни доводы, ни убеждения не возымели на вас никакого действия. Нам в полном объеме известно о соучастии Асановой в преступной деятельности иностранного агента Осборна и изменников Бородина и Давидовой. Мы знаем, что вы утаиваете сведения об Асановой и своих отношениях с ней. Следователь, намеренно поступающий так, плюет в лицо своей стране. Но терпение кончается, и вы увидите, что на вас обрушится справедливый гнев.
На следующей неделе вернулся врач из клиники имени Сербского. Он далее не приглашал Аркадия, а отправился с Приблудой туда, что когда-то было огородом. Аркадий наблюдал из окна верхнего этажа. Доктор что-то говорил Приблуде, спорил с ним и наконец стал на чем-то настаивать. Он открыл портфель, показал Приблуде шприц, какими пользуются ветеринары, вручил ему портфель и сразу же вернулся на взлетную дорожку. Майор куда-то ушел.
Днем Приблуда постучался к Аркадию и пригласил его пойти по грибы. Несмотря на жару, он был в пиджаке, в руках два больших лукошка для грибов.
Меньше чем в получасе ходьбы находилась нетронутая огнем небольшая рощица. После дождей там как по волшебству появилась трава, расцвели цветы и почти за одну ночь появились грибы. Там было много столетних дубов, прикрывавших своей тенью покрытую мхом землю. Глаз грибника замечал каждый листок, выцветший кусочек коры, стебельки полевых цветов, неутомимых насекомых. Грибы уподоблялись животным, на которых охотятся, — маскировались, замирали, как зайчишки, заслышавшие шаги охотника. Они на мгновение высовывались и тут же исчезали из виду. Лучше всего их видно уголком глаза — там скромная коричневая шляпка, а тут среди листьев целая куча оранжевых шляпок, вот еще один морщинистый, как крошечный динозавр, а там еще один прячет свою красную головку. Их больше называли не по именам, а говорили, какие лучше мариновать, а какие солить, сушить, жарить, есть сырыми, с хлебом, в сметане, под водочку, да еще под какую — чистую, анисовую, тминную, с вишневой косточкой. У грибника таких разговоров хватало на весь год.
Приблуда с удовольствием ковырял землю, а Аркадий разглядывал его узкий лоб, челку седеющих каштановых волос, русский нос пятачком, покрытый бородавками подбородок, квадратную колоду фигуры, плохо пошитый пиджак, выпирающую из-под него кобуру. В лесу появились длинные тени, и Аркадий вспомнил, что они пропустили обед.
— Ничего, — успокоил Приблуда, — зато завтра попируем грибами. Смотрите, сколько набрал, — он открыл свое лукошко, полное самых разных грибов, подробно объясняя Аркадию, какой гриб на что годится и по каким праздникам его лучше всего подавать. — А что у вас?
Аркадий открыл свое лукошко и высыпал на землю свою дневную добычу — сплошь зеленовато-бледные грибы на тонких ножках.
Приблуда аж подскочил.
— Да это же поганки! Вы что, с ума сошли?
— Доктор приказал убить меня, — сказал Аркадий. — Вы не сделали этого по пути сюда, значит, убьете на обратном пути? Ждете, когда стемнеет? Как это будет — выстрел в голову или игла в руку? А почему бы не грибы?
— Прекратите!
— Не будет завтра пиршества, майор. Меня не будет в живых.
— Он не приказывал, а только советовал.
— Он что, сотрудник КГБ?
— Такой же майор, как и я.
— Он передал вам портфель.
— Я его спрятал. Так человека не убивают.
— Неважно как. Такое предложение является приказом.
— Я потребовал письменного приказа.
— Вы?!
— Да, я, — с вызовом ответил Приблуда. — Не верите?
— Тогда завтра поступит письменный приказ, и вы меня убьете. Какая разница?
— Сдается мне, что вокруг этого решения идут споры. Врач слишком торопится. Мне нужны конкретные письменные указания. Я не убийца. Я такой же человек, как и вы, — Приблуда поддал ногой поганки. — Я человек.
На обратном пути Приблуда выглядел более несчастным, чем Аркадий. Аркадий дышал полной грудью, словно хотел выпить до дна свежий ночной воздух. Он размышлял о свое старом враге, устало шагавшем рядом. Приблуда убьет его, как только получит письменный приказ, но он все же взял на себя риск, отказавшись исполнить его по первому слову. Для обреченного человека это была мелочь, но для Приблуды она имела значение — как-никак пятно на послужном списке.
— Венера, — показал Аркадий на яркую звезду у горизонта. — Вы из деревни, майор, должны знать звезды.
— Сейчас не время глядеть на звезды.
— А там Плеяды, — показал Аркадий. — Вот Цефей, над ним Рыбы, а вот Водолей. Чудесная ночь. Если не считать пожара, это первая ночь с тех пор, как я здесь, когда я не в доме, а вот там хвост Тельца.
— Вам бы надо было стать астрономом.
— Возможно.
Некоторое время они шли молча. Только звуки шагов, хруст обгоревшей земли да шелест травы. Появился дом, ярко озаренный желтыми огнями. Аркадий различал бегущих от дома людей с карманными фонарями и винтовками. Он отступил в тень, чтобы лучше видеть ночь.
— Мы все сходим с орбиты, майор. Все вместе. Кто-то притягивает меня, я притягиваю вас, кого притягиваете вы?
— Я должен знать одну вещь, — сказал Приблуда. — Если бы мы знали друг друга год назад, вы бы все равно не давали мне жизни?
— За двоих убитых на Клязьме?
— Да, — Приблуда серьезно посмотрел на Аркадия.
Аркадий слышал крики, хотя трудно было разобрать слова. Собственное затянувшееся молчание смущало его, а для Приблуды было просто невыносимым.
— Может быть, — ответил Приблуда на собственный вопрос, — если бы мы тогда были друзьями, я бы так не сделал.
Аркадий повернулся в сторону приближавшихся шагов, и ему в лицо ударил свет фонаря.
— Всякое бывает, — сказал он.
Один из охранников ударом приклада привычно сбил Аркадия с ног.
— У вас новые посетители, — сообщил другой Приблуде. — Обстановка меняется.
3
В октябре Аркадия самолетом доставили в Ленинград и привезли в здание, похожее на огромный музей. Это был Дворец пушнины. Его провели в обрамленный белыми колоннами амфитеатр, уставленный рядами столов и стульев. На сцене на возвышении ждали пять офицеров КГБ в форме — генерал и четыре полковника. Во Дворце стоял запах несвежего мяса.
Генерал принял иронический тон.
— Говорят, что здесь пахнет любовью, — он вздохнул. — А я бы предпочел поговорить о национальных интересах. Дело в том, Аркадий Васильевич, что каждый год сюда съезжаются коммерсанты со всех стран мира и, сидя за этими столами, тратят семьдесят миллионов долларов на советскую пушнину. Советский Союз — главный экспортер пушнины. И всегда им был. И дело здесь не в норках, они хуже американских, и не в рысях, их слишком мало, и не в каракуле, это в конечном счете всего лишь овчина. Дело в советском соболе. Соболь идет дороже золота, если брать грамм за грамм. Как, по-вашему, советское правительство должно отнестись к утрате монополии на соболя?
— У Осборна всего шесть соболей, — заметил Аркадий.
— Я поражен, и уже давно, как мало вы знаете! Как могло получиться, что так много людей — прокурор Москвы, немец Унманн, сотрудники госбезопасности и милиции — благодаря вам поплатились жизнью, а вы так мало знаете, — генерал задумчиво подергал ресницу. — Шесть соболей? С помощью помощника заместителя министра торговли Менделя мы установили, что в сговоре с его покойным отцом, заместителем министра торговли, американец Осборн лет пять назад похитил еще семь соболей. Это были обыкновенные соболи из подмосковных зверосовхозов. Мендели надеялись что Осборну не удастся развести зверьков высокой породы. Младший Мендель никогда не осмелился бы помочь американцу завладеть баргузинскими соболями. Он говорил об этом сам, и я ему верю.
— Где он сейчас?
— Он покончил с собой. Слабый был человек. Однако дело в том, что Осборн заполучил семь обыкновенных соболей целых пять лет назад. По нашим самым скромным оценкам, средний приплод составляет пятьдесят процентов в год, так что у него сейчас имеется примерно полсотни соболей. Его сговор с сибиряком Костей Бородиным дал ему еще шесть. Шесть самцов баргузинского соболя. Если придерживаться тех же оценок, через пять лет у Осборна будет минимум двести высокопородных соболей, а через десять лет — более двух тысяч. К тому времени, боюсь, нам придется забыть о нашей исторической монополии на соболя. Гражданин Ренко, почему, по-вашему, вы все еще живы?
— А Ирина Асанова жива? — спросил Аркадий.
— Да.
Аркадий начал кое-что понимать. Он не вернется в загородный дом и его не убьют.
— В таком случае мы к вашим услугам, — сказал он.
— Хорошо. Вы нам нужны.
— Где она?
— Вам нравится путешествовать? — мягко, словно боясь причинить боль, спросил генерал. — Хотелось ли вам когда-нибудь побывать в Америке?
Нью-Йорк
1
Первым впечатлением от Америки были ходовые огни танкера и сигнальные огни на клотиках рыболовных траулеров.
Уэсли, рослый лысеющий молодой человек, с гладкими, как булыжник, чертами лица, с которого не сходило ни к чему не обязывающее выражение любезности. На нем был синий костюм-тройка. Рот, щеки и подмышки Уэсли испускали лимонно-мятный аромат. В течение всего полета он, скрестив ноги, курил трубку и, бормоча под нос, отвечал на вопросы Аркадия. В нем было что-то от неуклюжего теленка-сосунка.
Они занимали в самолете целый отсек. Большинство остальных пассажиров составляли «заслуженные артисты», гастролирующие музыканты, шумно обсуждавшие часы и парфюмерию, которые они успели купить во время стоянки в аэропорту Орли. Аркадия там не выпустили.
— Вы понимаете, что означает слово «ответственность»? — спросил по-английски Уэсли.
Пассажиры сгрудились на одну сторону — самолет подлетал к суше: темные массивы полей рассекались тускло светящимися полосами.
— Это означает, что вы будете мне помогать? — спросил Аркадий.
— Это означает, что данную операцию проводит ФБР. Это означает, — серьезно добавил Уэсли, будто продавал что-то Аркадию, — что мы за вас отвечаем.
— Перед кем?
Всех пассажиров охватило детское возбуждение, когда самолет пролетел над первым американским населенным пунктом. Казалось, что он сплошь состоял из автомашин. Машины забили улицы и прижимались к домам, которые на вид были слишком велики для людей.
— Я рад, что вы задали этот вопрос. — Уэсли выбил трубку о пепельницу в подлокотнике. — Высылка — дело сложное, особенно в отношениях между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Нам и без того хватает осложнений. Вы понимаете, что такое «осложнение»?
Крутой спуск создавал иллюзию возрастающей скорости. Показалась скоростная автомагистраль — бесконечная вереница цветных дорожных огней — и исчезла в лабиринте обыкновенных автострад. Не верилось, что может быть столько мощеных дорог. Куда все они вели? Сколько же на них автомашин? Казалось, все население там, внизу, или просто ехало, или переезжало, или эвакуировалось.
— В Советском Союзе осложнением является все, что нежелательно, — ответил Аркадий.
— Вот именно!
Цепочки огней слились в торговые центры, улицы, лодочные стоянки. «РАСПРОДАЖА ПО СЛУЧАЮ ДНЯ БЛАГОДАРЕНИЯ» — гласила огромная вывеска. Над жилыми кварталами самолет снизился еще больше. В иллюминаторах появились подсвеченные изумрудные травяные площадки для игр. Позади домов голубели опустевшие плавательные бассейны. Теперь можно было разглядеть первого американца, глазевшего вверх, стоя в освещенных дверях дома.
— Позвольте сказать вам о нежелательном для нас осложнении, — сказал Уэсли. — Вы не можете перебежать. Если бы операцию проводил КГБ, тогда пожалуйста. Вы могли бы явиться к нам, и мы бы с радостью предоставили вам убежище. К примеру, любой на этом самолете может перебежать.
— А если они не хотят, а я захочу?
— Так вот, им можно, а вам нельзя, — ответил Уэсли.
Аркадий услышал толчок выпускаемых шасси. Он искал в улыбке Уэсли хотя бы частицу юмора.
— Вы, конечно, шутите, — заметил он.
— Ничуть, — ответил Уэсли. — Существует закон. Прежде чем разрешить перебежчику остаться в Соединенных Штатах, его дело рассматривается и решается в нашем бюро. В отношении вас уже принято решение, согласно которому вы не можете остаться в стране.
Аркадий подумал, что у него могут возникнуть трудности с языком.
— Но я же пока еще не пытался перебежать.
— В таком случае бюро с радостью возьмет на себя ответственность, — сказал Уэсли. — Пока вы не попытаетесь перебежать.
Аркадий приглядывался к агенту. С таким человеком он сталкивался впервые. Внешность была вполне человеческая — брови, ресницы, губы двигались как надо, но Аркадий подозревал, что под черепом, в коре головного мозга, помещался геометрически правильный рисунок складок.
— Если вы перебежите, то только к нам, — сказал Уэсли. — К кому бы вы ни перебежали, вас передадут в наши руки. И мы, разумеется, сразу вернем вас в Советский Союз. Так что пока вы в наших руках, совершенно бессмысленно перебегать к нам, не правда ли?
Авиалайнер пролетал над рядами ветхих домов, освещенных ужасными уличными фонарями. Улицы остались позади, и самолет сделал широкий вираж над заливом, а затем все небо закрыл залитый огнями остров. Из воды поднимались тысячи расточительных, как звезды, башен из света. Пассажиры по достоинству оценили это зрелище.
— Значит, вы не окажете мне содействие, — сказал Аркадий.
— Наоборот, помогу всем, что в моих силах, — ответил Уэсли.
За окнами замелькали посадочные огни. Самолет коснулся земли и стал тормозить.
К тому времени, когда самолет подрулил к стоянке «Пан Америкэн», проход был забит музыкантами, их инструментами, свертками с подарками и авоськами с провизией. Русские напускали на лица безразличие к американской технике, и, хотя все проходили мимо Аркадия и Уэсли, никто на них не взглянул. Теперь, когда они были всего в нескольких шагах от потрясающего перехода, напрямую соединяющего самолет со зданием аэровокзала, никто не желал подвергнуться пагубному влиянию Америки. Все оглядывались друг на друга.
Когда все пассажиры покинули самолет и обслуживающий персонал, проникнув в самолет через хвостовую дверь, рассыпался по салонам, Уэсли по служебному трапу вывел Аркадия на бетонированную площадку под хвостовыми двигателями «Ильюшина». Свистели двигатели, мерцали красные хвостовые огни. Неужели самолет сразу возвращается в Москву, удивился Аркадий. Уэсли тронул его за плечо и указал на автомобиль, направляющийся к ним по взлетной полосе.
Они не проходили американскую таможню. Машина выехала через ворота прямо на скоростную автостраду.
— Мы с вашими людьми обо всем договорились, — сказал Уэсли, удобно устраиваясь на заднем сиденье рядом с Аркадием.
— С моими людьми?
— С КГБ.
— Я не из КГБ.
— КГБ утверждает то же самое. Другого мы и не ожидали.
По сторонам дороги мелькали брошенные машины. Не оставленные недавно, а развалины, словно со времен давно прошедших войн. На одной было написано: «Свободу Пуэрто-Рико». По шоссе мчались машины бесчисленных марок и цветов. Водители тоже были всех цветов кожи. Впереди виднелся все тот же потрясающий городской силуэт, что был виден из самолета.
— О чем же вы договорились с КГБ?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48